ть,  по всем правилам своего искусства,  значит,  вел дело, -
заговорил Веревкин,  вытирая выступившие от смеха на глазах слезы.  -  Дайте
время, он начнет прикидываться глухим и слепым. Ей-богу! Мерзавец такой, что
с  огнем  поискать.  У  него  есть  здесь в  Узле  несколько домов,  конечно
купленных при случае, за бесценок. Вот однажды один из этих домов загорелся.
Что бы вы думали:  набат,  народ бежит со всех сторон,  и  Ляховский трусцой
задувает вместе с  другими,  а  пожар  на  другом конце  города.  Видите ли,
извозчик запросил с  Ляховского пятиалтынный,  а  он давал гривенник.  Так в
пятачке и  разошлись.  После говорят Ляховскому:  "Как же  это  вы,  Игнатий
Львович,  пятачка пожалели,  а целого дома не жалеете?" А он:  "Что же я мог
сделать,  если  бы  десятью минутами раньше приехал,  -  все  равно весь дом
сгорел  бы  и  пятачок  напрасно  бы  истратил".  Заметьте,  выдержка  какая
дьявольская.  О,  с ним нужно ухо востро держать!  Какие он вам бумаги дал -
посмотрим.
   - Вот все здесь, - отвечал Привалов, вынимая из папки целую кипу взятых
у Ляховского бумаг.
   Веревкин с  сигарой в  зубах самым комфортабельным образом поместился в
креслах и  вооружил свой нос  пенсне.  Заметив,  что Ипат принес и  поставил
около него на подносе графинчик с  водкой и закуску на стеклянной тарелочке,
он  только  улыбнулся;  внимание  Привалова  к  его  жажде  очень  польстило
Веревкину, и он с особенным усердием принялся рыться в бумагах, швырял их по
всему столу и  делал на полях красным карандашом самые энергичные nota bene.
На  первый раз  трудно было  разобраться в  такой  массе  цифр,  и  Веревкин
половину бумаг  сложил в  свой  объемистый портфель с  оборванными ремнями и
сломанным замком.
   - Да  тут черт ногу сломит,  батенька,  -  проговорил он  после часовой
работы.  -  По  меньшей мере  недели две  придется высидеть над  ними.  Этот
Альфонс Богданыч -  видели?  - такого, я думаю, туману напустил... Ну, да мы
их  проберем и  всех узлом завяжем.  А  вот что,  -  совершенно другим тоном
прибавил Веревкин,  отваливая свою  тушу  на  спинку  кресла,  -  я  заехал,
собственно,  везти вас к Половодову... Мы отлично пообедаем там, а вы кстати
пощупаете Александра Павлыча, как он себя чувствует. Ссориться с ними нам во
всяком  случае не  приходится,  потому что  этим  только затянем дело;  ведь
бумаги все у них в руках. Да я и не люблю ссориться со своими противниками.
   Привалову  совсем  не   хотелось  ехать  к   Половодову.   Он  пробовал
сопротивляться,  но  Веревкин был  неумолим и  даже отыскал шляпу Привалова,
которую сейчас же и надел ему на голову.
   - Нет,  батенька,  едемте,  -  продолжал Веревкин.  -  Кстати,  Тонечка
приготовила такой ликерчик,  что пальчики оближете.  Я ведь знаю,  батенька,
что вы великий охотник до таких ликерчиков.  Не отпирайтесь, быль молодцу не
укор.  Едем сейчас же,  время скоротечно. Эй, Ипат! Подавай барину одеваться
скорее, а то барин рассердится.
   Всю  дорогу  Веревкин болтал,  как  школьник.  Это  веселое  настроение
подействовало заразительно и  на Привалова.  Только когда они проезжали мимо
бахаревского дома,  Привалову сделалось как-то  немного совестно -  совестно
без  всякой видимой причины.  Он  заранее чувствовал на  себе  полный немого
укора взгляд Марьи Степановны и мысленно сравнил Надю с Антонидой Ивановной,
хотя это и были несравнимые величины.
