ами взяла верх страсть бурная и  нео-
бузданная, сама себя ставящая ни во что и отдающаяся во власть  другому.
Взглянут на нас благосклонно - мы пуще распаляемся от доброты; отвернут-
ся - нас раззадоривает надменность. Вредна и легкая любовь,  и  трудная:
легкостью она берет нас в плен, с трудностями заставляет  бороться.  Так
что лучше нам остаться в  покое,  зная  нашу  слабость.  Нестойкую  душу
нельзя вверять ни вину, ни красоте, ни лести, ни другим соблазни тельным
приманкам". (6) То же самое, что Панэтий говорил о любви,  я  скажу  обо
всех страстях. Насколько в наших силах, отойдем от скользкого места:  мы
и на сухом-то стоим нетвердо. - (7) Ты сейчас выставишь против меня  об-
щий упрек, всегда бросаемый стоикам: "Слишком много вы обещаете, слишком
суровы ваши наставленья! Мы - люди слабые и не можем  себе  отказать  во
всем! Мы будем горевать, но не очень, будем желать, но  умеренно,  будем
сердиться - а потом успокоимся". - Знаешь, почему мы этого не можем?  Не
верим, что можем! (8) А на деле, клянусь, все иначе!  Мы  защищаем  наши
пороки, так как любим их, и предпочитаем извинять их, а не изгонять.  На
это природа дала человеку довольно сил, - если мы соберем их и  напряжем
и пустим в ход не против себя, а себе в защиту. "Не хотим" - вот  причи-
на; "не можем" - только предлог. Будь здоров.



   Письмо CXVII

   Сенека приветствует Луцилия!

   (1) Ты доставишь мне много хлопот и, сам того не зная, вынудишь  ввя-
заться в долгую и докучную тяжбу, если будешь задавать мне хитрые вопро-
сы, в которых я не могу ни разойтись с нашими, не поссорясь с  ними,  ни
согласиться, не поссорясь с совестью. Ты спрашиваешь, верно ли такое ут-
вержденье стоиков: мудрость есть благо, быть мудрым - не благо. Сперва я
изложу мнение стоиков, потом решусь высказать и свое сужденье.
   (2) Наши считают, что благо  телесно,  ибо  благо  действует,  а  что
действует, то телесно. Благо приносит пользу, а, не действуя,  приносить
пользу невозможно; если же благо действует, значит, оно телесно.  По  их
словам, мудрость есть благо; следовательно, они не могут не признать  ее
телесной.
   (3) А быть мудрым - это, по их мнению, дело другое: оно лишь прилага-
ется к мудрости и бестелесно, а значит, и не  действует  и  не  приносит
пользы. - "Но как же мы говорим, что быть мудрым -  благо?"  -  Говорим,
имея в виду самое мудрость, от которой и зависит, мудр ли человек.
   (4) Теперь послушай, что отвечают на это некоторые, а потом и я начну
от них откалываться и перейду на другую сторону. - "Если так, то и  жить
блаженно - не благо". - Хочешь не хочешь,  а  приходится  отвечать,  что
блаженная жизнь - благо, а жить блаженно - не благо.  (5)  И  еще  нашим
возражают так: "Вы хотите быть мудрыми: значит, это принадлежит к  числу
вещей, которых надо добиться непременно. А все непременное - благо". - И
наши вынуждены калечить слова, добавлять к "непременному" два слога, че-
го не допускает наш язык. Но я, с твоего позволения, прибавлю их.  "Неп-
ременное есть то, к чему следует стремиться непременно, то есть благо; а
то, что достается нам по достижении блага, есть  непреминуемое:  его  не
добиваются как блага, но к достигнутому благу оно  прилагается  неминуе-
мо". - (6) Я думаю иначе и полагаю, что наши опускаются  до  этого,  так
как их связывает цепью прежнее утвержденье, а изменить его им нельзя. Мы
обычно придаем немалый вес всеобщим установившимся сужденьям, и если так
кажется всем, - это для нас доказательство истины.  Например,  существо-
ванье богов выводится, среди прочего, и из того, что мнение это  вложено
во всех людей и нет племени, до того чуждого  всех  законов  и  обычаев,
чтобы не верить в каких-нибудь богов. Когда мы рассуждаем  о  бессмертии
души, немалое подспорье для нас -  единодушие  людей,  либо  страшащихся
обитателей преисподней, либо их почитающих. И  я  воспользуюсь  всеобщим
убеждением: ты не найдешь никого, кто не считал бы,  что  и  мудрость  -
благо, и быть мудрым - благо. (7) Однако я не буду, по обычаю  побежден-
ных, взывать к толпе: начну сражаться собственным оружием.
