Стивен КИНГ

                                  СИЯНИЕ



                           Посвящается Джо Хиллу Кингу, который все сияет.


                        Редактором этой моей книги, как и двух предыдущих,
                        был  мистер  Уильям Дж. Томпсон,  человек мудрый и
                        здравомыслящий.  Его вклад в эту книгу  велик, и я
                        благодарю его за это.
                                                                     С. К.


     В Колорадо - несколько самых прекрасных курортных отелей в  мире,  но
описанный на этих  страницах  отель  не  подразумевает  ни  один  из  них.
"Оверлук" и связанные с ним люди существуют  исключительно  в  воображении
автора.


     ...А еще в этой комнате... стояли гигантские часы черного дерева.  Их
тяжелый маятник с монотонным приглушенным  звуком  качался  из  стороны  в
сторону и,  когда...  часам  наступал  срок  бить,  из  их  медных  легких
вырывался  звук  отчетливый  и  громкий,  проникновенный   и   удивительно
музыкальный,  до  того  необычный  по  силе  и  тембру,  что   оркестранты
принуждены были...  останавливаться,  чтобы  прислушаться  к  нему.  Тогда
вальсирующие пары невольно переставали кружиться,  ватага  весельчаков  на
миг замирала в смущении и, пока часы отбивали удары,  бледнели  лица  даже
самых беспутных, а те,  кто  был  постарше  и  порассудительней,  невольно
проводили рукой по лбу, отгоняя какую-то смутную думу. Но  вот  бой  часов
умолкал и тотчас же веселый  смех  наполнял  покои;  музыканты  с  улыбкой
переглядывались, словно подсмеиваясь над своим нелепым испугом,  и  каждый
тихонько клялся другому, что в следующий раз он не поддастся смущению  при
этих звуках. А когда пробегали шестьдесят минут... и часы  снова  начинали
бить, наступало прежнее замешательство и собравшимися овладевали  смятение
и тревога.
     И все же это было великолепное и  веселое  празднество...  Э.  А.  По
"Маска Красной смерти"


                                             Сон разума порождает чудовищ.
                                                                      Гойя

                                            Коли сияет, так сиять и будет.
                                                                 Поговорка



                   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. "ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ"


