успела показать глазами на  Аллу:  дескать,  какова
девочка,  если  знаешь  толк  в  женщинах.  Вся  компания скоро  смешалась с
публикой,  а  Привалов пошел через зал в  боковую комнату.  Он знал,  что на
рождественском бале  всегда  бывает сама  пани  Марина,  и  ему  хотелось ее
увидать.  Пани Марина шла как раз навстречу вместе с  Игнатием Львовичем Она
была  необыкновенно эффектна в  своем гранатовом бархатном платье с  красной
камелией в  волосах  и  ответила на  поклон  Привалова едва  заметным кивком
головы, улыбаясь стереотипной улыбкой хозяйки дома.
   - Вы,  кажется,  не знакомы?  -  лепетал Игнатий Львович,  походивший в
своем фраке на деревянного манекена.  -  Пани Марина, это Сергей Александрыч
Привалов...  рекомендую.  Прекрасный молодой человек, которого ты непременно
полюбишь... Его нельзя не полюбить!
   - Очень рада познакомиться,  - протянула пани Марина, подавая Привалову
свою руку с обычным жестом театральной королевы.
   Привалов не успел ничего ответить пани Марине, потому что его заставила
обернуться чья-то рука,  тянувшая его за плечо. Обернувшись, Привалов увидел
Половодовых; Александр Павлыч, пожимая руку Привалову, говорил:
   - Наконец-то и вы выглянули на свет божий...  Тонечка,  представь себе,
Сергей Александрыч не танцует. Мне сейчас "Моисей" докладывал...
   - Вероятно,  Сергей  Александрыч пошутил,  -  певуче и  мягко  ответила
Антонида Ивановна.  - Или, может быть, Сергей Александрыч стыдится танцевать
с  провинциалками,  -  кокетливо прибавила она,  чуть  показывая свои  белые
мелкие зубы.
   Антонида  Ивановна показалась Привалову сегодня  ослепительно красивой,
красивой с ног до головы, от складок платья до последнего волоска.
   - Тонечка,  извини  меня,  -  торопливо заговорил Половодов,  осторожно
освобождая свой  локоть из-под  руки жены.  -  Я  сейчас...  только на  одну
минуточку оставлю тебя с Сергеем Александрычем.
   Антонида Ивановна ничего не ответила мужу, а только медленно посмотрела
своим  теплым и  влажным взглядом на  Привалова,  точно  хотела сказать этим
взглядом:  "Что же вы не предлагаете мне руки?  Ведь вы видите,  что я  стою
одна..." Привалов предложил руку, и Антонида Ивановна слегка оперлась на нее
своей затянутой выше локтя в белую лайковую перчатку рукой.
   - Пойдемте в зал,  -  предложила Антонида Ивановна,  подбирая свободной
рукой шлейф платья, на который сейчас наступил какой-то неловкий кавалер.
   В это время Половодов вернулся,  и по его лицу можно было заметить, что
он очень доволен, что сбыл жену с рук.
   - Знаете,  кто сегодня всех красивее здесь? - спрашивал он, обращаясь к
Привалову.
   - Конечно,  Зося и Надежда Васильевна...  - ответила Антонида Ивановна,
делая равнодушное лицо.
   - А вот и нет, Тонечка... Ты видела Верочку Бахареву?
   - Нет, а что?
   - Положительно,  самая  красивая девушка  здесь...  Это,  кажется,  еще
первый ее  выезд в  свет.  Да,  да...  Во всем видна эта непосредственность,
какая-то милая застенчивость,  - одним словом, как только что распускающийся
бутон.
   Антонида Ивановна слишком хорошо  знала  заячью  натуру  своего мужа  и
поэтому сомнительно покачала головой. Александр Павлыч хвалил Верочку, чтобы
отвести глаза. Его увлечение Зосей не было тайной ни для кого.
