так:
   Жило-было на свете Одно Общепринятое Утверждение.  И  были  у  него,  как
водится,  свои  маленькие  исключения.  Но  годы  шли,   исключения   росли,
расползались безобразными пятнами по телу родителя - и спустя какое-то время
превратили и его, и  себя  уже  в  Абсолютно  Другое,  чуть  ли  даже  не  в
Совершенно Обратное Утверждение.  Тоже,  разумеется,  со  своими  маленькими
исключениями... Черт его знает, как еще лучше выразиться. Но  именно  так  и
выглядело  это  здание.  Сильнее  всего  оно  смахивало  на   доисторическую
рептилию, чье тело в результате  беспорядочных  мутаций  -  зигзагов  слепой
эволюции - развилось до ненормальных, ей самой мешавших размеров.
   По первоначальному плану здесь, видимо, имелся в виду  европейский  стиль
периода Мэйдзи. Над высокой классической аркой парадного  хода  громоздилось
двухэтажное строение в кремовых тонах. Старомодные  узкие  окна  с  двойными
рамами. Стены много раз перекрашивали. Крыша, как полагается,  была  покрыта
листовой медью,  а  водостоки  проложены  с  хитроумием  и  основательностью
строителей римского водопровода. В общем, что касается самого дома,  он  был
вовсе не так и плох. Что ни говори,  в  нем  ощущалось  какое-то  утонченное
благородство старого доброго времени.
   Но уже справа от главного здания какому-то другому весельчаку-архитектору
взбрело в голову пристроить еще два крыла - поменьше, но, по возможности,  в
том же стиле и той же расцветки. Задумка сама по себе неплохая, но результат
оказался плачевным: пристройки эти ни по цвету, ни по духу с главным зданием
не совпадали. Впечатление было такое, как если бы кто-то  додумался  смешать
шербет со спаржей и подать эту несуразицу к  столу  на  красивом  серебряном
блюде. В таком виде сей абсурд простоял,  вероятно,  не  один  десяток  лет,
после чего с самого боку к нему прилепили еще и  башенку-флигель  из  серого
камня.  При  этом  на  верхушку   флигеля   насадили   металлический   шпиль
декоративного громоотвода. Явный ляпсус: первая же молния, попади она в  эту
штуку, спалила бы все здание с потрохами.
   Крытый  переход  вел  из  флигеля  к  еще  одному  строению.  Как  и  все
предыдущее, этот суррогат архитектуры был также отмечен печатью Абсурда,  но
здесь, по крайней мере, ощущалась некая тематическая завершенность.  Назовем
это "идейным самосопротивлением": именно такой  вид  мировой  скорби  глодал
душу осла, который, стоя меж двух  одинаковых  стогов  сена,  никак  не  мог
выбрать, с какого начать - да так и сдох с голодухи.
   Слева же от главного здания - резким контрастом ко  всему,  что  я  видел
справа, - тянулись стены одноэтажного японского особняка. С живой изгородью,
заботливо ухоженными сосенками и великолепными верандами, прямыми и длинными
- хоть устраивай кегельбан.
   Как бы то ни было, весь пейзаж смотрелся с холма точно странный фильм  из
трех разных частей вперемежку с рекламой. И  если  предположить,  что  фильм
этот снимали продуманно, в течение многих лет, с осознанной  целью:  сгонять
со зрителя сонливость и хмель, - то я бы сказал, расчет режиссера  полностью
оправдался. Хотя, конечно, никакого особого  умысла  здесь  быть  не  могло.
Просто вот так и бывает, когда кучку посредственностей, рожденных  в  разных
эпохах, связывает один капитал.
   Изучение усадьбы и ее окрестностей отняло у меня куда больше времени, чем
я ожидал. Не успел я подумать об  этом,  как  заметил,  что  все  это  время
водитель простоял рядом со мной, уставившись в часы на руке. При этом в позе
его чувствовалось что-то чересчур отшлифованное. Можно  было  подумать,  что
каждый гость, которого он доставлял сюда, выходил из  машины  точнехонько  в
том же месте,  где  вышел  я,  точно  так  же  остолбеневал  и  с  таким  же
ошарашенным видом разглядывал этот странный пейзаж.
   - Если хотите  еще  посмотреть  -  пожалуйста,  можно  не  торопиться,  -
промолвил водитель. - Есть целых восемь минут.
   - Просторное местечко!... - сказал я.  Ничего  более  подходящего  мне  в
голову не пришло.
   - Три тысячи двести пятьдесят цубо <Цубо - мера площади = 3,  3  кв.м.  В
данном случае имеется в виду территория площадью около 1, 1 га>,  -  сообщил
водитель.
