свидетельских показаний. Прежде всего,
конечно, всем и каждому было ясно то обстоятельство, что здесь была замешана
женщина...  Да,  именно женщина,  даже,  может быть,  и не одна, а две, три,
дюжина.  Итак:  где женщина? Нашлись, конечно, сейчас же такие люди, которые
или  что-нибудь видели своими глазами,  или  что-нибудь слышали собственными
ушами;  другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить,  что было
сказано кем-то  и  когда-то;  большинство ссылалось без  зазрения совести на
самых достоверных людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда
не согласятся лгать и  придумывать от себя,  а  имеют прекрасное обыкновение
говорить только одну  правду.  Таким  образом сделалось всем  известно,  что
Привалов провел в  Петербурге очень бурную молодость в  среде jeunesse doree
самой   высшей   пробы;   подробно  описывали  наружность  его   любовниц  с
стереотипными французскими кличками,  те подарки, которые они в разное время
получали  от   Привалова  в   форме   букетов  из   сторублевых  ассигнаций,
баснословной  величины  брильянтов,   целых  отелей,  убранных  с  княжеской
роскошью.   Нужно   заметить,   что   все   вышесказанное  занимало   только
легкомысленные  умы.   Более   серьезные  и   проницательные  субъекты  мало
интересовались такими бреднями и старались разрешить вопрос,  зачем Привалов
приехал в  Узел.  Налицо уже было два очень красноречивых факта:  во-первых,
Привалов остановился в  рублевом номере,  во-вторых,  он сделал первый визит
Бахаревым на  другой же  день.  Первый факт  можно  объяснить или  тем,  что
Привалов навсегда покончил свою веселую жизнь с Блянш и Сюзет и намеревается
посвятить себя мудрой экономии,  или  тем,  что  он  хотел показать себя для
первого раза оригиналом,  или же,  наконец,  тем,  что он думал сделать себе
маленькое  incognito.   Объяснение  второго  факта  не   представляло  такой
простоты.  Что заставило Привалова сделать визит Бахареву сейчас же по своем
приезде в  Узел?  Почему  он,  Привалов,  не  сделал такого же  визита своим
опекунам?  Не  хотел ли  он этим показать последним свое неудовольствие?  Не
находится  ли  в  связи  с  этим  подозрительная болезнь  старика  Бахарева?
Наконец,  может быть,  Привалов приехал просто жениться на  одной из дочерей
Бахарева?  Еще более интереса представлял тот вопрос,  как отнесутся к этому
факту опекуны Привалова,  если принять его как вызов... Да, тут было над чем
поломать голову,  -  заварилась очень  крупная каша  даже  не  для  уездного
города.
   - Мне  всего удивительнее во  всем  этом  деле кажется поведение Хионии
Алексеевны,  -  несколько раз  довольно многозначительно повторила Агриппина
Филипьевна  Веревкина,   представительница  узловского  beau   monde'a*.   -
Представьте: утром, в самый день приезда Привалова, она посылает ко мне свою
горничную сказать,  что приехал Привалов,  а  затем как в воду канула...  Не
понимаю, решительно не понимаю!..
   ______________
   * высшего света (франц.).

   Хиония  Алексеевна в  эти  немногие дни  не  только  не  имела  времени
посетить  свою  приятельницу,   но  даже  потеряла  всякое  представление  о
переменах дня и ночи.  У нее был полон рот самых необходимых хлопот,  потому
что  нужно было приготовить квартиру для  Привалова в  ее  маленьком домике.
Согласитесь,  что  это  была  самая трудная и  сложная задача,  какую только
приходилось когда-нибудь  решать  Хионии  Алексеевне.  Но  прежде мы  должны
сказать, каким образом все это случилось.
   Когда  Хиония  Алексеевна еще  сидела  за  обедом у  Бахаревых,  у  нее
мелькнул в голове отличный план поместить Привалова у себя на квартире.  Это
был очень смелый план, но Хиония Алексеевна не унывала, принимая во внимание
то,  что  Привалов остановился в  рублевом номере а  также  некоторые другие
материалы,  собранные Матрешкой с  разных концов.  Всего труднее было решить
вопрос,  в какой форме сделать предложение Привалову: сделать это ей самой -
неудобно;  Виктор  Николаич  решительно  был  неспособен к  выполнению такой
дипломатической  миссии;   оставалось   одно:   сделать   предложение  через
посредство Бахаревых;  но  каким  образом?  Хиония Алексеевна повела дело  с
дьявольской  ловкостью,   потому  что   ей   нужно  было  подготовить  Марью
Степановну, которая отличалась большим умом и еще большим упрямством. Тонкая
дама  повела  дело  самым  осторожным  образом.  Прежде  всего  ей  пришлось
пожалеть,  что Привалову неудобно поместиться в доме Бахаревых, - злые языки
могут бог  знает что  говорить!  Затем она очень подробно распространилась о
нынешних молодых  людях,  которые усваивают себе  очень  свободные привычки,
особенно в  столицах.  Этим,  конечно,  Хиония  Алексеевна ничего не  хотела
сказать дурного о  Привалове,  который стоит выше всех этих сплетен и разных
толков,  но  ведь  в  провинции ему  покажется страшно скучно,  и  он  может
увлечься,  а  если попадет в  такое общество...  Нет  слов,  что  для Nadine
Привалов  самая  выгодная  партия,   но  ведь  все-таки  к  нему  необходимо
присмотреться,  -  кто знает,  чтобы не пожалеть после. Вот если бы... Марья
Степановна отлично  понимала,  какую  игру  затевала Хиония  Алексеевна,  но
несколько времени колебалась и  уже затем согласилась посоветовать Привалову
пока поместиться в домике Хионии Алексеевны.
