уха донеслись гудки - очевидно, человек на том  конце
повесил трубку.
     - Нет, - потрясение ответила дама, - нет.
     - Что случилось?
     - Машенька Говорова погибла, - прошептала она, - в пол-
одиннадцатого,  и  теперь  просят  кого-нибудь  приехать   в
отделение на Филатовской улице, уж не знаю зачем.., но я  не
могу, не могу...
     - Как погибла? - потрясение спросила я.
      -  Ничего  не  объяснили, -  рыдала  дама.  -  Ничего.
Господи,  что теперь с нами будет! В салоне никого,  хозяйка
уехала  в Италию, раньше декабря не вернется... Я-то  вообще
здесь не служу, сотрудничаю с Третьяковкой, просто Машенька,
моя  добрая  знакомая,  попросила Галочку  заменить,  у  той
грипп, и у Насти грипп, и у Славы...
     - Как вас зовут? - я бесцеремонно прервала тетку.
      - Руфина Михайловна, - прошептала та. А, значит, это к
ней  посылали  фальшивые  картины на экспертизу.  Интересно,
однако, но разговаривать с ней мне сейчас было недосуг.
     - Галя, Настя и Слава - это кто?
     - Менеджеры, - пояснила, всхлипывая, Руфина Михайловна,
- всех грипп свалил, но что делать? Что? Что?
       Видя,  как  тетка  с  каждой  секундой  делается  все
ненормальней, я вздохнула и предложила:
      - Хотите, съезжу вместо вас в отделение и узнаю, что к
чему?
     - Дорогая, - заплакала Руфина, - милая, пожалуйста.
      -  Ждите меня тут, - велела я и ушла. В дежурной части
на Филатовской улице равнодушный мужик буркнул:
      -  Ступайте  в  пятнадцатую комнату,  второй  этаж,  к
Рязанцеву Геннадию Николаевичу.
      Я послушно поднялась и нашла в крохотном кабинетике  с
плохо окрашенными стенами паренька лет двадцати с небольшим,
a.a`%$.b.g%--.  строчившего что-то на листе  бумаги.  Увидав
меня, он недовольно буркнул:
     - Ну и что, гражданка Седых, теперь делать станем!
      Вспомнив, что Руфина Михайловна не называла  во  время
тягостного разговора своей фамилии, я смело возразила:
     - Ошибаетесь, я из галереи "Арт-Мо", вы только что туда
звонили по поводу Говоровой...
     Парень внимательней посмотрел на меня:
      - Извините, спутал. Садитесь, узнаете вещи? Он вытащил
на стол небольшую сумочку и штук десять браслетов.
     - Да, - прошептала я, - это ее.
     - Тогда распишитесь в описи и забирайте, носильные вещи
завтра можно получить вот по этому адресу...
      - Господи, - запричитала я, - хоть словечко пророните,
что стряслось! Ведь вчера жива-здорова домой ушла...
     - Это дело такое, - вздохнул Рязанцев, - сейчас есть, а
через десять минут нет. Дорога - дело стремное...
     - Она под машину попала?
      - Под троллейбус, - пояснил следователь, - торопилась,
видно,  влезла  в "Б", а народу полно, на ступеньках  висят,
двери  водитель не закрыл и поехал, а Говорова не удержалась
и  упала...  Да  прямо на проезжую часть, а  там,  на  беду,
"мере"  несся...  Может, кабы ногами под  колеса  попала,  и
выжила, да только она головой угодила!
      -  Кошмар, - прошептала я, - а того, кто ее  столкнул,
задержали?
     - Да никто ее не толкал! Троллейбус тряхнуло, колдобина
на  дороге,  поручень скользкий, ну и сорвалась. Там,  кроме
нее,  еще бабка цеплялась, божий одуванчик увядший,  дряхлый
цветочек,  чуть  повыше  стояла женщина  беременная,  дальше
вроде девчонка лет одиннадцати... Случай такой вышел... Имя,
отчество, фамилия?
