?.. Оставив машину у горсовета, пошел домой пешком.  Через
центр. Похоже, я не оставил без внимания ни одного питейного  заведения,
работавшего в этот час в городке. И брел  в  свою  хижину  уже  глубокой
ночью, держа в одной руке початую бутылку кальвадоса и время от  времени
к ней прикладываясь, закусывая,  чем  Бог  послал:  алычой,  сливами  и,
видимо, листьями с придорожных деревьев.
   Машину я заметил сразу  и  инстинктивно  отступил  к  краю  улицы,  в
деревья, в  тень.  Она  остановилась  метрах  в  десяти.  Фары  погасли,
открылась дверца, в салоне зажегся свет. Пассажир сказал несколько  слов
водителю, вышел и скрылся в доме.
   Завелся мотор, машина проехала в полуметре от меня, свернула за  угол
и исчезла.
   Протрезвел  я  разом.  Водителем  был  Кузьмич.  В  неизменной  белой
сорочке, но без погон. Пассажира я тоже  узнал.  Рука  у  него  была  на
перевязи и прострелил ее не кто иной, как я. Три вечера назад. Или - три
года?..
   До своего сарайчика я так и не добрался. Перепутал  улочки,  вышел  к
морю. И уснул на  куче  морской  травы,  под  мерные  вздохи  волн,  под
мерцающим южным небом.
   Во сне я видел Леку.

Глава 7

   Похоже, я опьянел. И пока челюсти работают  автоматически,  память  и
воображение, как две дикие кошки, гуляют сами по себе. Или нет: память -
это, скорее, дом, куда мы возвращаемся, когда нам невесело. Вернее даже,
совсем грустно.
   Ну а воображение почему-то  считают  лошадью.  С  крыльями.  Пегасом,
значит.
   Интересно, кто первый придумал такой символ?  Я-то  полагаю,  сначала
вместо лошади был осел. Тощий и жалкий: потому что жевал  бумагу  вместо
положенного овса. Ну а до  лошади  его  повысили  уже  потом.  И  крылья
приделали. По политическим соображениям.
   Шуршу оберткой и принимаюсь за шоколад.
   Почему же я все-таки вспомнил Леку?
   Она так и не появилась. Ни через неделю, ни через  месяц.  Полученный
от нее московский телефон молчал. Его не было ни в одном справочнике. Ну
а применять свои дедуктивные способности для поисков  девушки,  которая,
может быть, вовсе не хочет никакой  новой  встречи,  я  не  стал.  Хотя,
может, и зря.
   Ну так почему же я  ее  вспомнил  сейчас?  Из-за  Кузьмича?  Нет,  не
только...
   Вскидываю руку и смотрю на часы. Мой холостяцкий ужин затянулся аж на
двенадцать минут. Три минуты покурить, останется  двадцать  пять..  -  .
Успеем добежать до канадской границы?
   Делаю ручкой кавказцу:
   - Спасибо, генацвале.
   - Заходи, дарагой...
   Зайду, но не скоро.
   Гуляющей походкой иду по "лесенке", заглядываю в переулок. Пусто. Иду
дальше.
   Сигарета истлевает вместе с сэкономленными  минутами.  Что  делать  с
"бычком"?
   Лучше всего съесть вместе с фильтром. Ел  же  Ленин  чернильницы  для
конспирации!
   Ну,  мужичонка,  ну,  сволочь...  Не  сомневаюсь,   что   подобранные
"санитаром"
   "бычки" опер обнаружил в пепельнице "росинанта". Для полноты  картины
и завершенности художественного замысла. Интересно, на  бутылку-то  хоть
этот собирала получил? Надо думать...  Ладно,  каждый  зарабатывает  как
умеет. Проехали.
   В следующем переулке нахожу  то,  что  искал.  "Колеса".  Целых  три.
