это  унитаз
бесплатного общественного сортира. Правда, стихи я, похоже,  сплагиатил.
Ну да автор неизвестен, так что вполне сойдут за мои. У нас, ученых, так
принято.
   Леночки не было минут пять, я уже скучать начал.  Не  удивлюсь,  если
она подкрашивает сейчас ресницы. Если человеческая душа  -  потемки,  то
девичья для меня - полный мрак. Особенно ночью.
   - Эй! - Леночка появилась на балконе и машет мне рукой.
   Держусь за "кеглю" парапета,  другую  руку  протягиваю  ей  и  рывком
втягиваю на козырек.
   - Ой, - морщится она, - руку выдернешь! По чердаку веду ее за  собой.
Она несколько раз спотыкается:
   - Дрон, помедленнее, не видно же ничего!
   - Это - кому как. Я,  похоже,  могу  пересчитать  шляпки  гвоздей  на
дальней стенке.
   Спускаемся без особых  приключений.  Еще  одна  приятная  особенность
"сталинок"
   -  хоть  из  пушки  пали,  никто  ничего  не  услышит.  В  хрущевской
пятиэтажке мы бы перебудили не только крайний подъезд - весь  дом.  Хотя
часть граждан приняла бы перестрелку за отзвуки боевич-ка по  кабельному
ТВ.
   Проходим дворами к  "волжанке",  садимся.  Проезжаю  всего  несколько
домов и закатываю машину в тихонький дворик между гаражами.
   - Почему мы сюда приехали? - Похоже,  страх  вернулся  к  девушке,  и
смотрит она на меня подозрительно.
   - Нервы. Выпить нужно. Потом поболтаем. Тебе есть что рассказать?
   - Есть. - Девушка напряжена, смотрит в одну  точку.  Я  делаю  глоток
прямо из горлышка.
   - Поищи "тару" в бардачке.
   Лена извлекает маленький пластмассовый стаканчик.
   - Посмотри, может, еще один? - Я беру  у  нее  шоферский  "лафитник",
девушка запускает обе руки в бардачок, внимательно исследуя  содержимое,
а я совершаю  антиобщественный  поступок:  с  моей  ладони  в  стакан  с
коньяко" соскальзывает струйка бесцветных кристалликов.
   - Нет, больше нету. - Девушка поворачивает ко мне лицо.
   - Держи, - подаю ей напиток.
   - Заесть нечем?
   - Обижаете, мадемуазель. - Извлекаю из кармана сэкономленную от ужина
шоколадку. - Роскошно?
   Она надкусывает, двумя глотками выпивает коньяк, снова жует шоколад.
   - Шоколадка вкусная, а вот коньяк - все-таки - дрянь.
   - Так шоколадка нашенская, с орехами. Их  "Сникерс"  супротив  нашего
"Рот-Фронта", все одно что плотник супротив столяра...
   Цитату из чеховской "Каштанки"  она  уже  не  услышала.  Выключилась.
Теперь может проспать часов десять. Ну да я надеюсь разбудить ее раньше.
   Что и говорить, кавалер я коварный - использую "беспомощное состояние
потерпевшей". А что делать?
   Короче, осматриваю спортивную сумку,  которую  девушка  прихватила  с
собой. К моей радости, не обнаруживаю в ней ни "трехлинейки", заныканной
с полей сражений, ни  даже  "паленого"  "пээма".  Белье  в  полиэтилене,
новенькие  кроссовки,  джинсы,   курточка,   пачка   денег...   Никакого
криминала. И - никаких документов.
   Заботливо  укладываю  девушку  на  сиденье,  сумку  -   под   голову,
захлопываю машину. Подобно любому закоренелому меня тянет  обратно,  так
сказать, на "место совершения". Но движет  мною  вовсе  не  маниакальная
идея: просто, как булгаковского Буншу, "мучат смутные подозрения".
   Через десять минут я у того же домика. Снова лезть на крышу -  полный
облом, идти, как все люди... В том-то и беда, что "как все люди" я был с
утра, пока меня не потревожил похожий на катафалк громила. Так что  стою
в палисаднике и нерешительствую. Вроде тихо. Да к тому же всю  жизнь  во
дворике не простоишь.