   - Обратите,  пожалуйста,  внимание на  нее,  -  шепнул Половодов на ухо
Привалову. - Плечи покатые, грудь... а на спине позвонки чуть-чуть выступают
розовыми ямочками. Это бывает только у брюнеток.
   - Вы  нынче  что-то  совсем не  заглядываете к  нам?  -  ласково пеняла
Антонида Ивановна,  когда Половодов ушел.  -  То  есть вы  бываете по делу у
Александра Павлыча и  сейчас же бежите,  вероятно,  из страха встретиться со
мной...
   - Да все как-то некогда было, - оправдывался Привалов.
   - Вот уж этому никогда не поверю, - горячо возразила Половодова, крепко
опираясь на руку Привалова. - Если человек что-нибудь захочет, всегда найдет
время.  Не правда ли?  Да я,  собственно,  и не претендую на вас, потому что
кому  же  охота скучать.  Я  сама  ужасно скучала все  время!..  Так,  тоска
какая-то... Все надоело.
   Антонида Ивановна тихонько засмеялась при последних словах,  но  как-то
странно,  даже немного болезненно,  что  уж  совсем не  шло  к  ее  цветущей
здоровьем фигуре.  Привалов с удивлением посмотрел на нее. Она тихо опустила
глаза  и  сделала серьезное лицо.  Они  прошли молча весь  зал,  расталкивая
публику и кланяясь знакомым.  Привалов чувствовал,  что мужчины с удивлением
следили глазами за  его  дамой  и  отпускали на  ее  счет  разные  пикантные
замечания, какие делаются в таких случаях.
   - Сядемте  вот  здесь,   в  уголок,   -   усталым  голосом  проговорила
Половодова, опускаясь на бархатный диванчик.
   Публика раздалась,  образуя круг,  по которому плавными размахами пошли
кружиться танцующие пары.  В этом цветочном вихре мелькнула козлиная бородка
"Моисея",  который работал ногами с  особенным ожесточением;  затем пролетел
Давид с  белокурой Аней Поярковой;  за ним молодой доктор с  румяным лицом и
развевавшимися волнистыми волосами.  Несколько горных инженеров и адвокатов,
франт учитель гимназии, жандармский капитан, несколько банковских служащих -
словом,  обычная  танцующая узловская публика.  Привалов рассмотрел Верочку,
которая в  розовом платье вихрем кружилась по залу,  совсем повиснув на руке
Половодова.
   - Посмотрите,  вон  Зося...  -  шепнула Половодова,  указывая веером на
проходившую мимо парочку.
   Зося шла под руку с  высоким красавцем поляком,  который в числе других
был   специально  выписан  для   бала   Альфонсом  Богданычем.   Поляк   был
необыкновенно  хорош,   хорош  чистотой  типа,  выдержкой,  какой  недостает
русскому человеку.  Видимо, что он был в своей сфере, как рыба в воде, и шел
свободной уверенной походкой,  слегка улыбаясь своей  даме.  Привалов видел,
как он  взял правой рукой Зосю за талию,  но не так,  как другие,  а  совсем
особенным образом, так что Зося слегка наклонилась на его широкую грудь всем
телом.  Свободным движением поляк расчистил себе  дорогу и  плавными мягкими
кругами врезался в кружившуюся толпу.
   - Антонида  Ивановна,  позвольте вас  пригласить!  -  кричал  "Моисей",
вынырнув из толпы.
   Антонида  Ивановна поднялась,  "Моисей" взял  ее  за  талию  и  стал  в
позицию.  Она  через его  плечо оглянулась на  Привалова и  улыбнулась своей
загадочной улыбкой. Волна танцующих унесла и эту пару.


