и. Вот только результатами
никто не мог похвастать. Против государственных служб вдова выставила свои
козыри - круговую поруку, жесточайшие кары за предательство и простую
болтовню, а также всевозможные технические новинки и деньги, какими
располагала не всякая спецслужба. Так что события давно уже шли своим
чередом - вдову старательно пытались выловить или без излишнего
джентльменства изничтожить, но пиратская королева до сих пор избегала
ловушек (теряя, конечно, время от времени то суденышко, то горсточку
людей), и у заинтересованных лиц не было даже ее мало-мальски сносных
фотографий...
  Одним словом, сила мадам еще и в том, что ее просто-таки невозможно
разгромить в открытом бою, поскольку речь идет не о военном флоте или
вооруженных силах, а о чем-то подобном партизанским отрядам (прости,
господи, за такое сравнение!), действующих даже не в горах или джунглях -
в необозримом море с тысячами островов, большая часть которых необитаемы.
В местах, где прибрежные жители исстари приучены держать язык за зубами,
не браться сотрудничать с властями и знать ровно столько, сколько
необходимо для спокойной жизни. В местах, где можно ограбить корабль в
территориальных водах одного государства и через пару часов оказаться в
пределах юрисдикции другого, а то и третьего, что затрудняет до предела
действия любой полиции. В местах, где жизнь сплошь и рядом по-первобытному
примитивна, и прав тот, у кого автомат многозаряднее...
  Их не посвящали в лишние сложности, но кое-что Мазур мог просчитать и сам
с учетом жизненного опыта. Во-первых, спускаемые капсулы шпионских
спутников - вещь заметная, их падение, особенно такое вот
незапланированное, старательно прослеживается всеми, кто имеет к тому
должные технические возможности. А значит, на охоту уже наверняка вышли
все заинтересованные стороны. Гораздо проще захватить плоды чужих трудов,
нежели напрягать свою космическую технику, сложную и дорогостоящую. Не
говоря уже о том, что хозяева сфотографированных полигонов озаботятся в
первую очередь. Во-вторых, ситуация с самого начала обрастает
многочисленными неизвестными, теми, что в задачах обозначаются иксами,
игреками и прочими символами. Знают ли молодчики мадам Фанг, что именно
оказалось у них в руках, или просто позарились на невиданную штуку, как
сороки на блестящую безделушку? Если нет, то они могут выбросить капсулу к
чертовой матери, как только убедятся в ее полной бесполезности, - но и в
этом случае группе предстоит достать выброшенное хотя бы со дна морского.
Задача поставлена ясно и недвусмысленно - без фотопленки хоть домой не
возвращайтесь...
  А если знают, если разобрались? Что тогда? Наверняка будут искать щедрого
покупателя на нечаянный ценный товар, который им самим совершенно ни к
чему. Это, в свою очередь, влечет новые сложности. Искать, конечно, будет
разведка, но вот добывать, ежели что, придется опять-таки им...
  Мазур вздохнул про себя, покосился на вверенного его попечению дражайшего
господина Ма. Вот он, самый настоящий пират, можно сказать, классический,
- но нет в нем ни капли романтики. Лысеющий субъект самого что ни на есть
затрапезного вида, в простецких джинсах и рубашке цвета хаки, обыденный,
как кирпич. Чуточку обидно даже, что все так буднично... стоп, стоп! Нет
уж, сказано было: никакой романтики.
  Буйная зелень осталась позади - "Зодиаки" наконец-то вырвались в открытое
море, где их сразу стало подбрасывать и швырять на невысокой волне. Столь
же безмятежно сияло солнце, синяя гладь сверкала мириадами искорок, ветер
ударил в лицо. Лодки целеустремленно неслись прочь от устья, за пределы
двенадцатимильной зоны, где в нейтральных водах ждал "Нептун", старательно
притворяясь, будто лег в дрейф по бытовой надобности.
  Что они там, на обеспечивающем судне, придумали, Мазур не знал, но вскоре
показался дымок, превратившийся затем в черное пятнышко, а оно, в свою
очередь, - в серую полоску. Полоска росла на глазах. Серый борт с синей
каймой. Панамский флаг - удобнейшая штука для того, кто понимает. Ага, вон
оно что...