                          1. РАЗГОВОР НАСЧЕТ РАБОТЫ

     Джек Торранс подумал: "НАСТЫРНЫЙ СУКИН СЫН".
     В Уллмане было пять футов пять дюймов, а двигаясь, он обнаруживал  ту
суетливую, раздражающую быстроту,  что  присуща  исключительно  толстячкам
небольшого роста. Аккуратный пробор делил  волосы,  а  темный  костюм  был
строгим, но внушал доверие. Вот человек, к кому вы можете придти со своими
проблемами,  говорил  костюм  денежному  клиенту.  Штатному  персоналу  он
сообщал более отрывисто и грубо: "Ну, ты, лучше пусть все будет путем".  В
петлице сидела красная гвоздика - может быть, для  того,  чтобы  никто  из
прохожих по ошибке не принял Стюарта Уллмана за местного гробовщика.
     Выслушивая, что говорит Уллман, Джек для себя решил, что  в  подобных
обстоятельствах, вероятно, не симпатизировал бы ни одному человеку по свою
сторону стола.
     Уллман  задал  вопрос,  который  Джек  пропустил  мимо  ушей.   Вышло
нехорошо. Уллман принадлежал к тому типу людей, которые  заносят  подобные
промахи в мысленный "Ролодекс" для позднейшего рассмотрения.
     - Простите?
     - Я спрашиваю, до конца ли ваша жена понимает, что за обязанности  вы
здесь на себя примете. И потом, конечно, ваш сын.
     Взгляд Уллмана скользнул вниз  к  лежащему  перед  ним  заявлению.  -
Дэниэл. Вашу жену ничуть не пугает такая мысль?
     - Венди - необыкновенная женщина.
     - И сын у вас тоже необыкновенный?
     Джек изобразил широкую рекламную улыбку.
     - Мне кажется, нам нравится так думать.  Для  пятилетнего  он  вполне
самостоятелен.
     Никакой ответной улыбки от Уллмана. Он сунул заявление Джека назад  в
папку. Папка отправилась в ящик. Теперь поверхность стола  была  абсолютно
голой, если не считать пресс-папье, телефона, лампы "Тензор"  и  бювара  с
углублениями для входящих и исходящих бумаг. Обе ячейки тоже были пусты.
     Уллман поднялся и прошел в угол, к стеллажу с полками.
     - Будьте  добры,  обойдите  стол,  мистер  Торранс.  Посмотрим  планы
этажей.
     Он вернулся с пятью большими  листами  и  разложил  их  на  блестящей
ровной столешнице из ореха. Джек встал у него за  плечами,  сознавая,  как
сильно пахнет от Уллмана  одеколоном.  ВСЕ  МОИ  ЛЮДИ  ПАХНУТ  "АНГЛИЙСКОЙ
КОЖЕЙ" ИЛИ НЕ ПАХНУТ ВОВСЕ - вдруг ни с  того  ни  с  сего  пришло  ему  в
голову,  и,  чтобы  сдержать  резкий  неприятный  смешок,  Джеку  пришлось
прикусить язык. За стеной слабо шумела успокаивающаяся после  ленча  кухня
отеля "Оверлук".
     - Последний этаж, - отрывисто произнес  Уллман,  -  чердак.  Сплошной
хлам, ничего больше. Со времен второй мировой  войны  "Оверлук"  несколько
раз менял хозяев и, похоже,  каждый  следующий  управляющий  все  ненужное
отправлял на чердак. Я хочу, чтобы там повсюду разбросали яд и  расставили
крысоловки. Горничные с четвертого этажа поговаривали, что слышны  шорохи.
В это я не верил ни минуты, но не должен существовать даже шанс из тысячи,
что в "Оверлуке" заведется хоть одна-единственная крыса.
     Джек, подозревавший, что в любом отеле  мира  найдется  крыса-другая,
придержал язык.
     - Разумеется,  ни  под  каким  видом  не  следует  разрешать  ребенку
подниматься на чердак.
     -  Конечно,  -  сказал  Джек,  снова  сверкнув  широчайшей  рекламной
улыбкой. Что же, этот поганый  бюрократишко  и  впрямь  думает,  будто  он
позволит сыну околачиваться  на  чердаке,  где  полно  крысоловок,  разной
рухляди и Бог знает чего еще?
     Сдвинув в сторону план чердака, Уллман сунул его под низ стопки.
     - В "Оверлуке" сто  десять  номеров,  -  сказал  он  тоном  школьного
учителя. - Тридцать номеров, все люкс, здесь, на четвертом этаже. Десять -
в западном крыле (Президентский в  том  числе),  десять  -  в  центральной
части, и еще десять в восточном  крыле.  Виды  из  всех  окон  открываются
великолепные.
     ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, БЕЗ РЕКЛАМЫ ТЫ МОЖЕШЬ ОБОЙТИСЬ?
     Но он хранил молчание. Ему нужна была работа.
     Уллман засунул четвертый этаж под низ стопки и они принялись  изучать
третий.
     - Сорок номеров, - сказал Уллман, -  тридцать  двухместных  и  десять
одноместных. А на втором этаже - по десять тех и других.  Плюс  на  каждом
этаже по три бельевые и  кладовки:  на  третьем  этаже  -  в  самом  конце
восточного крыла отеля,  на  втором  -  в  самом  конце  западного  крыла.
Вопросы?
