езумные  звуки.  Они  словно  бы  заполнили
пустынный первый этаж и, подобно баньши,  возвращались  назад.  Как  будто
здесь хором визжала сотня Дэнни.
     - Джек! - в ужасе крикнула она. - О, Господи, Джек, что с ним такое?
     Джек, не чувствуя под собой ног, слез с табуретки -  он  в  жизни  не
бывал так напуган. В какой провал заглянул  ненароком  его  сын?  В  какое
гнездо мрака? И что там оказалось, что ужалило его?
     - Дэнни! - рявкнул он. - Дэнни!
     Дэнни увидел его. Он  с  неожиданной  настойчивой  силой  вырвался  у
матери из рук, не позволив удержать  себя.  Она  попятилась,  налетела  на
кабинку и чуть не упала.
     - Папа! - пронзительно кричал малыш, подбегая к Джеку, глаза опухли и
были  перепуганными.  -  Ой,  папа,  папа,  это   она!   Она!   Она!   Ох,
па-аааа-паа...
     Он стрелой влетел к Джеку в объятия, так, что тот  покачнулся.  Дэнни
яростно обхватил отца, прижался - сперва будто собравшись бороться с  ним,
а потом ухватился за ремень и  захлюпал  Джеку  в  рубашку.  Джек  животом
чувствовал разгоряченное дергающееся личико сына.
     - Папа, это она.
     Джек медленно перевел взгляд на  лицо  Венди.  Его  глаза  напоминали
маленькие серебряные монетки.
     - Венди? - Голос тихий, почти мурлыкающий. -  Венди,  что  ты  с  ним
сделала?
     Ошеломленная Венди, не веря собственным  ушам,  уставилась  на  мужа.
Лицо было бледным. Она покачала головой.
     - Джек, ты же должен понимать...
     На улице опять пошел снег.



                             29. РАЗГОВОР НА КУХНЕ

     Джек  отнес  Дэнни  в  кухню.  Мальчик  не   переставал   исступленно
всхлипывать, отказываясь оторвать лицо от груди Джека. В кухне  он  вернул
Дэнни жене, которая все еще казалась ошеломленной и неверящей.
     - Джек, я не знаю, о чем он говорит.
     - Я верю, - сказал он, хотя себе вынужден был признаться,  что  столь
неожиданная, головокружительно быстрая смена ролей до определенной степени
радует его. Но Джек сердился на Венди всего мгновение: где-то  внутри  все
сжалось - и прошло. В глубине души он знал,  что  Венди  скорее  обольется
бензином и чиркнет спичкой, чем причинит Дэнни вред.
     На дальней конфорке пыхтел на медленном огне большой чайник.  В  свою
личную большую керамическую чашку Джек бросил  пакетик  с  заваркой  и  до
половины налил кипятка.
     - Есть шерри для готовки? - спросил он.
     - Что?... А, конечно. Две или три бутылки.
     - В каком шкафу?
     Она ткнула пальцем и Джек достал бутылку. От души плеснув  из  нее  в
чай, он убрал шерри на место и последнюю  четверть  чашки  долил  молоком.
Потом добавил три столовых ложки сахара и размешал.  Эту  смесь  он  отнес
Дэнни, чьи всхлипы утихли, превратившись в хлюпанье носом и икоту.  Но  он
весь дрожал, а глаза были широко раскрыты и неподвижны.
     - Хочу, чтобы ты это выпил, док, - сказал Джек. - На  вкус  это  хрен
знает какая гадость, но от нее тебе станет лучше. Выпьешь за папу?
     Дэнни  утвердительно  кивнул  и  взял  чашку.  Он  чуть-чуть   отпил,
скривился и вопросительно взглянул на Джека. Тот наклонил голову, и  Дэнни
отпил еще. Где-то в самой середке Венди ощутила знакомый укол  ревности  -
она знала, за нее мальчик не стал бы это пить.
