Хармс делит человека на части, создавая совершенно немыслимое основание
для антропоморфной  системы счисления. Тело не может быть поделено на части,
как не может быть просто  поделено  на  части  сердце.  Разрезанное  пополам
сердце дает число три, и при этом сохраняет свое единство.



Глава 9. ТРОИЦА СУЩЕСТВОВАНИЯ
     1
     Интерес  Хармса  к  такому, казалось бы, странному вопросу, как деление
человеческого тела, возник не в вакууме.  К  этой  теме  обращались  крупные
русские   мыслители   рубежа  веков.  В  ряде  важных  текстов  этот  вопрос
соотносился к проблематикой Логоса, дискурса. И именно  в  таком  контексте,
разумеется,   интересовал   он   и   Хармса,   а   не   как  эксцентрический
интеллектуальный экзерсис на тему анатомии.
     Владимир  Соловьев  в  своих  "Чтениях  о  Богочеловечестве"   подробно
останавливался  на вопросе о единстве человеческого тела и его делимости. По
мнению Соловьева, с точки зрения эмпирической человек не является единством,
поскольку он может подвергаться бесконечному разделению:
     Признавая подлинное бьггие только за  единичным  реальным  фактом,  мы,
будучи    логически    последовательны,   не   можем   признать   настоящим,
действительным существом даже отдельного индивидуального человека:
     и он с этой точки зрения должен быть признан за  абстракцию  только.  В
самом  деле,  возьмем  определенную человеческую особь: что находим мы в ней
как  в  реальности?  Прежде  всего  есть  физический  организм;  но   всякий
физический  организм  есть агрегат множества органических элементов, -- есть
группа в пространстве. Наше тело состоит  из  множества  органов  и  тканей,
которые   все   сводятся  к  различным  образом  видоизменяемому  соединению
мельчайших органических элементов, так называемых клеточек, и с эмпирической
точки зрения нет никаких оснований принимать его соединение за  реальную,  а
не  за  собирательную  только единицу. Единство физического организма, т. е.
всей этой множественности элементов, является в опыте как только связь,  как
отношение, а не как реальная единица1.
     Соловьев показывает, что тело человека может делиться до бесконечности,
потому  что  и атом также бесконечно делим. Исчезновение реальности единицы,
лежащей в основе физической действительности, может привести к  исчезновению
реальности  как  таковой.  Вот  почему  единство  человека  существует не на
эмпирическом уровне, а дается как  "идеальный  человек"  --  как  множество,
отражающее в себе единство Бога и Логоса.
     ________________
     1  Соловьев  В.  С.  Чтения о Богочеловечестве // Соловьев В. С.
Соч.: В 2т. Т. 2. М.: Правда, 1989. С. 115.


     256 Глава 9
     Эти идеи были разработаны Павлом Флоренским  в  "Столпе  и  утверждении
истины"  --  книге,  которая,  вероятно,  сыграла  важную роль в хармсовском
понимании телесности. Флоренский исходит из того, что человек  "дан"  нам  в
виде тела, которое не относится к бесконечно расщепляемой эмпирии, но именно
выражает идею целого:
     Ну  что  же  такое тело? -- Не вещество человеческого организма,
разумеемое как материя физиков, а форму его, да и  форму  внешних  очертаний
его, и всю устроенность его как целого, -- это-то и зовем мы телом2.
     Единство  тела  заставляет  нас,  по  мнению  Флоренского,  идти от его
"онтологической  периферии"  к  его  "онтологическому  сердцу",  каковым   и
является  символическое  сердце  --  точка,  ответственная за единство формы
тела.
     Деление, измерение, разрезание тела в такой перспективе  --  это  чисто
эмпирическая  процедура,  отражающая  слепоту  к фундаментальной неделимости
"идеального"  тела  Соловьева.  Гомотипия  тела,  по  Флоренскому,  --   это
символическое отражение его "истинного" "онтологического" строения в эмпирии
его  "оболочки"3.  Гомотипия  позволяет  выделять  в  теле  верх  и  низ  и,
соответственно, отыскивать в "идеальном" человеке единство трех  сфер,  трех
начал:
     Соотношение  трех  начал  чел-го  тела,  имеющих  центры свои в т р е х
частях его, животе, груди и голове,  схематически  м.  б.  представлено  как
взаимное  проникновение  этих  трех  систем,  но с наибольшею напряженностью
деятельности, в соответств. части тела4.