  Капитан "Нептуна" вывесил два сигнальных флага, "Униформ" и "Янки",
согласно международному своду сигналов означавшие: "Я провожу учения.
Держитесь в стороне от меня".
  Почти что гениально. Нет нужды растолковывать, какие именно учения, зато
всякий дисциплинированно будет держаться в стороне, пройдет мимо без
лишних вопросов.
  С левого борта уже вывесили штормтрап, и на душе стало чуточку легче - они
ведь, собственно говоря, в каком-то смысле вернулись домой. И без потерь,
что характерно.


                                  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  СТАРПОМ, ПРОДАЖНАЯ ШКУРА...

  Сигара - признак некоторого аристократизма или, по крайней мере, претензии
на таковой. А посему Мазур, он же господин Якобе, новоявленный старший
помощник и по совместительству суперкарго "Суперкарго - судовой офицер,
ведающий грузами", получивший повышение по случаю неожиданной болезни
прежнего старпома, стоя у перил, старательно попыхивал толстой коричневой
сигарой, с ленивой бдительностью наблюдая, как суетятся бронзовокожие
грузчики, как аккуратно обвязанные штабеля белых коробок под скрип талей
плывут на поддонах и опускаются в трюм.
  Разумеется, сам он не просил ни о повышении, ни о легализации, ему и в
прежней роли рядового матросика было уютно. Однако от него в данном случае
снова ничего не зависело. Ему попросту приказали - и точка. Объявили, что
отныне он господин Якобе, суперкарго и старпом. Битых четыре часа он
провел в управлении порта, таскаясь с бумагами по этажам и кабинетам, на
собственной шкуре постигая нехитрую истину: иные критики, склонные ругать
отечественную бюрократию, попросту в жизни не сталкивались с ее аналогами,
процветающими под экзотическими широтами. Все то же самое, только хуже.
Особенно если представления не имеешь, как давать взятки здесь, чтобы
прошло непринужденно и естественно. Инструктаж, конечно, вещь хорошая,
полезная, но он не в состоянии подготовить ко всем национальным
тонкостям...
  Ну, справился в конце концов. Разжился должным количеством печатей,
штампов и подписей. И партия японских цветных телевизоров начала нехитрое
путешествие из грузовиков в трюм. По крайней мере, в документах эти
коробки значились как цветные телевизоры, а на деле - черт их знает...
  Возможно, эта партия груза - такой же оборотень, как сам "Нептун". Ничем
не примечательное судно средней грузоподъемности, обычная "коробка" на
первый взгляд, но обладающая чересчур мощными для такой лоханки машинами и
системой идеально замаскированных тайников как для людей, так и для их
снаряжения и капитаном этакого среднестатистического европейского облика,
решительно непонятной национальной принадлежности по имени Адам и по
фамилии Барт (каковые анкетные данные опять-таки не позволяют строить хотя
бы приблизительные догадки о родине и подданстве "первого после бога").
  В такой игре все возможно. Капитан мог оказаться натуральным импортным
мореходом, прочно сидящем на некоем неизвлекаемом крючке, и с тем же
успехом быть кадровым офицером советского военно-морского флота. "Морские
дьяволы" были достаточно взрослыми и натасканными в сложностях жизни
ребятами, чтобы не задавать глупых вопросов. Достаточно было знать: на
борту данного плавсредства они могут чувствовать себя в полной
безопасности - при условии, что никому не станут навязывать свое общество
и уж, безусловно, воздержатся от каких бы то ни было вопросов.
  Так оно все и проистекало: команда молча оказывала все возможное
содействие, открывая рот только при крайней необходимости. А в остальное
время проходили морячки мимо пассажиров, как мимо пустого места, ничем не
показывая, что вообще их видят. Пассажиры держались аналогично.
  Сейчас, конечно, все обстояло чуточку иначе: к господину старшему
помощнику время от времени подгребали с мелкими бытовыми проблемками то
боцман, то старший палубной команды, и Мазур эти проблемки решал в меру
компетенции и разумения. Надо сказать, что в глубине души он чувствовал
себя неуютно, выставленный на палубе на всеобщее обозрение, - весь из себя
в белом, в морской фуражке с непонятным гербом. Якорек на гербе был так
себе, дохленький, да и венок золоченых листьев неизвестного дерева не
блистал густотой и внушительностью, но должен же как-то отличаться судовой
офицер от рядовой матросни, даже на панамском корабле? Точнее, на корабле
под панамским флагом, - а сие, как известно, не более чем удобная вывеска,
своего рода галстук, без которого не пускают в приличные рестораны...
