еобходимости. Проще заблокировать ее с помощью снайперов.
   - Делай.
   - Есть. Вот  только  одно...  -  Панкратов  замялся.  -  Если  Дронов
забьется в какую-нибудь дыру, в щель, никаких гарантий, что  мы  разыщем
его до прилета гостей. Территория велика.
   - Собаки. Пусти собак.
   Панкратов пожал плечами:
   - Он опытный человек.
   - Кого он, по-твоему, представляет?
   - Конкурентов. Или - они продолжают играть его втемную.
   - Цель? Сорвать сделку?
   - Да.
   -  Значит,  это   он   запустил   "дурочку"   среди   журналистов   и
политфункционеров.
   Умно.
   - Привлечь внимание к заводу... - Лоб  Панкратова  усыпали  бисеринки
пота. - Он готовит акцию!
   - Какую?
   - Любую громкую!
   - Сам? Один?
   - Если бы он работал от любой из контор, все не было бы так  топорно.
И у ФСБ, и у ФАПСИ,  и  у  ГРУ  -  масса  возможностей  напакостить  нам
массированно и заранее. Всем, включая нашего олигарха.
   - Согласен. Значит, дурак-одиночка. Джокер. Человек  Дождя.  -  Филин
застыл, размышляя. - Акцию, говоришь? Взрыв? Поджог?
   - Скорее всего.
   - У него могут быть плаксид, тетрил, что-то в этом роде?
   - Если бегает один - вряд ли.
   - А если не один?..
   Панкратов молчал, напряженно глядя в ведомую ему точку на столе.
   - Зачем ему это надо? - медленно выговорил Филин.
   Панкратов пожал плечами:
   - Неизвестно. Хотя... Возможно... Возможно, он решил, что  решение  о
ликвидации Крузенштерна принимали мы. Вы и я.
   - Дронов нас знать не может!
   - Ему могли помочь "информацией".
   - Та-а-ак.
   - В таком случае его цель - срыв сделки. Скорее,  всего  Крузенштерна
убрали именно потому, что он хотел ей помешать.  Кто-то  готовил  ее  не
менее тщательно, чем вы.
   - Кто? СИНТА-банк? Сам "Континенталь"? Шекало?
   - Выяснить это достоверно не удалось.
   - Хм... Билли Кейтс вполне разумный человек, чтобы не складывать  все
яйца в одну корзину. Но в данном случае - яичко одно. И  не  простое,  а
золотое!
   Разобьешь, другого не  будет!  Ряба  -  не  птицефабрика,  производит
исключительно штучный товар! Даже если это действительно конкуренты, они
не могут не понимать: любая громкая  акция  похоронит  саму  возможность
сделки! Или - не похоронит?
   Отложит во времени? Ладно,  Ильич,  к  дьяволу  рассуждения,  напряги
чутье! Что выходит?
   - Одиночка.
   - Да. Служебный пес империи.  -  Филин  оскалился.  -  Он  продолжает
функционировать один в заданном режиме, даже когда империя исчезла!
   - "Исчезла"?
   - Не играйся словами! Мы же не можем поменяться с  ним  местами!  Для
нас - и для тебя, и для меня - есть теперь только один способ выжить! Ты
понимаешь это?
   - Однозначно.
   - Вот  и  славно.  Было  бы  скверно,  если  бы  ты  страдал  скрытым
комплексом самоубийцы.
   - У Дронова его тоже нет. Он пришел убить  нас.  Филин  сцепил  зубы.
Произнес:
   - Снайперов. Автоматчиков. Всех. Убей его!
   - Есть.
   - Сделать это нужно быстро и тихо. Пусть валят любых  подозрительных.
От орлов Серебрякова как-нибудь отбояримся.
   - Я понял.
   Панкратов опустился в кресло, надел  наушники,  настроил  аппаратуру,
приготовившись отдавать команды.
