ся о
моей безыскусности в обращении с холодным оружием, и только  решительный
отстрел соратников помешал ему в первую же  секунду  броситься  на  меня
быком и "забодать" к чертовой бабушке.
   Впрочем, мои мыслительные изыски времени заняли с  гулькин  нос  -  в
реальном бою время течет по-другому. Я  засек  момент,  когда  противник
решил атаковать: что-то неуловимо поменялось в лице;  пританцовывая,  он
пошел на меня, напряженно высчитывая,  когда  расстояние  сократится  до
прыжка и выпада ножом. Мои глаза в это время изучили прихожую,  размером
с малогабаритную квартиру, в подробностях; ничего лучшего, как пустить в
ход тяжкую напольную вазу, я не нашел.
   Как  только  противник  приблизился  на  расстояние  атаки,   схватил
произведение китайского гончарного искусства  и  метнул  в  бандита.  Он
только шире осклабился; вернее, откровенно уже улыбался: решил, что я  -
фраерок, забредший к хозяйке полакомиться "козочками", при шпалере,  как
все нынешние, как при галстуке, и с испугу перемолотил всю банду. Что со
стволом  не  мудрено.  Видно,  в  окрыленном  его  мозгу  уже  замерцала
наиприятнейшая картинка: сейчас он завалит  меня  безо  всяких  фокусов,
потом дожмет девочку и станет единоличным обладателем сокровищ  в  самой
нетленной зелени.
   И он недалек от истины. Рядом с ним я - фраер. К тому же  сызмальства
боюсь  злых  хулиганов,  особенно  с  ножами.  Но  не  настолько,  чтобы
позволить себя прирезать.
   Парень вышел на выпад. Отмахнул рукой с ножом, я отклонился назад, он
неестественно быстро перехватил оружие в другую руку, и  нож  уже  летел
мне в брюхо откуда-то снизу и слева, уйти снова  я  не  успевал;  не  по
здравом   размышлении,   скорее   инстинктивно,   подставил   бедро    и
почувствовал, как клинок с хрустом пропорол джинсы. Рывком, двумя руками
я дернул его за шиворот к себе,  с  хрустом  подставив  голову  под  его
носовой хрящ, тут же оттолкнул  к  стене  и  стал  молотить  отточенными
сериями ударов в голову. После такой обработки драться продолжают только
в кино. Руки его беспомощно повисли вдоль тела, он сползал по стене, а я
ни о чем не думал, ничего  не  чувствовал,  ничего  не  помнил  о  своей
предыдущей жизни, ничего не ждал  в  последующей;  я  просто  молотил  и
молотил, пока мой противник не завалился беспомощно и безжизненно набок.
Только тут я осознал, что он не был теперь никаким  противником:  теперь
это был просто труп.
   Острая боль в бедре  вернула  меня  к  реальности.  Кое-как  я  вынул
засевшее лезвие из бедра, поковылял в гостиную,  зажимая  ладонью  рану.
Первое, что меня встретило, - была пуля, вжикнувшая над  моим  плечом  и
впившаяся в дверной косяк  с  довольным  "чмоком".  Зрачок  пистолетного
глушителя рыскал как пьяный; милая дама оклемалась,  но  не  опомнилась:
она стояла в распахнутом халате, одной  рукой  держа  оружие,  другую  -
прижимая к паху. Глаза невидяще  уставились  на  меня,  рука  с  оружием
дрожала, ствол дернулся, выплюнув очередную порцию свинца, - на этот раз
пуля ушла в пол.
   Кричать даме, что я и есть герой, вызволивший ее из  рук  супостатов,
было и глупо, и, что хуже, бесполезно. Кое-как спружинив на одной  ноге,
я прыгнул...
   Полет мой был недолог, но показался мне вечностью: я очень  отчетливо
вдруг представил, как пуля вывинчивается из ствола, как проходит  камеру
глушителя и, вырвавшись на волю, кусочком раскаленного  металла  несется
мне в грудь.