  - Руководишь? - сказал бесшумно подошедший Лаврик.
  Конечно же, по-английски спросил, как требовала строжайшая инструкция.
  - Работаю помаленьку, - сказал Мазур на том же туземном наречии. -
Интересно, долго мне еще дурака валять?
  - Вы меня удивляете, дружище, столь прямолинейными и аполитичными
вопросами удивляете, - сказал Лаврик, безмятежно щурясь. - Вы, так
сказать, особенным доверием облечены, нужно не ныть, а гордиться.
  - Интересно, почему я? - уныло спросил Мазур.
  - Я тебе скажу по старой дружбе, - фыркнул Лаврик. - Только дальше не
передавай. Кое-кто решил, что именно твоя физиономия идеально подходит для
намеченной акции. Идеальным сочетанием деревенской простоты и хитрости.
Нужен мошенник с честной физиономией, но не особенно интеллектуальный...
  - Любопытно, - сказал Мазур, охваченный нехорошими предчувствиями. - А с
чего это ты язык распустил? Уж тебя-то я знаю...
  - А время подошло вносить ясность, - сказал Лаврик беззаботно. -
Спустись-ка в каюту к нашему дорогому мистеру Герберту, тут и без тебя
управятся. Прямо сейчас, не откладывая...
  Мазур покорно поплелся в указанном направлении. На его стук
незамедлительно последовало приглашение войти.
  Пресловутый мистер Герберт был примерно ровесником Мазура и мужиком весьма
обаятельным, настолько, что даже глаза у него были по-настоящему добрыми,
а это у людей определенного рода занятий свидетельствует о твердом
профессионализме. Учитывая все обстоятельства, даже юный мичман на месте
Мазура догадался бы, пожалуй, что этот мужик - никакой не мистер и никакой
не Герберт. Но эти догадки следовало держать при себе, если и сам хочешь
оставаться профессионалом...
  - Как себя чувствуете в новой роли? - поинтересовался мистер Герберт,
гостеприимно выставив перед Мазуром запотевшую баночку кока-колы и высокий
стакан.
  - Нормально, - кратко ответил Мазур, осторожно дернув жестяное колечко.
  - Вы сработали на совесть, - сказал мистер Герберт. - Претензий пока нет.
Увы, ваш трофей оказался в некотором смысле бесполезным. Это означает, что
мы продвинулись вперед ненамного, на крохотный шажок. Он уверяет, что
вообще не имел никакого отношения к капсуле. Что ее забрал на свой катер
Лао - что нашего господина Ма не особенно и удручило, ибо он не видел в
этой штуке ничего ценного...
  - Простите, а вы его... хорошо спрашивали? - осторожно спросил Мазур.
  - Будьте уверены, - небрежно ответил Герберт. - Не считаете, надеюсь, что
только вашей специальности свойственен профессионализм?
  - Помилуйте, что вы! - сказал Мазур. - Я ничуть в вашем профессионализме
не сомневаюсь, просто уточняю...
  - Я так и понял, - кивнул господин Герберт, причем его глаза оставались
добрыми, а взгляд открытым и дружеским. - Могу вас заверить, что
спрашивали его хорошо. И могу вас заверить, что в искренности клиента я не
сомневаюсь. Отсюда, к сожалению, проистекает необходимость предпринять
новые шаги. Нам необходимо пригласить господина Лао в гости...
  Мазур решился спросить:
  - Почему вы это говорите мне, а не командиру группы?
  - Потому что именно вы будете приглашать его в гости, а не командир, -
немедленно ответил Герберт. - Не зря же именно вас решено было вывести на
публику...
  - Физиономия подходящая, а? - усмехнулся Мазур.
  - Именно, - серьезно сказал Герберт. - Физиономия - не столь уж
малозначительный фактор... Вот что я хочу вас спросить... Способна ли ваша
группа быстро и квалифицированно захватить клиента на берегу? Конкретнее,
в одном из здешних кабаков? Качественно его взять, преодолев любое
сопротивление, после чего доставить на судно? Подумайте хорошенько. Я уже
вижу, что задача вам не по нутру, - у вас лицо стало даже не озабоченное,
откровенно сердитое.