   - Такие дела, Ильич, - продолжил  Филин,  подавив  тяжелый  вздох.  -
Предчувствия меня редко подводили. Вернее, не подводили  никогда.  -  Он
помолчал, снова разлепил губы, произнес:
   - В этой ночи останется кто-то один... Навсегда.
   Или - Человек Дождя, или я. Третьего не дано.

Глава 68

   "Забирай свое и беги-беги-беги, уноси свои ноги-ноги-ноги..."  Бодрая
песенка. Так сказать, в духе времени и  момента.  Я  запрыгнул  в  джип,
рывком захлопнул дверцу и рванул вперед,  к  темнеющей  впереди  громаде
корпуса цеха номер семь, больше похожего на ангар. Сзади, почти вплотную
к нему, примыкает внутренняя железнодорожная ветка; ага, очень удобно  и
бензина несколько цистерн пригнать, и расфасовать по бочкам, и толкануть
втихарика, минуя всех городских "пап", "мам" и прочих отцов-основателей,
да и спиртягу перекачать в те же бочки и отправить  по  местам  розлива,
невзирая на борьбу  с  позорным  явлением  полуподпольного  производства
ханки и потребления ее же. Не-е-ет, население  у  нас  предприимчивое  и
кормится само, как олени в чукотской тундре. Но не все.
   Вот этих "не всех" я и хочу  сильно  огорчить.  Сдается  мне,  гореть
этому цеху-ангару синим пламенем. Или - алым. Это  -  как  повезет.  Тем
более нужно потарапливаться: запущенная мною  "дурочка"  ослиными  ушами
прохлопает недолго, и вся вымуштрованная Ильичом братва  ринется  испить
моей крови.
   Мое  явление  на  джипе  модного  темно-синего  колера  произвело  на
работников цеха-ангара приятное впечатление. Тормознул у дверей с  шиком
и визгом, вывалился как черт из табакерки, гаркнул двум находящимся  при
перекуре парням:
   - Сворачивай лавочку! Живо!
   - А ты че тут командуешь? - нарисовался в проеме мордатый бригадир.
   - Мандат имею! - Одним движением я выхватил  из-за  пояса  "беретту",
столь же страшную, сколь и авторитетную. И  громыхнул  в  воздух.  Навел
ствол на мордатого:
   - Первый, как водится, предупредительный. Вторым - урою, урод!
   - Ты че, отмороженный? Бензин тут!
   - А я про что? Уводи бригаду к  едрене  фене!  Аллюром!  Демонстрируя
полное отсутствие своей дружбы с головой, я обернулся к джипу, схватил с
сиденья "узи" и надавил на спусковой крючок, веером взметнув  рыхловатый
снег перед безопасным  местом  для  курения.  Дошло.  Мужики  ломанулись
прочь, как кони из вспыхнувшего сарая.  Восемь  человек.  Покинутый  цех
сиротливо таращился на меня створами приотворенных дверей.
   Ага. Две пары фар, прорезая лучами небо,  двигались  от  проходной  в
сторону брошенного "зилка". А  это  значит,  Кадет  доложился  и  поимел
"вказивку". Я даже догадываюсь какую. А потому поднимаю пистолет и одним
выстрелом гашу фонарь в колпаке перед входом: быть мишенью  на  полигоне
никому не хочется. Тем более темнота - друг молодежи.
   Сунул  нос  в  цех-ангар:  мама  дорогая!  Мечта  террориста!   Бочки
заполняют  почти  половину  помещения;  полные  угадываются  сразу.   Из
цистерны бензин подается по гибкому шлангу, уложенному на  штангу.  Если
этот крантик открыть да шарахнуть из автомата... Что будет? Правильно. Я
окажусь первой безвременной жертвой безымянного террора. Возможно, что и
единственной. Я хочу победить. Но увидеть победу можно только живым.