   Если что-то прилагается к чему-то, оно находится либо вне, либо внут-
ри того, к чему приложено. Если оно внутри, - значит, оно столь  же  те-
лесно, как и то, к чему приложено. Ничто не может быть приложено - и  не
прикасаться, а что прикасается, то телесно. Если оно  вне,  то  может  и
расстаться с тем, к чему приложено; но что расстается, то обладает  дви-
жением, а что обладает движением, то телесно. (8) Ты  надеешься,  что  я
скажу: бег и бежать - одно и то же, так же как тепло и быть теплым, свет
и светить. Нет, я согласен, что это - вещи разные, но при этом -  одного
рода. Если здоровье принадлежит к вещам безразличным, то и быть здоровым
- также. Если к ним же принадлежит красота, то и быть красивым -  также.
Если справедливость - благо, то и быть справедливым - благо. Если  бесс-
тыдство - зло, то и быть бесстыдным - зло; тут, клянусь тебе, все  точно
так же, как с близорукостью: если она - зло, то и быть близоруким - зло.
Одно - так и знай! - не может быть без другого. Кто мудр,  тот  обладает
мудростью; кто обладает мудростью, тот мудр. И не . может быть сомнений,
что каково одно, таково и другое, - настолько, что многие считают и то и
другое одним. (9) Но лучше разберем вот что: поскольку вс„ есть или бла-
го, или зло, или вещи безразличные, то что же такое "быть  мудрым"?  Что
это благо - отрицают; что это зло - нельзя и подумать; значит,  остается
безразличное. Но мы называем "безразличным" или "промежуточным" то,  что
может достаться и хорошему, и дурному человеку: например, деньги, красо-
ту, знатность. А быть мудрым может только человек  добра:  значит,  быть
мудрым к разряду вещей безразличных не принадлежит. Но и злом  не  может
быть то, что никогда не достается на долю злым; значит,  быть  мудрым  -
благо. Чего нет ни у кого, кроме людей добра, то благо;  мудрыми  бывают
только люди добра, и, значит, это благо. - (10) "Но это лишь прилагается
к мудрости". - То, что ты называешь "быть мудрым", порождается  ли  муд-
ростью или порождает ее? Порождает ли, порождается ли, - все  равно  оно
телесно: ведь тело и то, что  производит  что-нибудь  само,  и  то,  что
чем-нибудь производится. А если так, то быть мудрым - благо, потому  что
для этого ему не хватало только одного:  телесности.  (11)  Перипатетики
считают так: быть мудрым - это то же самое, что мудрость, ибо  одно  без
другого не бывает. Неужели, по-твоему, есть мудрые кроме тех, кто  обла-
дает мудростью? И не всякий ли,  кто  мудр,  обладает,  по-твоему,  муд-
ростью? (12) Старые диалектики разделяли эти вещи, и от них такое разде-
ление пришло к стоикам. Я скажу, как у них получалось. Поле - это  одно,
а владеть полем - другое; и разве не так, если второе касается не  поля,
а его владельца? Точно так же мудрость это одно, а быть мудрым - другое.
Я думаю, ты согласишься: тот, кто владеет, и то,  чем  владеют,  -  вещи
разные; так и тут: владеют мудростью, а владеет  мудрый.  Мудрость  есть
наука жить и, стало быть, совершенство мысли, достигшей наивысшего и на-
илучшего. Что такое "быть мудрым"? Я не могу сказать: "Совершенство мыс-
ли", - нет, это то, что дается на  долю  обладателю  совершенной  мысли.
Итак, благомыслие - это одно, а быть благомыслящим - другое.
   - (13) "Есть тела разной природы: например, вот это - человек, это  -
конь; за ними следуют движения души, содержащие сведения о телах. В  та-
ких движениях есть нечто самостоятельное, отдельное от тел. Например:  я
вижу гуляющего Катона; чувства показывают мне это, душа им верит. То, на
что обращены и глаза, и душа, - тело. Но потом я говорю: "Катон гуляет",
- и то, что я говорю, бестелесно. Это - некое сведенье о  теле,  которое
одни называют "высказыванием", другие - "известьем", третьи  -  "речью".
