ие улучшилось.
   - Бутылочку можно?
   - Что?..
   - Бутылочка не нужна?
   Передо  мной,  просительно  согнувшись,  стоит  мужичонка  в  сальном
пиджачке с истертой сумкой в руках.
   Санитар сквера. Воняет же от него...
   - Благодарствуйте. - Бутылка исчезает в сумке, а мужичок наклоняется,
подбирает несколько окурков, сует в карман пиджачка, просительно смотрит
на дымящийся окурок в  моей  руке.  Бросаю  окурок,  даю  ему  сигарету.
Сигарету он тут же прячет, суетливо подбирает окурок и сует в рот:
   -  Премного,  премного  благодарны,  -  кланяется,  с   удовольствием
затягивается и семенит к выходу из сквера.
   А настроение снова  испортилось.  Сам  не  знаю,  почему...  Скверный
мужичонка.
   Вот именно:  скверный.  Завсегдатай  сквера.  Вроде  еще  нестарый  -
занялся бы чем-нибудь вместо того, чтобы тару шакалить.  Ладно,  не  мое
дело - проехали.
   А чувство досады не отпускает. Словно я что-то упустил,  не  заметил.
Только не могу понять - что.
   Может быть, просто захмелел? Ну что ж, сейчас протрезвеем. Подхожу  к
стояку разливной палаточки, выбираю бутылку с этикеткой подороже -  хотя
какая разница, из одной бочки наливают - и одним махом глотаю почти  это
коньяк, приполный стаканчик. На мое удивление хороший.
   - Дарагой, зачем  напыток  обижаешь,  -  укоризненно  качает  головой
продавец-грузин.
   - Да кто ж знал, - развожу виновато руками.
   - У меня плохой напыток нэ бывает, всэ знают.
   - Извини, спасибо.
   - Заходы эще, дарагой!
   Мимо  по  улице  несется  милицейская  машина,  взвизгивает  на  углу
тормозами и устремляется в переулок.  Как  раз  в  тот,  где  я  оставил
"росинанта". Движимый нездоровым любопытством, иду туда же.
   У машины - уже небольшая группка людей.
   - Проходи, проходи, - раздраженно толкает  зевак  сержант,  поигрывая
"демократизатором". Но людей прибывает - любопытство штука заразная.
   Пристраиваюсь чуть позади и...
   На переднем сиденье "жигуленка" в  раскованной  позе  сидит  высокий,
моложавый, несколько полный мужчина. На нем прекрасно  сшитый  костюм  -
серый с серебром. Лицо чуть повернуто в сторону  водительского  сиденья.
Но и при этом легко можно заметить в лице непорядок. Кто-то  влепил  ему
пулю в переносицу.
   Сиденье и дверца залиты кровью из выходного отверстия на затылке.  На
водительском месте - знакомый мне кольт с глушителем.
   Да и убитый не бомж. Известен в Приморске каждому. Валентин Сергеевич
Круглов. Мэр города. Он же - Ральф.
   Приехавший оперативник открывает переднюю дверцу,  поднимает  с  пола
предмет  и  разглядывает  на  свет,  аккуратно  держа  между   ладонями.
Чувствую, как подкатывает тошнота, - в руках оперативника не  что  иное,
как пустая бутылка из-под портвейна, марочного, крымского, выпитого мною
полчаса тому назад.
   - "Седьмой", я "четвертый", прием.
   - "Седьмой" слушает, прием.
   - Ситуация активизирована. -Штатный вариант, схема "эй-си-ай".
   - Реакция объекта?
   - Пока неясна.
   - Выясните.

Глава 5

   Дело мое - табак. Бывает хуже, но - реже.
   Сзади снова визжат тормоза - "ниссан-патрол" с мигалкой на  крыше.  С
переднего сиденья грузно  вываливается  Кузьмич  -  широкий,  массивный,
капитанские  погоны  на  покатых  литых  плечах   напоминают   спичечные
этикетки. На мента же он  походит  так  же,  как  я  на  девицу  легкого
поведения.
   Кузьмичу пятьдесят три, но вполне можно дать  и  тридцать  пять,  как
кому понравится.  Жесткие  седые  волосы  коротко  подстрижены,  как  он
называет, "под бокс", на загорелом дочерна лице  выделяются  ясные,  как
сентябрьское небо, глаза.
   "Мужик - упасть, не встать!" - как выразилась одна гастролировавшая в
Приморске   знаменитость.   Широкие   пятнистые   спецназовские   брюки,
заправленные   в   мокасины,   в   оперативной   кобуре   на   поясе   -
девятимиллиметровый "ПС" вместо "Макарова", - полушериф, полуковбой.  На
первый-то взгляд. И еще,  в  углу  рта  -  неизменный  окурок  "гаваны".
