ом, кто победил в ней".
Дениза  Полхерст:  "Смерть  так  глупа.   Акушерку,   слишком   медленно
перерезающую пуповину..."
   Вдруг словно некая сила включила яркий прожектор внутри его головы, и
крик  Ральфа  пронзил  солнечный  осенний  день.  И  даже  шум   моторов
"Дельты727", совершавшей посадку на  взлетно-посадочную  полосу  N3,  не
смог перекрыть этот крик.
 
6 
 
   Остальную часть дня Ральф просидел на веранде дома, который он  делил
с Мак-Говерном, нетерпеливо ожидая возвращения Луизы. Он мог бы еще  раз
позвонить Биллу в больницу, но не сделал  этого.  Желание  поговорить  с
МакГоверном прошло. Ральф еще не понимал всего, но знал  теперь  намного
больше.
   Если внезапная вспышка озарения и имела  какую-то  ценность,  то  все
равно не  стоило  сообщать  Мак-Говерну,  что  именно  произошло  с  его
панамой, даже если бы Билл поверил.
   "Я обязан вернуть панаму, - подумал Ральф. - И мне необходимо забрать
серьги Луизы".
   Великолепный осенний день катился к закату. С одной  стороны,  ничего
не случилось. С другой же - произошло множество разных событий. Мир  аур
вокруг него возникал и исчезал, как появлялись и  таяли  проплывавшие  в
небе облака.
   Ральф почти беспрерывно наблюдал за ними, только  раз  отлучившись  в
туалет.
   Он видел, как  старенькая  миссис  Бенниген  в  ярко-красном  пальто,
опираясь на палочку, проводила смотр  рядам  осенних  цветов.  Он  видел
окружающую ее ауру -  чистенького  розового,  словно  у  новорожденного,
цвета - и надеялся, что у миссис Бенниген не так уж много родственников,
ожидающих ее смерти. Он видел молодого,  не  старше  двадцати,  мужчину,
направляющегося к "Красному яблоку". Юноша в блеклых джинсах  и  вязаном
жилете являл собой рекламу здоровья, но Ральф видел облепивший его саван
и обтрепанную, полуистершуюся "веревочку", вздымающуюся вверх из  центра
нимба.
   Ральф больше не видел никаких лысоголовых врачей, но  около  половины
шестого стал свидетелем удивительной вспышки лилового света, вырвавшейся
из-под крышки канализационного люка, это  трехминутное  свечение  словно
служило  наглядным  пособием  по  специальным  эффектам,  использованным
Сесилем Блаунтом де Миллем в его библейском эпосе "Царь царей", а  затем
просто скрылось. Он видел также  огромную,  похожую  на  доисторического
ястреба "птицу", распростершуюся между трубами ветхого здания маслобойни
на углу Говард-стрит. "Птица" испускала красные и голубые тепловые лучи,
похожие на длинные ленивые ленты, тянущиеся к Строуфорд-парку.
   Когда без четверти шесть в школе закончились занятия, не менее дюжины
ребят промчалось  к  "Красному  яблоку",  где  они  могли  купить  тонны
перебивающих аппетит конфет и целые тюки  билетов  -  скорее  всего,  на
футбол, судя по времени года. Двое мальчишек спорили о чем-то, и их ауры
одна зеленая, а  другая  трепещущего  оранжевого  цвета  -  уплотнились,
сжимаясь, а по полю  замелькали  вздымающиеся  вверх  спирали  ярко-алых
нитей.  "Берегись!"  -  мысленно  крикнул  Ральф  парнишке,  окруженному
оранжевым "конвертом", как раз за секунду до того, как Зеленый  Мальчик,
отшвырнув учебники, заехал тому в челюсть. Мальчишки схватились, кружась
в неуклюжем танце агрессивности, затем упали на тротуар. Подзадоривающая
ребятня моментально обступила дерущихся. А над ними начал  формироваться
лиловокрасный  купол.  Эта  конфигурация,  медленно  вращающаяся  против
часовой  стрелки,   казалась   Ральфу   одновременно   отталкивающей   и
прекрасной, и он подумал о том, как же выглядит аура над настоящим полем
битвы. Ральф решил, что на этот вопрос ему не  хочется  получить  ответ.
