Я тяжело вздохнул:
   - На этот раз мое чутье подвело меня так, что  хоть  волком  вой.  Просто
жить неохота, ей-богу! Даром, что вы мне столько подсказок  подсовывали  всю
дорогу...
   - Ладно, что уж теперь... Все, что требовалось, ты сделал, как нужно.
   Я не стал ничего говорить. Крыса тоже молчал и, я уверен, даже в  темноте
разглядывал, как обычно, пальцы на левой руке.
   - Представляю,  сколько  неприятностей  я  доставил  тебе!  -  сказал  он
наконец. - Мне правда очень неловко. Но другого выхода у меня не было. Кроме
тебя, было совершенно некого попросить. Да я уже писал тебе обо всем этом...
   - Нет, погоди! Вот как раз обо всем этом ты уж мне, будь добр,  расскажи.
Все это, знаешь ли, пока очень плохо укладывается у меня в голове...
   - Конечно, - сказал Крыса. - Конечно,  расскажу.  Но  сначала  мы  выпьем
пива.
   Я поднялся было с дивана, чтобы пойти за пивом, но Крыса остановил меня.
   - Сиди, сам принесу, - сказал он. - Все-таки ты у меня в гостях...
   Привычно-уверенными шагами  Крыса  прошел  в  темноте  на  кухню,  открыл
холодильник и начал набирать оттуда в охапку банку за банкой. Слушая, как он
делает все это, я попеременно то закрывал,  то  открывал  глаза.  Темнота  с
открытыми глазами и темнота с  закрытыми  глазами  несколько  отличались  по
цвету. Крыса вернулся и выставил на стол одну за другой  несколько  банок  с
пивом. Я пошарил рукой по столу, нащупал одну, откупорил и выпил залпом чуть
ли не половину.
   - Когда ничего не видать, даже пиво не кажется пивом, - сказал я.
   - Извини, но будет гораздо лучше, если мы поговорим в темноте...
   Добрые пару минут мы с ним молча глотали пиво.
   - Итак, - начал он наконец и откашлялся. Я поставил опустевшую  банку  на
стол и, кутаясь в одеяло, приготовился  к  продолжению.  Но  продолжения  не
наступало. Я лишь слышал в темноте,  как  он  болтал  банкой  из  стороны  в
сторону, проверяя, сколько осталось пива. Старая привычка.
   - Итак, - повторил он. И, залпом осушив пиво,  лязгнул  пустой  банкой  о
крышку стола. - Начнем, пожалуй, с вопроса: что вообще заставило меня  здесь
поселиться. Тебя ведь и это интересует, как я понимаю?
   Я ничего не  ответил.  Он  подождал  немного,  понял,  что  ответа  ждать
бесполезно, и продолжал:
   - Отец мой откупил эту усадьбу в пятьдесят третьем. Мне тогда  было  пять
лет. До сих пор не знаю толком, зачем ему понадобился  дом  в  такой  глуши.
Скорее всего, на распродаже бывшего имущества американской армии ее уступали
за смехотворную цену. Да ты и  сам  видишь  -  дорог  вокруг  никаких;  пока
доберешься досюда, проклянешь все на свете. Летом еще ничего, а уж как  снег
повалит - что здесь делать человеку, вообще  непонятно.  Янки  хотели  здесь
построить радиолокационную базу, и даже начали дорогу прокладывать, да скоро
смекнули, что средств не хватит, и все  работы  свернули.  Городок  внизу  -
нищий, о том, чтоб дорогу достроить, и не помышляет. Да и зачем такая дорога
могла бы пригодиться - пусть даже доведенная до ума?.. Вот так и вышло,  что
люди эту землю прокляли и забыли.
   - А что, Профессор Овца не хотел вернуться?
   -  Профессор  Овца  живет  в  своих  воспоминаниях.  И  не  хочет  никуда
возвращаться.
   - Пожалуй, что так... - пробормотал я.