     Я растерялась.
     - Мария Говорова.
     - Нет, ваши данные, пожалуйста!
     - Руфина Михайловна...
     - Фамилия?
     Только бы не ляпнуть "Тараканова"!
     - Рейд!
     - Как?
      - Рейд, - повторила я, совершенно не понимая, отчего в
голову пришло это звукосочетание.
     Но Рязанцев абсолютно спокойно записал данные, попросил
еще пару раз поставить автограф, и процедура закончилась.
      Я вышла на стылую улицу и двинулась к метро. Выпала из
троллейбуса!  Что за чушь, естественно, ее  убили,  но  кто?
Может,  убийца подскочил сзади и дернул... Ну и глупости  же
лезут  в голову порой... Вдруг она и впрямь не удержалась...
Стужа   ледяная,  руки  у  Маши  небось  замерзли,  онемели,
поручень   скользкий,   а  тут  еще  троллейбус   въехал   в
колдобину...
      Я  вошла на станцию, расстегнула куртку, чтобы  скорее
согреться,  и  стала ждать поезд. Наконец в глубине  тоннеля
показался  быстро  бегущий  свет,  следом  возник  звук,   и
/.o"(+ao  состав.  Я шагнула внутрь плотно набитого  вагона,
прижалась к двери... Нет, Говорову убили, и этот факт меняет
все  мое  расследование. Вчера-то я думала,  что  Маша  сама
убирает  членов "синдиката", но сегодня стало понятно,  есть
еще  кто-то...  И  этот неведомый человек  самый  главный  в
бизнесе.   Ну  с  чего  я  решила,  будто  глава  "концерна"
Говорова?   Поверила   Илье,   рассказавшему,    как    Маша
организовывала весь процесс от покупки холстов до нахождения
покупателей?  Нет бы сообразить сразу: молоденькой  девчонке
подобное не по плечу... За спиной Говоровой прятался  некто,
опытный, безжалостный, умный... Маша просто служила игрушкой
в руках мужика. Именно мужчины, в деле чувствуется неженская
сила  воли и целеустремленность. Скорей всего остальные,  то
есть  Лена Федулова, Катя Виноградова, Женя Бармина и  Илья,
даже  и  слыхом не слыхивали ничего о "начальнике", искренне
считая  Машу заводилой. И ведь они передоверили ей абсолютно
все  дела,  связанные с производством "шедевров" и денежными
расчетами.   А   Говорова   просто   обманывала   приятелей,
прикидываясь  главной.  И  не она  вовсе  это  придумала,  а
таинственный незнакомец... Вот он-то всех и убирает  сейчас,
и  именно  он, придя к Лене Федуловой, застрелил  девушку  и
взял  полмиллиона долларов. Но мать Никиты  впустила  мужика
домой  без  колебаний... Значит... Значит, Лена  его  хорошо
знала,  просто не предполагала, что он и есть хозяин. Ладно,
теперь настало время побеседовать с Руфиной Михайловной.
      Не успела я открыть дверь в "Арт-Мо", как дама со всех
ног бросилась ко мне:
     - Что случилось, как все произошло?
     - Здесь есть буфет?
     - Нет, только кухонька, сотрудники сами готовят...
     - Пойдемте, выпьем чайку, - предложила я.
     - Но сегодня я осталась тут одна, - воскликнула дама, -
вдруг кто-нибудь придет, посетители...
      Я  посмотрела за окно, где жуткий, ледяной  ветер  нес
юркую поземку. Да уж, погода высший класс. Самая пора ходить
по презентациям и вернисажам.
       Увидав  на  двери  табличку,  я  перевернула  ее  той
стороной,  где  значилось "Закрыто",  и  задвинула  красивую
латунную щеколду.