  - Ничего удивительного, - сказал Мазур. - Взять, конечно, можно. Разнести
там все вдребезги и пополам, доставить на судно, если будут к тому
возможности вроде хорошей машины...
  - Почему же физиономия у вас такая кислая?
  - Потому что такая работа - немножко не по профилю, - честно признался
Мазур. - Мы - военные, диверсанты. Боевики. А то, что вы предлагаете,
попахивает скорее шпионскими романами.
  - Я ничего не предлагаю, запомните, - с металлическими нотками в голосе
сказал господин Герберт. - Я либо ставлю задачу, либо отменяю ее. Вам
понятно?
  - Так точно.
  - Избегайте строевых терминов, - посоветовал Герберт. - Не "так точно", а
"да". Да, ага, йес, натюрлих...
  - Натюрлих, - сказал Мазур.
  - Вот то-то, - как ни в чем не бывало кивнул Герберт. - В данном
конкретном случае меня совершенно не интересуют тонкости вроде того, что
работа, изволите видеть, не совсем по профилю. Вам понятно?
  - Да. Ага.
  - Следовательно, задача осуществима?
  - Безусловно, - сказал Мазур. - Не сочтите за похвальбу, но мы и не на
такое способны... - Он поднял глаза и усмехнулся. - В особенности, если
вся ответственность лежит на других, на тех, кто ставит именно такие
задачи...
  - Вот это уже лучше. Но физиономия у вас по-прежнему кислая...
  - А что вы хотите? - пожал плечами Мазур. - Из всего, что нам вбивали в
голову много лет, на первом месте стоит даже не боевое искусство, а
скрытность и анонимность. Сейчас же... Конечно, если того требуют интересы
дела, мы разнесем кабак вдребезги и пополам при необходимости вместе с
прилегающими зданиями и уличными фонарями. Но подобная акция настолько
противоречит моему жизненному опыту...
  - Моему, между прочим, тоже, - одними губами усмехнулся Герберт. - Я тоже,
знаете ли, всю сознательную жизнь живу под флагом скрытности и
анонимности. Однако ж обстоятельства... Мы обязаны добыть эту банку. Любой
ценой. Приказ идет с самого верха. С самого, вы понимаете? С такого, что
выше не бывает. А значит, все правила игры летят к черту, нравится это нам
с вами или нет. Наши с вами эмоции никого не интересуют.
  "Ну, предположим, насчет самого верха ты брешешь, голубь, - подумал Мазур
с непроницаемым лицом. - Здесь, в Южных морях, нет ни единой советской
глушилки, и эфир битком набит вражьими голосами, как селедка - икрой. С
точки зрения ортодоксов, весь эфир как раз и состоит из вражьих голосов.
Так вот они, что характерно, вторую неделю уже клевещут, что товарищ
Леонид Ильич Брежнев давненько пребывает в коме и на окружающую
действительность не реагирует вообще. Какой уж тут самый верх... А
впрочем, сия медицинская клевета ни на что не влияет. Верхи есть верхи, и
кто там из них самее - дело десятое. Если прикажут, пойдешь, как
миленький, не то что кабак разносить, а хоть бы и полицейское управление
славного портового города Катан-Пратанг..."
- Ну, не смотрите на жизнь столь пессимистично, - обнадежил господин
Герберт. - В конце концов, окончательного решения пока нет. И неизвестно,
будет ли санкция. В любом случае мы обязаны просчитать любые варианты. И в
первую очередь с вами. Боюсь, вынужден вас чуточку огорчить. Вам предстоит
часов несколько побыть совершенно продажным и беззастенчивым типом,
готовым вступить в преступный сговор с пиратами. Я думаю, вас немного
утешит тот факт, что вс„ это относится не к вашей подлинной личности, а к
принятой на себя роли...
  - Непременно утешит, - хмуро сказал Мазур.