"Запорожец" отметаю по маломощности, поношенную праворулевую "тойоту"  -
по  патриотическим  соображениям.  А  вот   кофейная   двадцать   первая
"волжанка"  будит  во  мне  целый  сонм  ностальгических   воспоминаний;
когда-то на таком вот такси бабушка объезжала со мной пол-Москвы. За три
рубля.
   С замком справляюсь легко.  Сирену  хозяин  не  предусмотрел,  волчий
капкан - тоже. Хоть это отрадно: обойдемся без шума.
   - Ах ты, бля-я! - Мужик вынырнул невесть из какого подвала - судя  по
лицу,   питейного.   Подогреваемый   вином    и    чувством    попранной
справедливости, он несется прямо на  меня.  Мужик  здоровый  и  плотный,
пудов на шесть с лишком: если он до меня добежит, придется туго. И время
потеряю. Подпрыгиваю, опираясь о бампер, и выбрасываю вперед ногу. Мужик
словно налетел на бетонный столб: замер и рухнул. Достаю из кармана  его
пиджака  ключи,  хлопаю  дверцей...  Отъезжая,  гляжу  в  зеркальце   на
распростертое тело и вспоминаю: такое со мной уже было... Ощущение - как
во сне.
   Но было это всего несколько часов назад, и стояла смертельная жара...
   Впрочем, к моим грехам угон  очередного  транспортного  средства  уже
ничего не прибавит, как  и  злостное  хули-ганство.  Качу  по  улице  на
предельной  скорости,  стараясь  лишь  не  наехать  на  отдыхающих.  Они
недоуменно смотрят мне вслед и, надо полагать, думают: пьяный. Правильно
думают.
   Торможу у почтамта. Влетаю внутрь - ага, переговорный пункт.  Народу,
как яиц в инкубаторе. Очередь в кассу за жетонами. Очередь к телефонам.
   Вламываюсь в ближайшую кабинку, нажимаю "отбой".
   - Да что вы себе... - Лысый пузатый мужичок  в  блестящем  спортивном
костюме, кроссовках и очках в  золотой  оправе.  Этакий  бухгалтер,  для
которого в связи с новыми веяниями воровство стало профессией.  Стильная
куртка распахнута, на поросшей седым волосом груди -  массивная  золотая
цепь.
   - Братан, позвонить - во... жена рожает... в самолете...
   Не знаю, что его больше убедило: мой коньячный  перегар  или  десятка
"зеленых", которую я вложил в его пухлую ручку и которая тут же  исчезла
как по волшебству.
   Отбираю у него жетон и выпираю из кабинки,  успевая  сказать:  "Время
продли!"
   Мужик семенит к кассе.
   Мне бы кто время продлил!
   Делаю два звонка. Коротких. Ажур.
   Падаю на сиденье "волги"  и  смотрю  на  свой  "Ситизен".  Стоят.  От
потрясений.
   Что же - и на Солнце бывают пятна.
   Разворачиваюсь и еду прочь из центра. Мне нужно  в  мою  хибарку.  По
пляжной кольцевой - быстрее. 50 Скорость хорошая. Похоже, хозяин  сменил
движок на новый. Наверное, уже оклемался. Ладно, будет время,  извинюсь.
С напитками и закусками.
   Меня нагоняет белый "жигуленок".  Прибавляю.  Нагоняет.  Равняемся  -
идет на обгон. В салоне - шумная компания кавказцев.  Музыка.  Крики  на
непонятном языке.
   Хлопок -  вжимаюсь  в  сиденье,  нет,  это  действительно  пробка  от
шампанского.
   Мнительный ты стал, Сидор, ох, мнительный...
   Кавказцы подкрепляются вином, чуть отстают, снова нагоняют. Пошли  на
обгон.
   Только спортивных достижений в скорости мне не хватало. Может, они  и
хорошие ребята... Ну да береженого Бог бережет.
   "Жигуленок" поравнялся со  мной,  выворачиваю  руль  слева  и  ударяю
бортом.