Впрочем, здесь ни тени фанфаронства - сигары Кузьмич курит лет  двадцать
пять.
   Ну а капитан  -  потому  что  чихать  он  хотел  на  всякое  и  любое
начальство.
   Раза три ему вешали майорскую звезду и раза три снимали -  неуживчив,
характером крут. Да и бабы - с ними где найдешь, там и потеряешь.
   Приморским РОВД руководит бессменно лет десять - в городе он, хоть  и
крутой, но Хозяин, это давно оценила Территория, им хлопотное  соседство
ни к чему, а потому и Кузьмина сместить с должности хрен кому по  силам.
Ну а если ему в городе кто не по душе - укатает.
   Он долго молча смотрит на труп Круглова, приказывает эксперту:
   - Ты это, чтобы все по форме... И побыстрее.
   - Сделаем, Василий Кузьмич.
   Снова бросает взгляд на труп и цедит сквозь зубы:
   - Доигрался...
   Садится в машину, хлопает дверцей.
   - В управу! - И исчезает так же скоро, как и появился.
   Ну а меня ноги несут к знакомому питейному стояку.
   - Понравылос? - радостно встречает продавец.
   Беру сто пятьдесят, бутылку  с  собой,  гору  жареного  мяса  и  пять
шоколадок.
   Выпив, начинаю уминать мясо с энергией, достойной лучшего применения.
Интуиция (вот ведь тонкая штука) подсказывает, что поесть в  другой  раз
удастся не скоро.
   Если удастся вообще - ну да о грустном или ничего, или хорошо...
   Закуриваю... Итак, у меня в запасе минут сорок. Как раз, чтобы  снять
"пальчики" с бутылки и прикинуть, кому они  принадлежат...  А  мои-то  у
Кузьмича имеются...
   ...В Приморск я прикатил  в  бархатный  сезон  девяносто  первого.  В
аккурат   подчистую   спроваженный   на   "заслуженный   отдых"    после
августовского "недоворота".
   Для меня те события вылились  в  окончательный  "разбег"  с  женой  и
увольнение с работы. Официально я числился "мэнээсом" в  Институте  Азии
(Восток, дело тонкое!),  ну  а  на  самом  деле  работал  аналитиком  по
проблемам одной близкой  восточной  соседки.  Проблемы  ее  были  сугубо
внутренние, а потому и разработка их велась неофициально.  По  окончании
"унивсра" мне предложили работать по той же теме, что и мой кафедральный
шеф, капнули на плечи парой звездочек,  дали  после  женитьбы  отдельную
квартирку и умеренно загрузили работой. Приятно было  и  то,  что  ни  в
какую "контору" ходить было не нужно: я получал необходимые материалы  и
должен был к такому-то числу сделать их аналитический разбор  со  своими
выводами и  рекомендациями.  В  любом  спецхране  любой  библиотеки  или
института я получал любую  литературу,  чем  беззастенчиво  пользовался,
восполняя пробелы в знаниях истории собственной страны, как, впрочем,  и
всех остальных вместе взятых  и  каждой  в  отдельности.  Разумеется,  в
святая святых - партархивы - я допущен не был, но  и  не  жалел:  меньше
знаешь, легче спишь, да к тому же информация о том, что  лидер  такой-то
компартии  был  гомиком,  а  известный  деятель   марксизма   -   тайным
провокатором, тайным евреем, тайным узбеком, тайным  поклонником  Ницше,
тайным шизиком да еще любил играть в "бутылочку" или в "солдатики"  -  с
летальным исходом, - ничего нового к моим знаниям о людях не прибавляла,
а  изречение  "Что  есть   добродетель?"   покрыто   для   меня   мраком
непроницаемой тайны и по сей день.К полному моему восторгу я оказался...
моряком! Бог знает зачем (как зачем? - положено; в армии не порядок, там
распорядок, а на флоте - тем паче!)  мне  пошили  форму  и  даже  выдали
кортик.  Вот  только  узнать,  на  каком  флоте  я  служу,  так   и   не
представилось возможным.
   Раз пять меня выдергивали на тревоги и сборы; тревоги были  настоящие
- вывозили на "объект", в бор, сажали  в  отдельную  комнату,  загружали
материалом  и  через  шесть-восемь  часов   будь   любезен:   выводы   и
рекомендации на одной страничке.
