средних лет.
     -- Проходите, джентльмены, -- спокойно произнес он. -- К
чему такая демонстрация оружия? Макс огляделся вокруг и
спросил: -- Вас беспокоит оружие? Где "гость"? Толстяк показал
на дверь смежной комнаты. -- Труп там. -- Он улыбнулся. -- И
меня ничто не беспокоит.
     --  Это  вы звонили в Хот-Спрингс? -- спросил я. -- Да, -- ответил толстяк.
-- Вначале я связался с Новым Орлеаном, -- он многозначительно улыбнулся, --
и  Филипп  дал  мне  номер в Хот-Спрингс. Вот так я и узнал, как связаться с
вами. Я много слышал о вас, ребята.
     Макс  вопрошающе  повел  бровями,  и  толстяк  продолжил  своим  сладким до
отвращения голосом:
     -- Не поймите меня неверно. Я слышал о вас, ребята, только
хорошее. Что вы очень надежны и все прочее в том же духе. Очень
приятно лично встретиться с вами. -- Он протянул нам руку. --
Меня зовут Оскар Антверп. Вы слышали обо мне?
Он произнес это так, как будто был бы страшно разочарован,
если бы мы не слышали.
     -- Да, мы слышали о тебе. Ты Оскар, скупщик краденого, --
ответил я. Оскар гордо улыбнулся.
     --Да, это я, Толстый Оскар, крупнейший отмывала Нью-Йорка.
Я покупаю все, что имеет цену. Все, кроме такой вот дряни. -- Он с
гримасой отвращения кивнул в сторону лежащего на столе
знакомого нам матерчатого мешочка.
     -- И что там такое? -- спросил я с невинным видом. Толстый Оскар
развязал мешочек и высыпал цирконы на стол.
     -- Замечательные бриллианты, -- произнес Простак. Оскар
отрицательно покачал головой: -- Всего лишь неплохая подделка.
Все вместе они стоят около пятидесяти долларов. Покойника зовут
Натши. Он был ростовщиком. Слышали о нем? Макс покачал
головой и равнодушно сказал: -- Нет. Откуда он?
     --  Никогда  не слышал про этого урода, -- добавил Простак .-- Ну ладно, --
продолжил Оскар. -- Этот Натши пришел  ко  мне  и  сказал,  что  связался  с
парнями, которые сделали налет на Сорок пятой улице, тот самый, стоимостью в
сто пятьдесят тысяч, о котором писали все газеты. Этот Натши сказал мне, что
договорился  купить добычу у этих парней. Я сказал, что мне плевать, сколько
он заплатит, я дам ему ровно двадцать процентов от стоимости  камней.  Ну  а
потом  все  и произошло. Я был в спальне и наблюдал через замочную скважину.
Пришли трое ребят и показали Натши мешочек с бриллиантами. Натши  принес  их
мне,  и  я внимательно их осмотрел. Это были хорошие камни, но они не стоили
ста пятидесяти тысяч. Я сказал Натши, что их цена девяносто и что я  заплачу
ему восемнадцать, поскольку они очень "горячие". Он ответил, что останется в
убытке, поскольку обещал этим парням двадцать. В конце концов мы сговорились
на  двадцати  двух.  Он  вернулся к парням, и они начали спорить. Он пытался
сбить цену до пятнадцати, но это не сработало.  Он  заскочил  в  спальню  за
камнями и вынес их обратно. Я через замочную скважину видел, как он отсчитал
парням двадцать тысяч, и они сразу ушли. Тогда я вышел к Натши.  Он  был  не
очень-то  рад,  что  заработал всего две тысячи. Я отсчитал ему двадцать две
"штуки", но я всегда очень осторожен в подобных делах, сами понимаете, парни
запросто  могли  увести несколько камней, поэтому я решил пересчитать их еще
раз.
     Я  заглянул  в  мешок  и сразу понял, что это подделка. Я сказал Натши: "Ты
что, пытаешься наколоть меня? Это же фальшивки!"  Он чуть было не  грохнулся
замертво,  а  потом  ухватился за мои доллары. Я приказал ему убрать руки от
моих денег, но этот вшивый ублюдок обвинил меня в том, что я его "кинул"! Я!
