е двадцать пять. Как и крепыш. Покойный.
   Выходят на арену силачи, О, Арлекино, Арлекиио...
   Не ведают, что в жизни есть печаль, Они подковы гнут, как  калачи,  И
цепи рвут движением плеча...
   Человек останавливается у столика, приветствует меня чопорным  кивком
- и правильно делает, руки я ему не подам! - усаживается напротив.
   Поет Катя, пытаясь подражать Пугачевой. Ну да что  говорить,  Алла  -
королева, подражать ей можно, а вот превзойти - нельзя.
   Сцена  освещена  юпитерами  -  красный,  фиолетовый,  белый.  Девочки
шоу-группы танцуют. Прозрачный  "газ",  усыпанный  блестками,  окутывает
обнаженные тела цветным  туманом;  блестки  вспыхивают  искрами  огня  и
золота. Белого золота...
   Вообще-то это номер ночного варьете. В стиле "ретро". Ну да  гость  я
сегодня особенный. И - дорогой.
   Официант материализуется снова.
   - Кофе, пожалуйста. Очень  крепкий,  без  сахара.  Большую  чашку,  -
произносит блондин.
   - Мне тоже. И - шоколад, весовой, с орехами, - добавляю я.
   Звучат заключительные аккорды песни. Из одежды на девочках  -  только
туфли и ленты в волосах... Замирает хохот паяца, замирают  танцовщицы  -
позы их дерзки и соблазнительны...
   Снизу сцену окутывает туман, свет  густеет  до  темно-фиолетового,  а
когда подмостки  снова  вспыхивают  белым  -  девушек  уже  нет,  только
колышется прозрачный серебристый туман, настолько реальный, что  кажется
влажным на ощупь...
   Принесли кофе. Отвожу взгляд от сцены.
   - А все-таки вы неисправимый Дон Жуан, Дронов, -  улыбается  блондин.
Вот только глаза его остаются серьезными. Абсолютно. И - холодными.
   - Да. Только...
   - Что - только?
   - Дон Жуан - это не  волокита.  Это  человек,  который  не  может  не
принять вызов. Будь он брошен бретером, женщиной или... куклой.  Маской.
Даже  высеченной  из  гранита  и  величественной...   Словно...   статуя
Командора... - произношу я, а сам смотрю на Михеича. Метр едва различимо
опускает веки. Значит, и кофе, и шоколад - без  ненужных  мне  примесей.
Тогда - опробуем...
   - Ну что ж... Будем знакомиться... - Мужчина отхлебнул кофе. - Можете
называть меня...
   -  Марик,  -  произношу  я.  Наудачу.  Попал.  Теперь  пусть  шевелит
извилинами...
   - Впрочем, вы человек не очень молодой и мне малосимпатичный, чтобы я
называл вас так запросто...  Значит,  полное  имя  -  Марк...  Любопытно
только, Марк Туллий Цицерон или Марк Юний Брут ?
   - Ни то и ни другое. Меня зовут Марий.
   - Не Гай, случаем?
   - Дронов, у вас разыгравшееся воображение. Марий Леонидович Глинский.
   - Тоже красиво. Из поляков?
   - Возможно. Кто вам назвал мое имя?
   - А какая разница?
   Официант принес заказанный мускат. Отошел. Наливаю в фужер.
   - Выпьем?
   Блондин поморщился.
   -  Олег,  давайте  поговорим  о  деле.  Делаю  глоток,  еще.   Мускат
великолепен.
   - Давайте. Во-первых, я хочу видеть здесь  Крузенштерна.  Немедленно,
сейчас.
   Во-вторых, вы не контролируете ситуацию.
   - Вы полагаете...
   - Да. Полагаю. Свидетельство тому - инцидент при передаче заложников.
   - Вы  ошибаетесь.  У  нас  были  проблемы.  Но  теперь  ситуация  под
контролем, - блондин усмехнулся, - поскольку вы сидите здесь.
