н.
   - Сначала - да. А потом... - Сокрушенно опускаю голову, давая понять,
что не помню ни-че-го. Добавляю с известной каждому нашему интонацией "а
вот вчера были о-о-очень большие":
   - Салат крабовый хавал ложкой... - и снова вздыхаю.
   Мужики переглянулись. В сумке у них позванивало.
   - Стакан тебе надо накатить, - авторитетно произнес первый.  Заметив,
как я алчно заблестел глазами, добавил:
   - У тебя это...  Хоть  чего-то  осталось?  А  то  мы  не  профсоюз  -
бесплатные путевки раздавать...
   - Ну... - Вытряхиваю из кармана рублей восемь мелочи.
   - Вот это дело! - повеселел один.  -  А  фиг  ли  маешься,  здесь  на
стаканюгу грязного - вполне!
   - Витек, не приставай к человеку! До  ларька,  до  него  еще  доплыть
надо.
   Вишь, не в себе он! Сам такой же был час назад. Лучше плесни!
   Витек пожал плечами: дескать, и то верно,  вынул  из  истертой  сумки
бутылек  мутного  портвейна  с  темно-синей  этикеткой,  опалил  спичкой
пластмассовую пробку, снял, долил пластиковый стаканчик доверху:
   - Причащайся.
   Стаканчик я умахнул единым духом,  с  сожалением  проводил  взглядом.
Витек поразмыслил, налил второй:
   - Валяй. Чтоб сразу отлегло.
   Я "завалял". И, прямо скажем, отлегло.
   - Тебя как звать-то? - спросил тот, что постарше.
   - Олег.
   - Меня - Мишка. А его - Витек. Ну че, крякнули? - посмотрел Мишаня на
Витька и потянулся бутылкой к подставленному стакану.
   Пока мужички выпивали, я молча курил. Уходить  не  спешил  по  старой
прибаутке:  двое  расхристанных  алканов  берут  в  оборот   зачуханного
очкарика:
   "Мужик, на троих сообразим?" - "Да я  не..."  -  "Давай  трояк".  Тот
дает. Мужики берут пол-литра, утягивают очкарика в скверик,  наливают  в
замызганный стакан:
   "Пей!" "Да я не..." - пытается сопротивляться интеллигент. "Пей, кому
сказано, не задерживай!"  Тот,  давясь,  пьет.  Один  алкан  достает  из
кармана обгрызенное яблоко:
   "Закусывай". - "Да я..."  -  "Закусывай,  тебе  сказано!"  Очкарик  с
грехом пополам  жует  фрукт.  Мужики  тем  временем  выпивают  степенно.
Интеллигент робко спрашивает: "Ну, я пойду?"  В  ответ  ему:  "Куда?!  А
позвиздить?!"
   Вот потому и не  тороплюсь:  разговорить  давешних  "бомжей"  у  меня
времени недостало, да и условия были  совсем  неподходящие,  а  с  этими
мужичками самое время "позвиздить". О чем будет "звиздеж"  -  догадаться
несложно.
   Мужикам подошло.
   - Ты сам-то местный, Олег?
   - Ну, - неопределенно киваю. - У  бабенки  одной,  Ленки  Прохоровой,
присоседился.
   - Это какая Ленка? Та, что с косой прошлый год ходила?
   - Не, она стриженая. Щас блондинкой покрасилась.  На  рынке  шмотками
торгует.
   Да должны вы ее знать!
   - Да видать видывали, а всех не  упомнишь...  -  философически  изрек
Мишаня, прописав меня как "своего". - Ты  во  сколько  вчерась  к  своей
заявился-то?
   - Я чего, на часы смотрел?
   - Это да... Выгнала?
   - Ну. Пятый день запой, собака, крутит.
   - Это бывает, - поддакнул Витек. - А ночевал где?
   - Да здесь и ночевал. На лавке.
   - Менты-то здеся не шустрили?
   - Покамест нет. А с чего?
   - Да сволочь одну ищут. Девку у себя дома задушил.