   - Ты пиво-то пей! - подзадорил меня Крыса.
   - Да мне уже хватит, -  сказал  я.  Керосинка  погасла  давным-давно,  и,
несмотря на толстое одеяло, тело мое промерзало  так,  что  зуб  на  зуб  не
попадал. Крыса вскрыл очередную банку и продолжал пить пиво один.
   - Отец в это место просто влюбился. Дорогу,  где  нужно,  отремонтировал.
Дом подлатал. Деньги, надо думать, ухлопал немалые!  Зато  теперь,  была  бы
машина, летом здесь можно очень неплохо прожить. С печкой, туалетом,  душем,
телефоном и аварийной электростанцией. Что за жизнь здесь вел Профессор Овца
- я даже гадать не берусь...
   И Крыса издал горлом странный звук:  не  разобрать  -  то  ли  сдавленный
вздох, то ли просто пивная отрыжка.
   - С пятьдесят пятого по шестьдесят третий мы каждое лето  приезжали  сюда
всей семьей. Родители, мы с сестрой и наша гувернантка.  Если  подумать,  то
был самый достойный период моей  жизни...  Пастбища  перед  домом  -  как  и
сейчас, впрочем - сдавались городу в аренду, и летом вся долина  заполнялась
овцами. Докуда глаз хватало - сплошное море овец! Так у меня  и  осталось  в
памяти на всю жизнь: подумаю о лете - сразу овец вспоминаю...
   Слушая Крысу, я вдруг почувствовал, что очень плохо понимаю,  что  значит
иметь в своем распоряжении загородную  виллу.  И,  видимо,  уже  никогда  не
пойму.
   - А к середине шестидесятых  наши  семейные  приезды  сюда  прекратились.
Купили новую усадьбу поближе к дому, сестра вышла замуж, да и я стал реже  в
семье появляться. У отца фирму долго лихорадило; да много всяких  причин.  В
общем, это место опять оказалось заброшено и забыто.  Сам  я  последний  раз
приезжал сюда в шестьдесят седьмом. Один  приезжал.  И  жил  здесь  примерно
месяц... На этом Крыса споткнулся, будто вспомнив о чем-то, и замолчал.
   - Не скучно было? - осторожно спросил я.
   - Скучно? Ну, нет! Будь моя воля, я бы здесь на всю жизнь остался. Но как
раз этого я позволить себе не мог.  Дом-то  отцовский.  А  жить  в  долгу  у
родителей тогда было не в моих правилах.
   - Почему - "тогда"? Разве сейчас не так?
   - Да, конечно... - согласился Крыса. - С тех пор я решил сюда  больше  не
приезжать. Но однажды заехал в Саппоро, и в холле отеля "Дельфин" увидал  на
стене фотографию. И страшно захотелось взглянуть на эти места  хотя  бы  еще
разок. Чего бы это ни стоило.  Скажем  так,  из  совершенно  сентиментальных
соображений. Ты ведь тоже, наверное, иногда бываешь сентиментальным?
   - Случается, - сказал я. И вспомнил про море, похороненное под  бетонными
небоскребами.
   - И вот я знакомлюсь с Профессором Овцой и выслушиваю  его  историю.  Про
овцу со звездой на спине, которая явилась к нему во сне... Это ты знаешь?
   - Да уж, знаю.
   - Ну, тогда остальное рассказываю в трех словах. Вскоре у меня  появилось
навязчивое желание  провести  в  долине  всю  зиму.  Желание  дикое,  сродни
наваждению. Отец, не отец - тут уже все равно.  Я  наспех  собираюсь  и  мчу
сюда, себя не помня.
   Как будто кто-то специально заманивает меня, понимаешь?..
   - И здесь ты встречаешь Овцу. Так?
   - Именно так, - ответил Крыса.
   - О том, что случилось дальше, рассказывать очень жутко, - сказал  Крыса.
- Какими бы словами я ни описывал эту жуть, тебе ее все равно не постичь.  И
он с хрустом смял одну за другой две опустевшие жестянки из-под пива.