      -  Видите,  как  просто! Пошли, пошли. Руфина  покорно
привела  меня  в  крохотную  комнатку  с  электрочайником  и
круглым  столом, покрытым клеенкой. Пока она дрожащей  рукой
заваривала  чай  и  вытаскивала из  шкафчика  твердокаменные
сухарики,  я  в  подробностях  рассказала  ей  о  встрече  с
Рязанцевым.
      -  Кошмар,  кошмар, - вскрикивала  Руфина,  -  у  вас,
дорогая, железные нервы. Простите, как вас зовут?
     - Виола.
       -   Жаль,   что   знакомимся   при   таких   скорбных
обстоятельствах,  -  начала  разводить  политес   тетка,   -
разрешите представиться...
      - Мне известно ваше имя, Руфина Михайловна, - спокойно
прервала я искусствоведа.
      -  Откуда? - изумилась собеседница, забыв про то,  что
ca/%+   уже один раз представиться. - Мы раньше встречались?
Извините, но у меня совершенно отсутствует память на лица...
      - Главное в вашем бизнесе - иметь память на картины, -
улыбнулась я, - но мы никогда до сих пор не виделись...
      - Тогда почему... - залепетала дама. Я увидела, что ее
аристократическая рука с узкой ладонью и длинными  пальцами,
держащая  чашку так, как люди держат нечто неприятное,  даже
грязное, оттопырив мизинец, начала мелко-мелко дрожать.
     - Поставьте чай, - велела я, - сейчас прольете! Женщина
послушно  выполнила  приказ и уставилась  на  меня  голубыми
глазами, на дне которых ворочался страх.
     Я положила свою руку на ее ладонь и ощутила невероятный
холод, было ощущение, что трогаешь труп.
      - Дорогая Руфина, - вкрадчиво начала я, - вы мне очень
симпатичны,  поэтому я хочу вас предостеречь:  будьте  очень
осторожны. Вы следующая на очереди...
     - Куда? - прошептала дама.
       Ее   лоб  неожиданно  покрылся  испариной,  но  рука,
неподвижно  лежащая  под  моей, оставалась  холодной,  очень
холодной.
      -  К  могиле,  -  пояснила  я,  -  или  к  нише,  если
предпочитаете крематорий.
     - Не понимаю, - пробормотала Руфина, - о чем вы?
      -  Женя Бармина, Катя Виноградова, Лена Федулова, Маша
Говорова... Продолжить?
      -  Но я-то здесь с какого бока? - слабо сопротивлялась
искусствовед. - Меня просто попросили посидеть денек.
      -  Руфина,  дорогая,  подумайте  сами,  вы  и  Илья  -
единственные  оставшиеся  в  живых  из  "синдиката   великих
художников". Всех убрала одна рука, скоро она доберется и до
вас... Понимаете?
      -  Вы  откуда? - промямлила дама. - Вы кто? Я  грустно
улыбнулась:
     - Та, которой все известно.
      - Что, что вы хотите? - засуетилась дама. - Денег? Ей-
богу, их у меня нет, я все в Наденьку вложила... Да если  бы
не она... Разве я согласилась бы на такое...
     Изо рта полностью деморализованной, испуганной до ужаса
женщины полились фразы.
      У  Руфины  нет  мужа,  зато есть  обожаемая  доченька,
Надюша.   Поднимала  ее  женщина  одна,  на  горбу  волокла,
зарплата сотрудника Третьяковки - просто крохи...
       Несчастье   случилось  пять  лет   назад.   Наденька,
возвращаясь  от  подружки, попала под машину.  Девочка  сама
была  во  всем  виновата. Перебегала дорогу  в  неположенном
месте, да еще вечером, при дождливой погоде. Спасибо,  шофер
оказался  человеком порядочным, вызвал "Скорую"...  Наденьку
отвезли в Склифосовского. Приговор врачей был суров: перелом
позвоночника, вряд ли шестнадцатилетняя девочка опять начнет
ходить...