XVII

   То  чувство приятного возбуждения,  с  которым Привалов явился на  бал,
скоро  сменилось  неопределенным тяжелым  чувством.  Спертый  воздух,  блеск
огней, накоплявшийся удушливый жар и общая толкотня скоро утомили Привалова,
хотя ему  все  еще  не  хотелось расстаться с  своим уголком.  Здесь он  был
защищен танцующей публикой от  того  жадного внимания,  с  каким смотрели на
него совсем незнакомые ему  люди.  Слава его  как  миллионера еще не  успела
остыть,  и  многие явились на  бал со  специальной целью посмотреть на него.
Привалов чувствовал это  общее,  слишком  тяжелое  для  него,  любопытство в
выражении устремленных на него взглядов,  в  шепоте,  которым провожали его.
Ему страстно захотелось увидеть теперь Надежду Васильевну.  С  этой целью он
поднялся с  своего диванчика и  стал бродить из комнаты в комнату.  Скоро он
увидал знакомый профиль и  эту гордую умную голову,  которая так хорошо была
поставлена на плечах, как это можно заметить только у античных статуй.
   Надежда Васильевна шла с  доктором и  что-то тихо рассказывала ему.  На
открытой шее  ярко блестел крошечный брильянтовый крестик.  В  русых волосах
белела камелия.  Привалов внимательно следил за ней издали и  как раз в  это
время встретился глазами с  Хионией Алексеевной,  которая шептала что-то  на
ухо Агриппине Филипьевне и  многозначительно улыбнулась,  показав головой на
Привалова.  Привалов даже  покраснел под  взглядом этих  почтенных матрон  и
испытал самое неприятное чувство,  как будто он неожиданно наступил на змею.
Он повернулся назад.
   - Постойте,   Сергей  Александрыч,   -   остановил  Привалова  Nicolas,
облеченный в черную пару и белые перчатки. - Куда это вы бредете?
   - Да так... Сам не знаю куда.
   - И я тоже...  Значит,  сошлись характерами!  Прополземте в буфет,  там
есть некоторый ликер...  только как он называется - позабыл... Одним словом,
этакая монашеская рецептура:  Lacrima Christi* или  Слезы  Марии  Магдалины,
что-то  в  этом роде.  Ведь вы уважаете эти ликеры,  батенька...  Как же,  я
отлично помню!
   ______________
   * Слезы Христа (лат.).

   Nicolas подхватил Привалова под  руку  и  потащил через  ряд  комнат  к
буфету,  где  за  маленькими столиками  с  зеленью  -  тоже  затея  Альфонса
Богданыча,  -  как в загородном ресторане, собралась самая солидная публика:
председатель окружного суда,  высокий старик с  сердитым лицом и щетинистыми
бакенбардами,  два  члена  суда,  один  тонкий и  длинный,  другой толстый и
приземистый;  прокурор  Кобяко  с  длинными  казацкими  усами  и  с  глазами
навыкате; маленький вечно пьяненький горный инженер; директор банка, женатый
на  сестре Агриппины Филипьевны;  несколько золотопромышленников из крупных,
молодцеватый старик  полицеймейстер с  военной  выправкой  и  седыми  усами,
городской голова из расторговавшихся ярославцев и т.д.
   - Одначе здорово народу-то понаперло... - проговорил Веревкин.
   Привалов  здоровался со  знакомыми;  не  успевая  отвечать на  вопросы,
которые сыпались на  него градом.  "Да что это вы вздумали строить мельницу,
Сергей Александрыч?  Охота вам,  право... И в клуб не заглянете - это просто
неделикатно!" Общее внимание смутило Привалова. Он многих совсем не знал, но
его,  очевидно,  знали  все  и  теперь  с  чисто  провинциальным  ненасытным
любопытством глядели  во  все  глаза.  Большинство  смотрело  на  наследника
миллионов, как на редкую птицу. На некоторых лицах мелькало почти враждебное
выражение.  Но  общий  тон  все-таки  был  самый дружелюбный,  как  на  Руси
встречают всякого нового человека с  громким именем,  и  только приваловская
мельница нагоняла облачка на это ясное небо.
