Мало устрашенный трубач поклонился и заиграл.

   Поднимись ветер с севера
   И принесись с юга, повей на сад мой, -
   И польются ароматы его! -
   Пусть придет возлюбленный мой в сад свой
   И вкушает сладкие плоды его.

   Песнь женщины, призывающей возлюбленного к своему ложу,  была  достаточно
близка к поддразниванию чародея. Он как раз сыграл конец,  когда  Вартлоккур
шагнул в зал. Обыкновенно  чародей  рассердился  бы  на  шутку  трубача,  но
сегодня он засмеялся и походя хлопнул его по спине.
   Старец, воспринимая добродушие Вартлоккура как признак хороших  новостей,
несколько повеселел.
   - Ты  хотел  видеть  меня?  -  спросил  Вартлоккур.  Он  явно  был  более
возбужден, чем обычно.
   - Да. Но  сейчас  это  может  быть  не  важно.  Ты  принес  новости.  Что
случилось?
   - Наконец началась игра.  -  ответил  Вартлоккур.  -  Нет  больше  пустых
маневров, кончился набор рекрутов. Этим прекрасным утром где-то (я  не  знаю
где и как, потому что это чертовски здорово скрыто) Рок сделал  свой  первый
ход.
   Депрессия  Старца  отступала.  Он  сам  пришел   в   возбуждение.   Битва
развернулась. Замаршируют армии. Будут землетрясения, чума,  мор,  штормы  и
бури, могучие усилия магов,  когда  Режиссер  использует  земные  пешки  для
постановки трагедии... И он сам будет в центре всего  этого,  впервые  после
походов Навами. (Он вспомнил самые последние эпические действия  Режиссера.)
- Великолепно! А я-то минуту назад подумывал снова залечь в спячку...
   Трубач заиграл пассаж. Старец вскочил в ярости.
   - Долго мы будем терпеть этого дурака? Я вытерпел слишком много  насмешек
от него и его предшественников! - Его  настроение  не  сильно  переменилось.
Трубач удрал прежде, чем Старец успел  сказать  еще  что-нибудь.  У  трубача
отсутствовал страх, но никак не здравый смысл.
   - Нам должен кто-нибудь напоминать, что мы  всего  лишь  люди,  -  сказал
Вартлоккур. Он был рад реакции Старца на новости. Несмотря на  гнев  Старца,
он решил рассказать о занимающем его деле.  -  Есть  еще  кое-что,  если  ты
позволишь.
   - Что? - Старец продолжал смотреть вслед маленькому трубачу.
   Вартлоккур склонился к нему и прошептал.
   Бессмертный ответил:
   - Ты думаешь, она хочет? - Чародей пожал плечами.
   - Тогда я советую спросить ее после колдовского  превращения.  Вартлоккур
кивнул. Старец хлопнул в ладоши.
   - Мика! - Подбежал слуга. Другие слуг вышли из углов, где  они  прятались
на всякий случай. - Мика, отправляйся в Башню ветров принеси нам... -  И  он
перечислил большое количество предметов. При упоминании  каждого  Вартлоккур
согласно кивал. Старец знал свою жизненную магию.
   - Мария, помоги ему, - сказал Вартлоккур пухлой молодой женщине, стоявшей
рядом. - И скажи своему отцу, что я хочу поговорить с ним.
   Она быстро кивнула и заторопилась к двери. Мария  была  личной  служанкой
Вартлоккура и считала свою должность самой важной в замке. Несмотря на  свой
ужас перед чародеем, она привязалась к нему. Мария обожала  своего  хозяина.
Она не была особенно способна, но образованна, что  даже  превышало  запросы
Вартлоккура. Она была смуглой, маленького роста и  достаточно  плотной.  Она
боролась  со  своим  избыточным  весом  с   необыкновенным   упорством.   Ее
привлекательность исходила изнутри: тепло и возможность непоколебимой любви.
Она  была  идеальной  временной  женщиной:  первой  из  двух,  предсказанных
Вартлоккуру.
   Чародей переговорил с отцом девушки. Во  время  происшедшего  спора  была
упомянута кое-какая магия. Отец дал согласие.
   Всех присутствующих охватило возбуждение. Пронесся слух: колдовать  будут
в общем зале. Народ собирался на необыкновенное действо. Их хозяева  никогда
до сих пор не демонстрировали свое искусство открыто.
   Прибыли Мария, Мика и затребованное  оборудование.  Вартлоккур  и  Старец
разместили   его,   начертили   рунические   знаки,   пропели    заклинания,
подготовились. Вартлоккур осушил кружку горького эликсира и вступил в  центр
действия  магических  предметов.  Старец  хорошим  тенором  запел   заклятье
инициации. Затем молча стал ожидать - как дюжины других в темнеющем зале.