   Пуля, взвизгнув о железо перекрытия, уткнулась в деревянный  потолок.
Ольгу я все-таки сбил в прыжке, а вот как успел выбить  руку  с  оружием
вверх - не помнил.
   Посмотрел на женщину. Она крепко ударилась затылком об пол, но была в
сознании: если, конечно, этим высоким словом можно назвать состояние,  в
котором она находилась, стреляя в  меня.  Прислушался  на  минуту:  нет,
тихо. Как в морге.
   Никого из соседей мы не потревожили: сталинские стены, да и  середина
дня, нормальные люди - на работе.
   Кое-как подхватил Ольгу под мышку, доковылял  до  диванчика,  опустил
ее, присел сам. Голова кружилась:  штанина  была  мокрой  от  крови.  Но
артерия, слава Богу, не задета: иначе я не добрался бы и до гостиной,  а
тихо истек кровянкой бок о бок с поверженным работником ножа и топора.
   Девушка тихо застонала, снова приложила руку к паху, вовсе не пытаясь
укрыть наготу, - ей было больно.
   - У тебя аптечка есть? - спросил я тихо.
   - Да... В ванной. Во второй ванной. Там шкафчик такой.
   Я заковылял к указанной комнатухе. Оглянулся:
   - Ты уж, пожалуй, больше не стреляй. Трупы выносить замучаешься.
   Ольга не ответила ничего: уткнулась головой  в  подушку  и  беззвучно
заплакала. Уже из  ванной  я  услышал  ее  рыдания  -  ну  и  пусть.  Ни
бесплатных   пирожных,   ни   бесплатных   увеселений,   ни   бесплатных
двухуровневых квартир в сталинках не бывает. Факт.

Глава 37

   Из  ванной  я  вернулся  минут  через  пятнадцать:  обработал   ногу,
остановил кровотечение,  крепко  перетянув  бинтом,  и  вволю  надышался
нашатыря - от одури.
   Еще  оттуда  я  услышал,  что  истерика  у   Ольги   прекратилась   -
выплакалась.
   Когда же вошел в гостиную, она сидела, сжавшись в  комочек,  накрепко
закутавшись в халат, и была похожа на  какого-то  норкового  зверька,  с
которого охотнички-живодеры уже начали было снимать шкурку, да  плюнули:
медведь помешал.
   В квартире стоял явственный запах крови и пороховой гари: ничего себе
мирный Покровск с мирным трудолюбивым населением!
   Или -  любая  гармония  в  этом  мире  держится  на  слишком  хлипком
равновесии  противоположностей?  И  стоит  мотыльку  неловко   взмахнуть
крылышками с любой из сторон,  как  все  рухнет,  полетит  в  тартарары,
завертится в круговерти хаоса и разрушения,  удержу  которому  не  будет
вовек? А люди... Они слишком тяготятся  унылым  равновесием  будней,  им
подавай бурю! А когда буря настигает - гибнут в пучинах, не успев ничего
создать, не сумев никого защитить, безвестно и безнадежно.
   Впрочем, в тихом Покровске не мотылек  крылышками  махал:  здесь  как
Мамай прошел, разрушая все сложившиеся в городе  за  время  оно  теневые
связи и связки. И вот результат: гнездышко любви и неги, каковым была  с
утреца милая просторная Оленькина квартира, превратилось  в  поле  беды,
насилия и смерти.
   Я  присел  на  краешек  дивана;  Ольга  посмотрела  на   меня,   тихо
произнесла, прижав руки к животу, как бы жалуясь:
   - Болит...
   Сочувственно вздыхаю, но  молчу.  Для  утешителя  вид  у  меня  самый
живописный: в трусах, с окровавленной тряпкой, впрочем умело  намотанной
- вокруг пояса к бедру. В одной руке - пистоль с глушаком,  в  другой  -
пузырек с нашатырем.