   "Двадцать первая" супротив "шестерки" -  танк!  Белая  машина  плавно
слетает с шоссе и утыкается носом в кювет. Благо, он здесь не глубокий.
   Похоже, больше любителей гонок на  трассе  нет.  По  покатому  спуску
подъезжаю к самому морю, сворачиваю и загоняю "телегу" под  естественный
глинистый обрыв.
   Сверху заметить машину сложно, да к тому же скоро стемнеет.
   Взбираюсь  по  самодельной   лесенке,   прокопанной   и   укрепленной
деревянными свайками местными жителями. Турист или  отдыхающий  сюда  не
попрется: берег усыпан камешками и створками ракушек, да и  море  мутное
от водорослей. Зато целебное.
   До моей хижины отсюда метров триста.  Начинает  темнеть.  Времени  не
осталось  вовсе.  Поэтому  прогулочному  шагу  предпочитаю  марш-бросок.
Осматриваюсь. Тихо.
   Прячусь в  кустах  и  замираю.  Становлюсь  деревом,  камнем,  частью
природы.
   Кроме зрения и слуха  у  человека  масса  возможностей  пообщаться  с
окружающей средой. Мы же используем  из  невероятного  числа  рецепторов
лишь немногие, и то по-варварски. Вкусовые -  чтобы  отличать  водку  от
портвейна,  обонятельные  -  чтобы  уловить  разницу  между  "шипром"  и
копченой рыбой, ну и вся названная гамма плюс спецэффекты - при занятиях
любовью.
   Расслабившись  и  закрыв  глаза,  я  начинаю  чувствовать  окружающее
нервными окончаниями на пояснице, кожей лба, щек, век.  Если  поблизости
посторонний,  организм  отреагирует  выделением   адреналина,   появится
чувство опасности.
   Похоже - чисто.
   Легонько ступаю к дому, пробираюсь к углу. От чужих взглядов скрывают
кусты дикой алычи.
   Осторожно  ударяю  крайний  угловой  камень  черенком  лежащей  здесь
проржавевшей лопаты. Еще. Камень чуть поддается, я сдвигаю его  и  кладу
на землю.
   Здесь у меня - тайник. Немудреный, конечно, но лучше, чем никакого.
   Извлекаю сначала щебенку (при простом простукивании тайник не найти),
затем - нужные мне причиндалы.
   Разворачиваю толстую суконную  ткань,  затем  промасленную  тряпочку.
Револьвер системы "наган",  офицерский  самовзвод,  легкий  и  надежный.
Произвели  его  в  1938  году,  но   в   деле   он   так   и   не   был.
"Законсервированный"   на    случай,    надо    полагать,    войны    "с
империалистическими хищниками", он отдыхал вначале  на  военном  складе,
потом на складе безвестного ВОХРа, потом на складе боевиков  на  дальней
окраине тогда еще эсэсэсэ-ра. Боевиков мы повязали в  буквальном  смысле
теплыми - обкурившимися анаши и подогретыми "реквизированным" в тамошней
больнице морфием.
   Оружия были груды.  Понятно,  бронетранспортер,  станковые  и  ручные
пулеметы - все сдали по описи. А наган из фабрично упакованного ящика  я
заныкал. Впрочем, не я один. Командир отнесся к данному факту правильно.
То есть - глядел в другую сторону. Да и вообще, имеет человек  право  на
маленький сувенир с места работы?
   Пристрелял  я  его  в  подмосковном  лесу  позапрошлой  зимой.Собираю
револьвер.
   Заряжаю. Надеваю на себя "сбрую".Из шахтерского дома  звучит  музыка.
"Ю-а ин зе ами нау, ю-а ин зе ами..." - "Ты сейчас в армии".  Музычка  в
тему. Тимофеичев шестнадцатилетний отпрыск Серега двинулся на Клоде  ван
Дамме, черных беретах и прочей туфте. В жару потеет  в  пятнистом  хэбэ,
гоняет на страшного вида мотоцикле и дома калечит  себе  руки  о  доски,
мешки с песком и кирпичи. Музон  у  него  соответственный.  Впрочем,  из
парня и толк может выйти. Любые способности-штука  обоюдоострая,  смотря
как применять. Вернее - для чего.