   - А действующего вулкана у вас тут случайно нет? - попытался я  пошутить.
Шутка, разумеется, повисла в воздухе. В этом месте никто никогда  не  шутил.
Так прошло еще восемь минут.

***

   От парадного входа меня провели направо в небольшой, метра три на четыре,
кабинет в  европейском  стиле.  До  головокружения  высокий  потолок;  между
стенами и потолком бежала замысловатая фигурная лепка. Из мебели  в  комнате
стояли антикварного вида стол и пара диванов, а на  стене  висел  натюрморт,
демонстрировавший, до чего способен дойти реализм в  своем  апогее.  Яблоки,
цветочная  ваза  и  нож  для  разрезанья  бумаги.   Видимо,   предполагалось
раскалывать яблоки вазой, а после ножом для бумаги обдирать кожуру.  Огрызки
и семечки - выбрасывать в ту же вазу. Полураспахнутые занавески  из  толстой
ткани и  тюль  по  обеим  сторонам  окна  аккуратно  подобраны  и  подвязаны
шнурками. В окне между ними виднелся  вполне  симпатичный  уголок  японского
сада. Натертый дубовый паркет переливался бликами самых  приятных  оттенков.
Половину комнаты занимал роскошный ковер, и хотя цвета его заметно  поблекли
от времени, длина ворса осталась такой, будто на  него  никогда  не  ступала
нога человека. Неплохая комната. Совсем неплохая.
   Вошла  средних  лет  горничная  в  кимоно,  поставила  на  стол  бокал  с
грейпфрутовым соком и удалилась,  не  промолвив  ни  слова.  Дверь  тихонько
защелкнулась у нее за спиной, и воцарилась мертвая тишина.
   На столе я увидел серебряный набор: сигаретница,  пепельница,  зажигалка.
Точь-в-точь как в машине. На каждом  из  предметов  красовался  все  тот  же
овечий герб... Я достал из кармана свои сигареты  с  фильтром,  прикурил  от
серебряной зажигалки, затянулся, выпустил в высокий  потолок  длинную  струю
дыма. И принялся за грейпфрутовый сок.
   Десять минут спустя дверь снова отворилась, и в  комнату  вошел  высокого
роста мужчина в черном  костюме.  Ни  "добро  пожаловать",  ни  "извините  -
заставил ждать", ни чего-либо другого он не сказал. Я тоже молчал. Он сел на
диван напротив и, чуть склонив голову набок, принялся  разглядывать  меня  с
видом человека, определяющего цену товара на глаз. Мой  напарник  был  прав:
выражение на этом лице отсутствовало напрочь.
   Так прошло еще какое-то время.

Часть пятая
ПИСЬМА КРЫСЫ И ТО, ЧТО ЗА НИМИ ПОСЛЕДОВАЛО

1
ПЕРВОЕ ПИСЬМО КРЫСЫ

   (штемпель: 21 декабря 1977 года)
   Ну, как дела?
   Давненько же мы с тобой не виделись! Сколько лет-то прошло? В каком  году
это было?...
   Все хуже ориентируюсь в датах и числах. Кажется,  будто  странная  черная
птица мечется, хлопает крыльями над  моей  головой  -  и  я  никак  не  могу
сосредоточиться и сосчитать до трех. Так что извини, но лучше тебе посчитать
самому. То, что я  тогда,  не  сказав  никому,  внезапно  уехал  из  города,
наверное, и тебе доставило немало проблем. Или, может, тебя задело, что я не
сообщил об этом даже тебе? Сколько раз уже я собирался объясниться с тобой -
и не мог. Сколько писем писал - да рвал одно за другим.  Но,  я  думаю,  это
естественно: разве можно объяснить кому-то другому то, что не удается толком
объяснить самому себе? Вряд ли.
   Никогда не умел писать писем как следует. То  порядок  мыслей  с  ног  на
голову, то доводы выводам не соответствуют, то еще  что-нибудь.  Получается,
что, пытаясь изложить мысли на бумаге, я лишь  еще  больше  запутываюсь.  Не
говоря уже о том, что мне недостает чувства  юмора,  и  я  частенько  бросаю
письмо, своим занудством себе же и надоев.
   Хотя, положим, человеку, умеющему как следует писать письма,  нет  особой
надобности этим заниматься. Ведь ему уже заранее  известно,  что  и  как  он
хочет сказать - и потому он может преспокойно оставаться живым внутри своего
контекста. Но это, разумеется, моя личная точка зрения. Может быть, на самом
деле жизнь в собственном контексте - вещь вовсе и невозможная. Сейчас  очень
холодно, у меня коченеют руки. Я не чувствую, что это - мои руки. Даже мозги
в голове - и те словно чужие. Падает снег. Снег, похожий  на  чьи-то  мозги.