   - Контролируется - это без балды... Но не вами...
   Пусть двигает мозгами. Пашет. В смысле - кто из Организации  работает
"налево", кто - на себя... На кого работает Дронов... С кем он связан  и
как...
   Пусть для него эта встреча станет такой же шаткой, как для меня.
   Вот только. Если сомнения и терзают его мятежный ум, то по  лицу  это
никак не заметно. Марий Леонидович или действительно  уверен  в  себе  и
своих людях на все сто, или - высокий профессионал. Скорее всего - и то,
и другое.
   - Дронов, вы ведете себя неразумно.  Я  понимаю,  почему  вы  избрали
столь рискованную и агрессивную тактику - на свой страх и риск.
   - Как и вы. Только вам больше терять.
   - Вы полагаете?
   - Уверен.
   - Может, и  так.  Только...  Дронов,  взгляните  на  это...  -  Марий
Леонидович кладет на стол пачку фотографий. - Узнаете?
   Ну да. Приморск. Особнячок. Трупы. Изуродованные трупы.
   - Кроме этого, у нас имеются кассеты с записями истязаний девушек,  с
их убийствами. Следствие по Примор-ску еще продолжается...
   - И вы хотите повесить все на меня?
   - А почему нет? Я могу допустить, что вы готовы умереть...  За  идею,
если можно так выразиться... Оставить нас с носом  и  уничтожить  Досье.
Возможно,  вам  даже  все  равно,  как  вы  умрете:  такое   редко,   но
случается... Но я твердо обещаю: именно вас мы представим  организатором
всех приморских убийств, насильником и маньяком, все  средства  массовой
информации  будут  смаковать  эту  тему  -  и  не  одну  неделю,  уж  мы
позаботимся... Поверьте, все сказанное - в наших возможностях...
   - Все это ахинея, батенька, -  произношу  достаточно  надменно  и  по
возможности развязно, - по "ту сторону добра и зла" мне будет совершенно
начхать на то, что обо мне настрочат здешние борзописцы... - Прихлебываю
мускат.
   - Вы не дослушали. В глазах ваших друзей вы  окажетесь  не  просто  в
дерьме - в крови. И жена Крузенштерна, и его дочери будут  помнить,  что
их отца убили именно вы. Как?..
   А я смотрю на вино в бокале...
   - Белый мускат, - произношу тихо.
   - Что?
   - Мускат белый, крымский, марочный. А я хочу красный.
   - Дронов, вы понимаете, о чем я говорю?
   - Естественно. Шантаж. Мелкий, - щелкаю пальцами, подзывая метра.
   Михеич движется к столику почтительно, неторопливо.
   Замирает.
   - Уважаемый, нет ли красного муската?
   - Если вы предпочитаете к мясу, то я бы  рекомендовал  бордо.  У  нас
отличное бордо. Урожая  тысяча  девятьсот  тридцать  второго  года.  Для
знатоков.
   - Несите, - нетерпеливо требует Марик.
   - Слушаюсь.
   Михеич удаляется так же неспешно.
   - Что за игры вы тут играете, Олег?
   - Я? Это вы, похоже, играете в игры. Я не подсадная утка  с  куриными
мозгами, я - птица Додо. А вы мне пудрите челку.
   - Что вы хотите сказать? Что мы не в силах...
   - Слушай, Гай Марий,  у  вас  что,  человека  поумнее  не  нашлось  -
поговорить со мной? Ты же не  хуже  меня  понимаешь,  что  дело  ваше  -
дрянь...
   - Вы внимательно слушаете радио? Телевизор? Не такая уж и дрянь...
   - То, что вы подставили  Президента,  -  это  полдела.  Ваша  цель  -
власть. Так что имеет место быть  заговор  целью  захвата...  А  ты  мне
толкуешь о посмертной славе террориста или маньяка...
   - Дронов, у вас что, моральный взгляд на вещи? - Слово "моральный" он
выделил с едва уловимым смешком.