     Вслед за этой мыслью пришла другая,  от  которой  сделалось  неуютно,
даже страшно: уж не хочется ли ей думать, будто Джек виноват?  Может,  она
так сильно ревнует? Так могла бы думать ее мать, и это было  действительно
ужасно. Она помнила, как в одно из воскресений отец повел ее в парк, а она
ухнула на детской площадке со второго кольца и ободрала обе коленки.  Отец
привел ее домой, и тут мать завизжала на него: а ты что делал?  почему  ты
не смотрел за ней? что ты за отец?
     (Она загнала его в могилу; к тому времени, как  они  развелись,  было
слишком поздно.)
     Венди не оправдала Джека даже за  недостатком  улик.  Ни  на  миг  не
усомнилась. Она чувствовала, как горит лицо,  но  с  какой-то  беспомощной
окончательностью понимала: если бы пришлось проиграть все это еще раз, она
бы думала и поступала точно так же. Хорошо это или плохо,  но  она  всегда
несла в себе частицу матери.
     - Джек... - начала она, не уверенная, чего  хочет  -  извиниться  или
оправдаться. И то, и другое, знала Венди, бесполезно.
     - Не сейчас.
     Чтобы выпить половину содержимого большой чашки,  Дэнни  понадобилось
пятнадцать минут, и за  это  время  он  заметно  успокоился.  Дрожь  почти
прошла.
     Джек серьезно положил сыну руки на плечи.
     - Дэнни, как по-твоему, ты в состоянии точно рассказать  нам,  что  с
тобой случилось? Это очень важно.
     Дэнни перевел взгляд с Джека на Венди и обратно. Эта безмолвная пауза
прояснила  и  ситуацию,  и  их  положение  в  ней:   снаружи,   нанося   с
северо-запада новый снег, выл ветер, старый  отель,  попадая  в  очередной
бурный  порыв,  потрескивал  и  постанывал.  Венди  неожиданно   отчетливо
осознала их разобщенность, словно ее ударили под ложечку  -  такое  с  ней
бывало и раньше.
     - Я хочу... все вам рассказать, - выговорил Дэнни.  -  Жалко,  раньше
нельзя было. - Он держался за чашку, как будто успокаиваясь ее теплом.
     - А почему, сынок? - Джек осторожно  откинул  со  лба  Дэнни  потные,
слипшиеся волосы.
     - Потому что эту работу тебе нашел дядя Эл. А я не  мог  понять,  как
это тебе здесь сразу и хорошо, и плохо. Эту... - Мальчик взглянул на  них,
прося помощи. Он не находил нужного слова.
     - Дилемму? - осторожно спросила Венди. - Когда любой выбор нехорош?
     - Да, ее. - Он с облегчением кивнул.
     Венди сказала:
     - В тот день, когда ты подстригал кусты, мы с Дэнни по дороге в город
поговорили. В тот день, когда в первый раз выпал настоящий снег. Помнишь?
     Джек кивнул. День, когда он  подстригал  живые  изгороди,  он  помнил
очень четко.
     Венди вздохнула.
     - По-моему, мы не договорили, а, док?
     Дэнни - воплощенное горе - потряс головой.
     - А о чем вы, собственно, говорили? - спросил Джек. - Не  уверен,  по
душе ли мне, что мои жена и сын...
     - Обсуждают, как любят тебя?
     - Какая разница, все равно ничего не понятно. Я  себя  чувствую  так,
будто пришел в кино к середине фильма.
     - Мы говорили о тебе, - спокойно сказала Венди. - И, может  быть,  не
все говорилось словами, но мы оба понимали. Я - потому, что я твоя жена, а
Дэнни - потому, что он... просто многое понимает.
     Джек молчал.
     - Дэнни выразился очень точно: казалось, этот переезд тебе на пользу.