   Темнеющем? Да. Вскоре свет исчез вовсе, оставив после  себя  только  тучу
серого  серебра,   образовавшуюся   вокруг   Вартлоккура.   Она   постепенно
становилась  все  плотнее,  пока  не  закрыла  его  полностью.  Внутри  тучи
поблескивали мошки, кружившие вокруг чародея крохотным  серебряным  смерчем.
Раздался пронзительный звук. Калейдоскопом завертелись цвета,  смешиваясь  с
ожившей тенью, расплескиваясь по полу, стенам и потолку. Возникли  запахи  -
весенней сирени, прокисшего ста сырых ботинок и многие тысячи других, быстро
сменявших  друг  друга.  Вдруг  серебряная  пыль   отлетела   и   осыпалась.
Посветлело. По залу прокатился гул. В пересечении Сил, в  круге,  очерченном
пылью, где прежде находился старик, теперь стоял юноша двадцати пяти лет.
   И все же узнать его было можно. Это был  Вартлоккур,  каким  он  появился
перед стенами Ильказара, смуглый, с темными  волосами,  худой,  с  соколиным
профилем - и при этом красивый молодой, человек.  С  улыбкой  победителя  он
сделал Марии предложение.
   Она упала в обморок.
   В соответствии  с  желанием  чародея  вечером  того  же  дня  Старец  как
повелитель Клыкодреда обвенчал  их.  Мария  участвовала  в  церемонии  почти
бессознательно, не способная полностью постичь внезапно обрушившееся на  нее
огромное счастье. Вартлоккур, однако, относился к  этому  довольно  цинично.
Рассуждая теоретически, ему требовалась тренировка в том, как иметь  дело  с
женщинами. Мария должна была обеспечить практику.
   Тем не менее с этого дня он относился к жене безупречно. Мария, не будучи
особо одаренной, почитала себя  счастливицей.  Хотя  временами  он  невольно
печалил ее.
   Несмотря на то  что  душу  Вартлоккура  окутывал  мрак,  он  со  временем
действительно привязался к Марии (как человек к верной  домашней  зверушке),
хотя это чувство не могло соперничать с тем, что испытывал к женщине, ждущей
ниже по реке времени. Долгое время  он  не  позволял  Марии  иметь  детей  и
разрешил только тогда, когда увидел, что это терзает ее до глубины души. Она
принесла ему одного ребенка, сына.
   Они вместе старели, хотя было ясно, что жизнь Марии окончится. Но еще при
жизни ей предстояло стать свидетельницей первых ходов Великой Игры,  начатой
в день ее замужества.
   Прошло семь лет после свадьбы. В начале восьмого года родился  ребенок  -
смуглый и пухленький, как его мать, такой же спокойный, но, судя  по  блеску
глаз, - благословленный (или проклятый) умом своего отца.
   В один из зимних дней, когда ветер выл  вокруг  замка  и  отовсюду  валил
снег, а лед во дворе Клыкодреда стал в фут толщиной,  Вартлоккур,  Старев  и
Мария заняли места перед зеркалом в холодной комнате на верху Башни  ветров.
Ветер все время усиливался и стенал как бесприютные  души.  Неприятный  день
для рождения. Другого рождения, слишком важного для Вартлоккура.
   Зеркало позволило заглянуть в очень далекую комнату, находящуюся  глубоко
внутри другой обдуваемой ветрами башни. Внутри Вороньего Грая,  холодного  и
мощного, как Клыкодред, грубого, как выветренный череп, в доме Королей Бурь,
должен был появиться новый член семьи. Девочка.
   Мария  не  все  понимала.  Ни  один  из  мужчин  не  удосужился  что-либо
объяснить. Она чувствовала беспокойство, что ее муж так  заинтересован  этим
событием. Почему? - удивлялась она.
   В центре зеркала появилась прикованная к постели женщина.
   - Ей не стоило бы обзаводиться детьми, заметил Старец. - Слишком слаба. К
тому же ее седьмой, не так ли?
   - Да, - сказала Мария. - Она очень страдает.
   Вартлоккур дрогнул. Он почувствовал обвинение в словах жены,  словно  она
спрашивала: почему она сама не испытывает эту боль более часто.  Она  хотела
еще детей. Но это обвинение существовало только в его воображении.  У  Марии
не было никаких задних мыслей.
   - Схватки уже наступают, - сказал Старец.