   Что еще? Близость кислородно-конверторного?  Цех  неживой,  закупорен
наглухо;  даже  если  какие-то  запасы  кислорода  и  остались,  то   не
сдетонируют. Эх, сейчас бы шматочек пластика размером  с  промокашку,  и
был бы я - кум королю, а так...
   Самодеятельность, она и в Африке любительщина!
   Пока  голова  паникует,  руки  делают.  Споро  раскрываю   киллерский
чемоданчик, собираю ВСС; части оружия соединяются с  легким  характерным
звуком,  который  приводит  мою  мятущуюся  душу  в  состояние   полного
спокойствия. Забайкальский военный округ к войне готов. Ночной прицел  с
блоком питания не без труда пристраиваю в карман,  устанавливаю  оптику,
присоединяю магазин.
   Джипы приближаются. До них метров четыреста. Далековато.  Ну  что  ж,
подождем минут пять, и начнем учить парней жизни. Как говаривал  великий
Салтыков-Щедрин, когда  толпа  коснеет  в  ожесточении,  тогда  надлежит
палить! Беглым огнем. Хотя эта наука впрок парням уже не пойдет. Война -
хорошая школа, но для многих бесполезная: покойникам  приобретенные  при
жизни навыки  ни  к  чему.  Я  уже  вскинул  винтовку  к  плечу,  как...
Дальнейшее движение тело произвело словно без моего участия: я крутнулся
на  месте,  в  падении  навел  ствол  на  бесформенное  пятно  на  крыше
кислородно-конверторного и нажал на спуск. Лучик лазерного целеуказателя
описал сложный эллипс в черном небе и погас; винтовка вывалилась из  рук
затаившегося снайпера, ударилась о землю; сам он лежал комом, не подавая
признаков жизни, но с перепугу я вогнал в него еще пулю.
   Именно малиновый луч целеуказателя, приближающийся к голове, отметило
боковое зрение, а дальше тело среагировало "на  автомате",  безо  всякой
команды мозга. И тем спасло его. Ибо девятимиллиметровая усиленная  пуля
ВСС превращает  сей  высокоразумный  орган  в  жидко-жирное  месиво  без
проблесков мысли.
   Я покатился, обняв винтовку, под  горку;  пуля  еще  одного  снайпера
противно чавкнула в то место, где я был  только  что.  Я  замер,  рывком
вскочил на ноги и метнулся, как заяц по бездорожью, хребтом ощущая,  как
новый горячий кусок металла взрыхлил снег в том месте, куда я должен был
перекатиться, если бы действовал со свойственной  умным  логикой.  Но  я
несся, гонимый диким животным страхом, чувствуя себя загнанным, запертым
зверем. Самое противное было в том, что в мозгу до  ясной  отчетливости,
как табло в самолете, вспыхнуло понимание: меня не  оттесняют  от  места
возможной диверсии - бьют на поражение и уничтожение.
   Мертвый запаникует.
   Под ноги попался какой-то кусок металла, вроде бруска или шпалы, я  с
маху налетел на него и  кулем  нырнул  под  невидимый  откос,  пребольно
ударив ногу...
   Падение меня спасло: еще несколько пуль с протяжным заунывным  звоном
хлобыстнули по металлу... А  я  скользил  вниз  с  неведомого  наста  по
наезженной скользанке: школьники тут, что ли, резвились? И с  замиранием
сердца ждал, когда очередная пуля-пчела ужалит наконец точно и  душа  из
пяток устремится туда, где ее и не ждали! В Эдем!
   Я замер,  чувствуя  под  щекой  какой-то  шершавый  комок;  приподнял
голову, посмотрел наверх: ну да, около шести лазерных лучиков  скользили
метрах в трех над головой,  пытаясь  нащупать  цель,  а  я,  по  прихоти
фортуны, оказался вдруг не только вне сектора обстрела, но  и  вне  зоны
видимости скрытых снайперов. Испарина покрыла все  тело,  словно  липкая
теплая простыня; я ошалело оглядывался вокруг...