Как только Оранжевый, оседлав Зеленого, принялся тузить  противника,  из
магазина вышла Сью и закричала, чтобы ребята перестали драться.
   Оранжевый неохотно отпустил  Зеленого.  Тот,  изображая  бесстрастие,
отряхнулся и вошел в магазин. Он украдкой  бросил  взгляд  через  плечо,
дабы убедиться, что соперник не  испортил  произведенный  эффект.  Часть
стоявших за Зеленым в магазин,  видимо,  намереваясь  пополнить  запасы,
остальные сгрудились вокруг Оранжевого, поздравляя того с победой. А над
ними никем не видимая, вертящаяся лилово-красная поганка разбивалась  на
куски. Так  очищается  обложенное  тучами  небо  перед  сильным  ветром.
Кусочки дробились, истончались и исчезали.
   "Улица - это карнавал энергии, - подумал Ральф. - Энергии, выделенной
этими парнишками за девяносто секунд поединка, хватило бы для  освещения
Дерри на целую неделю,  а  имей  возможность  люди  улавливать  энергию,
выделяемую толпой  -  внутреннюю  энергию  грибообразно-го  облака,  ее,
возможно, хватило бы на освещение всего Мэна в течение целого месяца.
   Представляешь себе зрелище мира аур на Таймс-сквер за две  минуты  до
полуночи в новогоднюю ночь?"
   Ральф не представлял, да и не хотел. Он подозревал, что  увидел  лишь
край силы такой мощи,  что  по  сравнению  с  ней  все  ядерное  оружие,
созданное с 1945 года, покажется  игрущечными  пистолетами,  из  которых
дети  стреляют  по  пустым  консервным  банкам.  Силы,  достаточной  для
уничтожения Вселенной... Или для создания новой.
 
7 
 
   Ральф поднялся к себе, положил в одну кастрюлю консервированные бобы,
а в другую пару сосисок и стал метаться по  комнатам,  щелкая  пальцами,
ероша волосы,  ожидая,  когда  же  будет  готов  его  холостяцкий  ужин.
Въевшаяся в члены усталость, невидимым камнем висящая на нем с  середины
лета,  отступила;  он  чувствовал  себя  полным  неуемной,   безудержной
энергии, он был набит ею. Наверное, именно поэтому  людям  так  нравятся
бензедрин и кокаин, вот только когда действие этой силы  закончится,  он
не будет чувствовать себя выжатым лимоном - скорее  использованным,  чем
пользователем.
   Ральф Робертс, не  ведающий,  что  волосы,  по  которым  он  проводил
пятерней, стали гуще и что впервые за последние пять лет в них появились
темные пряди, метался  по  квартире,  сначала  мурлыкая,  затем  напевая
старенький рок-н-ролльный мотивчик начала шестидесятых.
   Бобы булькали в своей кастрюле, сосиски варились в своей - вот только
Ральфу казалось, что они танцуют в такт старой песенке.  Напевая,  Ральф
покрошил сосиски в бобы, залил полпинтой кетчупа, добавил острого соуса,
яростно все перемешал и направился к двери с дымящейся кастрюлей в руке.
   Совсем как ребенок, опаздывающий на свой первый в жизни  урок,  Ральф
живо сбежал по ступенькам на первый этаж. Из шкафа в прихожей он  выудил
старый кардиган - тот принадлежал Мак-Говерну, но - какого  черта!  -  и
вышел на веранду.