   А я продолжаю сборы. В ножны на "сбруе" цепляю массивный нож отличной
стали, больше похожий на короткий дакский меч, но  с  пилочкой  с  одной
стороны.
   Оружие ломовое, скорее -  психологическое:  увидит  какой  громила  и
примет за своего. Все остальные должны,  по  идее,  обмирать  с  испуга.
Впрочем, посмотрев, как  владеют  холодным  оружием  восточные  люди,  я
понял, что моего умения хватит лишь лучину колоть.
   Два небольших, абсолютно плоских метательных ножа прикрепляю: один  к
ноге, другой - на спину. Стилет - на левую руку.  Всякие  мелочи:  набор
универсальных отмычек, запалы (это если замок  попадется  прошловековой:
на совесть работали  предки!),  ампулки  с  нервно-паралитическим  газом
кратковременного  действия,  ампулки  со.  снотворным   газом,   порошки
снотворные и таблетки, позволяющие  бодро  обходиться  без  сна,  еды  и
отдыха несколько суток. Наконец извлекаю сверток  с  одеждой  -  широкие
удобные брюки, модная темная сорочка, сверху -  просторная  куртка,  под
которой и скрывается вся амуниция. Последний штрих: шнурованные  ботинки
на  натуральной  каучуковой  подошве  -  в  таких   хорошо   ходить   по
вертикальным стенам - и, конечно, галстук. Я еще не забыл, что приглашен
к даме.
   На чашку кофе и что-то покрепче. На это "покрепче" я напросился сам.
   Как там в анекдоте? "Забайкальский  военный  округ  к  войне  готов!"
Только кто мне ее объявил и почему - нужно сначала выяснить.
   А в Отделе самым популярным анекдотом был такой:
   "Товарищ  прапорщик,  а  что  такое  диалектика?"  -  "Ну  как   тебе
объяснить,  рядовой  Кузькин?  Вот  видишь:  дом.  Сам  серый,  а  крыша
красная... Вот так и человек: живет-живет и умирает".
   На то она и диалектика...
   Сколько поколений воспитывали на мертвечине - да так и не воспитали.
   "Смерть пионерки"... "На широкой площади  убивали  нас"...  Тоже  мне
геройство: умереть. Терпеть не могу оптимистических трагедий. Это  нужно
Додуматься:  жизнеутверждающе  погибнуть!  Дабы   брали   пример.   Кто?
Самоубийцы?
   У наших ребят девиз проще: победи и останься живым! Останься живым  -
и ПОБЕДИ!
   Все. Время вышло.
   Залаял Джабдет - Тимофеичева дворняга размером с волка-переростка.  К
домику метнулись тени - на машине сюда не проехать.
   Пригнувшись, пробегаю три десятка шагов до обрыва и лечу вниз.  Обрыв
покатый - переступаю, лечу  снова,  переступаю  -  и  уже  качусь  через
голову, пока не замираю на галечном пляжике.
   Приземлился удачно. Ребра, лицо - в порядке. Вот только прическа -  в
таком виде, поручик, к даме...
   Зато - бутылка цела. Отличный коньяк, родного разлива. Вес  в  лучших
традициях древних: купил, налил, соблазнил.

***

   Вот только до дамы еще добраться нужно, -  похожа  машиной  кофейного
цвета мне уже пользоваться не стоит. Потому  -  бегу  в  противоположную
сторону. Шлепай по воде - на берегу много камней.
   А вообще -  хорошо.  Небо  -  звездное,  воздух  -  морской,  значит,
целебный. Где еще здоровья понабраться когда как не теперь!  И  думается
хорошо.