   - Ну?! - делаю круглые глаза.
   - Угу. Насмерть. В восемнадцатом доме.
   - Крутой дом.
   - Ну. Там всякие богатей живут и прочая шушера.  Уже  совсем  с  жиру
озверели, падлы. Ну, понравилась девка, так трахай, душить зачем?
   - Погодь, Мишаня, бабы у подъезда судачили, девка та - малолетка,  да
на наркоту подсаженная. Ее хахаль трахнул и придушил чулком.
   На наркоту... Ну что  ж,  все  организовано  достоверно.  Особенно  в
здешнем районе, славящемся рынком наркотиков. Итак, в  моей  безвременно
оставленной квартирке служивые  наверняка  обнаружили  и  это  зелье,  а
убитая девчонка - малолетка и начинающая наркоманка;  для  завершенности
отрицательного образа я оказался еще и наркобарыгой. Слава  Богу,  не  в
Сингапуре живем, но ежели меня словят, служивые пропишут мне "до суда  и
следствия" так, что мало не покажется!
   Поэтому попадаться нельзя - с целью сохранения здоровья и способности
к плотским утехам и деторождению.  Как-никак  я  еще  не  женат,  нельзя
сказать, что собираюсь, но,  как  говаривал  кто-то  из  древних,  ничто
человеческое мне не чуждо, и из этого "не чуждого" общение с  прекрасной
половиной человечества  составляет  лучшую  часть  моей  неупорядоченной
жизни.
   - Может, это негритос был? Они  как  раз  этим  и  промышляют.  А  за
наркоту девка не то что негру, кому угодно даст.
   - Не, бабы базарили, местный. Нашенский. Какой-то бывший вояка.
   - У этих крыша протекает по полной программе...
   - Ну используй  девку  по  назначению,  но  губить-то  зачем?!  -  не
унимается Витек. - Яйца бы таким отрывал!
   - Под корень! - искренне соглашаюсь я.
   - А менты чего? Им ханыг каких ловить для плана, вроде нас,  это  как
здрасьте! А этого теперь - ищи-свищи!
   - Не, - авторитетно  возразил  Мишаня,  -  словят.  Если  маньяк,  то
словят. У них с этим строго.
   - Может, и так. - Витек глянул на остатки вина в бутылке:
   - Ну че, еще за одной слетаю? Ссыпай, что ли, свою мелочь...
   Я высыпал рублевичи в подставленную ладонь:
   - Не, я больше не буду.
   - Чего?
   - Хватит.
   - Как знаешь.
   - Опохмеляться - это искусство. Не правильный опохмел ведет к  запою,
- философически заметил Мишаня. - С бабой замиряться пойдешь?
   - Ну, - кивнул я. - На рынок.
   - Вот это правильно. Если не дура, сама же и нальет еще.
   - Не, Ленка не дура.
   - И отдери ее хорошенько. В смысле - оттрахай. Чтоб визжала! Бабы  за
это все простят! Силенки-то есть?
   - Покамест не жаловался. У меня после пьянок стояк крутой!
   - Это да... А мы с Витьком - по винцу. А, Витек?
   - Ну. А фигли делать в такую жару?
   Встаю с лавочки, собираясь отвалить. Но умиротворенную летнюю  тишину
нарушает урчание мотора - средних  размеров  джип  вламывается  в  тихий
распивочный уголок как  мамонт.  Из  джипа  вываливается  детина,  роста
невеликого, но накачан так, что кажется надутым мощным машинным насосом.
В майке и коротких штанах, на могучей шее - "голда".
   - Досиделись до уродов, - упавшим голосом произнес Витек.
   - А чего им до нас? - спрашиваю я.
   - Ща морды бить будут. Для куражу. Видать, "папы"  ихние  велели.  На
район менты после убийства усиление опустили, им - убыток. Вот со зла на
нас и оторвутся... Ноги надо делать...