   - Нюхнуть не желаешь? - спросил я по возможности более  нейтрально  и
тихо. - Ручаюсь, что не кокаин, а по мозгам шибает - будь здоров!
   - Ты еще можешь шутить?
   - Да какие уж  шутки  с  кокаином?  Вот  Вовочка,  на  что  уж  вождь
"мигового пголетагиата", а донюхался до полной усушки мозгов!
   - Это что, правда?
   - Версия. Бульварных газет начитался. Некоторое время Оля смотрела на
меня, как на призрак  упомянутого  вождя,  а  то  и  самого  коммунизма,
забредшего  по  недоразумению  в  ее   насквозь   буржуазную   блатхату,
произнесла:
   - Ты что, действительно такой супер?
   - В смысле?
   -   Только   что   положил   шестерых   отборных   боевичков    моего
незаконопослушного братца, получил ножик в ляжку и, не успев перекурить,
решил огорошить даму новостями из бульварной  ленинианы...  Просто  Бонд
какой-то, пусть не Брук, а Джеймс, но такой же бодрый!  Знала  бы  милая
барышня, как мне далась эта бодрость!
   Но нужно же было ее как-то из ступора выводить?
   - Ты тоже, девушка, хороша! - в тон ей отвечаю я. - Дом полон трупов,
а ты мне нотации читаешь о том,  как  нескромно  копировать  киногероев.
Лучше скажи, мне  нужно  спускаться,  чтобы  с  водилами  элитных  машин
толковать, или они сами поднимутся?
   - Ты имеешь в виду...
   - Ну не  на  троллейбусе  же  к  тебе  эта  джаз-банда  прикатила!  -
раздраженно произнес я: объясняться с кем бы то ни было даже  с  помощью
вполне надежного "тишака" мне не хотелось до колик! Но назвался  груздем
- сиди и не чирикай!
   - Нет. У Гимлера водила Вадик, ты его в прихожей замудохал, а  Таджик
всегда сам за рулем ездил. Думаю, все они здесь.
   Я несколько даже поморщился от таких слов, вылетающих из разбитых уст
полураздетой дивы, но что выросло, то выросло. Да  и  против  правды  не
попрешь.
   Подумал и резюмировал:
   - Бомонд собрался покутить, но быстро шторку опустили... Тогда вопрос
полегче: у тебя спиртное на этом этаже имеется или только в мансарде?
   - Естественно, имеется.
   - Вот и подсуетись. Герою  нужно  поддержать  гаснущие  силы  хорошим
стаканчиком виски. Лучше - шотландского. Да и тебе дерябнуть не  мешает:
за счастливое вызволение из рук насильника.
   - Сволочь же ты! - сквозь зубы выплюнула Ольга,  снова  став  похожей
даже не на стерву, на  мегеру.  Но  встала,  пошла  к  шкапчику,  вынула
бутылку огненной воды, два толстых низких стакана.
   - Чего это сразу -  сволочь?  -  запоздало  затребовал  я  уточнений,
разливая виски.
   Ольга ничего не ответила, хлобыстнула свой единым  духом,  как  воду,
налила еще, до краев: видать, не  всегда  баловалась  аристократическими
игрушками, вроде бара-холодильника, мансарды и  "бээмвэшки",  "от  сохи"
изначально барышня, и водочку в  свое  время  потребляла  на  задворках,
возможно - из горлышка и, очень может быть,  с  кем-то  из  хулиганистых
мальчиков, так грубо накативших на нее сегодня, забывших и дружество,  и
пропахшие маты в спортзале, где предавались незаконному  на  те  времена
греху любодеяния...
   - Гимлер, сука... Ведь когда-то в любви клялся! - словно  угадав  мои
мысли, произнесла Ольга.
   - Деньги портят человека, - философически отметил я. - Сущая  правда,
и проверена временем.