   - Вовремя, - добавила Мария, сочувствуя.
   Муж этой женщины и  повивальная  бабка  двигались  к  ее  кровати.  Слуги
суетились, принося тряпки,  воду  и  благовония,  чтобы  облегчить  боли.  В
глубине комнаты мужчина с соколом  на  плече  скармливал  дрова  гигантскому
очагу, безуспешно пытаясь поддержать тепло в комнате.
   Женщина из последних сил произвела  ребенка  -  девочку,  как  и  обещали
видения.  Девочка  была  уродливой,   сморщенной,   красной   и   ничем   не
примечательной. Но Вартлоккур и Старец помнили другое изображение, когда они
видели ее в зеркале взрослой. Отец  назвал  ее  Непантой  -  так  называлось
магическое зелье, освобождающее от забот сердце человека. Он поднес  ребенка
к материнской груди, укутал обеих и вернулся к управлению  делами  замка.  В
течение часа непрекращающееся кровотечение прервало жизнь матери.
   Когда все закончилось, в Клыкодреде была большая  радость.  Вартлоккур  и
Старец объявили всем выходной день и распорядились  устроить  праздник.  Был
заколот бык, принесено вино, устроены игры и состязания,  а  трубач  доведен
игрой до неистовства. Люди танцевали, пели,  веселились.  Кроме  Марии.  Она
была смущена более, чем всегда, а ее чувства разбиты.
   А затем - трубач.
   Когда день близился к вечеру и уровень в винных бочках  упал  до  осадка,
когда уже не один бражник перешел от хмельного задора  к  пьяному  отупению,
многие  утратили  веселое  настроение.  Старец  становился  все  скрытнее  и
раздражительнее, пока его речь не превратилась в сплошное рычание. С  каждой
чашей вина время давило на него  тяжестью  прожитых  тысячелетий.  Все  зло,
которое он видел и делал, теперь преследовало его.
   - Навами, - бормотал он несколько раз. -  Моя  вина.  -  Тоска  и  злость
вернулись, чтобы напомнить, что  ждет  его  в  будущем.  Старец  все  больше
погружался в депрессию.  Смерть,  призрака  которой  он  никогда  не  видел,
становилась желанной, любимой, дразнящей леди, вечной мечтой о невозможном.
   То же творилось и с Вартлоккуром: по мере того как  возбуждение  от  вина
проходило и в его висках заколотился пульс, прошлое вернулось.  Он  вспомнил
все, что хотел бы вычеркнуть из памяти: смерти  в  давние  времена,  годы  в
Шинсане и отзвуки сделок, которые  он  там  заключал.  Тех,  за  которые  он
получил свое знание. И скрытое зло в использовании людей, которые стали  его
союзниками в разрушении Ильказара. Сейчас они были мертвы - эти люди  и  эти
дни, - как и многое в  нем  самом.  Сколько  людей  умерли,  проклиная  его?
Вспомнились крики в погибающем Ильказаре... Они до сих пор преследовали  его
в  страшных  ночных  кошмарах.  Но  сейчас  благодаря   пульсирующей   боли,
оставленной перепоем, эти кошмары ворвались в его бодрствующий разум...
   - Мерзость! - взревел Старец, швыряя пустой флягой в трубача. Он  вскочил
в гневе и трахнул кулаком по столу. - Я запретил тебе играть это!
   Трубач, который - чашу за  чашей  -  тоже  слишком  перебрал,  насмешливо
поклонился и повторил пассаж. Тишина охватила зал. Все глаза  оборотились  к
Старцу, который вытащил нож из подставки в жарком и начал  подкрадываться  к
шутнику.
   Трубач, сообразив, что  зашел  слишком  далеко,  побежал  к  Вартлоккуру.
Чародей всегда успокаивал Старца.
   Бедный дурак! Он не успел еще спастись от  одного  хозяина,  когда  довел
другого пассажами из ?Чародеев Ильказара?. Что-нибудь иное Вартлоккур еще бы
простил. Но этого он сейчас перенести не мог.
   Он не стал предупреждать...
   Он пропел длинное заклинание, часто останавливаясь,  чтобы  справиться  с
заплетающимся языком. Заклинание  закончилось  резким  хлопком  в  ладоши  и
выкриком. Трубач лишился веса и поплыл вверх.  С  рычанием  Вартлоккур  пнул
трубача так, что тот, вращаясь, полетел через всю комнату.  Бедняга  кричал,
молотил воздух, его рвало, и он крутился  в  пределах  досягания  Старца.  К
сожалению, Мария и другие женщины к этому времени ушли из зала.  Присутствие
смягчающей женственности могло бы отвратить несчастье.