   Но что-то мешало моим сотрапезникам "делать ноги". Во-первых, от этих
спортсменов  с  пропитой  печенью  не  так  просто  и  убежать.   Ну   а
во-вторых...
   Униформа. Стриженые маленькие  головы  на  коротких  шеях,  массивные
цепи, поросячье выражение глаз... Все это внушает мирным гражданам такое
чувство, какое  нашим  родителям  -  расхлябанно-развинченная  походочка
шпаны пятидесятых, на глаза - косая челка, золотая фикса во рту  и,  как
пелось в песнях, "в кармане финский нож". Признаться, те шпанюги рядом с
нынешними мордоворотами - просто тихие и незлобивые романтики... Так что
Мишаня с Витьком смекнули правильно: не бегать - побить побьют, но не до
смерти. И все же и тот и другой напружинились, готовые ломануться  через
кусты - наудачу. Логика логикой, а ноги зудят: срываться!
   Тем временем из джипа выпрыгнул второй, повыше и  пожилистей.  Словно
угадав намерения алканов, прикрикнул:
   - И не вздумайте бегать! Кости перекрошу колесами к ежевой матери!  -
Глянул на накачанного напарника:
   - Развелось всякой твари, а, Бутуз?
   - Как грязи!
   - А ну-ка, подошли сюда! Живо! На полусогнутых! Вот чего не  люблю  у
нынешней стриженой молодежи, так это напористого хамства! Пацанчикам  по
двадцать два от силы, оба мужичка им в  папашки  годятся,  силу  на  них
мерить - как-то западло, и слова другого не подберу! Есть в  этих  новых
корешках то самое подло-отмороженное: сила  и  здоровье  всегда  победят
немощь и разложение! Вот эта  "премилая"  философия  и  погубила  Третий
рейх; поддатые  мужички  вовсе  не  арийской  наружности,  разозлимшись,
размотали к едрене фене белокуро-конопатых бестий по пням и кочкам!
   Ну, да это философия. А теперешний расклад мне просто противен.
   - Да мы тут просто бутылочку распить... -  тихо,  стараясь  сохранить
хоть остатки самоуважения, заобъяснял Витек.
   - А ну, пасть закрой! - Короткий крепыш сгреб Витька за  ворот  давно
не стираной рубахи так, что она  треснула,  ткнул  костяшками  в  нос...
Раздался противный хруст, Витек осел, крепыш отпустил его, давая  упасть
на землю и намереваясь всласть помесить ногами...  Мишаня  не  выдержал:
ломанулся-таки через кусты. Но никто за ним и не погнался, развлекуха  у
парней уже была. Жилистый направлялся прямо ко мне:
   - А ты чего, болезный, бороденку запустил? Побриться некогда, алкотня
зассанная?
   Он шел мягонько, пружиня тренированными ногами в дорогих  кроссовках;
видимо, бить меня руками он  брезговал,  решил  оттянуться  "на  дальних
подступах", но всласть. Добавил, куражась:
   - Ща я тебе яйца  посчитаю,  чтобы  таких  вот  выблядков  больше  не
плодил!
   Ну, это... На святое замахнулся...
   Одним прыжком я оказался в метре от него и воткнул кулак правой точно
под сердце - такой удар по эффективности превосходит  удар  в  солнечное
сплетение, тем более пресс спортсменчику я мог и не пробить.
   Челюсть у отморозка слегка отвисла, но  вдохнуть  он  никак  не  мог;
парень вытаращил на меня лупатые глазки, полные удивления и  боли.  А  я
тем  временем  поддел  незащищенный  подбородок   крюком   снизу,   чуть
отпрыгнул, подхватив крутого за цепь, и  левой  же,  четырежды,  как  на
тренировке,  пробил  по  чисто  выбритой,  пахнущей  дорогим  одеколоном
физиономии, превращая ее в нечто однородное.
   Отпустил цепь, добавил правым снизу, и жилистый  упал  к  ногам,  как
матрас. В чувство он придет минут через сорок, но не  вполне:  личико  к
тому времени заплывет по типу "Москва - Пекин: дружба навек!".