   Хотя - некоторым удается.
   Опускаю руки в карманы, на рукоятки "Макаровых", и беззаботно шагаю в
подъезд. Второй этаж. Третий. У двери стоит сильно подвыпивший гражданин
и, упираясь в дверной косяк, упорно выбирает нужный ключ  из  связки,  -
это Дается ему с трудом.
   Живут же некоторые: выпил, закусил, приплелся домой заполночь, и  вся
забота -  тихонечко  дверь  отомкнуть,  не  получить  по  мордам  мокрой
тряпкой... Стоп!..
   0-ТОМКНУТЬ! На связке у мужика среди универсальных английских и  пары
нашенских ключей - профессиональная отмычка!
   Я уже  одолел  две  ступеньки  следующего  пролета,  собирался  резко
развернуться... и ступеньки полетели мне навстречу.
   Удар по шее был тоже  профессиональным.  Я  тупо  смотрю  на  горелую
спичку перед носом, а в голове навязчиво вертится: "Соблюдайте чистоту",
"Соблюдайте чистоту" - каким-то гнусавым механическим голосом.
   По рукам пробегает судорога, и я  обретаю  способность  двигаться.  В
полной отключке я был пару-тройку секунд, не больше,  но  этого  времени
"пьянчужке" хватило, чтобы испариться бесследно.
   "СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ!" - громко требует голос,  и  все  становится  на
свои места. Я поднимаюсь в квартиру номер  шестнадцать,  знаю,  что  там
увижу...
   Вроде после драки кулаками не машут, но все же... Дверь прикрыта,  но
не заперта. Распахиваю ее ногой и вхожу в  квартиру  по  всем  правилам,
сначала ствол, потом "начальник".
   Свет горит по-прежнему. Магнитофон молчит - кассета  кончилась.  И  в
гостиной тоже все по-прежнему. Один труп у кресла на полу. Двое парней у
батареи, прикованные "кандалами".  Вот  только  разговорить  их  мне  не
удастся. Вот лбу у каждого - аккуратное пулевое отверстие.
   Итак, "чистота" соблюдена.  Мужик  был  "чистильщик"  -  это  покруче
старшего  опера,  но  меньше  контролера.  Причем  "почистил"  он  ровно
настолько, насколько было нужно. Интересно - кому?
   Плавает и еще одна мыслишка,  но  неприятная.  Айболита  со  товарищи
запросто могла укокошить милая девочка, пока я на крыше предавался  неге
поэтического творчества.
   Короче, в грехах, как в шелках...
   По лестнице спускаюсь спокойно. Если бы "чистильщику" нужно было меня
"замочить", он сделал бы это безо всяких хлопот. Но не стал.
   Меня играют втемную - это понятно и ежу. Нужно поломать игру.  Просто
затаиться и  выбыть  -  бестолково  когда  на  тебе  столько  "жмуриков"
зависло. Да и не по'чину мне. Разберемся.
   Самое обидное, что меня даже не  пасут.  Просто  подставляют,  словно
рассчитали, как я поступлю.
   Перехожу через дворик. С улицы к подъезду подкатывает хорошо знакомая
мне "бибика" - "ниссан-патрол", на какой разъезжает Кузьмич самолично  с
прошлого года. И машина, и аппаратура для РОВД куплена на  муниципальные
деньги по инициативе Валентина Сергеевича Круглова.  Дабы  нежелательный
преступный элемент пресекался своевременно.
   Пора линять - ментов здесь будет больше, чем тараканов  в  московских
гастрономах.
   Подхожу к "волге". Девушка спит на  переднем  сиденье.  Живая.  Шутки
шутками, но если я потеряю эту девчонку или она не захочет  говорить,  -
нитей у меня не будет. Кроме "Трех карт", разумеется. Ну да  ставить  на
них нельзя - это я из Пушкина усвоил.