   Старец схватил трубача за руку, закрутил его, а  затем  швырнул  в  толпу
пьяных слуг, среди которых  мало  кто  любил  этого  дурачка.  Паренек  имел
привычку говорить правду, которую никто не хотел слышать.
   Сработал инстинкт толпы. Трубач превратился в вопящий мяч,  прыгающий  по
комнате, а Вартлоккур и Старец были  заводилами  в  игре.  Они  походили  на
животных, забавляющихся  с  беззащитной  жертвой,  их  жестокость  приносила
удовольствие сама по себе. Кто-то припомнил, что этот дурачок боится высоты.
Толпа бросилась из зала к стене замка.
   С отчаянными воплями трубач повис над тысячей футов пустоты.  Он  скулил,
он молил о пощаде. Они хохотали. Ветер относил его прочь  от  стены.  Злобно
усмехаясь, Вартлоккур подтянул трубача, пока тот не  схватился  отчаянно  за
парапет, а потом полностью освободил его. Трубач полетел вниз  с  вымученным
воплем, в ожидании смерти, - и был остановлен в дюжине  футов  над  ледяными
зазубренными скалами.
   Ветер пробрался сквозь крохотные отверстия в  одежде  Вартлоккура.  Холод
принес отрезвление. Чародей осознал, где он находится  и  что  творит.  Стыд
нахлынул мощной волной, сметая безумие. Он затащил  трубача,  приготовившись
защищать его... И увидел, что в этом нет нужды - холод  успел  оказать  свое
действие на всех. Большинство гостей уже ушли, чтобы он мог остаться наедине
со своим позором.
   Вартлоккур и  Старец  принесли  бурные  извинения,  предлагая  возместить
убытки.
   Трубач не обратил на них внимания. Он молча пошел прочь, тая свои гнев  и
страх. Его удаляющаяся спина - последнее, что они увидели.
   Обезумевшая от горя Мария выдернула Вартлоккура из гнетущего сна. Страдая
от похмелья, он требовательно спросил:
   - Что?
   - Он исчез!
   - М-м? - Он сел, потер виски, но это не принесло облегчения. - Кто?
   - Ребенок! Твой сын! - Не понимая, он смотрел, как слезы  преображают  ее
темное лицо. Его сын?
   - Ты собираешься хоть что-нибудь сделать? - потребовала она.
   Его голова начала проясняться, мозги заработали. Интуитивно он спросил:
   - Где трубач?
   Через пятнадцать минут они знали. Дурачок исчез тоже, а вместе с ним мул,
одеяла и запас еды.
   - Какая жестокая  месть!  -  закричал  Вартлоккур.  Он  и  Старец  вместе
проводили дни в Башне Ветров, выслеживая беглеца, но  в  конце  концов  были
вынуждены признать свое поражение. Казалось, что мужчина и ребенок исчезли с
лица земли.
   - Судьбы использовали нас зло и жестоко, - сказал Старец.
   Безусловно. Они взяли заложника, чтобы обеспечить участие  Вартлоккура  в
Большой Игре.
   Мария какое-то время была безутешна, но со временем  смирилась  со  своей
участью. Женщины ее мира часто были вынуждены смиряться с потерей детей.

Глава 11

Осень, 996 год от основания Империи Ильказара

ОГОНЬ КОТОРЫЙ ЖЖЕТ

   Снова Салтимбанко сидел в кресле у очага Непанты, но самой  ее  не  было,
она ушла вниз помогать раненым и вскоре должна была вернуться. По мере  того
как заживали раны, появилось время, которое она  могла  проводить  со  своим
мужчиной - так Непанта иногда мысленно называла его, и так  его  звали  все.
Только сам Салтимбанко не был уверен, что подходит под это определение. Дело
между ними обстояло так туманно, что Непанта была едва  ли  ему  ближе,  чем
друг. Когда она отсутствовала - как сейчас, - то вовсе его не  тревожила.  А
при ней его душу бил озноб.
   Было в  ней  нечто  странное,  леденящее,  непостижимое,  что  заставляло
Салтимбанко испытывать в ее  присутствии  сильное  чувство  никчемности.  Он
продвигался,  насколько  она  позволяла,   но   продвижение   это   казалось
направленным не к реальной, а к какой-то другой,  воображаемой  женщине.  Их
разделял эмоциональный  барьер,  который  невозможно  было  разрушить,  пока
существовали ее страхи. О, вдруг обнаружилось, что секс менее важен, чем  он
считал прежде, - все упиралось в ее беспричинный,  страх,  который  порождал
неестественное напряжение, пожирающее всякую надежду. Редко его  забрасывало
в такой безграничный и безнадежный океан - так же далеко, как  считала  себя
затерянной она.