   Итак - убит председатель горсовета Валентин Сергеевич Круглов.  Пулей
в голову. С близкого расстояния. Человеком,  которого  он  хорошо  знал.
Убит в то время, когда я в соседнем скверике  пробавлялся  портвешком  в
укромном уголке.
   Настолько укромном,  что  меня  никто  не  видел,  кроме  упомянутого
"санитара сквера".
   Санитар. Действительно человек случайный - подобрал у меня  бутылочку
и передал за мзду в руки лица заинтересованного или из той же  компании?
Ведь если случайный, его тоже "шлепать" нужно - как-никак свидетель, мое
единственное алиби  (шаткое  в  прямом  смысле),  и  видевший  человека,
которому передал бутылку...
   Или  не  видевший?  Просто  оставил  в  условленном  месте,  в  урне,
например. Но ведь был же заказчик, кто-то же поручил собирало подойти ко
мне. И если на следствии или на суде...
   Стоп. Похоже, морской  воздух  крутит  мне  мозги  похлеще  смазливой
вертихвостки. Какой суд, какое следствие!  Меня  просто  пристрелят  при
задержании - и вся недолга.
   За Валентина Сергеевича Круглова - это как знать, а вот за  Ральфа  -
точно.
   Наш покойный мэр  был  многостаночником.  Почасовиком.  Подрабатывал.
Причем - мэром. Основным его  занятием  было  -  руководство  приморской
мафией. Слово нехорошее, итальянское, малопонятное и,  в  конце  концов,
просто  неточное  для  наших  условий.  Не  соответствует  реалиям,  как
выражался последний генсек.
   Скажем так: Ральф контролировал криминогенную  обстановку  в  городе,
используя как легитимные (законные),  так  и  криминальные  (незаконные)
методы.
   Хорошо сказано, по-научному. Покончу с этим дельцем - как  пить  дать
сяду за докторскую. На серебре есть буду, на золоте пить, на заслуженной
артистке спать... Ежели раньше не покончат со мной.
   Вариант первый: кто-то из "ральфовых птенцов"  возомнил  себя  орлом,
решил открутить пахану шею и воспарить самому во власти и  славе.  Может
быть, но маловероятно:
   Ральф был мужик крутой и умный, загодя заметил бы разброд в  рядах  и
придушил птенца так, что тот бы и чирикнуть не успел.  Но  с  кем-то  он
сидел в машине, причем дружественно, и охрана рядом не маячила - значит,
ничего не опасался.
   Вариант  второй:  пришлая  группировка.  В  последнее  время  окраины
городка застроились чуть не мраморными виллами, однако среди  владельцев
- народных  академиков  и  летчиков-космонавтов,  как  у  меня  ушей  на
подбородке... Возможно, Ральф на кого-то накатил чересчур круто,  не  по
чину, возможно, у приезжих слюни потекли от одного взгляда на корыто, из
которого хлебал сам мэр и его присные.
   Короче, пришлые  перекупили  взорлившего  Ральфова  птенца  (дурашка,
кончат его; много знает, да и кому нужны  предатели)  и  с  его  помощью
порешили шефа.
   И при первом, и при втором варианте я - козлик отпущения, ибо  темная
лошадка. Или , кому как нравится. На меня  вешают  всех  кошек  и  топят
вместе с ними: концы в воду. Поганая, надо сказать, перспектива.
   Теперь Кузьмич. Как он сказал? "Доигрался". То, что  Кузьмич  знал  о
внепарламентской  деятельности  Валентина  Сергеевича,  -  факт.   Самое
смешное, знали  почти  все  в  Приморске.  И  тут  парадокс  -  уже  не,
криминальный, а по жизни.  Чем  сильнее  и  дисциплинированнее  мафия  в
городе  -  тем  меньше   преступность.   Не   какая-то   там   бумажная,
"организованная", а самая что ни на есть бандитско-хулиганская.
   Курортный городок живет по своим законам. Сюда люди  отдыхать  ездят.