Так же, говоря "мудрость", мы имеем в виду нечто телесное; а говоря  "он
мудр", мы высказываем нечто о теле. Но ведь далеко не одно  и  то  же  -
сказать "он" и сказать о нем". - (14) Допустим покамест, что не  одно  и
то же (я ведь еще не высказываю своего мнения). Разве это мешает и  дру-
гому быть другим, но благом? Немного раньше говорилось, что поле - одно,
а владеть полем - другое. Правильно: владеющий принадлежит к одной  при-
роде, владенье - к другой, владеет человек, владение его - земля.  Но  у
нас речь о другом: тут и владеющий мудростью, и она сама - одной  приро-
ды. (15) Там владенье - одно, владетель - другое, а здесь и владетель  и
владенье нераздельны. Полем владеют по праву, мудростью  -  от  природы,
поле может быть отчуждено и передано другому, мудрость неразлучна с вла-
деющим. Нельзя сравнивать вещи столь несхожие. Я  начал  было  говорить,
что предметы могут быть разными, но оба тем не менее - блага.  Например,
мудрость и мудрец - не одно и то же, но ты согласишься, что и то, и дру-
гое - блага. И как ничто не мешает мудрости быть  благом,  а  обладателю
мудрости - благим, так же ничто не помешает быть благом  и  мудрости,  и
обладанию мудростью; а обладать мудростью - это и есть быть мудрым. (16)
Я для того и хочу достичь мудрости, чтобы быть мудрым. Так что же, разве
не благо то, без чего нет и другого блага? Ведь вы  наверняка  говорите,
что мудрость, которая дается не для применения к жизни, не нужна. А  что
такое применять мудрость? Быть мудрым! Это в ней самое драгоценное,  без
этого она становится лишней. Если пытка - зло, то и быть  под  пыткой  -
зло; это настолько неоспоримо, что если отвергнуть второе, то  и  первое
не будет злом. Мудрость есть совершенство мысли, быть  мудрым  -  значит
применять к жизни совершенство мысли. Но может ли не быть благом  приме-
ненье того, что без применения само перестает быть благом? (17) Я спрошу
тебя, надо ли стремиться к мудрости. Ты скажешь, что непременно. Я спро-
шу, надо ли стремиться применить мудрость к жизни. Ты согласишься и ска-
жешь, что если тебе запретят это, мудрость тебе не нужна. А то,  к  чему
должно непременно стремиться, есть благо. Быть мудрым - значит применять
мудрость к жизни; так, говорить речь значит  пользоваться  красноречием,
видеть значит пользоваться глазами; выходит,  и  быть  мудрым  -  значит
пользоваться мудростью. К этому должно  непременно  стремиться;  значит,
следует непременно быть мудрым, а что следует непременно, то благо.
   (18) Я давно уже ругаю себя за то, что подражаю людям, которых  обви-
няю, и трачу слова, доказывая очевидное. Кто может сомневаться, что если
жара - зло, то и томиться от жары - зло, если мороз - зло, то и мерзнуть
- зло, если жизнь - благо, то и жить - благо? Все это  говорится  вокруг
да около мудрости и к ней непричастно, нам же  должно  оставаться  в  ее
пределах. (19) Даже если захочется отлучиться, в ней хватит  простора  и
для дальних странствий. Будем исследовать природу богов, и первичные ве-
щества светил2, и разнообразные пути звезд; будем доискиваться,  направ-
ляются ли все наши движенья их движеньями, оттуда ли приходит  побуждаю-
щая сила ко всем телам и душам, связано ли непреложным законом даже име-
нуемое случайным, поистине ли в обращениях мира ничего неожиданного, ни-
чего нарушающего порядок не происходит. Пусть это  далеко  от  улучшения
нравов, но возвышает душу и приближает ее к величию изучаемых предметов.
А то, о чем я рассуждал прежде, умаляет и унижает душу, при этом, вопре-
ки твоему мнению, не изощряя, а ослабляя ее. (20) Опомнитесь! Зачем рас-
точать старанья, столь .необходимые для другого, более важного  и  прек-
расного, на вещи, может быть, и не ложные, но наверняка бесполезные? Ка-
кая мне польза знать, вправду ли мудрость - одно, а быть мудрым  -  дру-
гое? Какая мне польза знать, что одно из них - благо? Что  же,  наберусь
дерзости, брошу жребий, загадав желанье, - и  пусть  тебе  выпадет  муд-
рость, а мне - быть мудрым! Ни ты, ни я не в проигрыше.