С  моей  репутацией  честного  бизнесмена!  Я  ему  сказал:  "Натши, либо ты
пытаешься надуть меня, либо эти парни накололи тебя, так что  лучше  забирай
свои  фальшивки  и  быстро  проваливай!"  Но  он  не  хотел отдавать мне мои
двадцать две тысячи. Это черный юмор, ребята. --  Толстяк  хихикнул,  и  его
брюхо  мерно заколыхалось. -- Вместо двадцати двух Натши получил сорок пять,
вот из этого. --  Толстяк  отвел  в  сторону  полу  пиджака  и  показал  нам
револьвер  в кобуре под мышкой, пристроенный так же, как мы носили свои.  Мы
прошли в спальню. Здесь лежал Натши с дырой в голове, весь покрытый  кровью.
Толстяк вновь хихикнул.
     -- Во сколько мне обойдется услуга по избавлению от этого
трупа?
     Он продолжал хихикать, как будто происходящее было веселым
представлением. Мне он определенно начал надоедать.
     -- Пять тысяч, -- ответил Макс. Толстяк сразу перестал смеяться, и
по его лицу разлилась скорбь.
     -- Это очень круто, -- пробормотал он. -- Насколько мне
известно, члены Общества платят всего три тысячи за подобные
услуги.
     -- Ладно, ладно, -- сказал Макс, -- пусть три, если это сделает
тебя счастливее.
     -- Да, это сделает меня гораздо счастливей. -- Он опять нелепо
захихикал и отделил три тысячи долларов от пачки купюр,
достаточной для того, чтобы послужить кляпом для оперного певца.
     -- Интересно, могу ли я вычесть эту сумму из своего подоходного
налога?
     -- Да, -- сухо сказал я. -- Можешь включить ее в накладные
расходы. Он утробно захохотал:
     -- Вы, парни, действительно веселые ребята. Макс взглянул на
лежащее тело. -- Этот Натши так любил по всякому поводу лезть в
бутылку, что нам придется хоронить его со штопором.
Толстяк зашелся в истерическом смехе и несколько минут не мог
остановиться. Потом он спросил: -- Как вы собираетесь вынести
тело? -- Увидишь. Я гарантирую своим клиентам полное
удовлетворение, -- ответил Макс.
     Толстобрюхий вновь утробно расхохотался, как будто ответ
Макса представлял из себя блестящий образчик остроумия.
     -- Ты, наверное, весельчак, да? -- ехидно поинтересовался я.
В ту же минуту я пожалел о сказанном. Он смеялся целых пять
минут. Чтобы остановить это буйное веселье, я спросил, нет ли у
него чего-нибудь выпить. Толстяк достал бутылку виски и бутылку
содовой. Он выпил только содовой. Мы выпили большую часть
виски. Он взглянул на нас с восхищением. -- Вы определенно
умеете действовать оперативно! -- Нас на этом вырастили, --
ответил я. -- Нас отлучили от груди матери, прикармливая
восьмидесятиградусным самогоном из двадцатилитровых канистр.
     Толстый Оскар вновь зашелся в приступе хохота. Он уже до
смерти надоел мне. Я пробормотал Максу на ухо:
     -- Если этот жирный дурак будет продолжать в том же духе, то
нам придется выносить сразу два трупа.
     Прозвенел дверной звонок. Появился Косой, одетый в форму
чистильщика. В руках он держал комплект формы для Простака. На
рубашку большими буквами была нанесена надпись: "Чистка
ковров". Серьезным деловым тоном Косой спросил: -- Сколько у
вас ковров, мадам? -- Кончайте клоунаду! -- взвился Макс. --
Пора браться за работу.
     С профессиональной сноровкой мы отодвинули мебель,
закатали Натши в ковер и перевязали его с обоих концов. Простак
надел форму и вместе с Косым понес ковер с Натши в грузовик.
Мы с Максом прикончили бутылку виски.
     Когда мы двинулись к выходу, Толстый Оскар спросил:
     -- Я получу обратно свой ковер? Это дорогая вещь, привезен из
Китая.
     -- Да, как новенький, -- ответил Макс. -- Настоящие
чистильщики ковров доставят его в течение десяти дней. Так что не
беспокойся.
     Толстяк вновь начал хихикать, и я поспешил удалиться, боясь,
что иначе потеряю терпение и сделаю что-нибудь совсем лишнее.
Мы с Максом пешком добрались до похоронного бюро. Простак и
Косой уже были здесь и готовили Натши к погребению. Они
подыскали ему самый дешевый сосновый гроб из тех, что у нас
имелись. Макс послал Косого за необходимыми бумагами к
Печатнику Питу с Томпсон-стрит и позвонил на кладбище, чтобы
вырыли могилу. Я вызвал нескольких наших профессиональных
плакальщиков, и через тридцать минут безмолвный Натши
отправился в свой последний путь. -- Он быстро слинял, --
одобрительно заметил Макс. -- И его похоронили лучше, чем он
того заслуживал, -- добавил Простак.