   Девушку перекладываю на заднее сиденье, сажусь за руль  и  по  газам!
Еду через центр - гори оно  все  огнем.  На  пе-.  рекрестке  -  гаишный
"уазик", постовой машет полосатой палкой, - проскакиваю мимо на  большой
скорости. Разуй глаза, милый, глянь на  номера!  Похоже,  разул,  но  не
прозрел. Прыгает в свою колымагу  и  увязывается  за  мной.  Укатить  на
оперативной гэбэшной машине от "уазика", как два пальца обмочить,  -  но
надо ли? Злая ярость поднялась по хребту и ударила по мозгам  -  ребята,
да сколько же можно! Сворачиваю в переулок и-по тормозам.
   "Уазик" тормозит метрах в десяти. Вылезаю из машины  и  иду  к  нему,
размахивая майорскими "корочками".
   - Ты что, блин... номера не разглядел?!.
   - Чого же не бачив, бачив...
   - Да ты забодал!!!
   И сую ему под нос "ксиву".
   - Так, товарищу начальнику, оперативна обстановка...
   Он открыл дверцу - и дальше...
   Рывком за шиворот выдергиваю его с сиденья  и  припечатываю  лицом  к
капоту.
   Сержант падает на четвереньки, - и я добавляю  по  затылку  рукояткой
пистолета.
   Отдыхай. Может, и хороший парень, ну да некогда  мне  вычислять,  кто
"белый", кто "красный", а кто - вольнонаемный... Забрасываю служивого  в
кусты, сажусь в  "уазик",  подъезжаю  к  "волге",  перекидываю  девчонку
вместе с сумкой в новое "авто". Поехали!
   Я вам  устрою  концерт!  Маразм  для  детского  хора  имени  Григория
Веревки! С прологом, адажио и скерцо!
   У постового я позаимствовал фуражку, так что за рулем  чувствую  себя
уверенно. Что там дальше в повестке дня?
   "Три карты". Фамильный кабак Ральфа. Ставить на  них  нельзя,  а  вот
разыграть - нужно.
   На этот раз машину оставляю прямо на улице. Сейчас главное  -  время.
Мне нужно опередить  и  тех,  кто  меня  преследует,  и  тех,  кто  меня
"играет".
   Кабак  по  случаю  траура  закрыт.  Ментовский  "жигуленок"  с  тремя
стволами "акаэмов" дежурит у входа - во избежание. Но я и  не  собираюсь
ломиться - иду со двора.
   В тени маячит охранник - двойник верзилы с пляжа.  Решительно  иду  к
нему, - и это его  смутило.  Вместо  безапелляционного  "Стоять!"  слышу
грубое:
   - Что надо?!
   Наверное, принял меня за настойчивого посетителя. Напрасно.
   Блик света падает мне на лицо,  верзила  молниеносно  сует  руку  под
мышку, - но я быстрее.
   Удар ногой под колено отбрасывает  его  к  стене,  еще  один,  уже  в
голову, завершает композицию, - громила падает лицом вниз.
   Выуживаю у него из-под куртки оперативный кольт с глушителем. На что,
на что, а на экипировку Ральф денег не жалел.
   Подхожу к дверце. Толкаю для порядка. Заперта, но не на  засов  -  на
замок.
   Прицеливаюсь и методично стреляю из "тихушника", пока замок вместе  с
частью двери не превращается в деревянную щепу и исковерканное железо.
   Распахиваю дверь и вхожу. Никого. Видимо,  лежащий  во  дворе  парень
пользовался  доверием  и  авторитетом.  Разумеется,  в  общечеловеческом
понимании.
   Коридор узенький, дальше - поворот. Оттуда тянет сладковатым  дымком.
Анаша.
   Значит, дело не в доверии, - просто забурели охраннички от вольготной
жизни. Делаю шаг  -  стволом  вперед.Охранник  сидит  в  кресле  поперек
коридора. В руках "акаэм", палец на спуске. Вот только ствол чуть-чуть в
сторону - потому как в другой руке  самокрутка.  На  лице  -  понимающая
улыбка, а взгляд ясен и невинен, как у младенца. Ему  и  нужно-то  всего
ничего - чуть подвинуть ствол и нажать на спуск.