     Павел Флоренский. Диаграмма трех начал внутри единства человеческого
тела из "Столпа и утверждения истины"
     _________________
     2 Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М.: Правда, 1990.
С. 264.
     3 Там же. С. 266.
     4 Там же. С. 730.


     Троица существования 257
     Флоренский снабдил свой труд диаграммой, на которой  он  изобразил  три
начала  внутри единства человеческого тела5. Диаграмма изображает три круга,
расположенные один над другим и соединенные между собой таким  образом,  что
верхний  круг  как  бы  перетекает в средний, а средний -- в нижний. Верхний
круг изображает голову, средний -- грудь, а нижний  --  живот.  Перетекая  в
нижний  или  проникая  в  верхний круг, сферы начал занимают часть соседнего
круга. Диаграмма строится так, как будто  одна  капля  частично  сохраняется
внутри  другой.  Такая  диаграмма позволяла Флоренскому наглядно представить
деление внутри неразрушаемого единства, олицетворяемого кругом-шаром.
     Процесс вознесения

     Даниил Хармс. Схема из "Философу. Письмо No З"
     Такое капельное, протоплазматическое  взаимопроникновение  трех  частей
было  позаимствовано  Хармсом,  который  с небольшими вариациями воспроизвел
трехсферную схему  Флоренского  в  диаграмматическом  тексте  под  названием
"Философу.  Письмо  No З" (8--9 октября 1937)6. Диаграммы определены Хармсом
как  "Рисованные  изображения  соотношений   между   различными   элементами
человеческого   организма   с   пояснениями".   Хармс   воспроизводит  схему
Флоренского, но изображает ее цветными карандашами. Зеленый у него  --  цвет
души, синий -- разума, оранжевый -- цвет низших чувств. Хармс
     ____________
     5 Там же.
     6 Воспроизведено в цвете на вкладках журнала "Театр" (1991. No 11).


     258 Глава 9
     изображает  на  серии диаграмм вознесение как постепенное проникновение
желтого цвета (цвета духа) в низлежащие сферы. Таким  образом,  ему  удается
передать  единство  формы,  в котором происходит взаимопроникновение цветов.
Тройственность  в  такой  диаграмме  максимально  сохраняет  свое  единство.
Идеальное  тело,  как  некое  единое  множество, по Флоренскому и Хармсу, не
может быть расчленено. Оно может лишь быть представлено как  троичность,  не
разрушающая единства.
     В  основу  кладется  число  три,  то  самое,  которое Мабр обнаруживает
вписанным в сердце человека при разрезании и которое, по мнению  Липавского,
составляет  основу  принципа  организации человеческого тела, его симметрии.
При этом троичность возникает в теле в результате деления:
     Когда "все" познается, т.е. делится,  оно  делится  непременно  на  три
части:  устанавливается  разность, а разность есть отношение двух вещей, при
котором само отношение разности становится третьей вещью. Само тело человека
построено по этому принципу: оно симметрично и имеет туловище (Логос, 40).
     Хотя Хармс и принимает идею  троичности,  он  не  может  согласиться  с
кратностью  тела,  с  его  делимостью без остатка, задаваемой гомотипией. Он
утверждает:
     Наш способ деления вообще, очевидно, неправилен. Мы как  бы  пользуемся
целыми числами, а в природе границы проходят на каких-то дробях (Логос, 25).
     Иначе  говоря, Хармс не хочет признать абстрактного качества счисления,
предъявляя числам ту претензию, что они не соответствуют природному  делению
вещей.  Диаграмма Флоренского--Хармса объясняет, почему "границы проходят на
каких-то дробях". Границы  здесь  смешаны,  их,  собственно,  нет,  но  есть
система  взаимного проникновения. Отсюда понятно, почему вера у Хармса весит
около восьми фунтов.
     Система взаимопроникающей троичности создает систему членения,  которая
не  может быть спроецирована на линию и которая выходит за рамки любого рода
простой линеарности. Нечто сходное может быть обнаружено в сложных членениях
фигуративных  стихов  Рабана   Мавра.   В   текстах,   подобных   carmina
figurata  Рабана,  задается несколько осей членения --- по вертикали, по
горизонтали,   по   диагонали.   Такой   текст   основывается   на   системе
взаимопроникающего деления.
     Нечто  сходное  обнаруживается  в  эмблематическом для Хармса тексте --
пророчестве Даниила о Навуходоносоре (Хармс сознательно идентифицировал себя
с библейским  Даниилом).  Как  известно,  Даниилу  предлагаются  для  чтения
загадочные  слова:  "Мене,  Мене,  Те-кел,  Упарсин".  Надпись  бьша сделана
еврейскими буквами, которые халдеи могли прочитать, но не  могли  понять  их
смысла.  Слова  были  расположены в виде анаграммы одно под другим, и Даниил
смог прочитать текст, читая буквы по вертикали, то есть "мем", "мем", "тав",