   - Бросьте. Тирания - унизительна, народовластие - безнравственно, как
говаривал Ги де Мопассан...
   - Вот именно. - Марий  вынимает  из  портсигара  длинную  папиросу  и
неторопливо закуривает.
   - Ваше вино, господа, - торжественно объявляет  Михеич,  демонстрируя
запечатанную бутылку. - Желаете увидеть сертификат?
   - Нет, мы вам верим. Открывайте! - улыбается Глинский.
   Но сбить Михеича с ритуала - это не боевика  укокошить.  Неторопливо,
каким-то  допотопным  штопором  он  вытягивает  пробку,  официант  рядом
расставляет два специальных бокала - чуть тонированных, на высоких витых
ножках. Плескает на дно одного - и подает .Марию: старику очевидно,  кто
здесь в каких чинах. Тот пробует, кивает. Глинскому процедура доставляет
удовольствие не меньшее, чем Михеичу. Пробую налитое в мой бокал.
   - Ничего винцо. Не кисляк!
   Страдальческая гримаска на лице метра сменяется  ликом  смирения.  Он
наливает  в  бокалы  ровно  столько,  сколько  положено  по  этикету,  и
удаляется. Официант ловко сервирует стол мясным - и тоже исчезает.
   Недрогнувшей рукой доливаю бокал  с  бордо  мускатом  -  до  краев  и
опрокидываю единым духом. Наполняю снова. Выдыхаю:
   - А теперь, господин Гдинский, о деле. Умирать я не собираюсь, ни  за
идею, ни просто так. Я устал от стрельбы, грохота, дыма, пьяных  рож  на
улицах и лживых речей на экране. Люблю, как вы  успели  заметить,  море,
покой, спорт...
   - Красивых женщин и хорошие вина...
   - Вот именно. Имею я право на личное счастье?
   - Естественно.
   - Ну, а поскольку гарантировать мою будущую неприкосновенность вы  не
сможете...
   - Отчего же.
   - Бросьте. Я отдаю себе отчет  в  том,  что  с  передачей  вам  Досье
окажусь и не опасен, и не нужен. Но  вы  все  одно  меня  шлепнете.  Для
порядку. Чтоб не думалось.
   -  Излагаю  немного  развязно  и  даже  слегка  жестикулирую.  Вполне
естественно для человека,  выпившего  после  бессонной  ночи  и  натощак
бутылку муската, да еще замешанного с бордо  почти  королевских  кровей.
Прихлебываю. - Это  я  к  тому,  что  сам  собираюсь  обеспечивать  свою
безопасность. А посему - за информацию хочу ровно два миллиона долларов.
   - Сколько?
   - Два миллиона. Из них - миллион вы переводите на мой именной счет  в
швейцарском банке, лучше  -  в  Цюрихе,  второй  -  наличными,  сегодня.
Сейчас.
   - Это много.
   - Бросьте. Для вас - копейки.
   - Вы же  видите,  как  развивается  ситуация.  Думаю,  у  нас  и  так
получится задуманное. Досье - просто страховка...
   -  Глинский,  вы  торгуетесь,  как  базарная  дешевка.  Вы  же   сами
понимаете: мне нужно сначала  залечь,  потом  -  изменить  документы  и,
возможно, внешность...
   - Зачем тогда миллион в Швейцарии на ваше имя?
   - Для куражу. Как только я  куплю  себе  другое,  то  велю  перевести
"лимон" на него. Только и  делов.  При  этом,  заметьте,  буду  искренне
сочувствовать  "победе  вашего  движения"  -  именно   тогда   я   смогу
рассчитывать на полную безопасность. А  из-за  двух  "лимонов"  вы  ведь
мелочиться и насылать  на  меня  разборки  не  станете...  Да,  наличный
миллион мне нужен стодолларовыми купюрами разных номеров и серий.
   - Да вы отдаете себе отчет,  сколько  нужно  времени,  чтобы  собрать
такую сумму?..