   На весь мордобой ушло не более четырех  секунд.  Коротышка-здоровячок
успел лишь единожды пнуть под ребра бедолагу - Витька, скосил  масенькие
глазки и увидел вовсе  не  то,  что  ожидал:  вместо  пахнущего  дрянным
портвешком  небритого  субъекта  у  лавки  валялся  "друган,  братан   и
корефан".
   - Ах ты, бляха... - Бутуз решил, что я - спивающийся тренер-каратист,
и потому вынул из недр широченных коротких штанин складной нож,  щелкнул
кнопочкой:
   - Придется тебя" пидор, расписывать, как Айвазовский "Цусиму"!
   Ну надо же! А ведь Бутуз этот - парниша из хорошей семьи, может, даже
интеллигентной! Слово "Айвазовский"  выговаривает  складно,  а  вот  про
"Цусиму" - наврал! Вывод: образование индивида  осталось  незавершенным.
Сейчас я его завершу, чтобы мальчик с пальчик ведал,  что  больно  -  не
только когда ты бьешь, куда больнее, когда бьют тебя.
   А Бутуз тем временем сделал шустрый и вполне профессиональный  выпад:
от ножа я едва ушел! М-да, парнишка не одно токмо железо по жизни качал;
да и глазки стали злыми, будто налились враз тяжелой влагой.
   Ну что ж, на войне как на войне. А войны у меня за  плечами  столько,
что этому пацанчику и не снилось...
   Снова  выпад,  длинный,  пластичный...  Но  выпендриваться  и  ловить
шуструю ручонку во всякие  там  хитрые  захваты  я  не  стал.  Физически
здоровячок меня превосходит: сцепись  мы,  помнет,  как  медведь  зайку!
Потому я просто отбил его руку  хлестким  щелчком.  Снова  выпад,  снова
отбив. Занервничал? Вот и славно!
   Бутуз понял свое преимущество в физической мощи и  ринулся  на  меня,
как танк на пехоту, стремясь прижать к лавочке и деревянному  столу,  но
притом передвигаясь мягко и пластично. Ну а мне было уже не до пластики:
прыжком запрыгнул ему за правую  руку  и  хлестко  пробил  по  "бороде".
Задел. Голова у парня поплыла, он замахал перед собой  лезвием  плавными
круговыми движениями, стараясь не подпустить меня ближе. А мне  ближе  и
не нужно: делаю шаг и пинаю его стопой в голень. Бутуз неловко  взмахнул
обеими руками и грохнулся  на  спину.  Нож  у  него  вылетел  куда-то  в
сторону, но здоровяк не  растерялся:  раскорячился,  чуть  крутнулся  на
спине. Наверное, это боевая "лежка" неведомого мне стиля. Сейчас  каждый
забор изобилует названиями мудреных школ, но в  них  учат  всему,  кроме
драки. А закон драки гласит: побеждай!
   Потому я не впадаю в ответную стойку,  не  пытаюсь  достать  крепыша,
оказавшегося таким прытким, - недаром у него "голда" на полпальца толще,
чем у сотоварища! Одним движением хватаю стоящую здесь неизвестно  зачем
металлическую урну и впечатываю в грудь лежачему.  Послышался  противный
хруст, и мой противник  наконец-то  по-настоящему  расслабился:  ручонки
четвертьметровой толщины обмякли, голова бессильно откинулась на  землю.
Судя по моим куцым знаниям анатомии,  я  переломал  ему  грудину  -  это
больно.
   А  может,  оно  и  к  лучшему?  Для  него  же?  С  такой  травмой   к
приобретенной профессии вернуться сложно; а может, возвратится крепыш  в
семью да будет себе помалеху  изучать  жизнь  и  творчество  упомянутого
живописца? Да еще и диссер накропает?
   Не, я - неутомимый оптимист!