   - Так что давай лучше ты сам будешь задавать мне вопросы. Я ведь  смотрю,
тебе уже почти все известно, на так ли?
   - Можно спрашивать как попало?
   - Можно, мне все равно.
   - Ты уже умер, да?
   Прошло много, до животного ужаса много  времени,  прежде  чем  я  услышал
ответ. Может быть, на самом деле, эта  пауза  измерялась  всего  несколькими
секундами - но их было достаточно, чтобы  я  чуть  не  отдал  Богу  душу  от
страха. Во рту пересохло так, будто его набили песком.
   - Да, - очень тихо ответил Крыса. - Я уже умер.

12
КРЫСА, КОТОРЫЙ ЗАВЕЛ ЧАСЫ

   - Я повесился в  кухне.  На  балке  под  потолком,  -  ответил  Крыса.  -
Человек-Овца схоронил меня за гаражом. Умирая, особо не  мучился.  Если  это
тебя волнует. Мне-то, в общем, было уже все равно.
   - Когда?...
   - За неделю до твоего прихода.
   - Так значит, это ты завел часы?
   И тут Крыса расхохотался.
   - Прямо анекдот, а?! Человек тридцать лет живет на свете и последнее, что
делает перед смертью - заводит часы! Казалось бы, за каким чертом умирающему
часы? Прямо сумасшедший дом какой-то, ей-богу!...
   Отсмеявшись, Крыса умолк - и пространство  вокруг  онемело.  Было  слышно
лишь  тиканье  часов;  остальные  звуки  поглотил  густой  снег  за  окнами.
Казалось, во всей Вселенной остались лишь он да я.
   - Значит, если бы...
   - Перестань! - оборвал меня Крыса. - Нет больше  никаких  "если  бы"!  Ты
что, еще ничего не понял?!
   Я покачал в темноте головой. Я действительно не понимал.
   - Даже если бы ты пришел на неделю раньше - я бы все  равно  умер,  какая
разница!
   Ну, может, поговорили  бы  мы  с  тобой  в  обстановке  чуть  потеплее  и
посветлее, чем сейчас, вот и все. Ничего бы это не изменило.  Я  должен  был
умереть! Жить становилось все страшней и мучительнее.  И  терпеть  это  было
невыносимо...
   - Но зачем нужно было умирать?!
   В темноте я услышал, как он потер одну ладонь об другую.
   - А этого я  объяснять  не  хочу.  Неохота  выступать  в  идиотской  роли
собственного  адвоката.  Надеюсь,  ты  не   станешь   заставлять   покойника
оправдываться за собственную смерть?
   - Но если ты не расскажешь, я же ничего не пойму.
   - Ты давай, пиво пей!
   - Холодно, - сказал я.
   - Ну, сейчас-то уже не так холодно.
   Дрожащей рукой я взял со стола очередную банку пива, откупорил  и  сделал
глоток.
   Мне и в самом деле почудилось, будто стало немного теплее.
   - Короче говоря... Только обещай, что не проболтаешься!
   - Да если и проболтаюсь - кто мне поверит?!
   - Это уж точно, - усмехнулся Крыса.
   Часы у камина пробили половину десятого.
   - Не возражаешь, если я остановлю часы? На нервы действуют...
   - Давай, конечно. Это же твои часы.
   Он подошел к часам, открыл стеклянную крышку на  циферблате  и  остановил
рукой стрелки. Звуки и Время прекратили свое существование на Земле.
   - Короче говоря, я умер  с  Овцой  внутри.  Подождал,  когда  она  заснет
покрепче, перекинул веревку через балку под потолком -  и  голову  в  петлю.
Так, что скотина удрать не успела...
   - Что обязательно нужно было умирать?
   - Другого выхода просто не  оставалось.  Опоздай  я  на  день  -  и  Овца
завладела бы мной целиком... Это был мой последний шанс. И  он  снова  потер
ладони.