     Троица существования  259
     "вау", "самех" и т. д. В результате Даниил получил внятный текст:
     "мане, мане, шекель с половиной". Смысл этот  построен  на  игре  слов.
Так, например, "мене" одновременно означает maneh -- название монеты,
в  русском  переводе  обозначаемой  как  "мина",  и  глагол  тепа  --
"считать". Таким образом, счет задается одновременно и как единица счета  --
монета.  "Шекель"  также оборачивается словом "текель" -- "взвешен"7. Счет в
таком  тексте  укоренен  в  анаграмматическом  рассечении  слов.  Измерение,
взвешивание,  как темы пророчества, возникают из взаимопроникающего членения
словесной ткани, которая, однако, сохраняет свое единство.
     Но эта система  взвешивания,  счета,  измерения  целиком  опирается  на
нерасчленимое  взаимопроникновение  текстовых слоев, аналогичное троичности,
пронизывающей единство в диаграммах  Флоренского  и  Хармса,  или  структуре
хармсовских  монограмм. Даниил (пророк, а вслед за ним и Хармс) строит текст
интерпретации  как  последовательное  членение  нечленимого  --   разделение
сходных значений слов и их разворачивание в высказывание.
     2
     Фигура  нечленимой членимости лучше всего выражает себя в буквах
внутри монограммных или  анаграммных  текстов.  Диаграмма  Мабра  интересным
образом включает в себя не только цифровые или геометрические элементы, но и
буквы.  Три -- это "омега", треугольник может пониматься как "альфа". Именно
в качестве  "альфы"  он  фигурировал  в  диаграммах  средневекового  мистика
Иоахима  Флорского. Иоахим составил множество диаграмм, в которых он выразил
созданную им своеобразную эсхатологическую доктрину,  которая  известна  как
иоахизм.  Я  не имею подтверждений знакомства Хармса с трудами Иохима
Флорского, но знакомство это нельзя исключить хотя бы потому, что  именно  у
Иоахима обнаруживаются ближайшие аналоги хармсовской диаграмме Рабана Мабра.
     Иоахиму  Флорскому  принадлежит, например, диаграмма Троицы в виде трех
наложенных  друг  на  друга,  пересекающих  друг  друга  кругов.  Она   была
позаимствована у него Данте8:
     ...Три равноемких круга, разных цветом.
     Один другим, казалось, отражен...9
     Эти  круги  Иоахим  раскрасил  в  зеленый, синий и красный, изобразив с
помощью  цветов,   подобно   Хармсу,   их   взаимопроникновение.   Диаграмма
Флоренского, которую копировал Хармс, вероятно, зависима от Иоахима.
     ________________
     7  Daniel.  Ezra.  Nehemiah  / Hebrew text and english translation with
introductions and commentary by Dr. Judah J.  Slotki.  London:  The  Soncino
Press, 1951. P. 45.
     8 Grundman H. Dante und Joachim von Fiore. Zu Paradiso X--XII //
Joachim  of  Fiore  in  Christian  Thought. V. 2 / Ed. by Deino C. West. New
York: Burt Franklin, 1975. P. 329--375.
     9  Данте  Алигьери.  Рай,   33,   117--118   //Данте   Алигьери.
Божественная комедия / Пер. М. Лозинского. М.; Л.: Худлит, 1950. С. 426.