   Ауры исчезли, но Ральф не разочаровался; в настоящее время его больше
интересовал запах еды. Он не помнил, когда  в  последний  раз  испытывал
такой голод. Усевшись  на  верхнюю  ступеньку,  с  выставленными  вперед
длинными костлявыми ногами, Ральф принялся ужинать. Первый глоток  обжег
губы и язык.
   Но вместо того, чтобы переждать, Ральф принялся есть  быстрее,  почти
не разжевывая.
   Уговорив половину бобов, Ральф сделал передышку. Зверь в желудке  еще
не отправился на покой, но немного утихомирился. Ральф подавил  отрыжку,
осматривая Гаррис-авеню с чувством такого удовлетворения, какого  он  не
испытывал уже многие годы.  В  данных  обстоятельствах  довольствоваться
было особенно нечем, однако это ничего не меняло. Когда в последний  раз
он чувствовал себя вот так же хорошо? Наверное,  в  то  утро,  когда  он
проснулся  в  сарае,   пораженный   переплетением   лучей   -   тысячами
разнонаправленных нитей, - заливающих светом теплое ароматное место  его
ночлега.
   "Или вообще никогда"
   Да, или вообще никогда.
   Он заметил миссис Перрин, скорее всего возвращавшуюся  из  "Надежного
места" - гибрида бесплатной харчевни и  ночлежки  для  бездомных.  Ральф
снова удивился ее странной, скользящей походке.  Она  шла  прямо,  будто
проглотив палку, и даже  не  покачивала  бедрами.  Ее  волосы,  все  еще
темные, сдерживала - а скорее всего, покоряла - сетка для волос, которую
она  носила,  словно  рыцарь  доспехи.  Плотные  чулки  цвета  лакричных
леденцов вырастали из безупречно белых туфель... Сегодня вечером  миссис
Перрин надела мужское шерстяное пальто, полы которого скрывали  ноги  до
самых щиколоток, так что взору Ральфа, было доступно не  так  уж  много.
Казалось, при ходьбе старуха полагалась лишь  на  верхнюю  часть  ног  -
Ральф подумал, что это, вероятнее всего, результат болей в позвоночнике,
- и сей способ передвижения вкупе с длинным пальто придавал облику Эстер
Перрин, что-то сюрреалистическое.
   Она напоминала фигурку  черной  королевы  на  шахматной  доске,  либо
передвигаемой чьей-то невидимой рукой, либо  движущейся  по  собственной
воле.
   Когда старуха приблизилась к месту, где сидел Ральф - одетый в ту  же
порванную рубашку и поглощающий ужин прямо из  кастрюли,  -  ауры  снова
стали просачиваться в видимый мир. Зажглись фонари, и теперь Ральф видел
нежносиреневые арки, висящие над каждым из них. Над  некоторыми  крышами
вздымалось красное марево, другие крыши источали  желтый  туман,  коегде
мелькали светло-вишневые проблески. На востоке, где уже собиралась ночь,
горизонт пестрел неясными зелеными вспышками.
   Ральф  наблюдал,  как  вокруг  миссис  Перрин   собиралась   аура   -
серостальная, цвета формы курсантов  Вест-Пойнта.  Более  темные  пятна,
наподобие  фантомных  пуговиц,  мерцали  над  ягодицами  старухи  (Ральф
считал, что спрятанная где-то под одеждами, все же имелась и такая часть
тела).
   Ральф не был уверен, но подумал, что  эти  пятна  вполне  могут  быть
признаком развивающейся болезни.
   - Добрый  вечер,  миссис  Перрин,  -  вежливо  приветствовал  ее  он,
наблюдая, как слова принимают форму снежинок.
   Женщина окинула Ральфа  презрительным  взглядом,  одновременно  делая
выводы и ставя на нем крест.
   - Вижу, что ты все в той же рубашке, Робертс, - отрезала она.
   Она не произнесла, но Ральф был уверен, что подумала:
   "Я вижу также, как ты, сидя  на  веранде,  уплетаешь  бобы  прямо  из
кастрюли, словно оборванец, которого никогда не учили хорошим манерам...