   Обед  у  Половодова прошел скучнее,  чем  можно  было  предполагать,  и
Привалов был  очень недоволен,  что послушался Веревкина.  Антонида Ивановна
сегодня держала себя очень холодно,  даже немножко грустно,  как  показалось
Привалову. Никто ни слова не говорил о Ляховских, как ожидал Привалов, и ему
оставалось только удивляться,  что  за  странная фантазия была  у  Веревкина
тащить его сюда смотреть,  как лакей внушительной наружности подает кушанья,
а хозяин работает своими челюстями. Привалову, конечно, и в голову не пришло
бы подумать,  что Веревкин действовал по просьбе Антониды Ивановны,  а между
тем  это  было так.  Веревкин для  такого сорта поручений был  самый золотой
человек, потому что, несмотря на величайшие затруднения и препятствия при их
выполнении,  он  даже не  задавал себе вопроса,  для чего нужен был Антониде
Ивановне Привалов,  нужен именно сегодня,  а  не  в  другое время.  "Женская
фантазия", - говорил обыкновенно Веревкин, если от него непременно требовали
объяснений.  Обед  был  точно  такой  же,  как  и  в  прошлый  раз:  редкие,
художественно исполненные кушанья съедались с  редким вниманием и запивались
самыми редкими винами.  Сейчас после обеда Половодов увел Привалова к себе в
кабинет.
   Пока  в  кабинете шла  деловая беседа,  Веревкин успел немного прийти в
себя после сытного обеда, поймал сестру и усадил ее за рояль.
   - Тонечка,  голубушка,  спой эту песню про Волгу,  - умолял он. - Уважь
единоутробного брата... а?.. Привалова не стесняйся, он отличный малый, хоть
немножко  и  того  (Веревкин многозначительно повертел около  лба  пальцем),
понимаешь -  славянофил своего рода.  Ха-ха!..  Ну,  да это пустяки:  всякий
дурак по-своему с ума сходит.
   - А ты,  кажется,  сегодня порядочно утешился за Обедом?  -  спрашивала
Антонида Ивановна, с нежностью глядя на "единоутробного" братца.
   - Что же, я только в своей стихии - не больше того. "Пьян да умен - два
угодья в нем..." Видишь, начинаю завираться. Ну, спой, голубчик.
   Антонида Ивановна взяла несколько аккордов и запела небольшим, но очень
чистым контральто проголосную русскую песню:

   Широка Волга разливалася,
   С крутым бережком поровнялася...

   Эта  заунывная  песня  полилась  с  тем  простым,   хватавшим  за  душу
выражением,  с  каким поет  ее  простой народ и  никогда не  поют на  сцене.
Антонида  Ивановна  умела  вытянуть ту  заунывную,  щемящую  нотку,  которая
неизменно слышится  во  всех  проголосных русских  песнях:  глухие  слезы  и
смертная тоска по какой-то воле и неизведанном счастье,  казалось,  стояли в
этой песне.  Веревкин сидел на  низеньком диванчике,  положив свою громадную
голову в ладони рук как вещь, совершенно для него лишнюю. Спутанные шелковые
кудри свалились к  нему на  лоб и  закрывали глаза,  но  он не поправлял их,
отдавшись целиком тому подмывавшему чувству,  которое,  как набежавшая волна
прилива,  тихо  поднимало и  несло  куда-то  вдаль.  Привалов  что-то  хотел
отвечать Половодову,  когда раздались первые слова песни, да так и остался с
открытым ртом на своем горнем месте, куда усадил его Половодов.
   - Это Тонечка,  -  отвечал Половодов на немой вопрос Привалова.  -  Она
порядочно поет русские песни, когда бывает в ударе.
   Половодов  вместе  с  Иваном  Яковлевичем всему  на  свете  предпочитал
французские шансонетки,  но  в  качестве славянофила он  считал своим долгом
непременно  умилиться  каждый  раз,   когда  пела  жена.  У  Привалова  тихо
закружилась  голова  от  этой  песни,  и  он  закрыл  глаза,  чтобы  усилить
впечатление.  В  глубине души что-то тихо-тихо заныло.  Пред глазами смутно,
как полузабытый сон,  проносились картины густого леса, широкий разлив реки,
над  которым тихо садится багровое солнце;  а  там  уже  потянуло и  холодом
быстро  наступающей  летней  ночи,  и  тихо  зашелестела  прибрежная  осока,
гнувшаяся под напором речной струи.
   - В  женщине  прежде  всего  -  кровь,  порода,  -  говорил  Половодов,
раздвигая ноги циркулем.  -  На востоке женщина любит припадками и как-то уж
слишком откровенно:  все  дело  сводится на  одну  животную сторону.  Совсем
другое дело европейская женщина.  В ней нет этой грязи, распущенности, лени;
в ее присутствии все нервы в приятном напряжении, чувства настороже, а глаза
невольно отдыхают на стыдливо прикрытых формах.  Часто женщину принимаешь за
девушку.  Здесь все построено на пикантных неожиданностях,  везде заманчивая
неизвестность,  и  часто под  опущенными стыдливо глазками,  под детскими не
сложившимися формами кроется самая знойная страсть. Вам которая из Бахаревых
больше нравится? - неожиданно спросил Половодов.