     -- Слушай, а какое имя стояло в похоронном свидетельстве? --
поинтересовался я у Косого. -- Так, для наших внутренних
записей.
     --  Я  точно  не расслышал, -- ответил Косой. -- Пит сказал, что укажет имя
своего шурина, и пока его произносил, все время причитал:  "Хоть  бы  так  и
было, хоть бы так и было!"
     -- Ну и черт с ним, -- сказал я. -- Такое имя наверняка не стоит
записывать.
     Как только мы вошли в свою "контору", из других дверей
появился Толстый Мои с полным подносом выпивки и
сообщением, что нам звонили из главного офиса.
     -- Они просили сразу же связаться с ними. Сказали, что это важно.
     Макс  подошел к телефону. Мы, как всегда, пытались что-нибудь понять по его
неопределенным "да, да". Наконец он положил  трубку,  не  спеша  вернулся  к
столу,  с  задумчивым  видом опустился в кресло, не обращая внимания на наши
вопрошающие взгляды, взял свою рюмку с двойным виски, выпил ее одним глотком
и сказал:
     -- Совершенно ничего важного. По крайней мере, что касается
нас. Единственная неприятность в городе -- это чертов малыш
Винсент Колл. Он получил свои восемьдесят тысяч от Общества, а
они получили Френци не разобранным на части. -- Если не считать
уха, -- заметил я. Макс улыбнулся.
     -- Не будь мелочным, Башка. Еще контора сообщила, что
Бешеный Мик по-прежнему на тропе войны и хочет опять похитить
кого-нибудь из крупных шишек. Похоже, малыш решил, что
наткнулся на прибыльное дельце: отлавливать и продавать
солидных членов Общества. Пока он ведет в этой игре, на его счету
восемьдесят тысяч долларов выкупа плюс пять малозначительных
покойников.
     -- Мы включимся в эту игру, Макс? -- спросил я. -- По
отлову Винсента?
     -- Нет. У конторы уже есть пятьсот человек, вышед-щих на
охоту. Так что мы им не нужны. Кроме того, они связались с
Коротышкой, который является правой рукой Винсента.
Коротышка поинтересовался, распространяется ли на него
предложение Датчанина о награде, и контора ответила, что
охотничий сезон открыт для всех. В состязании может принять
участие любой желающий, так что все решится максимум дня за
два. Коротышка ближе всех к получению награды, и, думаю, она
достанется именно ему. Простака это, похоже, разочаровало. --
Значит, мы без всякого дела? -- проворчал он.
     Макс покачал головой:
     -- Нам велено сидеть и не высовываться. Но это и
неплохо, потому что сегодня я жду Джона.
     -- Чего ему надо? Хочет выкупить камни от имени
страховой компании? -- спросил я.
     -- Да, -- ответил он и повернулся к Косому: -- Кстати,
возьми камни у Эдди из сейфа, -- и он бросил Косому ключи.
Косой с ворчанием вышел. Он вернулся минут через сорок и
сунул мешочек с камнями Максу в руки. Макс молча положил
мешочек в карман. Затем он отодвинулся вместе с креслом к стене,
забросил ноги на стол, надвинул шляпу на глаза и уснул. Словно
группа мимов, Простак и Косой последовали его примеру.
Вкус шотландского виски, который мы выпили на квартире у
Толстого Оскара, привязчиво напоминал о себе моему языку. Мы
редко употребляли этот напиток, нашим сортом было ржаное. Я
подошел к бару, достал запечатанную бутылку "Кингс Рэнсом",
открыл ее, налил полную рюмку и не спеша осушил, наслаждаясь
вкусом. Затем налил еще одну и тоже выпил, после чего решил, что
это отличное виски, и налил опять. Я сидел, пил и время от времени
поглядывал на своих товарищей.
     Заскучав, я достал из ящика стола точильный камень и начал
править лезвие своего ножа. Монотонное движение ножа
действовало умиротворяюще. В комнате стояла тишина,
единственными звуками были посапы-вание Косого и шелест
лезвия по точильному камню. Я не знаю, сколько они проспали,
знаю только, что я глушил виски рюмку за рюмкой и
безостановочно водил ножом по точильному камню.
Вошедший Мои прервал мое потребление виски, правку ножа и
сиесту всех остальных. Он остановился, со странным выражением
лица посмотрел на меня, поднял бутылку, присвистнул и опять
поставил ее на стол. Лишь тогда я увидел, что бутылка почти пуста.