   - А,  черрт... Брось ты свою мельницу, - лепетал пьяный инженер, хватая
Привалова за рукав. - Ей-богу, брось... Ну ее к нелегкому!.. А мы тебя лучше
женим... Господа, давайте женим Сергея Александрыча; тогда все пойдет как по
маслу.
   - А ведь это верно,  -  отозвался кто-то из толпы. - Женим... Тогда и в
клуб будет ходить,  и  в  винт,  грешным делом...  Ха-ха!..  Уж это верно...
Да-с!..
   - А  вон  Данилушка нагружается,  -  заметил Веревкин,  тыкая пальцем в
угол. - Ну что, Данилушка, устроил разрешение вина и елея?
   - Разрешил...  -  прохрипел Данилушка.  - Вон какая компания набралась:
один другого лучше...
   Около Данилушки собрался целый круг любопытных, из которых прежде всего
выделялась массивная  фигура  Лепешкина,  а  потом  несколько  степенных лиц
неопределенных профессий.  По костюмам можно было заметить,  что это все был
народ зажиточный, откормленный, с легким купеческим оттенком.
   - Это все наши воротилы и тузы... - шепнул Веревкин на ухо Привалову. -
Толстосумы настоящие!  Вон у того,  который с козлиной бородкой,  за миллион
перевалило...  Да!  А чем нажил, спросите: пустяками. Случай умел поймать, а
там уж пошло.
   - Сергей Александрыч, за компанию выпить? - предлагал Данилушка.
   - Благодарю...
   - Раздавим муху, дуй ее горой, - отозвался Лепешкин.
   - А...  вы здесь? - спрашивал Половодов, продираясь сквозь толпу. - Вот
и отлично...  Человек,  нельзя ли нам чего-нибудь...  А здесь все свой народ
набрался,  -  ораторствовал он,  усаживаясь между Приваловым и Данилушкой. -
Живем одной семьей... Так, Данилушка?
   - В лучшем виде,  Александр Павлыч... Уж такая компания, можно сказать,
такая компания: весь свет насквозь произойди - не найдешь...
   - Только вот Сергея Александрыча недоставало... Ну, теперь он от нас не
отобьется. Не-ет, шалишь!
   В  буфете  толпились усовершенствованные коммерсанты с  новым  пошибом.
Сквозь купеческую основу пробивался новый тип,  который еще не  выяснился во
всех  деталях.  Они  держали себя  наособицу от  других  купцов,  к  которым
относились  немного  брезгливо;  но  до  настоящего  кровного  барина  этому
полумужичью было еще далеко.  В  покрое платья,  в движениях,  в разговоре -
везде  так  и  прорывалась настоящая крестьянская складка,  которой ничто не
могло вытравить. Были тут крупные хлебные коммерсанты, ворочавшие миллионами
пудов хлеба ежегодно,  были  скупщики сала,  пеньки,  льняного семени,  были
золотопромышленники,  заводчики и  просто  крупные  капиталисты,  ворочавшие
банковскими делами.  Привалов с глубоким интересом всматривался в этот новый
для него тип,  который создался и  вырос на  наших глазах,  вместе с  новыми
требованиями, запросами и веяниями новой жизни.
   - Все это козырные тузы,  -  проговорил Веревкин. - Крепкий народ, а до
Ляховского да Василья Назарыча далеко... Пороху не хватает.
   Привалов ничего не  отвечал.  Он думал о  том,  что именно ему придется
вступить в  борьбу с этой всесильной кучкой.  Вот его будущие противники,  а
может быть,  и  враги.  Вернее всего,  последнее.  Но пока игра представляла
закрытые карты,  и  можно было  только догадываться,  у  кого какая масть на
руках.
   - Хотите,  со  всеми  познакомлю?  -  предлагал Веревкин,  попивая свой
ликер. - Все мои клиенты.
   - Нет, как-нибудь после...