А я всегда запоминаю то, что вижу, Робертс".
   - Да, - кивнул Ральф. - Кажется, я забыл переодеться.
   - Хм-м-м, - протянула миссис Перрин, и теперь Ральфу показалось,  что
женщина мысленно оценивает состояние его  нижнего  белья.  "Когда  же  в
последний раз ты менял его? Страшно даже подумать, Робертс".
   - Великолепный вечер, миссис Перрин.
   Еще один быстрый, какой-то птичий взгляд,  только  теперь  в  сторону
неба. И затем снова на Ральфа.
   - Похолодает.
   - Вы так считаете?
   - Да - бабье лето кончилось. Теперь по моей спине можно предсказывать
погоду,  но  с  этим  заданием  она  справляется  великолепно.  -Старуха
помолчала. - Кажется, это кофта Билла Мак-Говерна?
   - Так и есть, - согласился  Ральф,  размышляя,  последует  ли  вопрос
насчет того,  известно  ли  об  этом  Биллу.  Но  миссис  Перрин  только
приказала ему застегнуться.
   - Ты ведь не хочешь  стать  кандидатом  в  туберкулезники?  -  строго
вопросила она, а поджатые губы добавили:
   "Как и в сумасшедшие".
   - Абсолютно, - заверил ее Ральф.  Он  отставил  кастрюлю  в  сторону,
потянулся к пуговицам кардигана, затем остановился. На левой  руке  была
рукавица-ухватка, но он не замечал ее до последнего момента.
   - Лучше снять рукавицу, - заметила миссис Перрин, сверкнув глазами.
   - Согласен, - покорно произнес Ральф. Он сбросил рукавицу и застегнул
кардиган Мак-Говерна.
   - Мое предложение остается в силе, Робертс.
   - Простите?
   - Насчет починки рубашки. Если только ты сможешь расстаться с ней  на
пару дней. - Старуха помолчала. - Надеюсь, у  тебя  есть  другая,  чтобы
носить, пока я починю эту?
   - Конечно, - ответил Ральф. - И даже несколько.
   - Рубашки следует менять каждый день. Робертс, у тебя  на  подбородке
соус. - После этой тирады миссис Перрин отправилась дальше.
   То, что последовало затем, Ральф сделал не понимая  и  не  размышляя,
повинуясь инстинкту, как и  в  случае  с  отсекающим  жестом,  когда  он
пытался отпугнуть доктора N3. Он поднял  левую  руку  и  свернул  ладонь
трубочкой вокруг рта. Затем резко, с присвистом, вдохнул.
   Результат оказался поразительным. "Карандаш" серого света вырвался из
ауры миссис Перрин наподобие иглы  дикобраза.  Он  внезапно  растянулся,
ринувшись назад, в то время как сама женщина двигалась  вперед,  миновал
устланную листьями лужайку и устремился в трубочку, сооруженную пальцами
Ральфа. Сделав еще один вдох, Ральф ощутил  проникновение  этого  потока
как  вхождение  чистой  энергии.   Неожиданно   он   почувствовал   себя
засветившимся,  наподобие  неоновой  вывески  над  зданием   кинотеатра.
Распирающее ощущение силы -  ощущение,  что  в  любой  момент  он  может
взорваться, - пробежало по его груди,  желудку,  скатилось  по  ногам  к
кончикам пальцев, одновременно бросившись в  голову,  угрожая  разорвать
череп, будто тонкое бетонное покрытие противоракетного бункера.
   Ральф видел лучи света, такие же серые, как наэлектризованный  туман,
дымящимися потоками исходящие от его пальцев. Пугающее и в то  же  время
радостное ощущение силы озарило его мысли, но только на мгновение.
   Затем последовали угрызения совести и страх.
   "Что ты делаешь, Ральф? Чем бы это ни было, оно не принадлежит тебе.