   Привалов совсем  не  слушал его  болтовни и  теперь смотрел на  него  с
недоумением,  не понимая вопроса;  впрочем, Половодов сейчас же вывел его из
затруднения и проговорил:
   - Мне  Верета  больше  нравится;   знаете,  в  ней  есть  что-то  такое
нетронутое,  как переход от  вчерашней девочки к  завтрашней барышне.  Тогда
пиши пропало все, потому что начнется это жеманство да кривлянье. Пойдемте в
гостиную, - прибавил он, подхватывая Привалова, по своей привычке, под руку.
   В гостиной Половодов просидел недолго.  Попросив жену занять гостя,  он
извинился перед Приваловым, что оставит его всего на несколько минут.
   - Ты,  Александр, подвергаешь Сергея Александрыча ничем не заслуженному
испытанию, - проговорила Антонида Ивановна, оставляя рояль.
   - Вы  несправедливы ко мне,  Антонида Ивановна,  -  мог только ответить
Привалов. - Я считаю за счастье...
   - А?..  Чего?  -  спрашивал Веревкин, который спал на своем диванчике и
теперь только проснулся.  -  А  я  так  расчувствовался,  что  вздремнул под
шумок... - Вы тут комплименты, кажется, говорите?
   Под смех,  вызванный этим маленьким эпизодом, Половодов успел выбраться
из комнаты, и Привалов остался с глазу на глаз с Антонидой Ивановной, потому
что Веревкин уплелся в кабинет - "додернуть", как он выразился.
   - Почему вы думаете,  Антонида Ивановна, что я избегаю вашего общества?
- спрашивал Привалов.  - Наоборот, я с таким удовольствием слушал ваше пение
сейчас... Могу сказать откровенно, что никогда ничего подобного не слышал.
   Антонида  Ивановна  внимательно посмотрела на  Привалова,  накинула  на
плечи оренбургский платок из козьего пуха и проговорила с ленивой улыбкой:
   - Я не понимаю, как это хочется мужчинам говорить вечно одно и то же...
Неужели нельзя обойтись без комплиментов?
   Они  прошли  в  знакомую Привалову голубую гостиную,  но  на  этот  раз
Антонида Ивановна села очень далеко от своего гостя.
   - Вы не рассказали мне еще о  своем визите к  Ляховским,  -  заговорила
хозяйка,  вздрагивая  и  кутаясь  в  свой  платок.  -  А  впрочем,  нет,  не
рассказывайте...  Вперед знаю,  что и там так же скучно,  как и везде!..  Не
правда ли?
   - Я не понимаю, что вы хотите сказать этим?
   - Ах,  самую  простую вещь,  Сергей  Александрыч...  Посмотрите кругом,
везде мертвая скука.  Мужчины убивают время,  по крайней мере, за картами, а
женщинам даже и  это плохо удается.  Я  иногда завидую своему мужу,  который
бежит из дому,  чтобы провести время у Зоси.  Надеюсь,  что там ему веселее,
чем дома, и я нисколько не претендую на него...
   Привалов заговорил что-то об удовольствиях,  о чтениях,  о занятиях, но
Антонида Ивановна неожиданно прервала его речь вопросом:
   - Послушайте, когда ваша свадьба?
   - Какая свадьба?
   - Да ведь вы женитесь на Nadine Бахаревой. Это решительно всем в городе
известно,  и  я,  право,  от  души  рада  за  вас.  Nadine отличная девушка,
серьезная, образованная. Она резко выделяется из всех наших барышень.
   - Послушайте,  Антонида Ивановна,  -  серьезно заговорил Привалов.  - Я
действительно глубоко уважаю Надежду Васильевну, но относительно женитьбы на
ней и мысли у меня не было.
   - Неправда.
   - Совершенно серьезно говорю.
   - О,  это  пустяки.  Все  мужчины  обыкновенно  так  говорят,  а  потом
преспокойнейшим образом и  женятся.  Вы не думайте,  что я хотела что-нибудь
выпытать о  вас,  -  нет,  я  от  души  радуюсь вашему  счастью,  и  только.
Обыкновенно завидуют тому,  чего самим недостает,  -  так и я... Муж от меня
бежит и  развлекается на  стороне,  а  мне остается только радоваться чужому
счастью.
   - Вы ошибаетесь,  Антонида Ивановна,  уверяю вас.  Есть обстоятельства,
которые... Одним словом, я никогда не женюсь.