     Джек покачал головой. Уллман смахнул прочь третий и второй этажи.
     - Теперь - первый этаж. Вот здесь, в центре,  стойка  администратора.
Позади нее - служебные помещения. От стойки администратора на  восемьдесят
футов в обе стороны тянется вестибюль. Вот тут, в западном крыле, столовая
"Оверлука" и бар "Колорадо". Банкетный и бальный залы - в восточном крыле.
Вопросы?
     - Только насчет подвала, - сказал Джек. - Для  смотрителя  на  зимний
сезон это - самый важный этаж. Где, так сказать, разворачивается действие.
     - Все это вам покажет Уотсон. План подвала - на стене котельной. - Он
внушительно нахмурился,  возможно  желая  показать,  что  столь  низменные
стороны жизнедеятельности "Оверлука", как  котел  и  водопровод,  не  его,
управляющего, забота. - Может быть неплохо было бы поставить там несколько
крысоловок. Минуточку...
     Он извлек из внутреннего кармана пиджака блокнот и нацарапал  записку
(на каждом листке четким почерком, черными  чернилами  было  написано:  СО
СТОЛА СТЮАРТА УЛЛМАНА) и, оторвав листок, положил в ячейку  для  исходящих
бумаг. Блокнот снова исчез в  кармане  пиджака  Уллмана,  словно  завершая
волшебный фокус: вот  он  есть,  Джекки,  малыш,  а  вот  его  нет.  Да-а,
парень-то и правда шишка.
     Они заняли свои прежние места, Уллман - за столом, Джек - перед  ним;
задающий вопросы и отвечающий на них; проситель и не  поддающийся  хозяин.
Уллман сложил аккуратные ладошки на пресс-папье и в упор взглянул на Джека
- лысеющий низенький человек  в  костюме  банкира  и  галстуке  спокойного
серого тона. Гвоздика в  петлице  уравновешивалась  маленьким  значком  на
другом лацкане. Там золотыми буковками было написано  только  одно  слово:
СОТРУДНИК.
     - Мистер Торранс, я буду с вами предельно откровенным. Элберт Шокли -
человек влиятельный, он много вложил в "Оверлук", который  в  этом  сезоне
впервые за свою историю принес прибыль. Кроме того, мистер Шокли  заседает
в Совете директоров, но в отелях мало что понимает, и  уж  он-то  признает
это раньше всех. Однако по поводу смотрителя он вполне  ясно  дал  понять,
чего хочет. А хочет он, чтобы мы наняли вас. Я так и сделаю. Но если бы  в
этом вопросе мне предоставили свободу действий,  я  бы  предпочел  вас  не
брать.
     Джек стиснул потные руки на коленях, ломая  пальцы.  НАСТЫРНЫЙ  СУКИН
СЫН, НАСТЫРНЫЙ СУКИН...
     - Не думаю, что вас сильно интересует мое мнение, мистер Торранс. Мне
     СЫН, НАСТЫРНЫЙ СУКИН...
     - ...это безразлично. Разумеется, ваши чувства по  отношению  ко  мне
никак не влияют на мое личное  убеждение,  что  для  такой  работы  вы  не
годитесь. Вы могли бы заметить,  что  во  время  сезона,  а  он  длится  с
пятнадцатого мая по тридцатое сентября, в  "Оверлуке"  постоянно  работает
сто десять человек - по человеку на каждый номер. Вряд ли я многим по душе
и подозреваю, что некоторые считают меня изрядным мерзавцем. Если так, они
не ошиблись. Чтобы управлять отелем так, как  он  заслуживает,  приходится
быть изрядным мерзавцем.
     Тут он посмотрел на Джека - не будет ли комментариев - и  Джек  опять
сверкнул рекламной улыбкой, до того зубастой,  что  это  могло  показаться
оскорбительным.
     Уллман сказал,
     - "Оверлук" строился с 1907 по 1909  год.  До  ближайшего  городка  -
Сайдвиндера - сорок миль к востоку по дорогам,  которые  в  конце  октября
закрываются до апреля. Выстроил его некто Роберт  Таунли  Уотсон,  дедушка
нашего  нынешнего  техника.  Здесь  останавливались  и   Вандербильды,   и
Рокфеллеры, и Эсторы, и Дюпоны.  В  президентском  люксе  побывало  четыре
президента: Уилсон, Хардинг, Рузвельт и Никсон.
     - Никсоном и Хардингом я бы не слишком гордился, - пробормотал Джек.
     Уллман нахмурился, но несмотря на это продолжил.
     - Мистеру Уотсону это оказалось не по силам и в 1915 году  он  продал
отель. Потом отель продавали еще в 1922, 1929 и в 1936 годах. До окончания
второй мировой войны он  простоял  без  хозяина,  а  потом  был  куплен  и
полностью   обновлен   Хорасом   Дервентом   -    миллионером,    пилотом,
кинопродюсером и антрепренером.
     - Мне знакомо имя, - сказал Джек.
     - Да. Вроде  бы  все,  до  чего  он  ни  дотронется,  превращается  в
золото...  кроме  "Оверлука".  Прежде,  чем  первый   послевоенный   гость
переступил этот порог, превратив дряхлую реликвию в место проведения  шоу,