   Но, по-моему, он и сам понял, что опоздал. Но ствол приподнял...
   Кольт дважды подпрыгнул у меня в руках. Парень так и умер с улыбкой.
   Каждому свое. А может, он уже получил от жизни все, что хотел?
   Дальше - лесенка на второй этаж. Вроде особого шума я не наделал,  ну
да время сейчас для "Трех карт" - военное.
   Коридорчик на втором этаже пуст. И еще -  очень  тихо.  Прохожу  мимо
длинного  ряда  дверей,  -  здесь  девочки  принимают  клиентов.   Внизу
ресторан, чуть правее - казино.
   Кабинет управляющего должен быть за следующим поворотом.
   Удар  в  спину  такой,   словно   молотнуло   бревно-таран.   Дыхание
перехватило, я лежу на полу и, кажется, уже никогда не смогу  вздохнуть.
Словно  опустили  на  глубину  и  не  дают  вынырнуть.  Наконец  удается
вздохнуть, вместе со вздохом - режущая боль в сердце.
   - Ты ему хребет не сломал?
   - Когда я хочу сломать хребет, то ломаю.
   - Так ты ж по спине и наварил.
   - Нет. Я ударил точно под сердце.
   - Да он сейчас концы отдаст.
   - Не, не умрет. Когда Хасану нужно убить, он убивает.
   - Смотри. Окочурится - Бест с тебя спросит.
   - Пустой разговор. Бери.
   Меня хватают под руки и волокут.
   - Тяжелый, сука.
   Из моего горла вырывается хрип.
   - Гляди, правда ожил. - Парень смеется. - Впрочем, ненадолго.
   Меня протаскивают через большую  комнату,  потом  заносят  в  другую,
связывают руки  за  спиной  и  сажают  на  стул.  Куртку  сняли,  оружие
отобрали.
   - Да у него целый арсенал.
   - Хасан, он скоро оклемается?
   - Должен скоро. - И мне:
   - Животом подыши, животом.
   Дышу. Боль в сердце  остается,  но  в  голове  прояснилось.  Окидываю
взглядом комнату. Небольшая. Звукоизолиро-ванная,  по  стенам  -  мягкие
бра, и глаз не режет, и света достаточно. Прямо передо мной -  стол,  на
нем - водка, коньяк, холодные  закуски.  За  столом  -  трое.  Но  двоих
поначалу просто не замечаю - внимание забирает тот, что в центре.
   Лицо словно вырублено из камня: мощный  подбородок,  развитые  скулы,
прямой,  чуть  с  горбиной  нос,  крупный  выпуклый  лоб.  Седые  волосы
острижены коротко, светлые глаза смотрят  внимательно  и  тяжело.  Такое
впечатление, что я его где-то видел или знаю откуда-то. И  тут  понимаю,
чего ему не хватает, -  толстого  шерстяного  свитера.  Именно  таким  я
представлял себе в детстве  Волка  Ларсена  из  лондоновского  "Морского
волка".
   Только этому, "настоящему", лет сорок шесть,  а  может,  и  побольше.
Лицо  прорезано  редкими,  глубокими  морщинами,  и,  хотя  сейчас   оно
загоревшее, меня не оставляет впечатление, что немало времени он  провел
на Севере.
   - Ну что, несладко? - спрашивает.
   - Нормально.
   - Нормально так нормально. Теля, - обращается он к  здоровому  парню,
одному из тех, что приволокли меня, - возьми пару  ребят  и  разберитесь
там с дверью. Ну и приберете... Сердце болит? - спрашивает меня.
   - Душа страждет.
   - Хасан - мастер. Может, водочки, кровь разогнать?
   - Можно.
   - Стакан?
   - Половину.
   - Хасан, отнеси.
   Хасан - сухощавый, чуть раскосый мужик,  а  вот  сколько  лет  ему  -
двадцать пять или тридцать девять, - не угадать. Тип такой.