   (21) Лучше покажи мне дорогу, по которой приходят к мудрости.  Скажи,
чего я должен избегать, чего искать; какие занятия укрепят мне нестойкую
душу; как мне справиться с обилием зол; как отразить те беды, что врыва-
ются ко мне, и те, на которые я сам нарвался. Научи меня, как переносить
тяготы, самому не застонав, и счастье, никого не заставив  стонать,  как
не ждать последнего и неизбежного предела жизни,  а  бежать  из  нее  по
собственному решению. (22) По-моему, самое постыдное - это звать к  себе
смерть. Если ты хочешь жить, зачем звать ее? а  если  не  хочешь,  зачем
просить у богов того, что дано тебе от рождения? Ведь  установлено,  что
когда-нибудь ты умрешь и против воли; добровольная смерть - в твоих  ру-
ках. Одно для тебя неизбежно, другое дозволено. (23) На этих днях я про-
читал у одного, впрочем, красноречивого человека такое, право же, позор-
ное вступление: "О если бы мне умереть скорее!" Безум  ный!  Ты  просишь
того, что всегда при тебе. "О если бы мне  умереть  скорее!"  Ты,  может
быть, до старости дожил, восклицая так, - а что стояло у тебя  на  пути?
что тебя держало? Уходи, когда  заблагорассудится!  Выбери  любую  часть
природы и прикажи ей открыть перед тобою выход. Есть три стихии, которы-
ми управляется этот мир: вода, земля, воздух, - все они и источники жиз-
ни, и пути к смерти! (24) "О, если бы мне умереть скорее!" Что ты  назы-
ваешь "скорее"? На какой день назначаешь срок? Он может  прийти  раньше,
чем ты желаешь! Слова эти - человека, слабого душой, проклятьем своим он
ищет жалости. Кто желает себе смерти, тот умирать не хочет. У богов про-
си жизни и здоровья; а решишь умереть, - так в том и будет тебе прок  от
смерти, что перестанешь себе ее желать.
   (25) Вот чем следует заниматься, мой Луцилий,  вот  чем  образовывать
душу! Это и есть мудрость, это и значит быть мудрым, - а  не  пустыми  и
мелочными рассуждениями упражнять ненужное хитроумие!  Столько  вопросов
задала тебе фортуна, а ты, не решив их, занялся умствованьем! Глупо, ус-
лышав сигнал к бою, размахивать мечом в воздухе. Брось потешное оружье -
пора взяться за то, которым решается бой. Скажи, как добиться, чтобы ду-
шу не смущали ни печаль, ни ужас, чтобы сбросить бремя  тайных  вожделе-
ний. Будем делать дело! - (26) "Мудрость - благо, быть мудрым - не  бла-
го". Так мы и добьемся, что нам откажут в мудрости, что все наши занятия
будут высмеяны, ибо предмет их никому не нужен.
   А что бы ты сказал, узнав, что есть и такой вопрос: "Благо ли будущая
мудрость?" - Да разве можно хотя бы подумать, будто закрома предчувству-
ют будущий урожай, а детство постигает силу и крепость  будущей  юности?
Покуда мы больны, нам бесполезно будущее здоровье, и не восстановит  сил
после бега и борьбы отдых, который начнется через  много  месяцев.  (27)
Кто не знает, что предстоящее в будущем потому и не благо, что оно  лишь
будет? Ведь благо непременно должно приносить пользу, а  полезным  может
быть лишь насущное. Если что бесполезно, то оно и не благо; если  полез-
но, оно в настоящем. Я - будущий мудрец; вот когда я им стану, это и бу-
дет благом, но не раньше. Сперва должно быть нечто, а уж оно будет таким
или иным. (28) Как может быть, скажи, благом то, чего еще нет? А если  я
скажу тебе "это будет", - нужно ли тебе  дальше  доказывать,  что  этого
нет? Что приходит, то еще неизвестно, придет ли. Наступит весна, - но  я
знаю, что сейчас зима; наступит лето, - но я знаю,  что  лета  еще  нет.
"Это будет" - вот лучшее свидетельство тому, что этого нет. (29) Я наде-
юсь стать мудрым; но пока что я не мудр; обладай я этим благом, я  изба-
вился бы от этого зла. В будущем я стану мудрым; из этого тебе можно по-
нять, что я еще не мудр. Я не могу быть сразу и при будущем благе, и при
нынешнем зле. Они вместе не сходятся, и не бывает у  одного  человека  и
блага, и зла.
