ю квазичисловую парадигму алфавита, по
существу представляющего арифметический, а не словесный текст28.
     Именно  на этом свойстве алфавита составлять цифровые ряды основывается
уже обсуждавшаяся мифологема Платона, согласно которой центром мира является
пересечение линий креста  или  же  буква  греческого  алфавита  Х  --  "хи".
Любопытно, что в "Тимее", где приведено это сравнение центра мира и буквы X,
само  возникновение  центра  связано с операцией деления "тела космоса". Эта
операция представляется весьма загадочной  и  отчасти  напоминает  процедуру
деления тел у Хармса:
     Делить  же  он [демиург] начал следующим образом: прежде всего отнял от
целого одну долю, затем вторую, вдвое большую,  третью  --  в  полтора  раза
больше  второй и в три раза больше первой, четвертую -- вдвое больше второй,
пятую -- втрое больше третьей, шестую --  в  восемь  раз  больше  первой,  а
седьмую  -- больше первой в двадцать семь раз. После этого он стал заполнять
двойные и тройные промежутки, отсекая от той  же  смеси  все  новые  доли  и
помещая  их  между  прежними долями таким образом, чтобы в каждом промежутке
было по два средних члена, из которых один превышал бы  меньший  из  крайних
членов на такую же
     __________________
     27  Анализ  этой  метафоры  Рабана в контексте нумерологии дан в книге:
Onians John. Bearers  of  Meaning.  Princeton:  Princeton  University
Press, 1988. P. 75--76.
     28  Степанов  Ю.  С. Проскурин С. Г. Константы мировой культуры.
Алфавиты и алфавитные тексты  в  периоды  двоеверия.  М.:  Наука,  1993.  С.
30--40.
     242 Глава 8
     его часть, на какую часть превышал бы его больший, а другой превышал бы
его меньший  крайний  член и уступал большему на одинаковое число. Благодаря
этим скрепам возникли новые промежутки, по 3/2, 4/3 и  9/8,  внутри  прежних
промежутков.  Тогда  он  заполнил все промежутки по 4/3 промежутками по 9/8,
оставляя от каждого промежутка частицу  такой  протяженности,  чтобы  числа,
разделенные  этими  оставшимися  промежутками,  всякий раз относились друг к
другу как 256 и 243. При этом смесь, от которой бог  брал  упомянутые  доли,
была истрачена до конца.
     Затем,  рассекши  весь  образовавшийся состав по длине на две части, он
сложил обе части крест-накрест наподобие буквы Х и согнул каждую  из  них  в
круг,   заставив   концы   сойтись   в   точке,   противоположной  точке  их
пересечения29.
     Эти  операции  Демиурга  кажутся  иррациональными.  Они  направлены  на
установление неких пропорций, которые проецируют на "тело космоса" структуру
"делимости"  и  в  итоге  позволяют  установить расположение центра -- точки
пересечения линий креста, отмеченной буквой.  Комментарий  А.  А.  Тахо-Годи
связывает  числовые  ряды,  на  которых  строятся  платоновские пропорции, с
пифагорейским символизмом. Согласно ее комментарию,  Платон  использует  два
числовых ряда:
     1,  3,  9,  27,  и 2, 4, 8, имеющих чисто телесный смысл, считая, что 1
есть абсолютная неделимая единичность, 3 -- сторона квадрата, 9  --  площадь
квадрата,  27  --  объем  куба  с  ребром,  равным  3. Таким образом, данная
последовательность  чисел  выражает  категории   определенности,   то   есть
тождество  физического  и  геометрического  тел.  Но  так как космос не есть
определенное   бытие,   то   он   включает   в   себя   становление   иного,
неопределенного,  текучего, которое тоже выражается через ряд чисел: 2, 4, 8
и   помещается   в   общем   ряду,   чередуясь   в   числами,    выражающими
определенность30.
     Любопытно,  что  это  деление,  членение, разрезание "тела" завершается
образом  буквы,  которая  абстрагирует  расчлененное  тело  в   графему.   В
христианской    традиции    греческая    буква    "хи"    естественно   была
переинтерпретирована как префигурация первой  буквы  имени  Христа31  .  Как
будет  видно  из  дальнейшего,  диаграмма Рабана Мавра, придуманная Хармсом,
связана с  той  же  "тимеевой"  процедурой  деления  и  обнаружения  центра,
маркирования   некой  "первичной"  точки.  Хармса  явно  интересует  Хрисмон
(монограмма имени Христа), как символическое обозначение  центра,  точки.  В
его  собственной  тайнописи  вариант  такого  Хрисмона  обозначает  букву О,
которая кодировалась им так же, как знак ноля.