   Пока он сидел и  размышлял  об  этой  связи,  рассматривая  огонь  сквозь
полузакрытые веки, в дверь постучали. Салтимбанко поднялся и открыл Элане.
   - Женщина в Глубоких Темницах.
   - Я знаю. Послушай, Хаакен вышел из комы.  Они  собираются  поговорить  с
ним. Хочешь спуститься?
   - Может, попозже. Хотя мне нужен отчет. Кроме того, мне нужно  поговорить
со странной женщиной. - Он мгновение помолчал, а затей спросил:
   - Что за проблема с ней? Я не могу пробить ее душевные стены,  они  толще
укреплений Вороньего Грая.
   - Она боится...
   - Не делаю никаких заявок. Тело женщины - ее собственность.  Проживу  без
этого. Полная отчужденность и холодность, вот что вызывает печаль.
   - Это у нее не единственный страх. Она боится обидеть тебя.
   - Тупость! Безумие.
   - Глуповато, но, как бы то ни было, для нее это достаточно реально.  Если
бы не осада, она бы сбежала. Она чувствует себя загнанной в ловушку. Все  ее
страхи собрались внутри, она чувствует себя более  неуютно,  чем  всегда.  И
некуда бежать. Она боится сдаться. Она пытается бороться. Понимаешь,  отсюда
все эти перемены в настроении. Иногда она любит и хочет тебя, а потом  страх
снова берет вверх. Тогда она не может с ним сражаться. Или не хочет.
   - И что сам-друг может поделать?
   - Терпеть. Что же еще?
   - Сам-друг терплю уже  много  месяцев.  Любовь  растет...  (Вот  оно!  Он
признал это наконец.) Но терпение уже совсем истощилось. В закоулках  мозгов
змеею ползает такой  маленький  червячок  разочарования,  порождающий  гнев.
Становится трудно удержаться под контролем. Подходит время,  когда  сам-друг
попытается завопить ?Конец!?, сигануть через стену,  прочь  отсюда,  и  будь
проклята эта безумная женщина с идеями в  голове.  Да  куча  золота  не  так
искушает, как размягчение мозгов! Надеюсь, что скоро вино и женщины позволят
все это забыть. Скоро, очень скоро я до этого дойду. Биться головой о  стену
- вроде как солдаты снаружи  крепости.  Да  и  не  дает  это  ничего,  кроме
саднящих шишек. Через стену Вороньего  Грая  невозможно  перебраться:  людям
снаружи не на что упереть ногу. Через стену Непанты невозможно  перебраться:
для унылых дураков нет сокровищ. Очень скоро сбегу.
   Элана начала было что-то говорить, но остановилась,  услышав,  как  внизу
хлопнула дверь.
   - Идет упомянутая женщина, - сказал Салтимбанко. - Сам-друг сейчас  не  в
настроении деть ее. Ускользну черным ходом. Расскажешь, говорит Черный Клык.
   Непанта появилась как раз вовремя, чтобы увидеть его бегство.
   - Почему?..
   - Он несчастен.
   - Мы собирались пополдничать вместе.
   - Он любит тебя, а ты нечестно играешь, подумывает уйти через стену.
   - Он хочет дезертировать?
   - Не дезертировать. Сбежать. Он чувству себя в ловушке.
   - Но разве не все мы? Это закончится с отступлением зимы.
   - Не прикидывайся глупее, чем ты  есть!  -  отрезала  Элана  грубее,  чем
собиралась. - Ты и есть причина, по которой он чувствует  себя  загнанным  в
капкан. После того,  как  он  на  протяжении  столького  времени  ничего  не
добился, ему легче убежать и забыть. Зачем биться головой о стену?
   - Но ты же знаешь мою проблему, я уже рассказывала тебе, что...
   -  Это  не  проблема.  Это  очередной  из  барьеров,  которые   ты   сама
воздвигаешь.
   - Какие же, например?
   - Их много. Например, твое мнение  о  себе.  Ты  думаешь,  что  для  него
недостаточно хороша. Поэтому его отстраняешь. И все разговоры о том, что  ты
будешь делать, когда война закончится. Они не реальны. Но ты  цепляешься  за
них, чтобы тебя не достал реальный мир. Но ведь и Салтимбанко ты держишь вне
своего мира. А быть все время в плохом настроении - не тот  способ,  который
помогает.
   - Ты режешь, Астрид.
   - А