Он снова взглянул на меня и сказал:
     -- Извините, ребята, что разбудил, но там пришел джентльмен,
который сказал, что его зовут Джон и что вы его ждете. Я спросил
его фамилию, и он сказал "Доу". Он не пошутил? Его
действительно можно пустить к вам? Макс зевнул и потянулся. --
Да, все в порядке. Давай его сюда.
     Я с любопытством посмотрел на высокого худощавого Мужчину средних лет, живо
вошедшего в комнату. В руке он нес небольшой  саквояж.  Хотя  я  никогда  не
встречал  его  до  этого,  у  меня он сразу же вызвал сильное раздражение. И
вовсе не потому, что был мужем той извращенки. Просто он походил на кого-то,
кого   я   невзлюбил  много  лет  назад.  Да,  точно!  Он  напомнил  мне  ту
сволочь-домовладельца, хозяина нашей квартиры на Деланси-стрит. У него  были
такие  же  бегающие  глаза,  похожие  черты  лица и точно такие же аккуратно
подстриженные  офицерские  усики.  Даже  своей   одеждой   он   походил   на
домовладельца:  лихо  сдвинутый  на ухо котелок и белая бутоньерка в петлице
темного приталенного пиджака.
     Он  окинул  нас  взглядом  с  таким  выражением,  словно был хозяином всего
вокруг. Но достала меня именно эта белая бутоньерка в петлице.
     Макс  представил  его  нам  как  мистера Джона Доу. Он улыбнулся надменной,
деланной улыбкой. Оскорбительной оказалась и его манера подавать  руку.  Мне
захотелось  спросить,  кем  себя  считает этот ублюдок, но Макс, похоже, был
хорошо с ним знаком.
     --  Угощайся,  Джон,  --  сказал Макс, придвигая выпивку.  Я никогда еще не
слышал, чтобы ответ "нет" звучал с таким пренебрежением. Было очевидно,  что
сукин сын считает нас недостойными, чтобы выпить с ним. Я взглянул на Макса.
Похоже, его на мгновение тоже возмутило поведение гостя. Но он сразу же взял
себя в руки. Что касается меня, то я удерживал себя из последних сил.
     Демонстрируя  дружелюбие,  Макс  спросил:  --  Как  идут  дела  в страховом
бизнесе, Джон? -- Лучше без лишних разговоров перейдем к  делу,  --  ответил
этот  урод.  Бог ты мой, от такого ответа кровь ударила мне в голову. Мне до
жути захотелось шагнуть к нему и врезать по его наглой харе. Я  взглянул  на
своих  товарищей.  Они  пристально и холодно смотрели на него. Было странно,
что они не разозлились так же, как  я.  Так,  значит,  вот  он  какой,  этот
высокопоставленный  работник  страховой  компании,  от  которого мы получаем
наводки для наших налетов?
     Это  и есть Иуда, предающий своих друзей и деловых партнеров за пресловутые
тридцать сребреников. Он и его бесценная жена. Я был уверен,  что  при  всем
при  этом  он с презрением смотрит на нас с нашим ист- сайдским прошлым, и я
был абсолютно уверен, что он считает себя честным  бизнесменом  и  достойным
уважения членом общества.  Лицемерный ублюдок!
     Бог ты мой, с каким количеством подонков, продающих все на
свете вот с таким же видом святош, нам приходилось иметь дело!
Какие же все они продажные! Их можно купить за заварные
пирожные. Работодатели и профсоюзные лидеры, продающие
своих рабочих. Гниды в социальных службах, за взятки продающие
своих подопечных. Крупные бизнесмены, выманивающие деньги у
невежественных людей при помощи хитроумного крючкотворства.
Я подогревал в себе ярость, хотя в глубине души понимал всю
нелепость подобных мыслей у такого типа, как я сам. Но я уже
потерял контроль над собой, и мои мысли продолжали работать в
том же направлении. Внезапно я вспомнил нашу сваленную грудой
на улице мебель и рыдающую от стыда и отчаяния мать, и как я
подошел к одному из выносящих мебель и тронул его за руку,
сказав только: "Пожалуйста, мистер, пожалуйста". А он рявкнул на
меня: "Пошел вон, вонючий жиденок!"
     И этот лицемерный ублюдок из крупной страховой компании
олицетворял собой того ублюдочного домовладельца. А что такое,
собственно, эти чертовы страховые компании? Всего лишь
узаконенные тотализаторы. Они держат пари, что вы не умрете до
определенного возраста или что у вас не будет пожара. Они могут
держать пари на что угодно.