     ___________
     29 Платон. Тимей, 35с -- 36с. // Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3 (1) /
Перевод С. С. Аверинцева. М.: Мысль, 1971. С. 475.
     30 Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3 (1). С. 668.
     31 О  переинтерпретации  этого  фрагмента  из  "Тимея"  в  христианской
традиции  и  о  роли  Рабана Мавра в этой переинтерпретации см.: Степанов
Ю. С., Проскурин С. Г. Цит. соч. С. 94-99.


     Рассеченное сердце 243
     8
     Выбор Хармсом для диаграммы Мабра сердца отсылает к  богатой  традиции.
Традиция  эта  восходит к Аристотелю, который утверждал, что сердце -- исток
жизни и что поэтому  оно  формируется  в  организме  раньше  любого  другого
органа.  Аристотель  отмечал,  что  сердце  однородно  по своему составу, по
существу, неделимо и занимает в теле совершенно особое место:
     Источник должен по  мере  возможности  быть  единым;  и  из  всех  мест
источнику  более  всего  подходит  центр.  Потому  что центр един и в равной
степени удален от любой части...32
     Аристотель помещал сердце в центре тела  и  между  прочим  указывал  на
наличие в нем трех полостей33.
     Позднейшая  мистическая  традиция закрепила за сердцем статус Единого и
центра и поместила душу, как воплощение такой центральности и неделимости, в
центр сердца34.
     В России начало мистической интерпретации сердца было положено  в  1860
году  пространной  статьей  П. Д. Юркевича "Сердце и его значение в духовной
жизни человека, по учению слова Божия". Здесь сердце описывалось как  особый
орган души, который является
     средоточием  всей  телесной  и  многообразной  духовной жизни человека,
сердце называется исходищами живота и истоками жизни <...>; оно есть коло
рождения нашего (Иак.  3,6),  то  есть  круг  или  колесо,  во  вращении
которого заключается вся наша жизнь35.
     Идея  сердца  как  центра  и средоточия была подхвачена и развита П. А.
Флоренским в "Столпе и утверждении истины". Флоренский исходит из того,  что
форма   человеческого   тела   существенна   не   столько  своими  "внешними
очертаниями", сколько своей "устроенностью" как "целым".  В  теле  всегда  и
всюду  обнаруживается  некое единство, выраженное, например, в некоем едином
образе индивидуального характера:
     В теле  повсюду  обнаруживается  его  единство.  И  потому,  чем  более
вдумываемся мы в понятие "человеческого тела", тем настойчивее заявляет себя
необходимость  от  онтологической  периферии тела идти к онтологическому его
средоточию...36
     _________________________
     32 Aristotle. History of Animals, 666a, 14--17 // The  Works  of
Aristotle. V. 2. Chicago; London: Encyclopaedia Britanica, 1952. P. 194.
     33  Он  также  описывал  некую  структуру членения сердца, выявленную в
своем роде "рисунке", нанесенном  на  его  поверхность  и  похожем,  по  его
мнению,  на  "швы  на  черепе".  Эти  линии, впрочем, не говорят о различных
истоках в его происхождении, это некое деление, вписанное в единое.
     34 См.: Jung Carl Gustav.  Mysterium  Coniunctionis.  Princeton:
Princeton University Press, 1963. P. 46-47.
     35 Юркевич П. Д. Философские сочинения. М.: Правда, 1990. С. 72.
Отмечу  использование  Юркевичем  слова  "коло"  (ср. с хармсовскими "колами
времени") и образа колеса. Сердце --  это  неподвижная  точка,  ось,  вокруг
которой происходит движение времени.
     36  Флоренский  П.  А.  Столп  и утверждение истины. М.: Правда,
1990. С. 265.


     244 Глава 8
     Этим  онтологическим  "средоточием"  и  является  сердце,  которое  для
Флоренского,  по  существу,  перестает быть живым органом, "органом души", в
терминах Юркевича. Оно, как и у Аристотеля, становится неким  центром  почти
геометрического свойства.