     Руфина Михайловна бросилась спасать дочь, подключив все
силы:    хирургов,    ортопедов,   мануальных    терапевтов,
экстрасенсов,  иглоукалывателей... Сначала  немногочисленные
друзья  охотно  помогали женщине, давали в  долг,  но  потом
/%`%ab  +(,  поняв,  что  скорей всего  никогда  не  получат
денежки   назад.  Руфина  Михайловна  кинулась  распродавать
немудреные   колечки,   серьги  и  оставшиеся   от   бабушки
серебряные ложки...
      Но  потом пришел момент, когда из дома выносить  стало
нечего.  Руфина  Михайловна даже  точно  помнила  число,  13
апреля,   когда  ей  на  работу  позвонили  из  больницы   и
обрадовали:  у  Надюши появилась чувствительность  в  правой
ступне.  Девочке  помог  один из  костоправов,  более  того,
специалист обещал в прямом смысле этого слова поставить Надю
на  ноги...  Вопрос упирался только в деньги. За один  сеанс
доктор  брал  семьсот рублей, ну ладно, он  соглашался  ради
девочки  сделать  скидку,  по пятьсот...  Но  лечение  могло
растянуться  на  два,  а  то  и на  три  месяца...  Набегала
невероятная сумма... Руфина Михайловна проплакала до  обеда,
не  зная, как поступить. Продавать было нечего, знакомые при
виде ее мигом переходили на другую сторону улицы. Квартира -
однокомнатная  хрущоба в Капотне... Даже  если  переселиться
жить на вокзал и выставить халупу на торги, не факт, что она
продастся, мышиная нора, жилище кузнечика...
      После  обеда, когда несчастная мать с гудящей  головой
сидела за письменным столом, явился некий господин, держащий
под  мышкой портрет предположительно кисти Мятлева.  Мятлев,
не слишком хорошо известный российской публике живописец XIX
века,  славился  тем,  что  обладал  редкой,  патологической
работоспособностью и любовью делать вариации на  темы  своих
картин.
      Постаравшись взять себя в руки, сквозь подступающие  к
глазам слезы Руфина глянула на портрет дочери художника. Она
уже  видела  эту  работу  в шести вариантах,  и  вот  выплыл
седьмой.
      -  Тщательно  проверь,  -  зудел  посетитель,  потный,
толстый  мужик  лет  сорока,  -  вот  хочу  доченьке   своей
преподнести на семнадцать лет, ты смотри не лопухнись...
      Его  толстые, сарделькообразные пальцы сжимали сотовый
телефон,  от  волос  одуряюще  несло  дорогим  парфюмом,  на
запястье болтались золотые часы...
      Внезапно  на Руфину накатила душная волна злобы.  Дочь
этого   комка  сала,  засунутого  в  костюм  от  Хуго  Босс,
одногодка  несчастной Наденьки, получит в подарок картину  и
будет  плясать  на именинах, а бедная Надюша  на  всю  жизнь
останется калекой, потому что у матери нет средств!
      И  тут Руфина Михайловна сделала то, о чем и помыслить
не могла еще утром.
      -  Подлинник  в  отличном состоянии, -  буркнула  она,
подписывая нужную бумагу.
      Руфина видела, что перед ней лежит искусно выполненная
подделка, но ненависть к посетителю достигла такого размера,
что лишила ее разума.
      -  Хорошо,  -  обрадовался мужик и,  забирая  полотно,
протянул Руфине десять долларов, - бери, заслужила.
      -  Чтоб  ты  сдох, - прошипела дама,  когда  радостный
обладатель  подделки  ушел,  - чтоб  тебя  черти  разорвали,
сволочь...
     Из ее глаз опять полились слезы, Руфина заперла кабинет
изнутри  и  отчаянно  зарыдала. Вдруг раздался  тихий  стук,
потом  желавший  войти  забарабанил  в  дверь.  Искусствовед
открыла,  на  пороге возникла худенькая девушка,  обвешанная
браслетами и фенечками.