   - И руки ему развяжи. Дурить не будешь?
   - Не буду.
   Водку выпиваю в два глотка.
   - Закусишь?
   - Нет. Сигарету. .  Хасан  передает  пачку  и  зажигалку.  Закуриваю.
Ларсен поднимает кружку в руке, отхлебывает:
   - Со знакомством, Дронов Олег Владимирович. Называй меня Володей.  Он
кивает на кружку:
   - Чайку?
   - Да. Покрепче.
   - Хасан, чифирьку сообрази гостю. Он дождался, пока принесли  кружку,
я отхлебнул, закурил сигарету.
   - Ну что, поговорим? - Взгляд его по-прежнему тяжел и очень спокоен.
   - Поговорим.

Глава 10

   - Ты кончил Ральфа?
   - Нет.
   Сидящий рядом с Ларсеном молодой человек  атлетического  сложения,  в
прекрасном костюме, при галстуке хмыкает. При этом лицо его бесстрастно,
темные,  почти  черные  глаза  умны  и  равнодушны.  Столовым  ножом  он
методично очищает яблоко и кусочек за кусочком отправляет в рот.
   - Ты хотел сказать? - обращается к нему Ларсен.
   - В желудке у  Ральфа  был  портвейн,  на  бутылке  в  машине  -  его
"пальчики". - Молодец кивает на меня.
   - Я захватил бы бутылку. На пистолете "пальчики" были?
   - На пистолете - нет. А откуда ты знаешь про пистолет?
   - Длинная история.
   - А мы никуда не спешим, - говорит Ларсен. - Рассказывай.
   - Он расска-а-ажет...
   - Бест... - роняет Володя-Ларсен, и молодец заткнулся.
   А я, прихлебывая чифирек, излагаю свою  версию  событий.  Начиная  со
встречи  на  пляже  и  поездки  в  "росинанте".  Естественно,  о   милых
попутчицах умалчиваю, полагая, что  это  мое  личное,  глубоко  интимное
дело. Похоже, особого доверия я пока  не  вызвал,  несмотря  на  большое
личное обаяние. Когда начинаю рассказывать  о  подслушанном  милицейском
радио, молодец снова хмыкает; .
   - Так-таки сразу и словил?
   - Не сразу. Сначала прослушал "Любэ", про поимку банды и главаря.
   - Ты знаешь, на каких частотах работает ментовская рация, а на  каких
- приемник?
   - Без понятия.
   О том, что ручку настройки крутила Леночка, я молчу. Надеюсь, она все
еще мирно спит в "уазике".
   - Так машина тоже не моя. Может, Ральфова, может, чья еще, и  что  за
усовершенствования могли всобачить в приемник - вопрос не ко мне.
   - Ральф, он технику любил. Лелеял, - подает голос третья  персона  за
столом, этакий худенький благообразный  старичок  -  "Божий  одуванчик",
чистенький, в черном поношенном костюмчике. Если бы свет был поярче, его
полированная лысина в венчике седых волос наверняка пускала бы зайчиков.
   Так что - Три Карты в сборе. Как там у Александра  Сергеевича?  Дама,
семерка. Туз. Ну "туз", судя по всему, Ларсен. Старичок - тот непонятная
карта, может, и "джокер", а может, и король шахматный. Или тоже туз,  но
в рукаве.
   Молодец-Бест? Боевичок  из  новых  интеллектуалов.  В  городе  я  его
встречал, он из "ральфовых птенцов". Если и "семерка",  то  козырная.  А
скорее - "валет".
   Кого не  хватает?  Дамы.  Ну,  дамы  мне  всегда  не  хватает.  Я  не
космополит, но французы  опять  правы:  шерше  ля  фам.  Эх,  надо  было
все-таки посудачить нам с Леночкой о своем, о женском. Германн, и тот  к
ломберному столу не лез, пока с графиней не переболтал. Ну да у  него  -
характер нордический, а у меня здешний, раздолбайскии.
   Ладно, чего теперь. Проехали.