В Стовингтоне осталось все, что давило на тебя, делая несчастным. Ты  стал
сам себе хозяин, ты работал руками  и  мог  поберечь  голову  -  полностью
освободить ее для вечерних занятий  литературой.  Потом,  не  знаю  точно,
когда... стало казаться,  что  жизнь  здесь  для  тебя  нехороша.  Столько
времени проводить в подвале, так дотошно просматривать эти старые бумажки,
всю эту давнюю историю... Ты разговариваешь во сне...
     - Во сне? - переспросил Джек. Лицо выразило осторожное изумление. - Я
разговариваю во сне?
     - Почти всегда неразборчиво. Один раз я проснулась,  чтоб  сходить  в
туалет, а ты говорил: "К черту, хоть игральные автоматы внесите, никто  не
узнает, не узнает никогда". В другой раз меня разбудил  ты  -  ты  кричал:
"Маски долой, маски долой, маски долой!"
     - Господи Иисусе, - сказал  Джек,  потирая  лицо  рукой.  Он  казался
больным.
     - А все старые привычки, привычки пьяницы! Жуешь экседрин, все  время
обтираешь губы. По  утрам  всем  недоволен.  И  потом,  ты  еще  не  сумел
закончить пьесу, правда?
     - Нет. Нет еще, но это только вопрос времени. Я  обдумывал  другой...
новый проект.
     - Отель. Это проект, насчет которого тебе звонил Эл Шокли?  Чтобы  ты
оставил его в покое.
     - Как ты узнала? - рявкнул Джек. - Ты что, подслушивала? Ты...
     - Нет, - сказала она. - Я бы  не  сумела  подслушать  даже,  если  бы
хотела. Ты понял бы это, не обманывай ты сам себя. В тот вечер мы с  Дэнни
сидели внизу. Коммутатор заперт.  Работал  единственный  телефон  на  весь
отель - наш, наверху, потому, что он включен напрямую во внешнюю линию. Ты
же сам мне объяснял.
     - Тогда откуда ты узнала, чего потребовал Эл?
     - Дэнни  сказал.  Он  знал  это.  Так  же,  как  иногда  знает,  куда
задевалась какая-нибудь вещь или что люди подумывают о разводе.
     - Доктор говорил...
     Она нетерпеливо потрясла головой.
     - Доктор - кусок дерьма, мы оба это знали. Помнишь, как Дэнни сказал,
что хочет посмотреть на пожарные машины? Какое же это предчувствие - он же
был совсем крошечный. Он знает. И теперь я боюсь...
     Она посмотрела на синяки у Дэнни на шее.
     - Ты действительно знал, что мне позвонил дядя Эл, Дэнни?
     Дэнни кивнул.
     - Пап, он по-настоящему  взбесился.  Потому  что  ты  звонил  мистеру
Уллману, а  мистер  Уллман  позвонил  ему.  Дядя  Эл  не  хотел,  чтоб  ты
что-нибудь написал про отель.
     - Иисусе, - снова повторил Джек. - Синяки, Дэнни.  Кто  пытался  тебя
задушить?
     Лицо Дэнни потемнело.
     -  Она,  -  ответил  он.  -  Женщина  из  той  комнаты.   Из   двести
семнадцатого. Мертвая леди.
     У него опять задрожали губы, он схватил чашку и отхлебнул.
     Джек с Венди испуганно переглянулись над склоненной головой мальчика.
     - Ты что-нибудь знаешь об этом? - спросил он.
     Она покачала головой.
     - Об этом - нет.
     - Дэнни, - он приподнял испуганное личико мальчугана. - Смелее,  сын.
Мы же здесь.
     - Я знал, что здесь плохо, - тихим голосом выговорил Дэнни. -  С  тех
пор, как мы переехали в Боулдер. Потому, что Тони мне  показывал  сны  про
это.
     - Какие сны?
     - Всех я  не  помню.  Он  показывал  "Оверлук"  ночью,  с  черепом  и
скрещенными костями впереди. И там стучало. Что-то... Не помню, что... оно
гналось за мной. Чудовище. Тони показал мне про тремс.
     - А что это, док? - спросила Венди.
     Он помотал головой.