   - А это ваши проблемы. Мне спешить некуда.
   - Может быть, часть  наличной  суммы  вы  возьмете  тысячедолларовыми
банкнотами? Для вас это будет удобно: компактно...
   - ...при хранении и кучеряво при перевозке? Глинский, много вы знаете
людей,  знающих   в   лицо   двадцать   второго   президента   США   ? Я допускаю, что  Гровер  Клирленд  был
приличным человеком, но он мне не настолько дорог, чтобы зеленой бумагой
с его изображением я  обклеил  стены  родной  коммуналки...  Так  что  -
сотнями. Оно - надежнее...
   - На это потребуется время.
   - А в принципе - вы согласны?
   Марий Леонидович смотрит мне прямо в глаза.
   - Да.
   - Вот и славно.
   - Где информация?
   - Господин Глинский, хватит разговоров. Я  жду  действий.  Где,  как,
кому, сколько - все это технические детали,  у  нас,  если  я  правильно
понял, достаточно времени, чтобы  их  обсудить.  Тем  более  варианты  я
обдумал. Достаточно основательно.
   - А вы самоуверенны...
   - Каков есть. И еще... - Одним махом осушаю фужер  с  бордо,  наливаю
новый бокал - до краев. - Я хочу видеть Круза. В его компании мне  будет
веселее, чем в вашей!
   - Крузенштерна вы получите только в обмен на информацию... На Досье.
   - Слушай, полководец! Тебе не докладывали, что я - нервный? Натура  с
несбалансированной  психикой,  способная  к  агрессивно-немотивированным
поступкам!
   Я хочу видеть Круза сейчас, немедля, за этим столом! Если через  пять
минут  я  не  подам  сигнала  своему  человеку,  наша  говенная  дискета
разлетится на тысячи мелких осколков вместе с  "телегой",  что  стоит  у
подъезда!
   - Тогда наступят последствия, о которых я вас  информировал,  -  сухо
отозвался блондин. Хотя лицо его слегка побледнело. - Организация сможет
решить вопрос и без Досье...
   - Сулла, ты что, меня за идиота держишь?! Организация -  может  быть,
лично ты - нет! Досье - это власть! Неограниченная власть! Личная!
   - Почему же ты сам не воспользовался ею? Дронов, не верю я ни в  твою
алчность, ни в твои навороты... Почему ты пошел на контакт с нами, а  не
использовал информацию сам? Ведь ты же понимаешь, что там десятки, сотни
миллионов, а не те два, что ты запросил...
   - А для меня это - как золото в слитках.  В  чемодане  без  ручки.  И
нести тяжело, и  бросить...  Ну  никак  не  получится.  Для  того  чтобы
информацию из Досье обернуть, превратить в деньги, нужны каналы.  Связи.
А на то, чтобы обрести связи, - уйдут месяцы, годы...
   - Не преувеличивай, Олег. В этом Досье ты нашел бы все необходимое.
   Поэтому... Поэтому твой запрос насчет денег  я  считаю  ложным.  Тебе
нужен Круз.
   Живой. И его я тебе. отдам только в  обмен  на  "товар".  -  Глинский
усмехнулся. - Ты честен, И влез не в свою игру. Политика, власть  -  тут
играют по другим правилам...
   - Глинский, мы вроде с тобой  по-русски  говорим,  а  друг  друга  не
понимаем. И не сможем. - Чувствую,  что  вино  действительно  ударило  в
голову... Очертания зала стали  мягкими  и  размытыми,  и  профессионалы
боевики  за  несколькими  столиками  представились  мирными  отдыхающими
посетителями, а сам Глинский - добрым случайным собутыльником, с которым
толкуем о чем-то существенном, важном, непреходящем...
   И еще  -  до  боли  стало  вдруг  жалко  призванных  месяц-два  назад
мальчишек, умирающих под пулями в Чечне, и чеченских ребят, гибнущих под
бомбами, и их матерей... Если это и есть игра,  называемая  политикой...