   Ну а сборы воспринимались экзотикой: обстрелка  (это  когда  по  тебе
стреляют настоящими пулями, дабы не сачковал, а окапывался и  переползал
как   положено),   огневая    подготовка,    диверсионная    подготовка.
психологическая подготовка, борьба за  живучесть...  С  таких  сборов  я
приезжал худой, как насос, жилистый, как орангутанг,  и  спокойный,  как
черепаха, - куда спешить, когда той жизни - всего-то триста лет!..
   Но полного счастья нет нигде, даже в Крыму.
   При всей ответственности наши разборы были кому-то нужны, как  газета
"Социалистическая  индустрия"   нильскому   крокодилу.   Власть   имущие
принимали решения, пользуясь цитатами классиков и  пролетарским  чутьем,
которое острили, надо полагать, перечитывая нетленку "Ленин и печник"  и
общаясь  с  грудастыми  девахами  "из  народа".  Ну  а  к  "судьбоносным
персстроечным" у меня был накатан вялый "диссер", по защите которого  от
дел аналитических я  отвалил  на  преподавательскую  работу  при  полном
поощрении начальства.
   Все потому, что и на любой-то работе человек со временем  приобретает
опыт, но теряет вкус, свежесть взгляда, да и удовольствие.  Перерыв  был
ко  времени.  Тем  более  что  новый  лидер,  сгоряча  обозвавший   себя
политиком, стал сугробить такое,  что  человек  соображающий  легко  мог
запить горькую, тупой - стать  искренним  запевалой  перестройки,  ну  а
остальные...
   "По делам их узнаете их"... Антиалкогольная кампания привела  к  тому
же,   к   чему   полстолетия   назад   привела   Штаты:    к    созданию
высокоорганизованной преступности. Единственный созидательный результат.
Как выражался старик Маркс,  нет  такого  преступления,  на  которое  не
пойдет капиталист ради прибыли в тысячу процентов.  Хоть  в  этом-то  он
оказался прав.
   Ну а когда плю-ю-у-рализм гэкнул во всей красе, про меня вспомнили  и
воткнули в Отдел. Для аналитической проработки ситуаций, только  уже  на
наших окраинах. А ситуации крутились по одному  стереотипу:  против  нас
работали  серьезные  профессионалы,  правда,  без  фантазии,  прокатывая
удачный  сценарий  с  малой   "поправкой   на   местность".   Заполыхали
"межнациональные конфликты", а  ребята  из  оперативной  группы  Отдела,
вовсю ругаемые "демократической  прессой"  и  "свободным  телевидением",
заливали упомянутые пожары по старинному русскому обычаю: своей  кровью.
Справедливости ради отмечу,  советы  профессионалов  учитывались  той  и
другой сторонами. Те - обеспечивали политическую поддержку своим на всех
уровнях, здешние - активно действовали наоборот.
   Оставаться  в  такой  ситуации   только   человеком   при   бумажках,
полупридурком, было стыдно, так что пришлось и побегать.
   Навыки, полученные в "летних оздоровительных  лагерях",  пригодились.
Мне повезло: к лагерной подготовке я сразу отнесся как с  спорту,  а  не
как к неизбежному и ненужному занятию.
   Лучше всего  пошла  "рукопашка".  Умения,  приобретенные  когда-то  в
спортшколе на отделении бокса, и помогали,  и  мешали  одновременно.  То
есть поставить  удар  заново  было  сложно,  бил,  как  привык,  прыгая,
двигаясь, с обязательным разворотом корпуса. Ну да  инструктор  оказался
человеком тертым и с пониманием, - у "стажеров", как  нас  называли,  он
считал нужным развивать уже имеющиеся качества.
   Это не значит, что меня не научили стрелять. Огневая  и  диверсионная
подготовки были профилирующими предметами - огонь  навскидку  из  разных
видов оружия, работа со всеми видами взрывчатки, кратковременные огневые
контакты между  "синими"  и  "зелеными",  навыки  обращения  с  холодным
оружием и "спецсредствами" - газы, аэрозоли... Что еще?.. Вождение  всех
видов транспортных средств, бег по пересеченной местности  не  только  с
боекомплектом, но  и  в  бронежилете,  и  снова  -  огневые  контакты  и
"рукопашки"..
   По правде говоря, время тогда было тихое: милиционеры, и те  получали
табельный "ПМ" только поособому случаю, правда,  без  права  стрелять  и
нередко - без патронов. Любой, даже случайный выстрел  в  черте  города)
рассматривался как ЧП.  Представить,  что  через  несколько  лет  страна
превратится в "единый военный лагерь",причем  неизвестно  будет,  кто  с
какой стороны...