     - Не знаю. Потом мы приехали сюда и  мистер  Холлоранн  поговорил  со
мной в машине. Потому, что он тоже умеет сиять.
     - Сиять?
     - Ну... - Дэнни сделал руками плавный всеобъемлющий жест. - Это когда
умеешь понимать разные вещи. Когда знаешь. Иногда видишь разное. Ну, как я
узнал, что звонил дядя Эл. А мистер Холлоранн - что вы  зовете  меня  док.
Мистер Холлоранн, он чистил картошку в армии и понял, что его брат погиб в
катастрофе на железной дороге. А потом он позвонил домой и оказалось,  это
правда.
     - Боже  милостивый,  -  прошептал  Джек.  -  Дэн,  ты,  случайно,  не
выдумываешь?
     Дэнни изо всех сил затряс головой.
     - Нет, клянусь Богом. - Потом с оттенком гордости добавил:  -  Мистер
Холлоранн сказал, у меня самое  сильное  сияние,  какое  он  встречал.  Мы
смогли поговорить... он со мной, а я с ним... даже не раскрывая рта.
     Искренне изумленные родители еще раз переглянулись.
     - Мистер Холлоранн отозвал меня, потому, что беспокоился, - продолжал
Дэнни. - Он говорит, тут нехорошее место. Для тех, кто сияет. Говорит,  он
видел всякое. Я тоже кое-что видел.  Когда  мистер  Уллман  водил  нас  по
отелю.
     - Что? - спросил Джек.
     - В Президентском люксе. На стене, у двери в спальню. Много  крови  и
еще какую-то штуку. Разбрызганную. Я  думаю...  эта  разбрызганная  штука,
наверное, мозги.
     - О Господи, - сказал Джек.
     Теперь Венди стала очень бледной, губы посерели.
     - Некоторое время тому назад, - сказал Джек, -  этим  отелем  владели
очень скверные типы. Мафия из Лас-Вегаса.
     - Негодяи? - спросил Дэнни.
     - Так точно, негодяи. - Он взглянул на Венди. - В  шестьдесят  шестом
там  убили  крупную  шишку  по  имени  Вито  Дженелли   вместе   с   двумя
телохранителями. В газете была фотография. Ее-то Дэнни и описал.
     - Мистер Холлоранн сказал, он видел еще  другие  гадости,  -  сообщил
Дэнни. - Один раз - на детской площадке. И один раз что-то плохое  было  в
той комнате, в 217-й. Горничная увидела  и  потеряла  работу,  потому  что
стала про это рассказывать. Ну вот, мистер Холлоранн пошел наверх  и  тоже
увидел. Но он не рассказывал про это, потому что не хотел потерять работу.
Только велел мне ни за что не входить туда. А я вошел. Он же  сказал:  то,
что здесь видишь, не может обидеть. Я и поверил. - Последние  слова  Дэнни
выговорил тихим, сиплым голосом, почти шепотом, и дотронулся  до  опухшего
кольца синяков на шее.
     - А что насчет детской площадки? - спросил  Джек  странным  небрежным
тоном.
     - Не знаю. Он сказал, детская площадка. И живая изгородь, звери.
     Джек слегка вздрогнул. Венди с любопытством взглянула на него.
     - Ты там что-нибудь видел, Джек?
     - Нет, - сказал он. - Ничего.
     Дэнни смотрел на него.
     - Ничего, - повторил он более спокойно.  Он  не  обманывал.  Он  стал
жертвой галлюцинации. Вот и все.
     - Дэнни, мы должны услышать про эту женщину, - мягко сказала Венди.
     И Дэнни рассказал, но он так торопился излиться, освободиться, что то
и дело взрывался словами, иногда граничившими с  невнятицей.  Рассказывая,
он все теснее прижимался к груди Венди.