   - Я так хотел с тобой встретиться - в те минуты, когда был  самим  собой.
Самим собой, понимаешь? С собственной  памятью  -  и  собственной  слабостью
одновременно... Вот и послал тебе фотографию - как подсказку. Надеялся,  что
ты успеешь найти дорогу сюда, пока я еще принадлежу себе хоть немного...
   - И это тебя спасло бы?
   - Тогда спасло бы, - очень тихо ответил он.
   - Вся загвоздка здесь - именно в слабости, - продолжал Крыса. - С  нее-то
все и начинается. Сколько бы я тебе ни рассказывал, тебе  этой  слабости  не
понять.
   - Все люди, в принципе - слабые...
   - Это - обобщение! - Крыса нервно защелкал пальцами. -  Если  всех  людей
подводить под общий знаменатель - ни у кого вообще ни черта не получится.  Я
же сейчас говорю об индивидууме и о вещах очень личного плана. Я молчал.
   - Слабость внутри человека гниет, и гниль эта разрастается. Как гангрена.
Я в себе это обнаружил  еще  подростком.  Психовал  страшно...  Знаешь,  что
происходит с душой, когда что-то медленно, годами разлагается у тебя  внутри
- и ты это все время чувствуешь?
   Я продолжал молчать, лишь поплотнее закутался в одеяло.
   - Тебе, пожалуй, этого не понять, - продолжал он. - У тебя с этим  все  в
порядке... А между тем, это и есть  Слабость.  Все  равно  что  генетическая
болезнь. Сколько ни изучай ее в себе - вылечиться невозможно. И сама она  не
проходит в одно прекрасное утро. Только становится хуже и хуже с  годами,  и
все...
   - Погоди. Слабость чего конкретно?
   - А всего. Слабость  морали.  Слабость  сознания.  Слабость  человека  из
самого факта его существования...
   Я  рассмеялся.  На  этот  раз,  черт  возьми,  у   меня   получилось-таки
рассмеяться.
   - Тогда получается, что сильных людей вообще не бывает!
   - Опять ты обобщаешь! Конечно,  у  всех  есть  свои  слабые  стороны.  Но
Настоящая Слабость, так же как и настоящая сила, встречается  крайне  редко.
Всепожирающая Слабость, от которой душа  утопает  в  беспросветном  мраке  -
такая слабость тебе неведома. Но она встречается  у  других  людей.  Люди-то
разные. Всех под одну гребенку не пострижешь...
   Я молчал.
   - Потому я и уехал из города. Чтобы, опускаясь все ниже, гниль свою людям
не показывать. Тебе, в том числе... Здесь, по крайней мере, можно было  жить
в одиночку и не доставлять никому  неприятностей.  И,  в  конечном  итоге...
Крыса выдержал паузу, и чернота вокруг нас еще больше сгустилась.
   - ... В конечном итоге, от Овцы убежать, пока можно было, я не решался из
той же проклятой Слабости. А однажды понял, что уже не выберусь. И  с  этого
дня даже твой приход уже ничего бы не изменил. Даже если б я сам  себя  взял
за шиворот и заставил спуститься с гор - очень скоро  прибежал  бы  обратно.
Вот что это такое, Настоящая Слабость..
   - Чего от тебя хотела Овца?
   - Меня. Всего - от начала и до конца. Мое тело, мою память, мою проклятую
Слабость, мои споры с самим собой... Все это она страсть как любила. У твари
была целая куча щупалец; эти щупальца она вонзала мне то в нос, то в уши - и
лакомилась мной, как коктейлем  через  соломинку,  отсасывая  душу,  выжимая
меня, как лимон...
   - Хм-м... И что же было взамен?
   - Взамен, брат, было ТАКОЕ, что я и оценить-то  как  следует  никогда  не
смог бы. И не то чтобы  Овца  эту  штуку  выдумала  специально,  чтобы  меня
вознаградить; здесь другое... Я, правда, успел толко самый краешек  увидать.