Валит и валит, становясь, как и чьи-то мозги, все глубже, все непролазнее...
(Что за бред я несу?)
   Если не считать холодов - жизнь у меня в полном порядке.  У  тебя-то  там
как? Я не буду сообщать тебе мой нынешний адрес; не обижайся. Причина  здесь
вовсе не в том, что я хочу от тебя что-то скрыть. Пойми меня,  если  можешь.
Для меня это - очень деликатная проблема. Мне кажется, сообщи  я  тебе  свой
адрес - и внутри меня моментально что-то  изменится.  Не  могу  как  следует
объяснить... По-моему, ты всегда хорошо понимал те вещи, которые я  не  умел
как следует объяснить. Вот только чем больше ты понимал  меня,  тем  хуже  у
меня получалось выражать свои мысли словами. Видимо, тут у меня  с  рождения
какой-то мелкий изъян.
   Конечно, у всех есть свои изъяны.
   Но, видишь ли, величайший из моих изъянов как раз и  заключается  в  том,
что стоит мне выявить в душе какой-нибудь совсем небольшой  изъянчик  -  как
тот сразу начинает неудержимо расти. Иначе говоря  -  внутри  у  меня  прямо
какая-то птицеферма. Снесла  курочка  яичко,  а  оно  превратилось  в  новую
курочку, которая тоже снесла яичко... Вот так и плодятся изъяны  в  душе,  и
поражаешься: да разве может так жить человек - в постоянной попытке удержать
весь их огромный, расползающийся рой жалким обхватом растопыренных рук? Но в
том-то и дело, что - может. В этом вся и беда.
   Так или иначе, адреса своего я тебе сообщать не стану.  Уверен,  что  так
будет лучше. И для меня, и для тебя.
   ...Нам  с  тобой,  наверное,  следовало  родиться  где-нибудь  в   России
девятнадцатого столетия. Мне - князем Таким-то, тебе - графом  Сяким-то.  На
пару охотиться, стреляться  на  дуэлях,  соперничать  в  любовных  интригах,
страдать  метафизическими  душевными  муками  и  потягивать  пиво,  созерцая
черноморский  закат.  На  склоне  лет  оказаться  замешанными   в   заговоре
каких-нибудь очередных мартобристов,  пойти  по  этапу  в  Сибирь  -  и  там
помереть... Замечательно было бы - ты не находишь? Родись я в  девятнадцатом
веке - наверняка, и писал бы куда приличнее. Пусть не  как  Достоевский,  на
порядок пониже - но достаточно солидно для признания в свете. Что  бы  делал
ты? Скорее всего, просто графствовал себе помаленьку. "Просто  граф"  -  это
ведь тоже неплохо. Очень даже в духе  столетия...  Ладно,  хватит  фантазий.
Вернемся в двадцатый век.
   Поговорим о провинциальных городах.
   Не о тех, где мы родились, а обо всяких  других.  На  свете,  знаешь  ли,
существует несметное количество провинциальных городков. И в каждом  из  них
обязательно есть что-то, о чем мы и слыхом не  слыхивали;  собственно,  этим
они меня  всегда  и  притягивали.  Из-за  этой  тяги  за  последние  годы  я
прокочевал по великому множеству  таких  вот  маленьких  городишек.  Сев  на
первый  попавшийся  поезд,  я  отправлялся,  куда  Бог  пошлет,  выходил  на
случайной станции - и видел перед собой: маленький кольцевой разъезд,  карту
городка на железном щите и прямо по курсу - торговый квартал с  притиснутыми
друг к дружке лавками и ресторанчиками. Картина одинаковая везде, куда бы  я
не приехал. Одинаковая - до выражений на собачьих мордах. Описав пешком круг
по городу, я заходил в контору  по  сдаче  жилья  и  подбирал  себе  пансион
подешевле. Известное дело, при первом знакомстве маленький, замкнутый в себе
городишко не пылал особым доверием к чужакам вроде  меня.  Ну,  да  ты  меня
знаешь: когда приспичит, я неплохо приспосабливаюсь к обстановке; дай мне 15
минут - и я сумею поладить с большинством окружающих. Так  что  и  с  жильем
вопросы решались сразу, и любые сведения о жизни вокруг, когда нужно, всегда
оказывались под рукой. Дальше нужно было найти работу. Для этого, опять  же,
необходимо завести как можно больше знакомств. Ты, наверное, посчитал бы это
чересчур утомительным (я и сам порой не знал,  куда  от  скуки  деваться)  -
пускаться во все тяжкие, чтобы найти работу на какие-то четыре  месяца.  Но,
скажу тебе, "стать своим" в таком городишке совсем  несложно.  Первым  делом
вычисляется  место,  где  собирается  молодежь,  какая-нибудь  кофейня   или
закусочная (в любом городе есть что-то в этом роде - как колодец в деревне).