   - Почему ты позволил ему меня насиловать? Удобного  момента  ждал?  Я
что - кукла гуттаперчевая, чтобы момент на мне отрабатывать?! - Глаза  у
прекрасной  фурии  горели  неземным  огнем,  а  на  лице  было  написано
невысказанное изречение всех стерв: "Щас в рожу вцеплюсь!"
   Надо сказать, мужчинок-мазохистов это самое  в  девицах-вамп  доводит
сначала до истерического безумия,  потом  -  до  сексуального  бессилия:
таким телка, пока в харю не даст или хотя бы не  плюнет,  не  интересна,
как класс; слава Всевышнему, я не из их числа. Хотя что-то  заводное  до
умопомрачения в Ольге Фроловой определенно есть: не женщина - Горгона.
   - Или ты маньяк? И тебе нравилось наблюдать, как этот меня трахал?!
   М-да, вот с маньяком она залепила прямо не в бровь, а в самое святое.
   Вполне может статься, на меня,  грешного,  уже  и  ориентировочка  из
столиц подкатила: насильник, убивец, душегуб!  В  ружье  и  -  ату  его,
негодяя, ату!..
   Посмотрел на Ольгу: то ли от выпитого виски, то ли от гнева, щеки  ее
пылали; в  глазах  продолжали  блистать  отсветы  разрушительного  залпа
"Авроры",  а  сама  она  походила  на  комиссаршу  из   "Оптимистической
трагедии" Вишневского; вот только сюжет был иной: "матросня" успела-таки
полакомиться "комиссарским телом".
   И все же хороша Маша, но... Что не наша, даже и хорошо!
   Вопрос о маньячестве я решил не заострять, замять для  ясности,  зато
на  другие  отвечать  обстоятельно,  с  легким  налетом  грубости,  дабы
расставить акценты и возвратить девушку к  реалиям:  не  леди  Диана,  а
нашенская деваха, а потому нечего  орать  "изнасиловали",  когда  трупов
полна светлица.
   - Ну, во-первых, мадемуазель, нужно было не строить из себя  целку  в
свое время, как мудро заметил один  из  покойных,  а  дать  этому  злому
Гимлеру лет пятнадцать назад, сейчас бы не  выпендривался,  -  сказал  я
возможно более равнодушным голосом и чуть отодвинулся в сторону, дабы не
огрести плюху. Вместо плюхи, дама  метнула  в  меня  взгляд-смерч,  а  я
невозмутимо продолжил:
   - Во-вторых, он был в презервативе, так  что  злой  заразы  можно  не
опасаться... - Я выдержал еще один взгляд и закончил, на этот раз вполне
серьезно:
   - А если без прибауток, то да: мне нужно  было  выбрать  момент.  Без
этого бы и тебя не вытащил, и себя не уберег. Ребята ведь не  новички  в
душегубстве, а?
   - Нет, - тихонечко, как выдохнула, произнесла Ольга.
   - Вот так. Мораль: с кем поведешься, от того и огребешь.  Надеюсь,  у
тебя нет иллюзий насчет дальнейших действий твоих заклятых дружков, буде
они вживе?
   - Какие тут иллюзии! Выпотрошили бы, как зайца  в  мясной  лавке,  да
выбросили.
   Ну что  ж,  это  речь  не  мальчика,  но  и  не  девочки.  Насчет  ее
пролетарского прошлого  я  был  прав.  Это  сближает:  трудное  детство,
деревянные игрушки, речевки в пионерлагерях: "Кто шагает дружно  в  ряд?
Пионерский наш отряд!" А все же любопытство гложет, и я интересуюсь  как
можно невиннее:
   - Кстати, велика ли сумма аудиторского спора, - киваю на трупы, - что
школьные дружбаны так вызверились?
   -  А  твое  какое  дело?  -  сразу  насторожилась   Ольга,   невольно
отодвигаясь. -  Хочешь  продолжить  дело  павших  и  прокачать  меня  до
донышка?
   Пожимаю плечами:
   - Да нет, я мирный.