Но даже это... Крыса на секунду умолк.
   - Даже то, что я увидел, просто сшибало с ног. Просто с  ума  можно  было
сойти. Не знаю, как  объяснить.  Словами  не  опишешь,  как  ни  старайся...
Всемирная Домна. Горнило Вселенной, в  котором  переплавляется  все  и  вся.
Настолько божественной красотищи, что дыхание останавливается.  И  в  то  же
время - такое злое, дьявольское, что кровь в жилах стынет от ужаса...  Стоит
человеку погрузить туда свое тело -  все  человеческое  для  него  перестает
существовать. Память, мысли, критерии добра и зла, чувства, страдания -  все
исчезает... Что-то похожее на динамику Начала Времен, когда Космос  рождался
из одной-единственной точки.
   - И ты отказался?
   - Да. Все это теперь похоронено - вместе с  моим  телом.  Теперь  у  меня
осталось еще одно дело; закончу его - и тогда уж навечно исчезну.
   - Дело?
   - Так, пустяки. Я еще попрошу тебя кое-что сделать. Но  об  этом  -  чуть
позже...
   Мы с ним почти синхронно отхлебнули по глотку пива. Непонятно отчего,  но
понемногу и правда становилось теплее.
   - Значит, кровяная бомба в мозгу - это что-то вроде кнута? - спросил я. -
Хлыст, которым Овца понукала своих "хозяев"?
   - То-то и оно. Когда гематома сформировывается окончательно, человеку уже
никуда не убежать...
   - Так чего все-таки хотел Сэнсэй?
   - Это был  сумасшедший.  Его  психика  не  выдержала  при  виде  Мирового
Горнила...
   Овца использовала его  тело,  чтобы  создать  гигантскую  Машину  Власти.
Только для этого она в него  и  залезла.  Как  в  дешевую  вещь:  поносил  и
выбросил. Для воплощения же Идеи Овцы он не годился - это был полный ноль...
   - И после смерти Сэнсэя она решила использовать тебя в качестве преемника
этой власти, так?
   - Именно.
   - И что должно было наступить в итоге?
   - Империя Абсолютной Анархии. Когда все противоречия сваливаются  в  одно
целое. А в центре - я с Овцой в голове.
   - Ну, и почему ты отказался?
   Время медленно умирало. И на это медленно умиравшее Время сыпал  и  сыпал
беззвучный снег.
   - А я слабость свою люблю. Люблю, когда душа болит, когда  тяжело...  Как
солнце летнее припекает, как ветер  пахнет,  как  цикады  стрекочут,  и  все
такое... Страшно люблю, до чертиков. С тобой  вот  пиво  попить...  -  Крыса
будто захлебнулся словами. - Да не знаю я!
   Я лихорадочно пытался найти, что сказать. Но слова не подыскивались, хоть
тресни. Кутаясь в одеяло, я продолжал разглядывать темноту.
   - Сдается мне, из одного и того же материала мы с тобой наворотили что-то
совершенно противоположное, а? - сказал вдруг Крыса. - Ты, вообще, веришь  в
то, что мир становится лучше?
   - А кто может знать, что лучше, что хуже?
   Крыса рассмеялся:
   - Ей-богу, если б на свете существовало Царство Великих Обобщений - ты бы
там был царем!
   - Только без Овцы в голове, - усмехнулся я.
   - Это точно! Овца бы в тебе надолго не задержалась, - Крыса залпом  допил
уже третье пиво и с грохотом поставил банку на стол. - В общем,  тебе  нужно
поскорее спускаться с гор. Пока все выходы снегом  не  завалило.  Ты  же  не
хочешь здесь зимовать? Дня через  три-четыре  снег  повалит  без  остановки.
Дорога обледенеет: захочешь выбраться - костей не соберешь...
   - А ты? Что ты собираешься делать дальше?