   Антонида   Ивановна   долгим,   внимательным  взглядом   посмотрела  на
Привалова,  но  ничего  не  отвечала и  только  плотнее -  вместе с  шеей  -
укуталась в  свой  платок.  Привалов еще  никогда не  видел Половодову такой
красивой.  В  его  ушах еще стояла давешняя песня,  а  тут этот странный тон
разговора...  Привалов почувствовал себя как-то  жутко хорошо около Антониды
Ивановны  и   с   особенным  удовольствием  испытывал  на  себе  теплоту  ее
пристального ленивого  взгляда  Невольная  грусть,  которая  слышалась в  ее
разговоре,  отвечала  невеселому настроению Привалова,  и  он  горячо  пожал
Антониде Ивановне на прощанье руку.
   Вечером этого дня, когда Антонида Ивановна вошла в спальню своей maman,
она  имела самый утомленный и  жалкий вид.  Тяжело опустившись на  ближайший
стул, она с заметным усилием едва могла проговорить:
   - Бревно этот ваш Привалов, и больше ничего.
   Агриппина  Филипьевна пытливо  и  вопросительно посмотрела на  дочь,  а
потом спокойно ответила:
   - Нужно иметь терпение, мой друг...
   - Александр был здесь?
   - Был.  Представь себе: захватил с собой Оскара, и вместе отправились к
Ляховскому. Оказывается, что это уже не первый их визит туда.
   - Решительно ничего не понимаю, maman...
   - И я тоже; но все-таки согласись, что очень и очень странно. Что может
делать этот идиот Оскар у Ляховского?
   Почтенная дама только пожала плечами и сделала презрительную гримасу.


XVIII

   В последнее время Надежда Васильевна часто бывала у Ляховских; Привалов
встречался с ней там, когда в свободное от занятий время с Ляховским заходил
на  половину  Зоси.  Там  собиралось шумное  молодое  общество,  к  которому
примкнул и дядюшка Оскар Филипыч,  необыкновенно смешно рассказывавший самые
невинные анекдоты.
   - Мы вас все будем называть дядюшкой, Оскар Филипыч, - говорила Зося.
   - И  отлично...  -  соглашался дядюшка.  -  Я  буду  очень любить такую
племянницу, как вы.
   Дядюшка в  качестве любезника старой  школы  почтительно целовал каждый
раз  руку  Зоси и  забавно шаркал ножкой.  Половодов служил коноводом и  был
неистощим в  изобретении маленьких летних удовольствий:  то устраивал ночное
катанье на лодках по Узловке, то маленький пикник куда-нибудь в окрестности,
то иллюминовал старый приваловский сад, то садился за рояль и начинал играть
вальсы Штрауса, под которые кружилась молодежь в высоких залах приваловского
дома.  Виктор Васильич был правой рукой Половодова и  слушался,  как собака,
каждого его движения. Особенно смешил всех дядюшка, который боялся лошадей и
воды и так забавно танцевал вальс в два па, как его танцуют только старики.
   Это  шумное  веселье было  неожиданно прервано появлением нового  лица.
Однажды, когда Привалов занимался с Ляховским в его кабинете, старик, быстро
сдвинув очки на лоб, проговорил:
   - Вы видели Лоскутова? Максима Лоскутова?
   - Нет...
   - Ну,  так вы,  батенька, ничего не видели; это unicus* в своем роде...
Да,  да.  Наш доктор отыскал его...  Замечательная голова:  философ, ученый,
поэт -  все,  что хотите,  черт его знает,  чего он только не учил и чего не
знает!  В  высшей степени талантливая натура.  И очень благодарен доктору за
этот подарок.
   ______________
   * редкий экземпляр (лат.).

   Привалов рассмеялся.
   - Чего вы смеетесь?  Конечно,  подарок,  а то как же?  Мы, сидя в Узле,
совсем  заплесневели,  а  тут  вдруг  является совершенно свежий человек,  с
громадной  эрудицией,  с  оригинальным складом  ума,  с  замечательным даром
слова... Вы только послушайте, как Лоскутов говорит...
   Ляховский сделал кислое лицо и как-то по-жидовски расставил руки.
   - Для  нас  этот  Лоскутов просто находка,  -  продолжал развивать свою
мысль Ляховский.  -  Наши барышни,  если разобрать хорошенько, в сущности, и
людей никаких не видали,  а  тут смотри,  учись и  стыдись за свою глупость.
Хе-хе...  Посмотрели бы вы,  как они притихнут, когда Лоскутов бывает здесь:
тише  воды,  ниже  травы.  И  понятно:  какие-нибудь провинциальные курочки,
этакие цыплятки - и вдруг настоящий орел... Да вы только посмотрите на него:
настоящая Азия, фаталист и немного мистик.