     260 Глава 9

     Иоахим   Флорский.   Видение   Троицы  в  виде  псалтыри  с  десятью
струнами

     Но  в  данном  случае  меня  интересует  использование  Иоахимом   букв
греческого  алфавита  для  диаграммирования  троичности. Иоахим имел видение
Троицы в виде псалтыри с десятью струнами. На его диаграмме она изображена в
виде  треугольника  с  усеченной  верхней  вершиной.  Треугольник  этот  был
видением "альфы". В центре треугольника, там, где у музыкальных инструментов
располагается  акустическое  отверстие,  Иоахим  поместил  круг,  --  в  его
интерпретации, заглавную "омегу". Внутри круга -- надпись IEUE  --  Иоахимов
вариант   тетраграмматона   --   YHVH.  Усеченная  верхняя  вершина  "альфы"
обозначала Святого Отца, нижняя левая вершина -- Сына, а правая  --  Святого
Духа. "Омега" выражала единство Троицы, а "альфа" троич-

     Иоахим Флорский. Фигура "а-w-о"

     Троица существования 261

     ность  ипостасей10.  Иоахим обыгрывал форму треугольника, расходящегося
двумя   лучами   из   вершины,   и    форму    круга,    соединявшего
триединство в целое.
     В контексте хармсовской диаграммы Мабра наибольший интерес представляет
диаграмма  Иоахима,  известная  как  фигура  А-w-О11.  Здесь А
рассекается малой "омегой" --  "со".  Смысл  этой  диаграммы  в  обозначении
связей Св. Духа, олицетворяемого вершиной "омеги", и возникающего из Святого
Отца  и  Сына,  обозначаемых  двумя  полумесяцами  расходящегося круга малой
"омеги". "Омега" в данном случае -- это  расщепляющийся  круг,  из  которого
возникает  единство -- штрих, разделяющий два полумесяца. Соединение "альфы"
и "омеги" у Иоахима означает процесс манифестации множества  из  единства  и
одновременное собирание множества в единство.
     Буквы  Иоахима,  восходящие  к апокалипсическому самоопределению Христа
как "альфы" и "омеги", одновременно вбирают в  себя  всю  полноту  алфавита,
разворачивающегося  от  "альфы"  до  "омеги",  то  есть всю полноту Писания.
Нетрудно заметить, что  схема  Мабра  воспроизводит  иахимитскую  диаграмму,
обогащая  ее  образом  сердца  как  абсолютного  центра. Рассечение сердца у
Хармса оказывается и рассечением,  производящим  буквы,  алфавит,  письмо  и
Писание.  Рассекающий  штрих  производит  все  богатство  алфавитных знаков,
открывает центр на манифестацию множественности в дискурсе.
     Иоахим  иллюстрирует  включенность  письма   в   диаграмму   троичности
манипуляциями  над  тетраграмматоном.  У  крещеного  испанского  еврея Петра
Альфонси (Petms Alphonsi) он позаимствовал идею тринитарного чтения  четырех
букв,  обозначающих  имя  Божье.  Петр Альфонси в книге "Secreta secretorum"
попытался доказать, что Троица скрыта в еврейском  тетраграмматоне,  который
он  разделил  следующим образом: JH, HV, VH, объявив каждое сочетание именем
одной из ипостасей Троицы. Три круга Иоахима -- это  лишь  диаграмматическое
представление  о  тринитарном  делении  Божьего имени. В каждый из кругов он
вписал имена ипостасей по Петру Альфонси12. Поэтому у  Иоахима  цифра  (три)
манифестирует себя в рассечении слова, в алфавитизации "тела слова".
     То,  что  разрез,  проходящий через сердце на диаграмме Мабра, отделяет
создаваемую им цифру три от некоего подобия треугольника, существенно еще  и
потому,   что  треугольник  еще  со  времен  пифагорейцев  считался  видимой
манифестацией тройки. Число три возникает в своем символическом  обозначении
-- 3  --  и  в  своей  геометрической ипостаси как форма. То есть как
письменный знак и его видимое воплощение.
     Три в таком случае -- как бы эйдос некой формы,  в  которой  это  число
манифестируется. Аристотель в "Метафизике" подверг крити-
     ________________
     10  McGinn Bernard. The Calabrian Abbot. Joachim of Fiore in the
History of Western Thought. New York: Macmillan, 1985. P. 162-163.
     11 Ibid. P. 170.
     12 Hirsch-Reich В. Joachim von Fiore und das Judentum // Joachim
of Fiore in Christian Thought. V. 2 / Ed. by Demo C. West.  New  York:  Burt
Franklin, 1975. P. 475-481.