     - Я пошел туда, - сказал он. -  Я  стащил  ключ...  который  ко  всем
дверям... и вошел. Как будто не мог с собой ничего поделать. Мне надо было
узнать. А она... та леди... оказалась в ванне. Мертвая. Вся  вздутая.  Она
была г-гх... на ней ничего не было. - Он жалобно взглянул на мать. - И она
стала подниматься, ей нужен был я. Я понял это, потому  что  почувствовал.
Она даже не думала... не так, как вы с папой думаете. Все  было  черное...
кусачая мысль... как... как осы той  ночью  в  моей  комнате!  Она  просто
хотела сделать больно. Как осы.
     Он сглотнул. На минуту воцарилось молчание - все замерли, пока в  них
входило воспоминание об осах.
     - И я побежал, - сказал Дэнни. - Побежал, но дверь оказалась закрыта.
Я оставлял ее открытой, но  она  закрылась.  Я  просто  не  подумал  снова
открыть ее и выбежать наружу. Мне было  страшно.  Поэтому  я  просто...  я
прислонился к двери, закрыл глаза и вспомнил, как мистер Холлоранн сказал:
здешние штуки - все равно,  что  картинки  в  книжке  и,  если  все  время
повторять про себя... тебя здесь нет, уходи, тебя здесь нет... она  уйдет.
Только у меня не получилось.
     Голос малыша начал истерически подниматься.
     - Она схватила меня... повернула... я видел ее глаза... какие  они...
и она стала душить меня... от нее пахло... от нее пахло мертвой...
     - Шшш, хватит, - встревоженно сказала Венди.  -  Хватит,  Дэнни.  Все
хорошо. Это...
     Она опять готова была запричитать. Венди Торранс - Причитания На  Все
Случаи Жизни. Своевременно. До конца.
     - Пусть доскажет, - коротко распорядился Джек.
     - Уже все, - сказал Дэнни. -  Я  отключился.  Потому,  что  она  меня
душила... или просто испугался. Когда я пришел в себя, мне приснилось, что
вы с мамой деретесь из-за меня, а ты опять хочешь Плохо  Поступить,  папа.
Потом я понял, что никакой это не  сон...  что  не  сплю...  и...  намочил
штанишки. Намочил штанишки, как какой-нибудь малыш. - Голова  Дэнни  опять
упала Венди на свитер и он с ужасающей слабостью разрыдался; руки  вяло  и
безвольно лежали в коленях.
     Джек поднялся.
     - Займись им.
     - Что ты собрался делать? - лицо Венди переполнял страх.
     - Я собрался сходить в этот номер. А что по-твоему? Выпить кофе?
     - Нет! Джек, не надо, пожалуйста, не надо!
     - Венди, если в отеле есть кто-то еще, нам надо знать.
     - Не смей оставлять нас одних!  -  взвизгнула  она  ему  в  лицо.  От
громкого крика с губ полетела слюна.
     Джек сказал:
     - Венди, ты замечательно подражаешь своей мамаше.
     Тут она разрыдалась, не  в  состоянии  укрыть  лицо,  потому  что  на
коленях у нее сидел Дэнни.
     - Извини, - сказал Джек. - Но иначе нельзя, ты  же  понимаешь.  Я  же
хренов сторож. Мне за это деньги платят.
     Венди только сильнее расплакалась. Джек не стал  успокаивать  ее,  он
вышел из кухни и, когда дверь  за  его  спиной  захлопнулась,  обтер  губы
носовым платком.
     - Мам, не волнуйся, - сказал Дэнни. - С ним все будет  нормально.  Он
не сияет. Ему тут ничего не может навредить.
     Венди сквозь слезы сказала:
     - Нет, не думаю.