   Короче,  лагерь  спецподготовки  существенно  отличался   от   сборов
"партизан".
   Группа состояла из двадцати двух человек; работали мы  на  совесть  и
полученные знания  полагали  применять  исключительно  против  "внешнего
супостата".
   ...Стрелять я научился... Не виртуозно, но терпимо. Впрочем, во  всех
позднейших конфликтах меня  берегли  как  "думного",  намеренно  ставили
"вторым номером", ибо знали, что стреляю густо, но неточно. Зато оценили
"рукопашку", - вместе с бронежилетом мой вес был под центнер, ногами  не
размахаешься, но после удара рукой - редко кто продолжал функционировать
в активном режиме...

***

   И хотя  именовалось  происходящее  "конфликтами  и  столкновениями  в
горячих точках", по сути - это была война... А когда  удавалось  вывезти
из-под огня плачущих мужчин, которые не могли защитить свои дома, потому
что умели только пахать землю, чинить станки, но не умели  воевать,  или
женщин, дело которых быть любимыми и растить детей, - оставалось чувство
хорошо сделанной работы.
   Пока меня два года болтало по трещавшей по швам державе, жена  обрела
покой и отдохновение на выпуклой груди бывшего комсомольского  вожака  с
хорошим бизнесменским будущим.
   Карнавальный  августовский  заговор  автоматически  решил   все   мои
проблемы:
   Отдел не то чтобы признали крайним, но и не шибко нужным; к  тому  же
наш куратор на верхах то ли во что-то  вляпался,  то  ли,  наоборот,  не
вляпался, то ли сказал что-то не то,  что  ли  промолчал  не  там  и  не
тогда... Короче, нас распустили по отставкам, снабдив  хорошим  выходным
пособием. Играть в войнушку я устал и в  звании  капитан-лейтенанта  ВМС
прибыл наконец к  морю.  В  складчину  с  воркутинским  экс-шахтером  мы
приобрели  у  отъезжавших  на   историческую   родину   крымских   татар
недвижимость на побережье: ему  -  домик,  мне  -  сарайчик  с  садиком,
колодцем и морем.
   Ну и бархатным сентябрьским вечером пошел  я  побродить  по  городку.
Желания мои были пусты и сиюминутны, намерения - просты  и  определенны.
Мужчине без женщины порой более одиноко,  чем  без  собаки.  Это  я  без
балды. Собака - друг, а женщина?..
   Кабачок "Верба" показался в меру  уютным  и  шумным.  Озадачив  метра
денежкой, я получил отдельный столик  в  углу,  где  и  расположился  за
шкаликом  "Столичной",  бутылкой  шампанского,  закусками,  сластями   и
фруктами.  После  третьей  рюмки  я  решил,  что  в  целом   жизнь   моя
складывается вполне удачно, но для  полного  счастья  не  хватает  юного
создания лет  эдак  девятнадцати  -  двадцати,  девушки,  с  которой  мы
предались бы сладкой жизни, откупорив мускатное...
   За соседними двумя составленными  столиками  расположилась  компания.
Отдыхали они шумно и, на мой вкус, несколько развязно, ну да о вкусах не
спорят. Потом оттуда поднялась девчушка и направилась ко мне.
   - Угостишь? - спросила она, усевшись без приглашения за мой столик.
   - Это вряд ли. - Девица была вульгарна, да к  тому  же  малолетка,  и
становиться удойным чайником для всей компании мне вовсе не хотелось.
   - Тогда я сама угощусь! - Девица взяла бутылку.
   - Секундочку. - По-моему знаку подбежал официант,  щедрые  чаевые  не
остались незамеченными.
   - Даму мучит жажда. Стакан молока, пожалуйста.
   - Ах ты, гнусняк,  -  девица  покраснела,  -  сучара  позорный.  -  И
отвалила.
   Оставалось ждать продолжения.
   Из-за соседнего столика поднялись двое: широкоплечий  красавец  с  не
опускающимися из-за накачанных мышц  руками  и  мелкий  хлыщ  из  породы
подлипал - гундосый. И тоже присели за мой столик. Большой откупорил мою
бутылку шампанского и разлил себе и маленькому.
   - Слушай, Шура, растолкуй мне одну ситуацию, - начал "подлипала".
   - Ну?
   - Представь себе, сидят молодые люди, отдыхают, за жизнь говорят,  ну
и никому решительно не мешают...
   - Ну?
   - А с ними отдыхают две  милые  девушки...  Твое  здоровье,  Шура!  -
Приятели выпивают и наливают  еще.  -  И  вот  представь,  появляется...