   В тяжелой, угрюмой тьме Крыса  вдруг  неожиданно  легко  и  жизнерадостно
засмеялся:
   - Для меня, брат, уже никакого "дальше" не существует!  К  концу  зимы  я
просто исчезну. Сколько эта зима будет длиться - я уж не знаю. Одна  зима  -
значит, одна зима. Ровно столько назначено. Здорово, что мы с  тобой  успели
еще раз встретиться. Хотелось, конечно, где посветлее да потеплее...
   - От Джея тебе привет...
   - О! Ты ему тоже обязательно передай.
   - И с твоей женщиной я встречался.
   - Как она?
   - Нормально. Работает в той же фирме.
   - Значит, замуж так и не вышла?
   - Нет пока, - ответил я. - Хотела узнать, все уже закончилось или нет?
   - Да, все закончилось, - сказал Крыса. - Я сам, своими силами  это  долго
закончить не мог... Но теперь -  конец.  Во  всей  моей  жизни  не  было  ни
малейшего смысла.
   Хотя, конечно, если одолжить у тебя твою страсть к обобщениям - ни в чьей
жизни на этом свете смысла, в принципе, нет... Правильно я говорю?
   - Правильно... - ответил я. - И напоследок у меня к тебе два вопроса.
   - Сколько угодно.
   - Сначала - про Человека-Овцу.
   - Человек-Овца - славный малый!
   - Ну, а тот Человек-Овца, который сюда приходил? Ведь это был ты, верно?
   Несколько секунд Крыса молча хрустел костяшками пальцев.
   - Да, - вымолвил он наконец. - Это был я. Человек-Овца одолжил  мне  свое
тело на пару часов... А ты что, сразу догадался?
   - Не сразу. К середине разговора. Сначала не понял...
   - Честно сказать, ты меня здорово удивил, когда гитару в щепки разнес.
   Во-первых, я еще никогда не видел, чтобы ты так бесился; а во-вторых, это
была, как-никак, моя первая в жизни гитара. Дешевка, конечно, но все-таки...
   - Извини, - смутился я. - Я просто хотел напугать тебя,  чтобы  ты  выдал
себя наконец и перестал мутить воду...
   - Да ладно. Бог с ней, с гитарой. Уже завтра от этого места вообще ничего
не останется... - сказал он беззаботно. - Ну,  а  второй  вопрос,  видимо  -
насчет твоей подруги?
   - Да.
   На этот раз Крыса молчал очень долго. Добрую минуту, наверное, он потирал
руки.
   И наконец глубоко вздохнул:
   - О подруге твоей я, по возможности, вообще не хотел  разговаривать.  Она
просто не входила в мои расчеты.
   - Не входила в расчеты?
   - Ну да. Я-то устраивал вечеринку, как говорится, для  своих.  Чтобы  это
касалось только нас с тобой, понимаешь? И вдруг  появляется  она...  Нам  не
следовало втягивать ее в  эту  кашу.  Как  ты  заметил,  у  этой  девочки  -
сверхъестественные  способности.  Особый  дар  притягивать  к  себе   редкие
случайности и неординарные события. Но в таком месте, как это, ей появляться
было  нельзя.  Для  ее  способностей   здесь   оказалось   слишком   высокое
напряжение...
   - Что с ней случилось?
   - Сама-то она в порядке. Жива-здорова... Вот  только  тебя  ей,  пожалуй,
привлечь будет больше нечем. Жаль, конечно...
   - Но почему?!
   - Кое-что в ней самой исчезло. Сгорело внутри...
   Я молчал, ошарашенный.
   - Я знаю, это тяжело, - продолжал Крыса. - Но рано  или  поздно  оно  все
равно сгорело бы. Как сгорало десятки раз и у тебя , и  у  меня,  и  у  всех
девчонок, что были с нами когда-то...
   Я молча кивнул.
   - Я скоро пойду, - сказал Крыса. - Мне нельзя  здесь  долго...  Я  думаю,
где-нибудь мы еще обяза