                    30. ПОВТОРНЫЙ ВИЗИТ В ДВЕСТИ СЕМНАДЦАТЫЙ

     Наверх он поехал на лифте, что было странно, поскольку с тех пор, как
они переехали сюда, лифтом никто не пользовался. Джек передвинул  латунную
рукоятку и лифт, дрожа и задыхаясь, полез вверх по шахте. Латунная решетка
бешено дребезжала. Он знал, что у Венди этот лифт вызывает настоящий страх
перед замкнутым пространством, просто ужас. Ей все  время  представлялось:
вот они втроем застревают между этажами, а снаружи бушуют зимние бураны; у
нее на глазах все худели, слабели и  умирали  от  голода.  А  может  быть,
обедали друг дружкой - как та команда регбистов. Джек вспомнил, что  видел
в  Боулдере  огромную  афишу:   "КОМАНДА   РЕГБИСТОВ   СЪЕЛА   СОБСТВЕННЫХ
МЕРТВЕЦОВ". Можно было придумать и другие варианты: "ТЫ - ТО, ЧТО ТЫ ЕШЬ".
Или меню: "Добро пожаловать в  столовую  "Оверлука",  гордости  Скалистых.
Обед на крыше мира. Фирменное блюдо - человеческий окорок,  зажаренный  на
спичках". По лицу Джека снова скользнула презрительная  улыбка.  Когда  на
стене шахты появилась цифра два, он вернул латунную  рукоятку  в  исходное
положение, и лифт со скрипом остановился. Джек вынул из кармана  экседрин,
вытряс в ладонь три таблетки и открыл двери лифта. Он ничего не  боялся  в
"Оверлуке". Он чувствовал, что между ними возникла симпатия.
     Джек зашагал по коридору, одну за другой закинув  в  рот  и  разжевав
таблетки.  Свернув  за  угол,  он   оказался   в   коротком   коридорчике,
ответвляющемся от главного. Дверь в номер 217  была  приоткрыта.  Ключ  на
белом шнурке торчал из замка.
     Он нахмурился, чувствуя, как волной поднимается раздражение, и не  на
шутку рассердился. Мальчишка сунул нос не в свое  дело,  а  что  из  этого
вышло - неважно. Ему было сказано - и сказано совершенно недвусмысленно  -
что определенные зоны "Оверлука" табу: сарай, подвал  и  все  номера.  Как
только Дэнни опомнится от испуга, Джек поговорит с ним. Поговорит разумно,
но строго. Многие отцы не ограничились бы простой беседой. Они  бы  задали
хорошую трепку... может быть, это и нужно Дэнни? Мальчишка перепугался, но
разве взбучка - не самое меньшее, чего он заслуживает?
     Джек подошел к двери, извлек ключ, сунул его в  карман  и  шагнул  за
порог. Под потолком горела люстра. Он взглянул на постель, увидел, что  та
не смята, а потом прошел прямо к двери в  ванную.  В  нем  росла  странная
убежденность. Хоть Уотсон не назвал ни номеров комнат, ни фамилий, Джек не
сомневался, что именно эту комнату жена юриста делила со  своим  жеребцом,
что именно в этой ванной ее нашли мертвой, полной барбитуратов и  выпитого
в баре "Колорадо".
     Он толкнул скрытую зеркалом дверь ванной, и та распахнулась  настежь.
За ней было темно. Джек включил свет и осмотрел длинную, как пульмановский
вагон, комнату. Она была оборудована в том стиле,  который  ни  с  чем  не
спутать - интерьер начала девятисотых годов, обновленный в двадцатые, - он
был единым для всех ванных комнат "Оверлука". Только  на  четвертом  этаже
ванные были другими, византийски пышными, что как нельзя  лучше  подходило
особам королевской крови, политикам, кинозвездам и капо,  которые  год  за
годом останавливались в этих номерах.
     Большую ванну на львиных лапах прикрывала  задернутая  бледно-розовая
пластиковая занавеска.
     (и все-таки они действительно двигались!)
     Тут Джек впервые ощутил, что его покидает та непривычная  уверенность
в себе (чуть ли не самонадеянность), которая  охватила  его,  когда  Дэнни
понесся к нему с воплем: это она! это она!  На  копчик  деликатно  надавил
ледяной палец, отчего температура тела Джека понизилась на  добрых  десять
градусов. К этом