     Ярость уже переполняла меня. Я сунул правую руку в карман и
нащупал пальцем кнопку на рукоятке ножа. Я подумал, что если
вытащу нож, нажму на кнопку и всажу все
     пятнадцатисантиметровое лезвие в горло этого урода, то до чего же
быстро презрительное выражение слетит с лица этого сукина сына!
Только посмотреть на него: ишь как вылупился! Наверняка почуял,
как я его ненавижу. Он будет просто великолепным трупом с этим
его цветком на пиджачке. Да, этот супруг мазохистки будет
красиво выглядеть, когда его выставят на обозрение аккуратно
уложенным в гробу.
     Я  сделал  шаг в его сторону, кровь стучала у меня в висках, глаза застилал
туман, вызванный яростью и алкоголем. Холодная сталь ножа жаждала впиться  в
него.  Ублюдок  со  страхом  вытаращился на меня. Я почувствовал, что он уже
мой.  Ужас парализовал его. Я подошел вплотную и нажал на  кнопку,  выпуская
Лезвие-Щелчок  и  блеск  стали  загипнотизировали его. Я поднес лезвие почти
вплотную к его горлу.
     --  Никаких  операций  над этим пациентом, Башка, -- произнес Макс, схватив
меня за руку. -- Что за бес в тебя вдруг вселился?  Я почувствовал, что весь
покрыт  потом. Я отошел и сел в кресло.  Да, действительно, что это такое со
мной?  Макс швырнул мне сигару. Я поймал ее, откусил кончик, начал шарить по
карманам  в  поисках  спичек  --  и тут увидел, что этот урод, не отрываясь,
таращится на меня. Какого черта! Я вновь ощутил прилив ярости,  меня  начало
трясти. Нет, лучше не думать про него. Я, должно быть, свихнулся. Пошел он к
черту! А со мной-то что  такое?  Так  недолго  стать  маньяком-садистом  или
кем-то вроде.
     Простак  наклонился,  протягивая  мне  зажженную спичку, и прошептал: -- Ты
что. Башка? Что на тебя нашло? Как я мог ему объяснить,  символом  чего  был
для  меня  этот  парень,  если  я и сам толком этого не понимал? Кем он был?
Может быть, символом одного из моих детских страхов? Не  знаю.  Может  быть,
тот  парень, Фрейд, и смог бы это объяснить, но я не мог, поэтому всего лишь
сказал:
     -- Он погладил меня против шерсти. -- Меня тоже, -- прошептал
Простак. Джон сел в кресло, достал носовой платок и трясущейся
рукой промокнул со лба пот. Макс придвинул к нему рюмку с
двойной порцией виски. Джон схватил ее, тихо и благодарно
пробормотав: "Спасибо, Макс". Его колотило так, что он пролил
половину содержимого прежде, чем поднес рюмку к губам.
     -- Ну ладно, Джон, давай перейдем к делу, -- любезно произнес
Макс.
     Видимо, Джон понял, что от него требовалось. Он открыл
саквояж и достал пухлый конверт из коричневой бумаги. Макс
открыл конверт и выложил на стол тридцать пачек денег. Все пачки
были в банковских упаковках с проштампованными надписями
"Одна тысяча долларов".
     Макс достал из кармана мешочек с бриллиантами ц швырнул его
Джону.
     -- Одного камня не хватает. Он пропал во время заварухи.
Лады, Джон?
     Я только и ждал, чтобы он начал жаловаться или выступать. Но
он не стал, а только покорно кивнул. Его вид полностью изменился,
и он уже совсем не походил на представителя высшего класса в
гостях у отребья. Макс подпихнул к нему три пачки денег. -- Это
твои десять процентов, Джон. -- Большое спасибо, Макс.
Его улыбка и поклон, адресованные всем нам, походили на
повадки официанта, получившего большие чаевые.
Он выпил еще рюмку, и к нему в какой-то мере вернулось
самообладание. Он засунул свои три тысячи в саквояж, застегнул
молнию и произнес:
     -- Могу я сказать, что вы, парни, хорошо выполнили работу?
Просто замечательно. Только одно -- и имейте в виду, что я не
критикую -- но неужели было необходимо все это насилие? -- Он
издал нервный смешок. -- Три человека были отправлены в
больницу, а моя жена лежит дома, приходя в себя от нервного
потрясения.
     Потрясения, как же. Чертова маньячка. Я готов был поспорить,
что он ни разу не удовлетворил эту суку. Макс выпустил изо рта
струю сигарного дыма. -- Хорошо, я тебе объясню, Джон. Когда
мы совершаем налет, то мы не в блошки играем, мы иг