   Обозреваю "картину  битвы"  и  ощущаю  запоздалое  раскаяние.  Может,
стоило без этих фокусов "сделать ноги"? Мужички получили  бы  слегка  по
шеям, им не привыкать, а я бы был уже далекохонько  от  родного  района,
где меня по-прежнему "ищут пожарные, ищет милиция...". Теперь к служивым
прибавятся вольноопределяющиеся из неведомых мне бригад  от  неизвестных
мне авторитетов: давненько не бывал я в первопрестольной!
   Ну и что дальше? А то... Не пешком же мне в центр топать. И на  метро
- небезопасно: час рабоче-служащего закончился, вполне  могу  в  ситечко
залететь, как неразумная рыба плотва. Так что  тачку  придется  угонять.
Благо и ключ в замке.
   Усаживаюсь - уютно. Запускаю движок.
   - Ну ты и крут... - подал голос из кустов Мишаня, выбрался,  подобрал
стонущего Витька. - Пошли мы... Ты извиняй, если что не так.
   Уже  скрываясь  в  кустах,  обернулся,  спросил  с  тяжким   вздохом,
потупясь:
   - Ты бы обозвался, что ли, залетный... А то  эти  оклемаются,  с  нас
спрос будет...
   Вот это вряд ли. Для навороченных молодцов все "овцы" - на одно лицо.
Что их и губит. Ну да подводить мужиков мне в любом случае  не  хочется:
сами они закладывать не побегут, ну а если  спрос  действительно  будет,
что ж... Пусть ответят.
   - Скажете, был Додо.
   - Кто?
   - Дрон.
   - Это чего, погоняло такое?
   - Это птица. Редкая.
   - Навроде Феникса, что ли? - проявил осведомленность Мишаня.
   - Навроде. Но круче.

Глава 14

   По правде сказать, какой из себя был тот самый хрестоматийный дронт с
острова Маврикий, я представляю смутно.  Говорят,  мирная  была  птичка.
Возможно, с веткой в клюве. Миротворец. В  переводе  на  американский  -
"Peacemaker".
   В размышлениях об умной науке  орнитологии  на  заемном  авто  достиг
центра дорогой столицы. За время моего отсутствия она стала еще дороже.
   День, надо сказать, завязался жаркий. Две разборки с пристрастием  за
одно утро, да еще и термометр в тени показывает не менее тридцати. Когда
такой накал, нужно быть сдержаннее. Или как говаривал грузчик дядя Гриша
после третьего стакана собутыльникам: "Ребята, давайте быть культурнее".
   Покидаю чужую машину тихо, как птенчик.  И  направляюсь  в  ближайшую
аптеку.
   Потому как с разбитыми напрочь  костяшками  одной  руки  и  сожженной
ладонью другой чувствую себя не вполне  комфортно:  не  в  смысле  боли,
такую боль легко игнорировать, но когда  клешни  кровоточат  и  мысли  -
саднят.  Как  мудро  обобщили  наши  предки:  на  хромых  ногах  и  душа
спотыкается.
   С  перебинтованными  лапами  я  стал  выглядеть  как  работяга-моряк,
неловко притравивший трос. Вот за что люблю Москву, так это за  то,  что
здесь никому ни до кого нет дела. "Лягушка, у тебя что, проблемы?" -  "У
меня? Проблемы? Да мне звиздец!"
   Подхожу к автомату, втыкаю в щель  кредитную  карту,  набираю  номер.
Трубку поднимают после третьего гудка:
   - Кругов.
   Хотя голос и положение генерала к шуткам не  располагают,  удержаться
не могу:
   - Здесь продается славянский шкаф?
   - Шкаф? - не узнал меня Игорь. Меняю "шифр":
   - А что, братец, невесты в вашем городе есть?
   - Кому и кобыла невеста! Дронов!
   - Он самый.
   - Давне-е-енько не слыхивал твоего начальственного баритона.
   - Повода не было.
   - Теперь появился?
   - Ага. Телефон "чистый"?
   - Этот - как стеклышко. Так что за повод?
   - Женщина.
   - Я не удивлен.