появляется некий Ху, по обличью пидор, по повадкам -  мурло  и  начинает
приставать к одной из девушек...
   - Ну?!
   - Делает ей грязные предложения, раздевает...
   - Ну!
   - ...Взглядом и требует, чтобы девушка у него... Ты понимаешь7..
   - Падла! - Шура положил руки на стол, демонстрируя сбитые костяшки  и
массивный серебряный перстень в виде оскаленной волчьей головы, - штука,
вполне заменяющая кастет.
   - Согласен, Шура, не горячись. Выпьем?  Они  снова  сдвигают  бокалы,
Шура громко рыгает в мою сторону.
   - Представь, Шура, в мужском сортире, в присутствии третьего лица, да
еще и голая... Шура, это беспредел?
   - Беспредел.
   - Как реагировать молодым людям,  пригласившим  девушку  в  приличное
заведение, на домогательства этого пи-дора?
   - Надо его вые...
   - Это само собой, но сначала он оплатит  моральный  ущерб,  деньгами,
естественно, потом пройдет с нами в сортир и отсосет у каждого,  а  наши
дамы понаблюдают, правильно ли он будет это делать, - может, и  им  есть
чему поучиться? А, Шура?
   - Пидоры, они баловные, - гоготнул Шура. Пока эти  птенцы  приморских
скал чирикали,  меня  посетила  грусть.  Мир  несовершенен,  потому  что
несовершенен человек? Но разве это люди?  Чем  они  сейчас  заняты?  Они
ломают  человека,  превращают  его  в  дерьмо  и   получают   от   этого
удовольствие.
   Не по-людски это. И проделывают, видно, не в первый раз.
   Выхода у меня два. Первый: опускаю большому что-то на голову,  ударяю
слегка подлипалу и к лидеру - это плотный паренек моих лет,  внимательно
наблюдающий за происходящим. Его - блокировать,  но  нежно  и  накатить:
"Братан, ты за кого меня держишь, в натуре, уйми бакланов, поговорим..."
- и далее по тексту.
   Но раз пришла грусть... И в  заведении  как-то  стихло  -  посетители
жуют, уткнувшись в тарелки...  И  вспомнился  Сережка  Найденов,  убитый
далеко от России...
   - А я думаю, Шура, что это за фраер...
   Окончить фразу мелкий не успел. Беру его за шевелюру  и  тяну  голову
назад.
   Он, понятно, сопротивляется мышцами шеи, а я резко опускаю его вперед
переносицей, на угол стола. Что дальше с  ним  -  смотреть  некогда.  Со
здоровяком нас разделяет стол, и, пока сигнал от  зрительных  рецепторов
достигает  его  куцего  мозга,  пока  мозг   перерабатывает   полученную
информацию, а его обладатель делает попытку встать, на него обрушивается
стул, а следом - бутылка из-под шампанского, - не пропадать же добру.  С
образовавшейся  "розочкой"  прыгаю  грудью  на  стол  к  негостеприимным
соседям и, обняв лидера за шею, как нелюбимую девушку, падаю через него.
Быстро  поднимаюсь,  а   лидера   заставляет   поторапливаться   "роза",
приставленная к горлу. Я не очень учтив: из приличного надреза на шее  у
мужика течет кровь, моя правая рука шарит у него под пиджаком и  находит
жесткую рукоятку "Макарова", - так и хочется дать благой  совет:  хочешь
носить "пушку", не скупись на портного.
   Легонько тюкаю лидера  рукояткой  по  затылку,  приводя  в  состояние
"грогги", снимаю "пушку" с предохранителя и приглашаю его приятелей:
   - На пол! - сопровождая просьбу красноречивым жестом.
   Боковым  зрением  улавливаю  какое-то  движение  -  похоже,  не   все
восприняли  меня  серьезно,  но  дабы  не  повторять   ошибок   верзилы,
по-прежнему отдыхающего  на  полу,  сначала  стреляю,  потом  анализирую
реакцию. Вскрик! - непослушный  роняет  внушительный  самопал  и  падает
следом: похоже, пуля раздробила ему кисть руки, у парня болевой шок.
   Вроде поняли, что шутить я не намерен.  Так  что  сажусь  тихонько  в
уголок и наблюдаю за "подзащитными". Насчет  того,  что  в  милицию  уже
сообщено, не сомневаюсь, -  или  я  ничего  не  понимаю  в  метрдотелях,
официантах и оперативной работе "угро".
   "Коляска" подкатила через пару минут. Городок-то небольшой.
   Ствол укороченного "акаэма", собака - все как пол