   - Конечно,  только пока...  - подтверждала Хиония Алексеевна. - Ведь не
будет же  в  самом деле  Привалов жить в  моей лачуге...  Вы  знаете,  Марья
Степановна, как я предана вам, и если хлопочу, то не для своей пользы, а для
Nadine.  Это такая девушка, такая... Вы не знаете ей цены, Марья Степановна!
Да... Притом, знаете, за Приваловым все будут ухаживать, будут его ловить...
Возьмите Зосю Ляховскую, Анну Павловну, Лизу Веревкину - ведь все невесты!..
Конечно, всем им далеко до Nadine, но ведь чем враг не шутит.
   "Ох-хо-хо!  Как бы эта Хина не сплавила нашего жениха в другие руки,  -
думала Марья  Степановна,  слушая медовые речи  Заплатиной.  -  Придется ей,
видно, браслетку подарить..."
   - Ведь вы себе представить не можете,  Марья Степановна,  какие гордецы
все эти Ляховские и Половодовы!.. Уж поверьте мне, что они теперь мечтают...
да,  именно мечтают,  что  вот  приехал Привалов да  прямо к  ним  в  руки и
попал...
   Когда  Марья  Степановна посоветовала Привалову занять пока  квартиру у
m-me Заплатиной,  он сейчас же согласился и даже не спросил,  сколько комнат
ему отведут и где эта квартира.
   - Это та самая дама,  которую вы видели у  нас за обедом,  -  объясняла
Марья Степановна.  -  Она очень образованная и живет своим трудом... Болтает
иногда много, но все-таки очень умная дама.
   - Благодарю вас,  - добродушно говорил Привалов, который думал совсем о
другом.  - Мне ведь очень немного нужно... Надеюсь, что она меня не съест?..
Только вот имя у нее такое мудреное.
   - А мы ее Хиной зовем, - может, скорее запомнишь.
   - Пусть будет Хина...
   Когда  Заплатина объявила своему  мужу  фамилию нового  жильца,  Виктор
Николаич сначала усомнился, а потом с умилением проговорил:
   - Ведь ты у меня гениальнейшая женщина!..  А!.. Этакого осетра в жильцы
себе заполучила...  Да ведь пожить рядом с ним,  с миллионером...  Фу,  черт
возьми, какая, однако, выходит канальская штука!..
   - А  мне,   главное,  хочется  взбесить  этих  гордецов  Половодовых  и
Ляховских,  - задумчиво говорила гениальнейшая женщина. - Воображаю, как это
их всех взбесит!.. Ха-ха!..
   Хиония Алексеевна гналась не  из  большого:  ей  прежде всего  хотелось
насолить Половодовым и Ляховским,  а там - что бог даст. Она еще не обдумала
хорошенько всех выгод,  которые представляла теперь занятая ею позиция. Ясно
было  одно,  -  именно,  что  ее  фонды  на  узловской бирже  должны  быстро
подняться:  такой необыкновенный жених и буквально у нее в руках, за стеной.
От неиспытанного счастья у  Заплатиной кружилась голова...  Вот когда за ней
будут ухаживать, все будут заискивать, а она этак свысока посмотрит на них и
улыбнется только.
   "А  там  женишок-то  кому  еще  достанется,  -  думала про  себя Хиония
Алексеевна,  припоминая свои обещания Марье Степановне.  -  Уж  очень Nadine
ваша нос кверху задирает. Не велика в перьях птица: хороша дочка Аннушка, да
хвалит только мать да бабушка!  Конечно,  Ляховский гордец и  кощей,  а если
взять Зосю,  -  вот эта,  по-моему, так действительно невеста: всем взяла...
Да-с!.. Не чета гордячке Nadine..."
   Хиония Алексеевна произносила этот  монолог перед  зеркалом,  откуда на
нее  смотрело  испитое,  желтое  лицо  с  выражением хищной  птицы,  которой
неожиданно попала в  лапы лакомая добыча.  Погрозив себе пальцем,  почтенная
дама проговорила:
   - Главное, Хина, не нужно зарываться... Будь паинькой, а там и на нашей
улице  праздник будет.  Посмотрим теперь,  что  будут поделывать Ляховские и
Половодовы... Ха-ха!.. Может быть, придется и Хине поклониться, господа...