отель сожрал больше миллиона долларов. Это Дервент пристроил площадку  для
игры в роке, которой вы, как я заметил, восхищались, когда приехали.
     - Роке?
     - Это - британский предок нашего  крокета,  мистер  Торранс.  Крокет,
собственно, это дешевый, вульгарный вариант роке. Согласно легенде, в  эту
игру Дервента научил играть его светский  секретарь,  и  тот  положительно
влюбился в нее. Должно быть, наша площадка  для  роке  -  самая  лучшая  в
Америке.
     - Не сомневаюсь, - серьезно сказал Джек. Площадка для роке, сад,  где
полно деревьев, подстриженных в форме зверей, а  что  еще?  Игра  "Дядюшка
Уиггли" в натуральную величину  за  сараем  с  инвентарем?  Мистер  Стюарт
Уллман начал сильно утомлять Джека, но было видно, что с Уллманом  еще  не
все. Уллман собирался высказаться от души, до последнего словечка.
     - Потеряв три миллиона, Дервент продал  отель  группе  калифорнийских
вкладчиков. Их попытка оказалась столь же неудачной. Просто они ничего  не
понимали в отелях.
     В 1970 году отель купил мистер Шокли с  группой  помощников,  передав
управление мне. Несколько лет проработали вхолостую и мы,  но  я  счастлив
сообщить, что доверие ко мне нынешних владельцев полностью оправдалось.  В
прошлом году мы окупили расходы. А в этом году, впервые почти за семьдесят
лет, счета "Оверлука" заполнялись черными чернилами.
     Джек счел, что гордость этого суетливого человечка оправдана, но  тут
снова накатила волна прежнего отвращения. Он сказал:
     - Не вижу никакой связи  между,  надо  признать,  цветистой  историей
"Оверлука" и вашим ощущением, что  я  не  гожусь  на  эту  работу,  мистер
Уллман.
     - Одна из причин, по которой "Оверлук" приносил такие крупные убытки,
заключается в том, что каждую зиму отель  ветшает.  Вы  не  поверите,  как
сильно это сокращает уровень прибыли, мистер Торранс.  Зимы  действительно
суровы. Для того, чтобы решить эту проблему, я установил ставку смотрителя
на зимний период, чтобы он занимался котлом, ежедневно прогревая здание по
частям, по круговому циклу, сразу же чинил то, что  ломается  и  не  давал
таким мелочам стать зародышем дальнейшего разрушения. В первую  нашу  зиму
вместо  одного  человека  я  нанял  семью.  Случилась  трагедия.   Ужасная
трагедия.
     Уллман холодно, оценивающе посмотрел на Джека.
     - Я  совершил  ошибку.  Признаю  это  добровольно.  Тот  человек  был
пьяницей.
     Джек почувствовал, как рот  растягивает  медленная,  опасная  улыбка,
полная противоположность прежней, рекламной, сверкающей зубами.
     - Вот что? Странно, что Эл вам не сказал. Я бросил.
     -  Да,  мистер  Шокли  говорил,  что  вы  больше  не  пьете.  Еще  он
рассказывал о вашем последнем месте работы... о  последнем  оказанном  вам
доверии,  скажем  так.  В  Вермонте  вы  преподавали  английский  язык   в
подготовительной школе. И вышли из себя - не думаю, что следует  вдаваться
в излишние подробности. Но я действительно считаю,  что  случай  с  Грейди
показателен,  вот  почему  я  коснулся   в   разговоре   вашей...   э-э...
предыстории. Зимой 1970-71 года, после того, как мы  подновили  "Оверлук",
но еще до нашего первого сезона, я нанял  этого...  этого  несчастного  по
имени Делберт Грейди. Он  поселился  в  комнатах,  которые  вам  предстоит
разделить с женой и сыном. С ним была  жена  и  две  дочки.  У  меня  были
сомнения - во-первых, из-за суровости  зимы,  а  еще  из-того,  что  семья
Грейди целых пять или шесть месяцев будет отрезана от внешнего мира.
     - Но ведь это не совсем так, а? Здесь  есть  телефоны  и  гражданская
радиостанция, наверное, тоже. Потом, в национальном парке "Скалистые горы"
есть вертолеты, которые  вполне  могут  сюда  долететь,  а  такая  большая
площадка, как эта, вместит пару вертушек.
     - Не знаю, не знаю, - сказал Уллман. - Передатчик в отеле есть -  его
вам покажет мистер Уотсон вместе со списком  частот,  на  которых  следует
выходить в эфир, если понадобится помощь. Телефонные линии между отелем  и
Сайдвиндером все еще идут поверху и чуть  ли  не  каждую  зиму  где-нибудь
обрываются, а это - минимум три недели, а максимум - полтора месяца. Еще в
сарае есть снегоход.
     - Ну, тогда вы вовсе не отрезаны от внешнего мира.
     Лицо мистера Уллмана приняло страдальческое выражение.
     -  Предположим,  ваш  сын  или  жена  поскользнулись  на  лестнице  и