Как там у Владимира Семеновича?
   Но плохо за часами наблюдали счастливые, И  нарочно  время  замедляли
трусливые, Торопили время, понукали крикливые, Без причины время убивали
ленивые...
   - И двенадцать в полночь не пробило, все  ждали  полдня  и  опять  не
дождалися... - напел я тихо.
   - Что?
   - Жизнь, Марий Гаевич, гораздо  короче  того,  что  мы  хотим  в  нее
вместить.
   Играйте в ваши игры. А мне будет достаточно моря, солнца, любви...  -
Надеюсь, получалось у меня искренне. Даже сам поверил. - А два  миллиона
долларов морю и любви - не помеха, - добавляю. - Попробуете спорить?
   Блондин пожал плечами.
   - Хорошо. Я отдам приказ.
   - А сейчас я хочу видеть Круза.  Не  забудьте,  мне  сигнал  подавать
сообщникам. - Последнее слово произношу с самодовольной ухмылкой.
   Марик делает знак рукой.
   Димка появляется из игрового зала в  сопровождении  высокого  детины.
Смотрит Круз прямо перед собой  и  вряд  ли  хоть  что-нибудь  понимает.
Наркотиками его накачали под завязку.
   Парень ведет его за руку к нашему столику.  Ноги  Круз  переставляет,
словно автомат: все же протезы...
   - Димыч!.. - Вскакиваю, неловко вскинув правую  руку,  и  опрокидываю
бокал с бордо прямо на брюки этому светловолосому пижону.  Движение  его
инстинктивно:   смотрит   на   расплывающееся   красное   пятно,    чуть
отодвинувшись от стола... Димкин охранник - тоже...
   Первая пуля попадает Крузу в протез и валит его на пол.  Вторая  -  в
охранника. Еще три, не  глядя,  веером  по  столикам  с  телохранителями
"полководца"...
   Марий поднимает голову, короткий ствол кольта загоняю ему  в  рот.  В
барабане - один патрон. Крайний.
   В мою голову направлены семь или восемь стволов. Кажется, я физически
ощущаю тепло лазерных прицелов. Со стороны, должно быть,  красиво:  лучи
красные или зеленые. Моя голова в них - как муха в центре паутины.
   Если я ошибся - сейчас убьют. И меня, и Димку.
   Димкин охранник тоже  оклемался.  Пуля  кольта  такой  бронежилет  не
прошьет.
   Направил пистолет Крузу в голову. Подумал... Поднял  ствол,  направил
на меня, - Димка смотрит в потолок, дышит  неглубоко  и  размеренно,  он
похож на жука, перевернутого на спину... Курок кольта взведен, чтобы его
спустить, достаточно легкого движения. Совсем легкого.
   Надеюсь, стрелки это разглядели. И оценили.
   - Вот что, ребята. Если я сейчас раскрошу череп вашему  боссу,  будет
уже не важно, сколькими пулями вы продырявите  мой.  Это  будет  провал.
Полный. С вас спросят именно за это. А пока ваш босс  жив  -  он  отдаст
приказы.
   Перевожу дух.
   - А теперь, господин Глинский, будьте  любезны  управлять  ситуацией.
Если вы согласны, опустите веки. Медленно. Если нет - моргните два раза.
Умрем вместе.  Я  молча,  вы  -  без  покаяния,  Глаза  блондина  широко
раскрыты. Медленно, словно боясь вспугнуть что-то мимолетное,  закрывает
глаза. Правильно опасается. Самое мимолетное - это жизнь.
   - Всем положить оружие на пол! - командую  я.  "Да",  -  подтверждает
блондин.
   - Теперь пройдите в подвал - крайняя дверь рядом с кухней.
   - Мы должны быть уверены... - открывает рот один из парней.