     Для  того  чтобы  доказать  центральность  положения  сердца  в "форме"
человеческого  тела,  Флоренский  прибегает   к   понятию   гомотипии
"верхнего" и "нижнего" полюсов тела. Речь идет о зеркальной симметрии низа и
верха: "Низ человека -- как бы зеркальное отражение верха его"37. Флоренский
приводит  семь  таблиц,  иллюстрирующих "гомотипию" человеческого тела по А.
Пеладану  и  Б.  Д.  Уайльдеру.  Согласно  этим  таблицам,  например,  почки
соответствуют  легким,  мочеточники  --  бронхам, матка -- гортани, лобок --
подбородку, анус -- носовому отверстию, клитор -- языку и т. д.38
     Гомотипическая структура не знает центрального органа, потому что любой
орган всегда имеет пару в нижней или верхней части тела. Гомотипическое тело
-- это тело, как бы разрезанное пополам, тело, через которое  пропущена  ось
зеркальной  симметрии.  Оно  содержит в себе линию разреза подобно тому, как
Зевс  в  платоновском  мифе  режет  шаровидных  перволюдей  пополам,   чтобы
уменьшить их силы и амбиции:
     ...он  стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой ягоды
рябины или как режут яйцо волоском39.
     Для такого тела  особое  значение  приобретает  центр,  его  серединная
часть.  Флоренский  утверждает  в  связи  с  этим, что мистика церкви -- это
мистика  груди.  Центром  же  груди  оказывается  сердце.  Само  слово,  его
обозначающее,   Флоренский   возводит   к  существительному  сердо  и
старославянскому средо -- "серед", "середина"40.
     Таким   образом,   сердце   оказывается   онтологической   сердцевиной,
определяющей  форму  телесности  и  выводимой  из своего рода геометрических
манипуляций над телом, его делением, его  раздвоением  по  осям.  Собственно
онтологическое значение сердца и определяется его геометрическим положением.
     Дальнейшее  развитие  эти  идеи  получили  в  "философии  сердца" Б. П.
Вышеславцева. Для последнего сердце -- "таинственный  центр  личности",  его
"абсолютный    центр",    чья   центральность,   по   существу,   совершенно
трансцендирует всякого рода геометрию и понимается  как  орган  христианской
любви,  как  "глубочайший  центр"  как Христа, так и христианина. Сердце для
Вышеславцева -- это орган-точка,  через  которую  происходит  контакт  между
индивидом и трансценден-
     ___________
     37 Флоренский Я. А. Цит. соч. С. 266.
     38  Там  же.  С.  588.  Любопытно,  что  Флоренский  возводит понимание
гомотипии к Древнему Египту (с. 587).
     39 Платон. Пир, 190е/ Пер. С. К. Апта// Платон. Соч.: В 3 т.  Т.
2. М.: Мысль, 1970. С. 117.
     40  Там  же. С. 269. Флоренский также приводит обширный этимологический
комментарий, касающийся еврейского обозначения сердца (с. 270--271). См.  об
этом  также:  Иванов  Вяч.  Вс.  П. А. Флоренский и проблема языка //
Механизмы культуры. М.: Наука, 1990. С. 194--195.


     Рассеченное сердце 245
     цией41.  Контакт  этот  основывается  на  нематериальной  центральности
сердца как некой оси, сопрягающей миры42:
     ...соприкосновение  с  Божеством возможно потому, что в сердце человека
есть  такая  же  таинственная  глубина,  как  и  в  сердце  Божества.  Здесь
раскрывается  весь  смысл  выражения  "образ и подобие Божие", здесь человек
чувствует свою Божественность, здесь одна глубина отражает другую...43
     9
     Центральность  для  гомотипического  тела  означает  возможность
делимости  этого  тела,  как  минимум,  на  два.  Сердце  обеспечивает такую
делимость. Само понятие  "геометрического  центра  человека"  означает,  что
сердце  --  это  точка,  отмечающая делимость тела, его сводимость к простым
пропорциям, выражаемым натуральными, целыми числами. Симметрия вообще  может
пониматься  как  манифестация  числа,  данная  в  пространственной форме. По
выражению А. Ф.  Лосева,  "симметрия  есть  число,  данное  как  собственная
гипостазированная инаковость"44.