   Попытался отдышаться... Какого бы труса я ни спраздновал,  а  все  же
паническое бегство куда лучше героической смерти!  Паутина  над  головой
стала гуще: загнали, как муху, а сидеть  тут  до  второго  пришествия  и
морковкина заговенья никак нельзя!  Только  полная  тьма  да  моя  удача
помешали кому-то из снайперов попасть.
   Удача - качество ценное, но  не  длится  вечно,  особенно  если  идет
хорошая такая обложная охота. Ну да, джипы: уже слышно  близкое  урчание
моторов; сейчас братишки спешатся и уделают меня из автоматов, как Рембо
- ленивую ящерицу!
   Жрать, правда, не станут, но все равно погано!
   Надо рвать. Я сделал несколько вдохов, пытаясь  набраться  храбрости,
но храбрость не приходила. Одно дело  драться,  воевать,  участвовать  в
разборке, совсем другое - стать загнанной дичью. Стоп! А  почему  ребята
включили целеуказатели? Они же меня не видят и не могут видеть!  Умницы.
Профессионалы,  приученные  играть  в  команде,  ходить  им  конем.  Эта
"лазерная вилкам есть не что иное, как  психическая  атака!  Ребята  так
меня выкуривают. Они отметили, как я безумно несся через  поле;  теперь,
видя приближающийся свет фар,  я,  по  всем  прикидкам,  должен  рвануть
прочь, в спасительую тьму! И  -  попасть  на  мушку  к  автоматчикам  из
джипов. Не до-жде-тесь!
   Я пополз ужом, но не вперед, а назад, вверх. Уже  слышалось  хлопанье
дверец, выкрики загонщиков. Лазерные лучики ушли вверх: снайперы боялись
перестрелять своих.  Я  затаился  за  ближней  кромкой.  Эх,  сейчас  бы
полновесный родной "Калашников", лучше - пулемет, и я устроил  бы  вновь
прибывшим маленькую трагедию, без оркестра, но с предсмертным восторгом!
Израильская машинка на открытых расейских просторах - не  боец!  Хотя...
За неимением гербовой! Стреляет часто, дырки  делает...  Привередничать,
когда  уже  слышно,  как  рифленые  подошвы  преследователей  с  хрустом
подминают  ледяное  крошево?..  Вот  только  глушак  следует  отвернуть:
гробовая тишина мне ни к чему, а пуля, выпущенная из коротенького ствола
да  еще  и  "придержанная"  трубой   глушителя,   завязнет   в   кевларе
бронежилета, как в  меду.  И  убить  не  убьет,  и  напугает  не  шибко.
Лихорадочно перебирая руками, я освободил ствол, воткнул новый  магазин,
замер. В левой - "узи", в правой - "беретта". Пижонство, конечно,  но  я
даже подержал оружие на вытянутых руках, выверяя балансировку.
   Охотнички шагали бодро, как на полигоне. Или - в заповеднике. А  чего
им?
   Завалил я их двоих? Так  сами,  лохи,  подставились.  Чего  ждать  от
деморализованного противника? Забился в какую-нибудь щель и  торчит  там
ветошью, стараясь не отсвечивать и вообще исчезнуть... Впрочем, парни не
в кегли играют, и свой живот завсегда  дороже  чужой  головы.  А  потому
стволы их - прицельно ли рыская, но смотрят, поди, на край широкой  ямы,
съезда, за которым я и затаился.
   Ха! Вот ведь интересно, почему  партийцы  свои  сборы  в  те  времена
съездами прозвали? Ведь съезд - это не вверх, а вниз и до упора!
   Не успев выругать себя  за  полное  идиотство  мыслей  в  голове,  из
которой вполне  свободно  через  секунду-другую  могут  вылететь  мозги,
собрался, замер...
   Огонь из "узи" на открытом воздухе эффективен только в одном  случае:
если стрелять в упор.  Шаги  -  хрусть,  хрусть...  Рядом.  Молча  идут,
волчары. Пора.