Там, примелькавшись, заводишь приятелей, которые и знакомят тебя с очередным
работодателем. Имя и биография, понятно, сочиняются всякий  раз,  исходя  из
ситуации. Ты просто не представляешь, каким  количеством  имен  и  биографий
обзавелся я за последние годы! Иногда даже трудно вспомнить,  кто  я  был  в
прошлом на самом деле.
   Работа тоже случалась самая разная. В большинстве своем - скучная, но мне
все равно нравилось. Чаще всего попадались  бензозаправки.  Затем  -  работа
официантом в  закусочных.  Был  я  и  приказчиком  в  букинисте,  и  ведущим
радиопрограммы.  Копал  землю.  Торговал  косметикой.  Между  прочим,   моей
репутации торговца можно было позавидовать...  Ну  и,  конечно  же,  спал  с
разными девчонками. Скажу откровенно: спать поочередно  с  женщинами  разных
имен и биографий - штука совсем  неплохая.  В  общем,  примерно  так  все  и
вертелось.
   И вот мне двадцать девять. Через девять месяцев - тридцать.
   Совпадала такая жизнь с моим внутренним "Я" или нет -  этого  я  пока  не
пойму.
   Может быть, у меня натура скитальца, помогающая приживаться  где  угодно;
не знаю. Кто-то писал, что для долгой бродячей жизни человек должен тяготеть
к какому-то из трех  видов  деятельности:  проповедничеству,  искусству  или
психоанализу. Дескать, без внутренней предрасположенности к одному  из  этих
занятий долго не поскитаешься. Я же в своем характере ни одной  из  подобных
склонностей не наблюдаю (хотя, если уж на то пошло... Впрочем, не стоит).  А
может быть, я просто по ошибке распахнул не ту дверь  и  забрел  куда-то  не
туда - но слишком далеко, чтобы отступать назад. А раз уж  ошибся  дверью  -
так хоть веди себя прилично. Да и, в конце концов, не всю же жизнь прозябать
на кредиты да займы...
   Вот такие дела.
   Я уже говорил (или нет?), что  боюсь  вспоминать  о  тебе.  Наверное,  ты
просто напоминаешь мне о временах, когда я был  более  или  менее  приличным
человеком. P. S. Посылаю тебе свою повесть. Ценности для меня она больше  не
представляет, так что распорядись с ней,  как  сам  сочтешь  нужным.  Письмо
пошлю срочной почтой - чтобы доставили к 24-му декабря. Хорошо, если  успеет
вовремя...
   Как бы там ни было, с днем рожденья.
   Ну, и - Счастливого Рождества!
   Письмо  от  Крысы  пришло  под  самый   Новый   Год   -   29-го   декабря
иcтерзанно-мятый конверт просунули мне в щель почтового ящика. На конверте -
сразу две квитанции о переадресовке: адрес я сменил много лет назад. Что  ж,
- я сам виноват, что не сообщал о себе.
   Четыре странички бледно-зеленой бумаги, заполненные убористым почерком. Я
прочитал  письмо  трижды,  затем  взял  конверт  и   исследовал   знаки   на
полувыцветшем штемпеле. О городе с таким названием я  ни  разу  в  жизни  не
слышал. Сняв с полки атлас, я попробовал отыскать это  место  на  карте.  Из
некоторых фраз в письме Крысы  создавалось  впечатление,  что  речь  идет  о
каких-то северных окраинах Хонсю. Предчувствие не обмануло  меня:  я  нашел,
что искал, в префектуре Аомори. То был крохотный, забытый  Богом  городишко:
целый час езды на электричке от самого  Аомори.  По  расписанию  поезда  там
останавливались пять раз в день. Два раза утром, один в обед и два  вечером.
Что такое Аомори в декабре я знаю: сам бывал несколько  раз.  Нечеловеческие
холода. Светофоры - и те покрываются льдом. Позже  я  показал  письмо  жене.
"Бедняга, " - только и сказала она. Возможно, она хотела сказать: "Бедняги".