      -  Что надо? - весьма грубо рявкнула Руфина. Но девица
не  смутилась. Она вошла внутрь и протянула даме конверт. Та
уставилась   на  пять  таких  необходимых  ей  стодолларовых
бумажек.
       -   Это  вам,  -  улыбнулась  посетительница,  -   за
консультацию. Заприте дверь, поговорить надо.
     Так началось сотрудничество Маши Говоровой и Руфины.
      - Понимаете теперь, почему я занялась этим бизнесом? -
шептала  Руфина. - Только из-за Надюшки...  Я  ее  вылечила,
поставила  на  ножки,  полгода во Франции  на  курорте  Виши
продержала:  грязи,  минеральная  вода,  сейчас  в   Израиль
отправила, к Мертвому морю... Все ей, все доченьке...
     - Если вас убьют, дочь останется одна!
      -  Святые  угодники, - тряслась Руфина,  -  спасите  и
сохраните.
     - На бога надейся, да сам не плошай, - вздохнула я. - У
вас  есть  хоть  малейшее понятие  о  том,  кто  мог  убрать
девочек,  а  главное,  за  что?  За  подделку?  Может,   это
прозревший клиент?
     - А вы сами кто? - догадалась наконец спросить Руфина.
       Я   слегка  замялась.  Лучше  не  прикидываться   тут
сотрудником милиции...
     - Я мать Кати Виноградовой!
     - Вы так молодо выглядите, - прошептала Руфина, - ни за
что бы не дала больше тридцати пяти...
     - Я родила Катю рано, едва шестнадцать исполнилось, - я
принялась вдохновенно врать, - мне тридцать девять.
      -  Просто  ужасно, - бормотала Руфина,  -  я  так  вам
сочувствую, потерять дочь, что может быть страшнее!  Вы  еще
молодец, нашли в себе силы жить, я бы умерла на другой день!
     - Только мысль о мщении придает мне силы, - ответила я.
-  Вот  решила  сама найти убийцу. Разве милиция  что-нибудь
сделает?
      - Никому, - зашептала Руфина, - никому наши несчастные
дети  не  нужны, бедные... Ваша Катенька, такая талантливая,
такая ранимая, такая интеллигентная... Какое горе...
     - Вот, - грустно продолжила я, - теперь мучаюсь, думала
с Машенькой побеседовать, да не успела.
      -  Убили ее, - заплакала Руфина, - убили... Вот глупые
девчонки!  Знаете  ведь, как молодежи всего  хочется.  Я  их
останавливала, говорила: не надо, не надо, все-таки Леонардо
да Винчи, бешеные деньги. Но Машенька так серьезно ответила:
"Вот продадим его, обеспечим себя на всю жизнь и завяжем".
     - Какой Леонардо? - изумилась я.
     - Вам Катя не рассказывала? - удивилась Руфина.
     - Нет, - ответила я, - я ведь не в Москве живу, поэтому
вообще ничего не знала.
      -  Тогда  слушайте, какая у нас штука приключилась!  -
воскликнула Руфина.

                          Глава 16

      Два месяца назад к Руфине в Третьяковку явился старик,
сморщенный, словно высохший стручок.
      -  Вот  какое дело, - забубнил он, сжимая  коричневыми
корявыми  пальцами  обтрепанный кожаный портфель,  модный  в
начале  пятидесятых  годов,  - ты  глянь  и  скажи,  правда,
бумажка денег стоит или это враки, а? Продать такое можно?
      -  Давайте посмотрим, - вежливо улыбнулась Руфина. Она
хорошо  знала,  какие  вещи  могут  иногда  таиться  на  дне
потрепанных ридикюльчиков и саквояжей.
      Дедок,  сопя, открыл портфель, вытащил нечто  плоское,
тщательно завернутое в пожелтевшую газету "Вечерняя Москва".