   (30) Оставим затейливые пустяки и поспешим к тому, что подаст нам по-
мощь. Никто, торопясь позвать повитуху к рожающей дочери, не станет  чи-
тать распоряженье об играх и их распорядок; никто, когда бежит на  пожар
собственного дома, не станет смотреть на игральную доску, чтобы  узнать,
как освободится взятый в плен камешек3. (31) А тебе,  клянусь,  со  всех
сторон приходят вести и о горящем доме, и о детях в опасности, и о роди-
не в осаде, и о расхищаемом добре; прибавь еще землетрясения,  кораблек-
рушенья и все, что только может нас пугать. И посреди всего этого у тебя
хватает времени заниматься вещами, годными только для удовольствия души?
Ты исследуешь, что такое мудрость и что такое быть мудрым? Тяжелая скала
висит у тебя над головой, а ты вяжешь и распутываешь узлы? (32)  Не  так
щедро и милостиво отпустила нам время природа, чтобы  мы  могли  тратить
его впустую! Взгляни, как много теряют даже самые  усердные:  часть  его
отнимает собственное нездоровье и нездоровье близких, часть - неизбежные
дела и дела государственные; часть жизни уделяем мы сну. Что пользы тра-
тить понапрасну большую долю этого времени, такого короткого, и  быстро-
течного, и уносящего нас? (33) Не забудь еще, что душа  легче  привыкает
забавлять себя, нежели лечить, и превращает в забаву  философию  -  свое
лекарство. Я не знаю, в чем разница между мудростью и "быть  мудрым",  -
знаю, что для меня неважно, знаю я это или нет. Скажи мне, разве я стану
мудрым от того, что усвою эту разницу? Почему ты стараешься занять  меня
словами о мудрости и не допускаешь до мудрых дел? Сделай  меня  храбрее,
сделай увереннее, сделай равным фортуне, сделай выше нее! В  моих  силах
стать выше, если к этому будет устремлено все, чему я учусь.  Будь  здо-
ров.



   Письмо CXVIII

   Сенека приветствует Луцилия!

   (1) Ты требуешь, чтобы я писал чаще. Подведем-ка  счет,  -  несостоя-
тельным окажешься ты. Мы уславливались, что твои письма будут первыми  -
ты пишешь, я отвечаю. Но не буду прижимист: я ведь знаю, что тебе  можно
поверить в долг, и все дам досрочно. При этом я не  буду  поступать  как
Цицерон, человек весьма красноречивый, который велел Аттику1, "даже если
не о чем будет говорить, писать все, что взбредет на ум". (2) Мне всегда
будет о чем писать, хоть я и не стану заниматься вещами, которыми запол-
няет свои письма Цицерон: кто выступил притязателем на должность и  хло-
почет о выборах, кто борется своими силами, кто чужими руками, кто домо-
гается консульства, полагаясь на Цезаря, на Помпея, на  свою  ловкость2;
какой несговорчивый ростовщик - Цецилий, от которого даже близкие не по-
лучат ни гроша иначе как из двенадцати процентов. Лучше заниматься свои-
ми, а не чужими пороками, разобраться в себе  и  посмотреть,  как  много
есть вещей, на которые мы притязаем, но не можем  собрать  голосов.  (3)
Вот что самое благородное, мой Луцилий, вот в чем безмятежность и свобо-
да: ничего не домогаться, а миновать площадь, где фортуна ведет  выборы.
Неужели, по-твоему, не приятно, - когда трибы созваны, когда притязатели
на должность трепещут от неизвестности на своих возвышеньях и один  обе-
щает деньги, другой действует через посредника, третий покрывает поцелу-
ями руки, до которых он, будучи избран, и дотронуться не захочет, и  все
в оцепенении ждут крика глашатая3, - стоять в стороне и смотреть на  это
торжище, ничего не покупая и не продавая? (4) А насколько больше радость
того, кто спокойно взирает не на консульские и не на преторские  выборы,
а на те великие, на которых одни хлопочут о годичных должностях,  другие
- о пожизненной власти, третьи - об удачном завершенье войны и  триумфе,
четвертые - о богатствах, те - о женитьбе, о детях, эти - о  своем  здо-
ровье и о здоровье близких. Сколь великой будет душа того, кто один  ни-
чего не станет домогаться, никого не захочет умолять и скажет: "Что  мне
до тебя, фортуна! Я не дам тебе власти надо мною. Я знаю, у тебя Катонов
проваливают, а избирают Ватиниев4, - и я ни о чем  не  прошу!"  Вот  что
значит взять фортуну в свои руки. (5) Вот о чем  мы  можем  писать  друг
другу, не боясь исчерпать этот предмет, - меж тем к