Сейчас, разумеется, это не имеет никакого значения. Рукопись страниц этак  в
двести я отправил в ящик стола, даже  не  взглянув  на  название.  Не  знаю,
почему, но читать ее  у  меня  и  мысли  не  было.  Письма  было  более  чем
достаточно.
   Вслед за этим я уселся на стул перед керосиновой печкой - и  выкурил  три
сигареты подряд.
   Второе письмо от Крысы пришло в мае следующего года.

2
ВТОРОЕ ПИСЬМО КРЫСЫ

   (штемпель: ? мая 1978 г.)
   Кажется, в предыдущем письме я болтал много лишнего... Вот только о чем -
хоть убей, не помню.
   Я опять переехал. Нынешнее жилье - не сравнить с предыдущим. Очень  тихое
место.
   Может, даже слишком тихое для меня.
   Но в каком-то смысле здесь - моя последняя пристань. С одной  стороны,  я
чувствую, именно сюда меня и должно было занести в конечном итоге; с  другой
стороны - кажется, будто весь свой путь  досюда  я  плыл  "против  течения".
Которое из ощущений вернее - судить не берусь...
   Что-то у меня со слогом неладно. Все чересчур  туманно  -  ты,  наверное,
никак не поймешь, что к чему. А может, ты решил, что меня заклинило на  теме
Судьбы в своей жизни и прочих фатальных вопросах? Если я и вправду  заставил
тебя так думать - что ж: никого, кроме себя, за то не виню. Я  просто  хочу,
чтоб ты понял одно: чем дальше  я  буду  пытаться  объяснить  свою  нынешнюю
ситуацию, тем больше таких вот завихрений будет в  моем  письме,  и  тут  уж
ничего не поделаешь. Но с головой у  меня  все  нормально.  Нормальнее,  чем
когда-либо.
   Итак, поговорим конкретно.
   Вокруг меня, как я уже говорил, - могильная  тишина.  Поскольку  заняться
здесь больше нечем, каждый день  только  и  делаю,  что  читаю  (книг  здесь
столько, что не прочесть и за 10  лет)  да  слушаю  музыку  -  то  радио  на
коротких волнах, то пластинки (пластинок тоже
   Просто невообразимое количество). Так обстоятельно, с расстановкой  я  не
слушал музыку уже, наверное, лет десять. Просто  удивительно,  что  "Роллинг
Стоунз" и "Бич Бойз" еще что-то сочиняют. Все-таки  Время,  куда  ни  глянь,
сплетает все вещи и события в одно непрерывное полотно, тебе не кажется?  Мы
привыкли кромсать эту ткань, подгоняя отдельные куски под свои  персональные
размеры - и потому часто видим Время лишь как разрозненные лоскутки своих же
иллюзий; на  самом  же  деле  связь  вещей  в  ткани  Времени  действительно
непрерывна. Здесь же у меня никаких "персональных размеров"  не  существует.
Нет людей, чтобы хвалить или ругать, сравнивая чужие размеры с собственными.
Время, как прозрачнейшая река, мирно течет своим природным течением. Здесь я
часто ловлю себя  на  ощущении  просто  бескрайней  свободы  -  так,  словно
возвращаюсь к своему первоначальному естеству...  Вот,  скажем,  падает  мой
взгляд на автомобиль - а осознание того, что это автомобиль,  приходит  лишь
через пять-шесть секунд.  То  есть,  конечно,  в  каком-то  уголке  мозга  я
просто-напросто знаю, что это такое. Но ведь  ЗНАНИЕ  это  не  имеет  ничего
общего с моим  практическим  опытом!...  И  такие  вещи  в  последнее  время
происходят со мною все чаще. Наверное, оттого, что я слишком  долго  живу  в
одиночестве.
   До ближайшего городка отсюда - полтора часа езды электричкой.  Правда,  и
ту глухомань даже "городом" назвать крайне трудно. Горстка домов,  да  и  те
все сплошь развалюхи. Тебе, наверное, непросто такое представить. Но все  же
- город, как ни крути. Одежду еду и бензин  купить  можно.  А  захочется  на
людей посмотреть - есть там и люди...
   Зимой дороги покрыты льдом;  вести  машину  почти  невозможно.  Местность
болотистая, и земля устилается крошкой льда, как толченым щербетом. Когда же
на все это сверху еще падает снег - где там  была  дорога,  и  сам  черт  не
поймет. Наверное, вот так и должен выглядеть конец света.
   Я прибыл сюда в начале марта.  Просто  въехал  в  этот  странный  пейзаж,
бренча цепями на колесах своего джипа. Как ссыльный  на  сибирскую  каторгу.
Сейчас