   Только вот еще что... Резко  двинув  рукой,  швырнул  пустой  магазин
вверх и в сторону. Как только он с  лязгом  треснулся  о  ледяной  наст,
вскочил  разом  на  обе  ноги,  появившись  из-за  кромки  как  черт  из
табакерки!
   Людей я не видел. Только силуэты. Автомат бешено колотился в  правой,
я водил струей свинца по этим силуэтам, а левая тем временем  направляла
ствол  "беретты",  тявкающей  часто,  гулко  и  грозно.  А  время  вдруг
потянулось мучительно-медленно; я видел, как пули крушили кости черепов,
разрывали незащищенную плоть на шее, дробили колени...  Фигуры,  похожие
на людей, нелепо взмахивали руками, медленно заваливались,  кто  вперед,
кто  -  набок;  тяжелый  свинец  сметал  противников,  а  я  был  словно
безучастным наблюдателем... И  лишь  внимательно  следил,  как  медленно
приближаются к голове лучи лазерных прицелов...
   Я успевал увидеть в свете коротких  белых  вспышек,  как  автоматы  в
руках у людей-теней  опасно  направлялись  в  мою  сторону,  но  успевал
предугадать движение, и мои пули в месиво рвали кисти  рук  и  коверкали
металл оружия... Серьезно меня беспокоили лишь те самые малиновые  лучи,
неумолимо приближающиеся... Пора...  И  -  я  стал  заваливаться  назад,
навзничь, уходя с линии близкого огня, а автомат в моей  руке  продолжал
изрыгать белые вспышки, а выпущенный пустой пистолет медленно  падал  на
снег... Мне казалось, что я заваливаюсь  до  судорог  медленно,  а  пуля
снайпера уже разрезала воздух...
   Она свистнула в микроне от лица и унеслась в ночь, а я свергся  вниз,
полетел с того же откоса, с той же горки, и слышал, как пули противников
бессильно буравят кромку, ту самую, на которой я стоял секунду назад...
   Вот теперь я медлить не стал. Сбросил всю верхнюю одежду,  оказавшись
в легоньком черном джемпере, перепоясанном сбруями, я  побежал  со  всех
ног, сжимая обеими руками снайперскую винтовку... А  слева  уже  маячили
фары пятнистого полувоенного  автомобиля,  и  одна  из  них,  поисковая,
рыскала сквозь  ночное  пространство,  будто  искала  зверя...  Меня.  Я
добежал до затворенных на цепь дверей какого-то цеха, скользнул  внутрь,
замер, слушая лишь стук собственного сердца.
   Никаких криков загонщиков я  не  слышал:  парни  переговаривались  по
рациям. Я не знал, сколько их, замер, надеясь,  что  обнаружат  меня  не
сразу и я сумею соориентироваться, уйти, скрыться от близкой погони... И
тут услышал звуки, от которых мне стало тошно. Это был песий лай.

Глава 69

   Отец - буржуй,  дите  -  невинно.  Именно  этому  принципу  я  всегда
следовал, когда встречал собак скверных и невоспитанных. Только  человек
способен превратить собак, этих  самых  преданных  и  беззаветно  добрых
друзей, в сильных, безжалостных  врагов;  именно  тогда  они  становятся
оружием, носителями чужой воли, воли злой и беспощадной. Я вслушивался в
лай и понимал, что мои игривые хлопушки, еще как-то опасные  для  людей,
собак не остановят:  вымуштрованные  опытными  дрессировщиками,  они  не
ведали страха. Я не знал, что за  псы  несутся  за  мной:  упорные,  как
управляемые  снаряды,  бультерьеры,  могучие  ротвейлеры  или  гибкие  и
беспощадные доберманы. Мне стало по-настоящему страшно; это  не  значит,
что раньше я испытывал только подобие страха, нет; просто  теперь  страх
мой стал первобытно-звериным, от него хотелось оскалиться  и  выть!  Мне
вдруг показалось, что еще мгновение, и я брошусь на четвереньки и ринусь
навстречу новым, четвероногим врагам, и если суждено погибнуть, я  умру,
но с вражьей кровью на клыках!