   Появилось  откуда-то  шампанское.  Привалова  поздравляли  с  приездом,
чокались бокалами,  высказывали самые  лестные пожелания.  Приходилось пить,
благодарить за внимание и опять пить. После нескольких бокалов вина Привалов
поднялся из-за  стола и,  не  обращая внимания на  загораживавших ему дорогу
новых друзей, кое-как выбрался из буфета.
   - Ну, теперь идите и любуйтесь нашими красавицами, - отпускал Половодов
свою  жертву.   -   Ведь  провинция...   Полевые  цветочки,  незабудочки.  А
относительно Верочки не забывайте моего совета.
   Привалов вздохнул свободнее,  когда вышел наконец из буфета. В соседней
комнате через отворенную дверь видны были зеленые столы с игроками. Привалов
заметил Ивана Яковлича, который сдавал карты. Напротив него сидел знаменитый
Ломтев,  крепкий и  красивый старик  с  длинной седой  бородой,  и  какой-то
господин с  зеленым лицом и  взъерошенными волосами.  По бледному лицу Ивана
Яковлича и  по  крупным  каплям  пота,  которые  выступали на  его  выпуклом
облизанном лбу, можно было заключить, что шла очень серьезная игра.
   Привалов обошел несколько раз все комнаты, отыскивая Надежду Васильевну
и  стараясь не  встречаться с  кем-нибудь из  своих  новых  знакомых.  Тоска
навалилась на  Привалова с  новой  силой...  Зачем  он  здесь?  Зачем сейчас
знакомился с этими людьми и пил шампанское?..  "Глупо",  - подумал Привалов,
опускаясь на  первый попавшийся на  глаза стул.  Он теперь как-то безучастно
смотрел на  проходившую мимо  него  публику.  Его  мысль унеслась в  далекое
прошлое, когда в этих самых комнатах шел пир горой - для других людей... Вот
здесь веселились все эти Полуяновы,  Размахнины,  Колпаковы,  которые теперь
коротают дни в своих страшных развалинах.  Может быть, и этот дом ждет такая
же участь в недалеком будущем.
   - А я вас давно ищу,  Сергей Александрыч,  -  весело заговорила Надежда
Васильевна,  останавливаясь пред Приваловым.  - Вы, кажется, скучаете?.. Вот
мой кавалер тоже не знает,  куда ему деваться,  -  прибавила она с  улыбкой,
указывая головой на Лоскутова,  который действительно был жалок в  настоящую
минуту.
   Привалов подал стул Надежде Васильевне.
   - Вы,  вероятно,  удивляетесь,  что  встретили меня  на  этом  бале?  -
спрашивала девушка, когда Лоскутов ушел.
   - Нисколько... Почему же другие могут быть на бале, а вам нельзя?
   - Да...  но при теперешних обстоятельствах... Словом, вы понимаете, что
я хочу сказать. Мне совсем не до веселья, да и папа не хотел, чтобы я ехала.
Но вы знаете,  чего захочет мама -  закон,  а  ей пришла фантазия непременно
вывозить нынче Верочку... Я и вожусь с ней в качестве бонны.
   - Я  видел давеча,  как  Вера  Васильевна танцевала...  Она  производит
фурор.
   Надежда  Васильевна  печально  улыбнулась  и   слегка  пожала  плечами.
Привалов видел,  что она что-то хочет ему объяснить и не решается. Но он был
так  счастлив  в  настоящую  минуту,  так  глупо  счастлив  и,  как  слишком
счастливые люди,  с  эгоизмом думал только о  себе и  не  желал знать ничего
более.
   - Мазурка! - пронеслось по всем залам.
   - Ах,  я,  кажется,  с кем-то танцую... - вспомнила Надежда Васильевна,
поднимаясь с места навстречу подходившему кавалеру.
   Счастье так же быстро улетело, как и прилетело.