   - Убита в моей квартире три-четыре часа  тому  назад.  Перед  этим  -
изнасилована.
   - Вот как...
   - Тебя не информировали?
   - Дрон, я занимаюсь организованной преступностью, а это...
   - Подходит под проделки "писюкастого злыдня".
   - Кого?
   - Сексуального маньяка.
   - И кто он?
   - Боюсь, по мнению твоих коллег, я. Больше некому.
   - Хорош...
   - Кто?
   Молчание длилось с полминуты.
   - Дрон... Ее убил ты?
   - Нет.
   - Честно?
   - Как на духу.
   - Так. Идем дальше. Но - при  личной  встрече.  Сможешь  подъехать  в
управу?
   - Да.
   - Документы с собой? Я закажу тебе пропуск.
   - Лучше обойтись без него.
   - Чего так?
   - Следить не хочу.
   - Ты же понимаешь, Додо, если тебя с вахты сопроводит  сам  начальник
управления...
   - Генерал Кругов,  -  продолжил  я  почтительным  тоном.  -  Понимаю,
"смежники" будут озадачены.
   - Еще как.
   - Игорь, не  выдумывай  велосипед.  Пошли  какого-нибудь  доверенного
вьюношу  встретить  индивида  на  контакте  и   провести   в   вашенские
апартаменты черным ходом.
   Ведь должен же быть у вас черный ход?
   - А как же... И не один. И выходов столько же. Олег...  Может,  лучше
вообще не в управе? На свежем, так сказать, воздухе?  Тем  более  ветер,
судя по всему, крепчает...
   - Хорошо, что не маразм. Нет. Не лучше.
   - Хозяин барин. Ты в центре?
   - Да.
   - Делаем так: садишься в кафешке "Тополя", что на Сретенке, и  ждешь.
Мой человечек тебя подберет.
   - Сколько ждать?
   - Сколько нужно. Контрольное время - тринадцать ноль-ноль.
   - Понял.
   - Дрон...
   - Да?
   - Расслабься. Судя по  говору,  ты  напряжен,  как  солдат-первогодок
перед присягой. На которую ни одна шалава к нему не приехала.
   - Ценю твой генеральский юмор.
   - Еще бы. Будь.
   - Буду.
   До контрольного срока почти час, времени -  вагон;  но  Крутов  мудр,
"маячить" в кафешке невозможно, потому через десять минут я уже  сижу  в
вышеозначенных "Тополях"  -  обычной  полусквериковой  забегаловке  -  и
разминаюсь  самым  буржуйским,  по   понятиям   семидесятых,   занятием:
потягиванием через соломинку коктейля под маловразумительным названием и
весьма сомнительного качества. Заодно разглядываю проходящих. Не с целью
выявления  "мышки-наружки"  -  из  чистого  любопытства,  граничащего  с
любознательностью.
   Естественно, привлекают девушки. И то,  как  они  одеты.  Или  скорее
раздеты.
   Впрочем, как сформулировал  кто-то  умный,  основополагающий  принцип
моды как раз в том и состоит, чтобы  носить  одежду,  вызывающую  у  лиц
противоположного пола желание поскорее с вас ее снять. Москвички в  этом
преуспели. Еще больше они преуспели в этом на море... Вздыхаю: жаль, что
сейчас я так далек от моря, очень жаль, что я  не  Казанова,  и  втройне
жаль, что душа моя отягощена бездной  комплексов  так  давно  отлетевшей
юности, начиная от впитанной подкоркой песни "а я боюсь услышать "нет" и
заканчивая философичным  из  Макарыча:  "Он  был  старше  ее,  она  была
хороша..."  Все  это,  вместе  взятое,  и  мешает  мне  броситься  вслед
очередной нимфе в воздушном одеянии. Нет, мешает еще одно: очень  боюсь,
прелестное создание откроет красиво  очерченный  рот  и  отрыгнет  такое
выражение,  что...  Короче,  чтобы  не  было  разочарований,  лучше   не
очаровываться. По крайней мере, в ближайшие