   - Любой нищий пес в одночасье становится оч-ч-чень злобным  выродком,
чтобы скачать бабки, если есть с кого! - выпалила она, но не  испуганно,
а с той  презрительно-брезгливой  барской  интонацией  "хозяйки  жизни",
какую наши новые унаследовали частью от партбоссов  босоногого  детства,
частью - от кальвинистского комплекса собственной избранности, даже если
они и слыхом не  слыхивали  о  Жане  Кальвине  и  тогдашних  швейцарских
скупердяях с их скопидомством, кострами, охотой.  на  ведьм  и  неуемной
гордыней.
   - Вот что, барышня... - начал было  я  душеспасительную  речь,  желая
деликатно, ноготочком, сбить чуток спеси с оклемавшейся дамы, но она  не
дала  говорить,  перебила:  видно,  виски   у   шотландцев   по-прежнему
презентабельное и скорое на приход:
   - Он, видите ли, "ми-и-ирный"... Ты  рассуждаешь,  как  слаборазвитый
кретин-интеллигент, способный лишь слюнявить "страницы классики",  не  в
силах родить и путной строчки, и выпендрежно поливать власти  за  все  и
вся, пугливо сторонясь любой ответственности... Притом, что эти  задроты
не способны ни себе на портки заработать, ни жене на прокладки, ни детям
на леденцы. А что до тебя... Лукавишь? С такой мертвой хваткой и навыком
стрельбы из нетабельного оружия ты должен в "мерее" раскатывать, а не от
сержантов ночами на своих двоих улепетывать! Нет?
   - Дед. И бабка при нем. Старая,  но  сексапильная.  Лекция  о  пользе
денег и вреде безденежья, какую дама пытается закатить, еще никого умнее
не сделала.
   Перевоспитывать  же  "отравленную"   несчетным   количеством   зелени
сестренку  ввиду  шести  остывающих  трупов  я  почел  делом  пошлым  до
крайности и бесперспективным до умозрительности.  Потому  возвращаюсь  к
своим "баранам" и подвожу к ним  же  пылающую  благородным  негодованием
Ольгу:
   - Вот что, барышня,  я  вижу,  ты  вполне  отошла  от  шока,  пора  и
хозяйством озаботиться.
   - В смысле?
   - Мне до полной луны, куда вы с братцем Серегой зарыли свои  денюжки,
но пора бы и ноги делать... А уж как с трупами быть -  ума  не  приложу:
холодильник в вашенских апартаментах вместительный?
   Ольга  поскучнела  лицом,  как  любая  женщина,  какую  после   рюмки
бодрящего виски и разговоров о Марке Шагале и поэзии Бродского отправили
на кухню отмывать тарелки от оставшейся после интеллектуального собрания
селедковой требухи.
   Но грусть ее прошла скоро.
   - Да, надо сматываться, - по-деловому подхватила  она.  -  Ты  можешь
ходить?
   - Если не в поход...
   - До машины добредешь?
   - Должен. Опираясь на могучее плечо прекрасной дамы...
   - Хам!
   - Разве дама не прекрасна?
   - Я что, девушка с веслом? Плечо у меня вполне изящное!
   - Да кто спорит!
   - О'кей. Пошли одеваться, потом  едем  к  доктору.  Виски  захвати  с
собой.
   Ого, у Ольги прорезался командный голос  -  это  обнадеживает.  Сесть
себе на голову я все равно не дам, а ее руководящее положение меня  даже
радует: что  делать  бомжу  в  розыске  в  чужом  городе  с  наперекосяк
расквашенной харей, ножевым ранением в бедро  и  без  копейки  денег?  В
"Скорую помощь" обратиться?