     Такая  связь делимости тела с геометрией его центра была намечена еще у
Витрувия45. Знаменитое изображение тела по Витрувию с его
     __________________
     41  Ср.  с  высказыванием  Сковороды,  который  писал  о   сердце   как
всевмещающей бездне:
     "О  сердце,  бездна  всех  вод  и небес ширшая?.. Сколь ты глубока! Все
объемлешь и содержишь, а тебя ничто не вмещает" (Сковорода Г. Соч.: В
2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1973. С. 136).
     42 Флоренский в своих этимологических штудиях отмечал  связь  сердца  с
сердечником, "влагаемым в дыру", протыкающим насквозь.
     43  Вышеславцев  Б. П. Сердце в христианской и индийской мистике
<1929> // Вопросы философии. 1990. No 4. С.  64.  Вышеславцев,  несмотря  на
мистицизм  своей доктрины, принимал и католический культ Святого Сердца, как
физиологического органа Христа,  хотя  многие  теологи  не  признают  такого
культа.   Так,  современный  европейский  теолог  Карл  Ра-нер  подчеркивает
приемлемость лишь символического культа сердца Христова:
     Потому что физиологическое изображение сердца  (как  такового)  --  это
только  символ (а не репрезентация) сердца как глубочайшей сердцевины
всего человека (а не только его "души"!), оно  может  и  должно  быть
стилизовано:  оно  не должно покинуть своего пути и стать насколько возможно
физиологическим,  и  оно  должно   быть   заполнено   иными   символическими
дополнениями    (терновым   венцом,   крестом,   лучами,   расположением   в
геометрическом  центре  человека),  особенно  тогда,  когда  символизируется
любовь сердца (Rahner Karl. Devotion to the Sacred Heart // Rahner K.
Theological Investigations. V. 3. New York: Crossroad, 1982. P. 333).
     Ранер   подчеркивает,   что   сердце   Христово  --  это  прежде  всего
онтологический центр его существа, который может быть обозначен в виде чисто
геометрического центра.
     44 Лосев А. Ф. Античный космос и современная наука //Лосев А. Ф.
Бытие -- имя -- космос. М.: Мысль, 1993. С. 230.
     45 Как известно, Витрувий утверждал, что
     ...человеческое тело так создано природой, что лицо  от  подбородка  до
верха  лба  и  основания  волос  составляет десятую часть всего роста; то же
самое и открытая ладонь руки от запястья до кончика среднего пальца и т.  д.
(Vitruvius.  The Ten Books on Architecture. New York: Dover, 1960. P.
72).
     Витрувий обнаруживает абсолютную кратность  всех  частей  человеческого
тела  друг  другу.  Тело,  таким образом, оказывается идеальным конструктом,
основанным на десятичной системе счисления и как бы составленным из модулей,
идеально кратных, делимых без дробей.


     246 Глава 8
     раздвинутыми руками и ногами изображает все  ту  же  букву  X,  которую
Платон  ставил в центр мира. Впервые сходство между "крестообразностью" тела
и платоновским мифом о букве "хи" в центре мира установил,  вероятно,  Юстин
Мученик46.   Томас  Браун,  подробно  откомментировавший  "христологический"
аспект такой делимости, заметил,  что  число  пять  является  числом  креста
(четыре  конца  и  сердцевина)  и  идеальным  делителем,  что  оно вписано в
конфигурацию растений (пять лепестков цветка) и в  человеческое  тело  (пять
пальцев).  С  точки зрения нумерологии человеческое тело соотносимо с числом
креста и буквы "хи", оно как бы создано по модели абстрактной буквенной  или
геометрической графемы47.
     Тело  Витрувия  гомологично,  все  его  части  соотнесены друг с
другом  и  со  структурой  тела  в  целом.  Этот  принцип  "гомологии"   был
канонизирован   средневековой   схоластикой   и   лег  в  основу  готической
архитектуры48 .
     У Витрувия принцип  гомологии  связан  с  идеей  геометрического
центра  тела.  Таковым  он  считал  пупок.  Пупок  оказывался на пересечении
диаметров круга, в который вписывалось  распластанное  тело  человека.  Круг
вписывался в квадрат, чьи диагонали также совпадали с расположением пупка49.