  * * *

  ... К вялому удивлению Мазура, господин Ма, на первый взгляд, не выказывал
и тени волнения, как будто вовсе и не ему предстояло вскоре продать своего
давнего собрата по нелегкому пиратскому ремеслу. Он непринужденно обсуждал
меню с куколкой-официанткой, вольно раскинувшись на стуле в позе хозяина
жизни, известного здесь всем и каждому. Пожалуй, так оно и было: Мазур то
и дело перехватывал направленные на своего соседа взгляды - его явно
узнавали, но не подходили и даже не приветствовали жестами. Скорее всего,
тут имелся свой неписаный этикет, предписывавший ни за что не узнавать
знакомого, сели он сидит с личностью незнакомой. Мало ли какими они там
заняты делами...
  Как ни беги от экзотики, а она рано или поздно настигнет. С точки зрения
советского офицера, не избалованного заграничными ресторациями, кабак этот
выглядел неприкрытой экзотикой - все эти фестончатые фонари,
распространявшие мягкий приглушенный свет, решетчатые перегородочки,
гирлянды, восточные орнаменты на стенах, жаровенки под черными
сковородами, расписные ширмы... Не говоря уж о возвышении, на коем вокруг
сверкавшего сусальным золотом шеста грациозно выгибалась черноволосая
красотка, успевшая освободиться от части одежд.
  На миг позволив себе расслабиться, Мазур подумал, что в его ремесле есть,
как ни крути, своя прелесть. Попробуйте представить себе обыкновенного
капитан-лейтенанта советского флота, который отправился бы в ночной кабак,
где нагло расселся за столиком посреди аборигенов и стал бы, потягивая
виски, созерцать стриптиз - олицетворение разложения буржуазного
общества... Представили? Захолустный гарнизончик где-нибудь на Чукотке был
бы для такого проказника-вольнодумца раем земным - после соответствующих
оргвыводов и громов средь ясного неба...
  - Она вам нравится? - спокойно поинтересовался Ма, небрежно ткнув
сигаретой в сторону танцовщицы.
  - А почему бы и нет? - пожал плечами Мазур. - Красивые девушки мне обычно
нравятся. А вы что, предпочитаете мальчиков?
  - Предпочитаю девушек, - ответил Ма без промедления. - Я просто считал,
что идеология вам не позволяет...
  - Глупости.
  - Да? - прищурился Ma. - Я был на континенте лет пять назад. Жуткое
зрелище - одинаково одетые толпы, мириады значков с ликом Мао...
  - Вы уж не путайте нас с китайцами, - сказал Мазур. - Мы, знаете ли, не
впадаем в такие крайности...
  - Хотите сказать, что живете свободно?
  - Да, в общем-то... - сказал Мазур. - Я вам выдам страшный секрет,
господин Ма, - у нас тоже есть рестораны, И там порой тоже появляются
танцовщицы на сцене, пусть даже не блещущие такой вот откровенностью... -
кивнул он в сторону низенькой эстрады, где грациозная красотка уже
осталась в немудрящем наряде Евы.
  - Ах, вот как... - прищурился Ма. - Если вы говорите правду, это означает,
что перемены пошли. А вы, пожалуй что, говорите правду. Я видел вашу
кинохронику пятидесятых годов - и видел парочку ваших же художественных
фильмов гораздо более позднего времени. Определенные изменения налицо.
Есть даже сцены, прямо приближающиеся к эротике... Если так пойдет дальше,
лет через двадцать вы вернетесь к тому, против чего устраивали революцию.
У вас будет стриптиз, а ваши люди станут рассчитываться долларами...
  - Да бросьте, - усмехнулся Мазур. - Скажите еще, что у нас будут
капиталисты и полиция.
  - Почему бы и нет? Человек всегда стремился к тому, чтобы жить сытно. И
это его подспудное желание рано или поздно уничтожает плоды любых
революций, хотя пока что лично я не в состоянии представить кардинальные
изменения в континентальном Китае. Но как знать...
  - Да вы философ, а?
  - Каждый китаец - чуточку философ, - сказал Ма. - Это изначальное. -
Полуотвернувшись, он небрежным жестом подозвал официантку и что-то сказал
ей на непонятном языке. Вновь повернувшись к Мазуру, непринужденно
продолжил: - В конце концов, философия - это то, что испокон веков
помогало китайцам бороться с любыми превратностями судьбы. С любыми...
  Пожалуй, он все же играл. Бутафорил. Изображал полнейшую непринужденность,
беззаботность, спокойствие - чтобы не выглядеть перед Мазуром и перед
самим собой пленником, которого сломали. Ну и черт с ним. Вполне
естественная попытка сохранить