XVIII

   Когда с хор захватывающей волной полились звуки мазурки Хлопицкого, все
бросились в  зал,  где танцующие пары выстроились длинной шеренгой.  Впереди
всех стоял седой толстый пан Кухцинский,  знаменитый танцор;  он  танцевал с
самой пани Мариной.  За ними стоял молодой красавец поляк, пан Жукотынский с
Зосей;  дальше пан  Мозалевский с  Надеждой Васильевной,  Давид с  Верочкой,
"Моисей" с  Аней  Поярковой,  молодой  доктор  с  Аллой,  Альфонс Богданыч с
Агриппиной Филипьевной и  т.д.  Расправив седой ус и щелкнув каблуками,  пан
Кухцинский пошел в  первой паре с тем шиком,  с каким танцуют мазурку только
одни  поляки.  Публика зашепталась и  заахала от  восторга,  любуясь первыми
двумя парами.  Опьяняющие звуки мазурки волновали всех, и даже из буфета, из
игорной комнаты вышли  все,  чтобы  посмотреть на  мазурку.  Какой-то  седой
старик отбивал такт ногой,  пьяный инженер,  прищелкивая пальцами и  языком,
вскрикивал каким-то бабьим голосом:
   - Лихо...  черрт побери!..  Тара-та-тта,  тара-рарра-ра...  та! И-их...
Браво, Кухцинский!.. Лихо, Кухцинский!..
   Мазурка продолжалась около часа;  пары утомились,  дамы выделывали па с
утомленными  лицами  и   тяжело  переводили  дух.   Только  одни  поляки  не
чувствовали никакой усталости,  а  танцевали еще  с  большим воодушевлением.
Привалов в  числе  другой  нетанцующей публики тоже  любовался этим  бешеным
танцем и даже пожалел, что сам не может принять участия в нем.
   - А  вы  вот  где,  батенька,  скрываетесь...  -  заплетавшимся  языком
проговорил над самым ухом Привалова Веревкин: от него сильно пахло водкой, и
он смотрел кругом совсем осовелыми глазами. - Важно... - протянул Веревкин и
улыбнулся пьяной улыбкой.  Привалов в  первый еще  раз  видел,  что Веревкин
улыбается, - он всегда был невозмутимо спокоен, как все комики по натуре.
   - Да, недурно, - согласился Привалов.
   - Недурно?..  Ах, вы... Ну, да все это вздор!.. - добродушно проговорил
Веревкин и, взглянув на Привалова сбоку, прибавил совсем другим тоном: - А я
сегодня того...  Да,  в  приличном градусе.  И  знаете,  успел продуть этому
живодеру...  Ну,  Ломтеву...  три тысячи.  Да...  Только я  свои собственные
продул,  кровные,  а  не  чужие.  А  вы  знаете,  что  я  вам скажу,  Сергей
Александрыч?  Мы,  то  есть я  да  вы,  конечно,  -  порядочные люди,  а  из
остальных... ну, вот из этих, которые танцуют и которые смотрят, знаете, кто
здесь еще порядочные люди?
   - Очень щекотливый вопрос, Николай Иваныч.
   - Нет,  не щекотливый...  Оставимте церемонии,  Сергей Александрыч. Вон
смотрите:  видите доктора Сараева? Вот идет с полной высокой дамой... Доктор
и  есть  самый  порядочный человек,  хотя  он  считает меня  за  порядочного
подлеца.  Ну,  да это все равно:  дело не во мне,  а в докторе.  Я его очень
уважаю...  Потом Лоскутов порядочный человек тоже,  хотя и  не от мира сего.
Ну,  господь с ним...  Вот уже целых двух нас считали. Пожалуй, председатель
суда недурной человек,  только в нем живого места нет:  он, должно полагать,
даже  потеет  статьями  закона...  Ей-богу!  "И  прииде  к  Иисусу  законник
некий..." Вот он самый и есть, законник-то этот, наш председатель.