Центр    тела   оказывается   наглядным   свидетельством   не   только   его
гомотипии,   но   и   гомологичности,   чисто   геометрическим
конструктом.  Сергей  Булгаков  утверждал,  например,  что  Я, будучи
такого рода геометрическим центром, не имеет бытия и не может быть  выражено
никаким понятием. Оно, будучи мнимым, однако, определяет то, что осязаемо:
     ...центр  существует  только  как  направление, связь, сила, и кривая в
этом смысле есть функция или феномен центра. Я не  есть  само  по  себе,  не
существует,  но  имеет  существование,  получает  бытие  через
другое, которое есть его сказуемое и которое отлично от я50.
     Согласно П. Д.  Успенскому,  симметричная  фигура,  построенная  вокруг
центра,  относится  к  формам, существующим в четвертом измерении. Поскольку
четвертое измерение дается  нам  в  качестве  времени,  то  движение  в  нем
эквивалентно росту в трехмерном мире (ср.
     _________________
     46 The First Apology of Justin, the Martyr // Early Christian Fathers /
Ed. by Cyril C. Richardson. New York: Macmillan, 1970. P. 278-281.
     47  Sir  Thomas  Browne, Selected Writings / Ed. by Sir Geoffrey
Keynes. Chicago: University of Chicago Press, 1968. P.  204--209.  У  Брауна
можно  найти и ссылку на Юстина Мученика, который возводил модель Платона из
"Тимея" к египетским источникам и египетской иерог-лифике, например к  букве
"тау", интересовавшей Хармса (Ibid. P. 204).
     48  Эрвин Панофский показал, что готический собор (сконструированный по
модели  человеческого  тела)   основывается   на   принципе   "прогрессивной
делимости"   вплоть   до   самой   малейшей  детали.  Этот  принцип  создает
единообразие  частей  и  позволяет  полностью  избежать  понятия   дробности
(Panofsky Erwin. Gothic Architecture and Scholasticism. New York:
     Meridian Books, 1957. P. 48-49).
     49  Vitruvius.  Op.  cit. P. 73. Данте определял астрономический
центр, как точку весеннего солнцестояния, которая геометрически  описывалась
им  как  место,  "где  слит  / Бег четырех кругов с тремя крестами" (Рай, 1,
38--39 / Пер. М. Лозинского). Фигура пересечения кругов с крестами актуальна
для Хармса.
     50 Булгаков С. Н. Философский смысл троичности // Вопросы
философии. 1989. No 12. С. 92.


     Рассеченное сердце 247
     с  декларацией  Дмитрия  Михайлова,  зафиксированной  Липавским  в  его
"Разговорах":  "Время,  это  рождение  и  рост".  --  Логос,  32).  Рост  же
обыкновенно происходит из некоего ядра в виде экспансии периферии. При  этом
одновременное  движение точек к периферии от центра и создает гомологичные и
гомотипичные тела, очертаниями напоминающие фигуру  на  бумаге,  создаваемую
пятном чернил при складывании бумаги вдоль оси. Вот почему:
     Расширяющееся  тело выглядит так, как если бы его сложили по нескольким
осям,  и  таким   образом   оно   создает   некую   странную   связь   между
противоположными точками51.
     Подлинной  диаграммой четвертого измерения Успенский, однако, считал не
человеческое тело, а растение, в котором разные стадии роста не  поглощаются
одна   другой,   а  сохраняются.  Время  в  растениях  обнаруживает  себя  в
пространственной конфигурации ствола и ветвей:
     Очертания дерева, постепенно распространяющегося в ветви  и  веточки,--
это  диаграмма  четвертого  измерения.  Зимой  или ранней весной деревья без
листьев часто  являют  очень  сложные  и  чрезвычайно  интересные  диаграммы
четвертого  измерения.  Мы проходим мимо, не обращая на них внимания, потому
что мы думаем, что дерево существует в трехмерном пространстве52.
     Сердце  относится  к  области  тех  же  диаграмм  перехода  из   одного
пространства  в другое. Связано это с тем, что из сердца растет своеобразное
дерево -- дерево кровеносных сосудов. Еще Леонардо заметил в своем дневнике:
"Сердце -- это орех, производящий дерево вен"53.
     Дело, однако, не просто в этой поверхностной аналогии.  Еще  Аристотель
считал  истоком  организма  сердце.  Леонардо  же  увидел  в  сердце  именно
диаграмму роста, диаграмму времени. Он заметил:
     Растение никогда не возникает из ве