   Отрезвление пришло только тогда, когда  я  понял,  что  действительно
оскалился зверем,  приподняв  верхнюю  губу,  и  рычу  тихо,  утробно...
Усилием воли приказал себе расслабиться. И - думать. Время снова  словно
замедлилось... И глаза по-кошачьи различали почти в полной тьме  силуэты
предметов... Вот эти два... Да!
   Это были баллоны с газом. Я чиркнул  кремнем  зажигалки:  красные,  с
безликой  надписью:  пропан.  Ну  да,  пропан,  парень,  совсем  пропан!
Кантонул я их разом, накатил к дверям цеха. Лай  затих:  собаки  почуяли
след и неслись теперь молча, черными тенями - вестниками смерти.
   Откручивать вентиль было некогда. Я побежал что  есть  духу  в  глубь
цеха, по наитию чуя препятствия, перепрыгивая их, наткнулся на  какую-то
лесенку... И - замер. Я почуял зверя, обернулся: песьи глаза блеснули во
тьме. Это был первый.
   Опередив собратьев, оказавшись сразу, вдруг, в незнакомом  и  опасном
мире новых запахов, пес  сник.  Ну  да,  собаки  по  природе  -  стайные
животные: он ждал свору! Я унял дрожь, судорогой, волной пробежавшую  от
хребта к рукам, бросил приклад винтовки к плечу... И в это время влетела
свора.
   Я нажал на спуск. Раз, другой...  Сначала  металлический  звон,  визг
собаки, раненной рикошетной пулей, снова визг -  на  этот  раз  животное
налетело на пулю грудью, покатилось по цементному полу... Третий... Пуля
глухо чавкнула в металл.
   Ну а теперь бы рикошетный, с искрой... Хоп!
   Взрыв  был  странный,  с  длинным,  визгливым  воем.   Пламя   словно
взбесилось, выплеснулось в одну сторону, катая баллон, в другую...  И  -
разметало все: рваные клочья  металла,  успевших  вбежать  в  цех  псов,
сине-желтые  лохмотья  огня...  Я  упал  ничком,  сжавшись,  прильнул  к
шершавому полу, чувствуя, как  могучая  раскаленная  волна  накрывает  и
меня, и все вокруг... Ахнул второй баллон, и я утонул в вязком удушливом
пламени.
   Только чувство близкой опасности не позволило сознанию провалиться  в
беспамятство. Я зашагал дальше, в темный провал  цеха,  ощущая  близость
самых  безжалостных  хищников  -  двуногих.  К  их  появлению  я   успел
взобраться  на  какую-то  шаткую  лесенку   и   оказался   на   мостках,
опоясывавших брошенный цех по периметру.
   Освещенные    убывающими    всполохами    оранжевого    пламени,    в
шлемах-полусферах,   снабженных   интегрированными   приборами   ночного
видения, поводя хоботами глушителей на специальных автоматах,  они  были
похожи на марсиан, невесть  как  занесенных  в  полузаброшенное  цеховое
здание. Я и готов бы помочь им вернуться на их красную  планету,  да  не
знаю, как это сделать. И самое противное,  что  это  не  те  бесшабашные
ребята, что наехали в джипах. Другая школа. Штучный товар.
   Воевать с ними невозможно. Такую войну и  войной-то  назвать  трудно:
все равно что тягаться в поднятии тяжестей с башенным краном.  Но  выход
всегда есть.
   Потому что... Потому что  я  хочу  не  просто  выжить,  но  победить!
объекта, подчиняющееся Бог знает кому. Вполне возможно, и Четырнадцатому
Главному управлению КГБ. Как  известно,  никогда  не