раскроили себе череп, мистер Торранс. Сочтете ли  вы  отель  отрезанным  в
этом случае?
     Джек понял, что тот прав. Мчащийся на  предельной  скорости  снегоход
может доставить вас в Сайдвиндер за полтора часа... вероятно. Вертолет  из
Спасательной службы  парков  может  добраться  сюда  за  три  часа...  при
оптимальных условиях. В снежный буран он даже не сумеет подняться. Доехать
же на предельно быстро мчащемся снегоходе нечего и надеяться -  даже  если
рискнешь  вытащить  серьезно  пострадавшего  человека  на  двадцать   пять
градусов ниже нуля или, учитывая холодный ветер, на сорок пять.
     - В случае с Грейди, - сказал Уллман, - я рассуждал во многом  также,
как мистер Шокли  -  в  вашем  случае.  Одиночество  само  по  себе  может
оказаться губительным. Лучше, если с человеком будут его близкие.  Если  и
случится неприятность, подумал я, весьма  вероятно,  это  будет  не  столь
серьезно, как проломленный череп, несчастный случай с электроприборами или
какие-нибудь  судороги.  Серьезный  случай  гриппа,   воспаление   легких,
сломанная рука, даже аппендицит - все это оставляет довольно времени.
     Подозреваю, что ничего бы не  случилось,  если  бы  Грейди  при  моем
полном неведении не запасся в избытке  дешевым  виски  и  если  бы  не  то
любопытное  состояние,  которое  во   время   оно   называлось   "кабинной
лихорадкой".  Вам  знаком  такой  термин?  -   Уллман   изобразил   слабую
покровительственную улыбку, готовый дать разъяснения, стоит  только  Джеку
признаться в своем невежестве, и Джек  обрадовался,  что  может  быстро  и
четко ответить.
     - Это  жаргонный  термин,  обозначающий  клаустрофобическую  реакцию,
которая проявляется  у  людей,  много  времени  проведших  друг  с  другом
взаперти. Внешне  клаустрофобия  проявляется  как  неприязнь  к  людям,  с
которыми вас заперли. В крайних  случаях  могут  возникнуть  галлюцинации,
насилие - такой пустяк, как подгоревший обед или спор,  чья  очередь  мыть
посуду, может окончиться убийством.
     Уллман,  похоже,  пришел  в  сильное  замешательство,   что   страшно
обрадовало Джека. Он решил еще чуточку поднажать,  но  про  себя  пообещал
Венди сохранять спокойствие.
     - В этом-то, полагаю, вы и ошиблись. Он причинил им вред?
     - Он убил их, мистер Торранс, а потом покончил с собой. Своих девочек
он убил топориком, жену застрелил и сам застрелился. У него  была  сломана
нога. Несомненно, он так упился, что упал с лестницы.
     Уллман вытянул руки и добродетельно взглянул на Джека.
     - У него было высшее образование?
     - Собственно говоря, нет,  не  было,  -  несколько  натянуто  сообщил
Уллман. - Я полагал, что... э-э... скажем, индивидуум с не слишком богатой
фантазией будет менее восприимчив к оцепенению, одиночеству...
     - Вот в чем ваша ошибка, - сказал Джек. -  Тупица  сильнее  подвержен
кабинной лихорадке - так же,  как  он  скорее  пристрелит  кого-нибудь  за
карточной игрой или ни с того, ни с сего  ограбит.  Ему  делается  скучно.
Когда выпадает снег, делать нечего, остается только смотреть телевизор или
играть в "солитер", жульничая, когда не можешь выложить все тузы. Остается
только собачиться с женой, изводить детей придирками и пить. Засыпать  все
труднее, потому что нечего слушать, поэтому он напивается, чтобы уснуть  и
просыпается с похмельем. Он становится  раздражительным.  И,  может  быть,
ломается телефон, а антенну валит ветром,  заняться  нечем,  можно  только
думать,  жульничать  в  "солитер"  и  делаться   все   раздражительнее   и
раздражительнее... И, наконец, - бум, бум, бум.
     - В то время, как образованный человек, такой, как вы?
     - Мы с женой оба любим читать. У меня есть пьеса,  над  которой  надо
работать, Эл Шокли, вероятно, говорил вам об этом. У Дэнни -  головоломки,
раскраски, приемник на кристаллах. Я планирую выучить  его  читать  и  еще
ходить на снегоступах. Венди тоже хотела бы научиться.  Да,  по-моему,  мы
найдем, чем заняться и не станем мозолить глаза друг другу, если телевизор
выйдет из строя. - Он помолчал. - Когда Эл сказал, что я больше не пью, он
не обманывал. Когда-то я пил, и это делалось серьезным.  Но  за  последние
четырнадцать  месяцев  я  не  выпил  и  стакана  пива.  Я   не   собираюсь
притаскивать сюда спиртное и, по-моему, после того,  как  пойдет  снег,  у
меня не будет случая достать выпивку.
     - Вот в этом вы абсолютно правы, -