   Разве стал бы ты красть оеньги из ее сумочки, пока никто не видит?"
   Ральф чувствовал, как пылает его лицо. Он опустил руку и закрыл рот.
   Когда губы и зубы сомкнулись, он четко услышал -  и  почувствовал,  -
как чтото хрустнуло внутри. Звук, как  от  надкусывания  стебля  свежего
ревеня.
   Миссис Перрин остановилась, и  Ральф  с  тревогой  отметил,  как  она
слегка обернулась и огляделась по сторонам.  "Я  не  хотел,  -  мысленно
пояснил он. - Честное словом миссис Перрин, я не хотел - ведь  я  только
начинаю постигать все это".
   - Робертс?
   - Да?
   - Ты что-нибудь слышал? Похоже на пистолетный выстрел?
   Ральф почувствовал, как запылали уши, когда он покачал головой:
   - Нет... У меня слух уже не тот...
   -  Скорее  всего,  на  Канзас-стрит  выстрелила  выхлопная  труба,  -
произнесла женщина, не обращая внимания на слабые оправдания Ральфа. -Но
все равно, сердце у меня ушло в пятки.
   Она  снова  пошла  своей  странной  скользящей   походкой   шахматной
королевы, затем остановилась и оглянулась еще раз.  Аура  старухи  стала
бледнее, но Ральф без труда видел глаза миссис Перрин  -  пронзительные,
как у ястреба. - Ты изменился, Робертс, - сказала она. - Помолодел.
   Ральф, ожидавший, чего угодно ("Немедленно отдай мне то,  что  украл,
Робертс") смог лишь пробормотать в ответ:
   - Вы считаете... Как мило... Я понял... Она лишь махнула рукой:
   - Возможно, это только освещение.  И  я  советую  тебе,  Робертс,  не
пачкать эту кофту.  Я  всегда  считала  мистера  Мак-Говерна  человеком,
исправно следящим за своими вещами.
   - Лучше бы он следил за своими головными уборами, -  возразил  Ральф.
Пронзительные глаза, уже отворачивающиеся  в  сторону,  снова  полоснули
Ральфа:
   - Что?
   - Панама, - пояснил Ральф. - Билл потерял ее где-то.
   Миссис Перрин поразмышляла секунду, затем снова хмыкнула:
   - Отправляйся домой, Робертс. Если и дальше ты  будешь  прохлаждаться
на улице, обязательно захвораешь. - И заскользила  дальше  без  видимого
урона, нанесенного бездумным воровством Ральфа.
   "Воровство? Уверен,  что  это  абсолютно  не  подходящее  объяснение,
Ральф.
   То, что ты сделал, скорее..."
   - Вампиризм, - мрачно произнес  Ральф,  отставив  кастрюлю  с  бобами
подальше и медленно потирая руки.  Он  чувствовал  себя  пристыженным...
Виноватым... Но уж никак не распираемым от энергии.
   "Вместо крови ты украл у нее немного  жизненной  энергии,  но  вампир
остается вампиром, Ральф".
   Верно. Неожиданно ему показалось, что подобное происходит  с  ним  не
впервые.
   "Ты изменился, Робертс. Помолодел".
   Вот что сегодня сказала миссис Перрин, но ведь ему постоянно  говорят
почти то же начиная с конца лета. Основная причина того, что  друзья  не
особенно настаивали на его визите к врачу, заключалась в том, что он  не
выглядел больным. Он жаловался на бессонницу, однако внешне являл  собой
образец здоровья. "Думаю, сотовый мед сотворил  чудо",  -  заметил  Джон
Лейдекер, когда они  в  воскресенье  выходили  из  библиотеки  -  теперь
казалось, что это  происходило  еще  в  каменном  веке.  А  когда  Ральф
поинтересовался, что именно  Лейдекер  имеет  в  виду,  тот  упомянул  о
бессоннице Ральфа. "Выглядите вы в тысячу раз лучше, чем во время  нашей
первой встречи".