   - Принято, - кивает Володя. - Дальше. Рассказываю о патруле спецназа,
о том, как легкомысленно бросил "росинанта" и пошел в кустики "квасить",
о скверном мужичонке и о Ральфе с дыркой во лбу. Вроде все.
   - Складно врешь, - ехидно замечает "одуванчик", и вся симпатия к нему
улетучивается. Зануда, старый пер-дун,  старичок-разбойник...  Сидел  бы
тихо, ноги парил и чай с пряниками прихлебывал. А то тоже, козырь, -  по
малинам сшиваться...
   Хотя - пенсии по нашим временам на пряники не хватит. Ну  и  девчонку
за попку подержать, поди, тоже хочется. Старичок-то, похоже, шустрый.
   - Пистолетики откуда? И "ксива" майорская? - любопытствует  дедок.  -
На улице нашел и нес в органы сдавать?
   - Наган - мой. По случаю. "Пээмы",  "узи",  "ксивы"  -  отобрал.  При
задержании.
   - Это ж кто кого задерживал? В гэбэ ребятушки-горлохваты,  у  них  не
забалуешься.
   Это точно. Не до баловства было.
   - Поспешили они чуток. Ошиблись.
   - Ага, понятненько. И на старуху бывает проруха. - Старичок засмеялся
мелко. - Этак и мы можем поспешить, ошибиться,  тут  ты  нас,  сирых,  и
заарканишь.
   Только вот спешить нам некуда. А тебе - и подавно.
   Очень хочется ему нагрубить. Но пионерское детство не позволяет.
   - Так бывает, - роняет Володя-Ларсен. - Легавые, они легавые и  есть.
Их как собак: одних на ищеек готовят, других - на волкодавов, третьих  -
людей душить.
   На кого попадешь.
   Это он честно. Без балды.
   - У нас ты не дури, пожалуй. У нас Хасан - большого таланта  мужчина.
В своем роде. Молодец-Бест хмыкает:
   - Да этого "супера" любой из моих пришьет.
   - Врешь. Не любой. А потому я и думаю, Олежек, что ты за зверь?
   - Я не зверь. Я - птица.
   - Птица? - Ага.
   - Какая?
   - ~ Редкая. Потому что - вольная.
   - Воля... Слаще ее нет. Что ты о доле знаешь - у Хозяина не был.
   - Не был. Каждому - свое.
   - Только Богу - Богово.
   Володя плескает себе в стакан коньячку, глотает  махом.  Хасан  несет
ему новую кружку  чифиря.  Передвигается  он  бесшумно,  как  кошка,  и,
наверное, как и кошка - чувствует обстановку. Смотрит он перед собой или
в пол, а потому засекает малейшее движение,  вступающее  в  диссонанс  с
общей обстановкой. Ларсен прав - большого таланта мужчина. На  тоненьком
пояске под легкой курточкой - набор ножей в замшевых  ножнах,  закусочку
порезать или человечка за Лету переправить - это уж по  обстоятельствам.
Судя по всему, Хасан - Ларсенова "номенклатура".
   - А к нам чего залез? - не унимается старикашка. - Сидел бы тихо,  не
светился,  может,  и  сошло  бочком,  раз  ты  такой   невиноватый.   За
смертушкой-то гоняться негоже, когда надо - сама тебя найдет.
   Ну вредный дед! Самого-то, поди, хлопцы Люциферо-вы давно  заждались,
о душе бы подумать, - нет, неймется ему!
   - Под лежачий камень коньяк не течет.
   - Коньячок любишь?
   - Компанию.
   - С девочками?
   - Притухни, дед, - резко обрывает его Ларсен. - Имеешь  что  сказать,
скажи, а попусту не баклань.
   Старикашка покраснел от досады, но заткнулся.
   - Раз ты уж сюда дошел, Олежек, давай разбираться. Если не ты  Ральфа
замочил, то кто?
   - Может, и вы.
   - Я?
   - Почему нет? Или красавчик  Бест.  Или  -  дедок.  Бест  невозмутимо
принялся за о