     262 Глава 9
     ке  пифагорейские  представления  о  том, что число является эйдосом, к
которому могут быть сведены такие сложные формы, как, например, человеческое
тело:
     ...если число, как утверждают некоторые, доходит  лишь  до  десяти,  то
эйдосы,  во-первых,  быстро  будут  исчерпаны;  например,  если  тройка есть
сам-по-себе человек, то каким числом будет сама-по-себе лошадь? Ведь  только
до  десяти  каждое  число  есть  само-по-себе сущее. <...> Точно так же если
меньшее число есть часть большего и состоит из сопоставимых  друг  с  другом
единиц, содержащихся в том же числе, то если сама-по-себе четверка есть идея
чего-то,  например,  лошади  или белого цвета, человек будет часть лошади, в
случае если человек -- двойка13.
     Человек не может быть тройкой хотя бы потому, что  тело  его  не  может
быть  сведено  к треугольнику -- простейшей, замкнутой геометрической форме,
выражаемой   числом   три.   Определением   числового   соответствия   форме
человеческого   тела   занимался   пифагореец  Эврит  (Euritus).  Аристотель
упоминает Эврита в "Метафизике"14.
     Псевдо-Александр Афродис с своем комментарии к этому месту "Метафизики"
так описал опыты Эврита:
     Допустим, ради примера,  что  определение  человека  --  число  250,  а
определение  растения -- 360. Приняв это, он брал двести пятьдесят камушков,
окрашенных в разные цвета: зеленые, черные, красные и т.д.  Затем  он  мазал
стену  известкой  и  рисовал  контур человека и растения, а потом втыкал эти
камушки: одни на линии лица, другие -- на линии рук, где  какие,  и  получал
изображение человека, выложенное камушками, равными по числу тому количеству
единиц, которое он полагал определением человека15.
     По  мнению современных комментаторов, в глазах Эврита количество точек,
необходимых для  построения  формы  человеческого  тела  (возможно,  в  трех
измерениях), уникально для каждого тела. Так, из 250 точек (или обозначающих
их  камушков)  можно  построить  единственную  форму,  соответствующую этому
числу, а именно форму человеческого тела16. Камушки Эврита похожи на точки в
carmina figurata Рабана Мавра, они обозначают "места",  "границы"  и,
по  выражению  А. Ф. Лосева, "иллюстрируют главное учение пифагорейства, что
число есть некий вид вещи"17.
     _______________
     13 Аристотель. Мет., 1084а, 12--2 5//Аристотель. Соч.: В 4 т. Т.
1, М.: Мысль, 1975. С. 341.
     14 "...Эврит устанавливал, какое у какой вещи число (например, это  вот
-- число  человека, а это число лошади; и так же, как те, кто приводит числа
к форме треугольника и четырехугольника, он изображал  при  помощи  камешков
формы   <животных>   и  растений)..."  (Аристотель.  Мет.,  1092b,  8
//Аристотель. Соч. Т. 1. С. 364).
     15 Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1 /  Сост.  и  пер.  А.  В.
Лебедев. М.: Наука, 1989. С. 446.
     16  Kirk  G.  S.,  Raven  J.  E.  The  Presocratic Philosophers.
Cambridge: At the University Press, 1962. P. 315.
     17 Лосев А. Ф. Античный космос и современная наука//Лосев А.  Ф.
Бытие--имя--космос.  М.:  Мысль,  1993.  С.  87.  В лосевском анализе Эврита
интересно приравнивание пифагорейского понятия числа  канторовскому  понятию
числа  (Там же. С. 86--87). О Георге Канторе в связи с Хармсом см. следующую
главу.


     Троица существования 263
     Таким образом, число, включенное в тело, соотнесенное  с  ним,  --  это
шифр  его формы. В диаграмме Рабана Мавра треугольная форма сердца проявляет
себя и в числе три. Число, включенное в  тело,  возникает  не  в  результате
деления  (которому нет предела), но в результате рассечения, обнаруживающего
математическое  выражение  сущности  формы.  Оно,   используя   терминологию
Владимира Соловьева, относится всецело к "идеальному" телу как единству.
     3
     Хармс  дал  собственное объяснение особого смысла числа три, которое он
определил как "троицу существования". Обсуждение смысла  троицы  дано  им  в
"трактате"  "О  времени,  о пространстве, о сущ