   И Лейдекер был не единственным. Все эти  дни  Ральф  чувствовал  себя
загнанным  в  угол,  увечным  и  разбитым...  Но  окружающие  продолжали
повторять, как хорошо он выглядит, каким отдохнувшим он кажется, как  он
помолодел.
   Элен... Мак-Говерн... Даже Фэй Чепин недели две назад произнес что-то
в этом роде, хотя Ральф и не мог припомнить его слов...
   - Нет, могу, - растерянно пробормотал он. - Он спросил, не  пользуюсь
ли я кремом от морщин. Крем от морщин. Боже праведный!
   Неужели он и тогда подворовывал, забирая у других их жизненную силу?
   Подворовывал, даже не догадываясь об этом?
   - Должно быть, - так же тихо пробормотал он. - Да ведь я  же  вампир,
спаси и сохрани. Господи.
   "Но правильное ли это определение? - неожиданно подумал он.  -  Может
быть, в мире аур воришек  жизненной  энергии  называют  "центурионами"?"
Перед его мысленным взором предстало белое, безумное лицо Эда Дипно, так
возвращается  призрак,  чтобы   обвинить   своего   убийцу,   и   Ральф,
ужаснувшись, обхватил колени руками и уткнулся в них лицом.
 
Глава пятнадцатая 
 
1 
 
   В двадцать минут восьмого к дому Луизы  подкатил  "линкольн"  выпуска
семидесятых годов. Ральф - последний час он мылся, брился и пытался хоть
немного успокоиться - стоял на крыльце и наблюдал, как Луиза  выбирается
с заднего сиденья машины.
   Она распрощалась, и легкий ветерок донес  до  него  задорный  молодой
смех.
   "Линкольн" отъехал, и  Луиза  направилась  к  дому.  Пройдя  половину
дорожки, она остановилась и обернулась. Томительно долгое мгновение  они
рассматривали друг друга, стоя на противоположных сторонах  Гаррисавеню,
отлично  видя,  несмотря  на  сгущающуюся  темноту   и   двести   ярдов,
разделяющих их. Друг другу в этой темноте они казались скрытно  горящими
факелами. Луиза направила на  него  палец.  Движение  сильно  напоминало
жест, которым она выстрелила в доктора N3, но Ральф не испугался.
   "Намерение, - подумал он. - Все зависит от  намерения.  В  этом  мире
есть несколько ошибок... Но как только тебе становится ясен  твой  путь,
возможность ошибок, скорее всего, сводится к нулю".
   Узенький, сверкающий серый Лучик силы возник на кончике пальца  Луизы
проходящий  через  сгущающиеся  тени  Гаррис-авеню.  Проезжающая  машина
беспрепятственно промчалась сквозь него. Окна машины вспыхнули, на  долю
секунды передние фары загорелись ярче... И все.
   Ральф тоже поднял палец, и из него стал разрастаться голубой поток.
   Два лучика встретились посередине  Гаррис-авеню  и  переплелись,  как
ветки жимолости. Поднимаясь вверх, этот поросячий хвостик бледнел. Затем
Ральф  согнул  палец,  и  его  часть  любовного   узелка,   появившегося
посередине Гаррисавеню, исчезла, а через мгновение растворился  и  лучик
Луизы.
   Ральф медленно спустился с крыльца и пошел прямо по газону. Луиза шла
ему навстречу. Встретились они посередине улицы...  Там,  где  на  самом
деле встретились уже давно.
   Ральф обнял ее и поцеловал.
 
2 
 
   "Ты изменился, Робертс. Помолодел".
   Эти слова снова и снова возникали в его мыслях - так повторяет одну и
ту же фразу заезженная пластинка, - когда Ральф, сидя в кухне Луизы, пил
кофе. Он не мог отвести от нее взгляд.
   Луиза Чесс выглядела лет на десять моложе и фунтов на  десять  л