   - Ребята, я вовсе не хочу никого убивать.  Моя  задача  спасти  жизнь
свою и своего друга. Надеюсь,  это  понятно.  Ваша  задача  -  выполнять
приказ босса. Вы подтверждаете этот приказ?
   Глаза Марика широко раскрыты. Он не моргает, и в  уголках  появляются
слезы - от напряжения.
   - Марий Леонидович, вашу жизнь я могу гарантировать  только  одним  -
честным словом. Я вас не убью.
   Блондин устало опускает веки.
   Телохранители один за другим спускаются в  подвал.  Как  ни  странно,
делают они это спокойно и даже  охотно,  ибо  освобождены  от  главного:
необходимости принимать решения и нести за них ответственность.
   И  еще.  Как  правило,  в  любой  группе  всегда   имеется   человек,
обязанность которого - возглавить ее и взять на себя  принятие  решений.
Приказывать. Полагаю, и эти ребята - не сборище любителей...
   А  значит...  Если  двенадцать  боевиков  экстра-класса   подчинились
приказу человека, фактически поставленного в крайние обстоятельства, дав
себя разоружить...
   Значит, уровень этого человека очень высок.
   Крайне.
   Насчет  того,  что  пальбу  услышат  снаружи,  -  я  спокоен.  Здание
построено в прошлом веке, стекла - двойные. За "тишину на участке" можно
не беспокоиться.
   Михеич закрывает за бойцами толстенную металлическую дверь, задвигает
четыре засова: раньше  в  здании  помешалось  какое-то  учреждение  типа
главка, в шестидесятые в подвале оборудовали бомбоубежище  -  на  случай
ядерной войны с империалистами. И дверь и подвал сохранили.
   - Дрон, кто оплатит счет? -  деловито  осведомляется  Михеич.  -  Сам
понимаешь,  и  бордо,  и  мебель  попорчена...  Да  и  архаровцы  эти  в
подвале... У меня там харчей - на миллионы рублей... О выпивке вообще не
говорю: вина коллекционные...
   - Михеич, пиши на меня. Я бы и сейчас оплатил, да  сам  видишь,  руки
заняты.
   Кольт изо рта блондина я вынул, зато крепко взял под руку  и  воткнул
ствол тупорылого "тишака" ему в печень.
   - А ты что, и впрямь разбогател? - интересуется метр.
   - Ага. Временно.
   - А что в этом мире постоянно? - вздыхает Михеич.
   - Любовь, - бросаю я.
   Михеич смеется, вздрагивая всем телом, от души.
   - Эх, Дронов, сукин ты сын... Нет ничего более  преходящего  в  мире,
чем любовь. Уж  поверь  мне,  старику.  Это  в  молодости  к  жизни  нас
привязывают мечты. А в старости - привычки. Увы,  только  привычки...  С
оплатой не задерживай...
   - Как только, так сразу.
   - Ну-ну...
   - Дронов. - Марий смотрит прямо  перед  собой,  и  в  голосе  его  не
чувствуется ни волнения, ни испуга. - Я готов  довести  нашу  сделку  до
конца и выполнить свои обязательства. Включая финансовые.
   - Глинский, я готов выполнить свое обещание и сохранить вам жизнь. Но
пока обстоятельства достаточно напряжены... Вы будете вести  Дмитрия,  я
буду контролировать вас.
   - Олег, вы дали слово...
   - И сдержу его. У вас есть люди снаружи?
   - Естественно.
   - Сколько?
   - Четверо.
   - Сейчас мы выйдем, пройдем к вашей машине. Полагаю,  ваши  люди  так
или иначе извещены о происшедшем здесь...
   - Да.
   - В ваших интересах, чтобы все прошло без осложнений.
   - Я это понимаю.
   Мы выходим. Спускаемся со ступенек. Но никаких людей Марика не видно.
   Прямо перед нами тормозит "БМВ". Мягкий  визг  тормозов  и  еще  один
звук,  короткий,   свистящий,   словно   из   шарика   резко   выпустили
воздух.Глинский валится