Среди отдыхающих преобладают индивидуумы, просаживающие  большей  частью
все же трудовые доходы. Один любит арбуз, а другой - свиной хрящик. Один
получаст кайф от потения на пляже, Чсйза,  игры  в  "дурака"  и  полкило
персиков  перед  сном.  Другому  нужно  накушаться   коньячком,   причем
ежедневно и до соплей - и непременно  в  культурном  обществе.  Третьему
нужны   девки:   худые,   полные,   блондинки,   брюнетки,   вульгарные,
интеллектуальные - всякие. Четвертому... Короче - о вкусах  или  хорошо,
или ничего.
   И всех нужно обслужить. Ну а тем - деньги плочены кушать надо.
   Ральф и его ребята очень и очень материально  заинтересованы  в  том,
чтобы турист ходил в их рестораны, трахал их девок, пил их вино, смотрел
их порно и  снова  трахал  их  девок.  Покупал  шмотки  в  их  "комках",
проигрывал "зеленые" в их казино, покупал того же Чейза  на  их  лотках.
Никакой хулиганствующей молодежи при таком раскладе на улицах  Приморска
не место. Разборки круты и скоры - безо  всякого  Уголовного  кодекса  и
судебной волокиты.
   Моральная  сторона?  Если  совершеннолетняя  девчушка  решила   стать
проституткой, а не работницей рыбокомбината или  учительницей  начальных
классов (впрочем, многие сочетают), то это ее личное,  глубоко  интимное
счастье. И вина Ральфа сотоварищи  в  том,  что  учительши  и  инженерши
зарабатывают меньше проституток, такая же, как вина Сталина в  поражении
Наполеона при Ватерлоо.
   Что осталось? Ах да, рэкет. Назовем это проще - налоговая инспекция.
   Действенная и без формальностей.
   Требовать от постсоветского гражданина декларацию  о  доходах  -  все
одно, что у уличного кобеля Джабдета  справку  о  прохождении  теста  на
СПИД. Тем не менее налоги платят. Платят и налоги,  и  взятки  налоговым
инспекторам, и  взятки  работникам  правоохраны.  При  этом  не  получая
никакой защиты, никаких льгот, никаких финансовых привилегий и кредитов.
   Ральф первым  смекнул,  какое  это  золотое  дно.  Набрав  крепких  и
обученных ребят, он разогнал из  Приморска  всех  мелких  вымогателей  и
поставил дело на научную основу.  Никаких  трех  шкур  он  с  торговцев,
лоточников, ко-миссионщиков, проституток и  квартиросдатчиков  не  драл.
Давал им развернуться и обустроиться.
   Ибо четко понимал: десять процентов с миллиона - это куда больше, чем
половина с пятнадцати тысяч.
   Городок зацвел. На деньги,  поступающие  в  городской  бюджет,  Ральф
построил спортплощадки, оборудовал пляж  и  подумывал  о  переустройстве
больницы, - пока в ней мог бесплатно излечиться  только  очень  здоровый
человек. Ну а на деньги из налога неофициального хорошо жил сам и  давал
жить другим. Суммы, видимо, были немаленькие: по слухам, Ральф на пару с
директорами стал владельцем рыбоконсервного завода и трикотажной фабрики
-  двух  самых  крупных  предприятий  Приморска.  О  кабаках  и   прочих
увеселительных заведениях и говорить нечего.
   Короче, городские обыватели получали неплохой доход,  крутились,  кто
как умел, платили установленное и имели по  смутным  временам  основное:
уверенность в завтрашнем дне.
   Подлого криминала мэр избегал. По-видимому, кто-то из его  подручных,
совместно  с  пришлыми,  решил  избавиться  от  "чистюли":  этот  кто-то
разглядел в золотом корыте  бриллиантовое  двойное  дно  и  соблазна  не
выдержал.
   В связи с вышеизложенным, господа присяжные зас