     - Картинка тут, - кашлял дедуля, разворачивая бумагу.
      Руфина Михайловна глянула и почувствовала, что  сердце
сейчас   выпрыгнет  из  груди.  На  столе  лежало   полотно,
принадлежащее кисти великого Леонардо да Винчи, итальянского
живописца,  скульптора, архитектора, ученого,  инженера.  Не
веря  себе, Руфина принялась разглядывать картину. Ей  сразу
стало  понятно, что дедушка принес эскиз к "Тайной  вечере",
росписи,   которую  великий  Леонардо  сделал  в   трапезной
монастыря  Санта-Мария-делле-Грациа в Милане. Исследователям
живописи  известно несколько набросков живописца, но  такого
яркого,  красочного  нет  ни  в одном  музее  мира.  Полотно
требовало  легкой  реставрации, и только. Руфина  Михайловна
даже  боялась предположить, сколько стоит раритет. Речь  шла
не о сотнях, не о тысячах, а о миллионах долларов. Следовало
срочно придумать, как поступить.
      - Сразу не могу сказать, - затянула Руфина Михайловна,
-   похоже,   что  подделка,  надо  проверить  рентгеновским
аппаратом...
      Дедок  молча кивал, слушая чушь, которую  несла  дама.
Наконец она спросила:
     - Откуда у вас это?
      Дедушка  приосанился  и завел по-стариковски  длинный,
обстоятельный рассказ.
      В 1945 году он, Коля Степин, молодой бравый капитан, в
составе  советских  войск  брал штурмом  крохотный  городок,
скорей  даже,  как  сказали бы в России, поселок  городского
типа, Аусхоф в предместье Берлина.
      Фашисты сражались отчаянно, основная их масса осела  в
огромном    замке.   Наконец   советские   войска,    сломив
сопротивление противника, ворвались в Аусхоф и  взяли  замок
штурмом.  В нем же и остались ночевать, дивясь на  роскошные
занавески,  посуду  и  тяжелую  мебель.  Ночью  Коля  Степин
захотел по малой нужде. В доме, естественно, был туалет,  но
Николаша  не  стал  ходить по длинным  мраморным  коридорам,
просто вышел во двор.
      Стоял одуряюще теплый апрель, воздух полнился запахами
весны,   заканчивалась  война,  настроение   было   у   него
прекрасное, впереди была целая жизнь...
      Насвистывая,  Коля двинулся к кустам и  вдруг  услышал
шорох,  кто-то  хотел  убежать  в  лес.  Война  вырабатывает
./`%$%+%--k)  стереотип  поведения. Руки  Николая  сработали
быстрее разума. Он мгновенно выхватил оружие и выстрелил...
      Раздался  короткий  вскрик, потом шум  упавшего  тела.
Сжимая  в  руке  пистолет, лейтенант глянул  в  кусты.  Там,
широко раскинув ноги, лежала молодая, хорошо одетая женщина.
Возле  тела  фрау валялся красивый кожаный чемоданчик.  Коля
открыл  саквояж. Там, среди белья, чулок и кофточек, нашлись
несколько   коробочек  с  золотыми  колечками  и  сережками,
кошелек с деньгами и кожаный черный футляр, тубус, в котором
студенты носят чертежи, чтобы не помять.
      Николаша  выбросил  шмотки,  золотишко  сунул  в  свой
рюкзак,  туда  же  запихнул  и  тубус.  Внутри  его   парень
обнаружил  картинку  на  божественную  тему.  Сам  Коленька,
комсомолец, в бога не верил, Библию не читал и  ни  о  какой
"Тайной вечере" понятия не имел. В живописи он совершенно не
разбирался  и  искренне  считал,  что  художник,  написавший
полотно,   изображавшее  медведей  в   лесу,   работает   на
кондитерской  фабрике. Кстати, рисунок белого  топтыгина  на
других  шоколадках  выглядел  сов