   - Вы  так много насказали про Лоскутова,  Игнатий Львович,  что я  даже
немного начинаю бояться его, - пошутил Привалов.
   - Я сам его боюсь... Да...
   Старик поднялся со своего кресла, на цыпочках подбежал притворить двери
кабинета,  еще раз огляделся кругом и,  наклонившись к самому уху Привалова,
шепотом говорил:
   - Лоскутов был в чем-то замешан...  Понимаете - замешан в одной старой,
но довольно громкой истории!..  Да...  Был в административной ссылке,  потом
объехал всю Россию и  теперь гостит у нас.  Он открыл свой прииск на Урале и
работает довольно счастливо...  О,  если  бы  такой  человек только  захотел
разбогатеть, ему это решительно ничего не стоит.
   - А сам-то по себе кто такой этот Лоскутов?
   - Да бог его знает...  Он, кажется, служил в военной службе раньше... Я
иногда,  право,  боюсь за  моих девочек:  молодо-зелено,  как раз и  головка
закружится,  только доктор все  успокаивает...  Доктор прав:  самая страшная
опасность та, которая подкрадывается к вам темной ночью, тишком, а тут все и
все налицо. Девочкам во всяком случае хороший урок... Как вы думаете?
   Не  дождавшись ответа  Привалова,  Ляховский вдруг  громко  захохотал и
даже,  схватившись за живот руками,  забегал,  как сумасшедший, по кабинету.
Привалов  так  привык  к  выходкам этого  странного человека,  что  даже  не
обиделся на такой странный оборот разговора.  Задыхаясь от смеха,  Ляховский
несколько раз раскрывал рот,  чтобы что-то сказать и объяснить Привалову, но
только махал безнадежно руками и опять начинал хохотать. На его лбу очки так
и прыгали,  на висках вспухли толстые синие жилы,  и из глаз катились слезы,
только  приступ  удушливого  кашля  остановил  этот  гомерический  смех,   и
Ляховский мало-помалу успокоился.
   - Сергей Александрыч,  извините меня...  Ха-ха...  -  заливался старик,
вытирая глаза платком.  -  Вы только представьте себе картину...  О-ха-ха!..
Ох,  задохся!..  Вы  представьте себе...  Половодов...  ха-ха-ха!..  Ведь вы
знаете,  что за  человек Половодов:  делец в  нынешнем вкусе и  бонвиван par
excellence*,  и  вдруг он  встречается с  Лоскутовым...  Ха-ха-ха!..  Ничего
подобного в жизни своей не встречал... Все равно что свести волка с собакой,
так и Лоскутова с Половодовым...  Александр Павлыч, бедняжка, совсем утратил
все  свои  достоинства и  снизошел  до  последней  степени  унижения:  начал
сердиться на Лоскутова за то, видите ли, что тот в тысячу раз умнее его... А
у  девочек так  глазки и  разгорелись:  ведь поняли,  в  чем дело,  без слов
поняли. Это, батенька, целая школа: один такой урок на целую жизнь хватит...
Да!  И представьте себе:  этот самый Александр Павлыч,  милый и обязательный
человек во всех отношениях, глубоко убежден, что Лоскутов жалкий авантюрист,
как сказочная ворона, щеголяющая в павлиньих перьях...
   ______________
   * по преимуществу (франц.).

   - А Лоскутов давно живет на Урале?
   - Да как вам сказать:  год... может быть полтора, и никак не больше. Да
пойдемте,  я вас сейчас познакомлю с Лоскутовым, - предлагал Ляховский, - он
сидит у Зоси...
   Привалов испытал некоторое волнение, когда они входили в гостиную Зоси,
оттуда доносились громкие голоса.  Ляховский бежал  трусцой и  несколько раз
взбил свой кок на  голове.  Когда они вошли в  гостиную,  Привалов в  первую
минуту не заметил,  кого искал глазами.  На синем атласном диване с тяжелыми
шелковыми кистями сидела Зося,  рядом с ней,  на таком же атласном стуле, со
стеганой квадратами спинкой,  помещалась Надежда Васильевна, доктор ходил по
комнате с  сигарой в  зубах,  заложив свои большие руки за  спину.  На столе
перед диваном в беспорядке стояли чашки с простывшим недопитым кофе и лежала
раскрытая книга.
   - Максим  Лоскутов...  -  проговорил Ляховский с  особенной,  крикливой
ноткой в голосе.
   Из низкого голубого кресла поднялся среднего роста господин и  протянул
Привалову руку.  Это и  был Максим Лоскутов.