   Приоделся я быстро. На этот раз я совсем  не  стеснялся:  втиснул  во
вместительную спортивную сумку пару пиджаков с барского  плеча,  куртку,
полдюжины рубашек, пару свитеров. Подобрал себе и широкие удобные штанцы
от хороших производителей, малость вышедшие из моды, зато и не шире моей
талии: братан Серега пару-тройку лет назад  был  поподжарее  и,  видимо,
похищнее. Урона бюджету дона Флора я не нанес  никакого;  да  и  имею  я
право на материально-моральную компенсацию ввиду вызволения единокровной
сеструхи из грязных аморальных лап? Уж  про  зелень,  так  и  оставшуюся
лежать в неведомых мне тайниках, вообще молчу.
   Экипировавшись на совесть, не поленился подобрать стреляющие железяки
у поверженной стороны. М-да...
   Кто знает, сколько "грязи" налипло на стволах?.. Невзирая на то,  что
ношение паленого арсенала к имеющимся  у  меня  на  сей  час  грехам  не
прибавит ровно ничего и вышак мне выпишет любая из играющих  команд,  не
дожидаясь решения суда и прочих бюрократических  проволочек,  металлолом
этот полагаю не лишним забросить куда-нибудь в глубокую речку.  Себе  же
оставляю дареный Ольге "спенсер", махонький,  как  пачка  "Беломора",  и
убойный, как гаубица.  Благо  патронов  к  нему  -  цельная  пластиковая
коробка. К тому же пистолет типовой, с фабричной нарезкой под глушитель,
который я заимствую со ствола одного из покойных рэкетиров; глушак  тоже
новехонький, в работе не был. Примеряю: красиво, изящно, хорошо.
   - Ну что, двинули? - Девица Ольга объявилась из  глубин  апартаментов
при полном  параде  и  прикиде:  подумать  только,  какие  чудеса  может
сотворить понимающая женщина с  помощью  хитрой  ненашенской  косметики!
Только что была побитая деваха с обширным лиловым бланшем под  глазом  и
распухшими  губами,  теперь...  Теперь  -  деловая  дама  в  стиле  а-ля
Маргарита Тэтчер, разумеется, с ровным слоем штукатурки, но на синячок -
лишь полнамека: так, веки припухли у  барышни  после  бурно  и  нетрезво
проведенной ночки.
   И губы - тоже пухленькие, но не от побоев - от любови  безудержной  и
страстной. Короче, не женщина, а красота-загляденье сплошное.
   Ольга улыбнулась едва-едва, отметив мой просветленный взгляд:
   -  У  тебя,  Олег,  повреждения  на  личике  куда   как   конкретнее.
Задрапировать вчистую не  удастся,  а  косметику  я  тебе  наведу  после
доктора, лады?
   Чего тут спорить? Хозяин барин, ну а хозяйка в таком случае - барыня.
   - Ну что, готов?
   "Как юный пионер!" - готов был я выкрикнуть,  да  некая  несуразность
мне во всем этом почудилась. Обозрел помещеньице, вопросил уныло:
   - А жмурики?
   - Будь спок. Васятко о них позаботится.
   - Кто  есть  Васятко?  -  придирчиво  проскрипел  я:  мне  совсем  не
улыбалось накрепко увязнуть в здешних разборках-переборках. У  них  своя
свадьба,  а  мне  бы  холостым  остаться  при  такой  пьянке.  Или,  как
формулируют заинтересованные дамы: свободным мужчиной.
   - Он как раз и есть работник лопаты и заступа.
   - Могильщик, что ли?
   - Бери выше: бригадир.
   - А-а-а...
   - И раньше фигура значимая, а теперь... Знаешь, какой самый  выгодный
бизнес? Продавать еду с питьем и медикаменты.  Какие  бы  катаклизмы  ни
происходили, люди хотят выпивать, закусывать и лечиться.
   - Спариваться они еще хотят.
   -  Не  все  и  не  всегда.  Впрочем...  Хотя   вопрос   поставлен   и
по-варварски, но точно, мы к нему вернемся позже...
   - Обнадеживаешь?
   - Не сбивай меня. Так вот: когда и что кушать, когда и чем  лечиться,
человек решает сам. В соответствии с зарплатой и  возможностя