   В  пылу  увлечения Хиония  Алексеевна сделала  перед  зеркалом pas  des
nymphes, как учили ее в пансионе.


XII

   Устроить  комнаты  для  Привалова  -  составляло  для  Заплатиной очень
замысловатую и сложную задачу,  которую она решила в течение нескольких дней
самым  блестящим образом.  Три  небольшие уютные  комнатки она  убрала,  как
гнездышко. Приличная мебель, драпировки на окнах и дверях, цветы и картины -
все было скромно, но очень удобно и с большим вкусом. Матрешка до десяти раз
сбегала к  лакею  Привалова,  чтобы подробно разузнать,  как  его  барин жил
раньше,  какая у  него квартира,  мебель,  любит ли он цветы,  ковры и  т.д.
Согласно собранным сведениям, Заплатина и устроила свои три комнаты. Одна из
них служила приемной, другая кабинетом, третья спальней.
   Привалов удивился,  когда Хиония Алексеевна ввела его во владение новой
квартирой: ему очень понравились эти три небольшие комнатки.
   - Может  быть,  я  заставил вас  сделать лишние издержки?  -  спрашивал
Привалов. - Тогда позвольте мне оставить все вещи за собой.
   - О  нет,  зачем  же!..  Не  стоит  говорить о  таких пустяках,  Сергей
Александрыч. Было бы только для вас удобно, а я все готова сделать. Конечно,
я не имею возможности устроить с такой роскошью, к какой вы привыкли...
   - Нет,  это  напрасно,  Хиония  Алексеевна...  Мне  именно нравится эта
простота.
   Хиония Алексеевна была счастлива.  Как  ни  привыкла она  лгать,  но  в
настоящем случае  она  говорила правду.  Она  готова  была  сделать все  для
Привалова,   даже  сделать  не   из  корыстных  видов,   как  она  поступала
обыкновенно,  а просто потому,  что это нужно было для Привалова,  это могло
понравиться  Привалову.   Простодушная  похвала   Привалова   заставила   ее
покраснеть остатками крови,  какая еще текла под ее сухой, сморщенной кожей.
Одна мысль о  том,  что она входит в  непосредственные сношения с  настоящим
миллионером,  кружила ей голову и  нагоняла сладкое опьянение.  В ней теперь
проснулся тот  инстинкт,  который  двигает  всеми  художниками:  она  хотела
служить  олицетворению  миллионов,   как  брамин  служит  своему  Браме.  Ей
казалось,  что  в  своих  маленьких комнатках она  заперла  магическую силу,
которая,  как магнит,  сосредоточит на себе всеобщее внимание...  Да,  этого
было даже слишком достаточно,  и Хиония Алексеевна на некоторое время совсем
вышла  из  своей обычной роли  и  ходила в  каком-то  тумане.  Самые узкие и
своекорыстные  натуры  способны  к  таким  душевным  порывам  и  внутреннему
просветлению, когда они действуют не из расчета, а по вдохновению.
   Кончив  свое  дело,  Хиония  Алексеевна заняла  наблюдательную позицию.
Человек Привалова,  довольно мрачный субъект,  с  недовольным и глупым лицом
(его  звали Ипатом),  перевез вещи барина на  извозчике,  Хиония Алексеевна,
Матрешка и даже сам Виктор Николаич,  затаив дыхание,  следили из-за косяков
за каждым движением Ипата, пока он таскал барские чемоданы.
   - Видно, что с деньгами, - соображала Матрешка, обращавшаяся в суматохе
с барыней самым фамильярным образом. - Тяжелые... страсть!..
   - Дура,  да  разве деньги держат дома?!.  -  обругала Хиония Алексеевна
свою верную рабу.
   Матрешка всегда  держала  двугривенные при  своей  особе,  а  целковые,
которые посылала на  ее долю судьба,  она прятала иногда в  старых тряпицах;
поэтому она вопросительно посмотрела на свою барыню - уж не шутит ли она над
ней?
   - Деньги держат в банке...  Понимаешь?.. - объясняла Хиония Алексеевна.
- Дома украдут, а там еще проценты заплатят...
   Матрешка усомнилась;  она не  отдала бы  своих двугривенных ни в  какой
банк.  "Так  и  поверила тебе,  -  думала она,  делая глупое лицо,  -  нашла
дуру..."
   Очутившись в  своей собственной квартире,  Привалов вздохнул свободнее.
Он  как-то  сразу  полюбил свои  три  комнатки и  с  особенным удовольствием
раскрыл дорожный сундук, в котором у него лежали самые дорогие вещи, то есть
портрет матери,  писанный масляными красками,  книги  и  деловые бумаги.  На
портрете мать Привалова была нарисована еще очень молодой женщиной с темными
волосами и  большими голубыми глазами.  У Павла Михайлыча Гуляева были такие
же  глаза  и  смотрели  таким  же  глубоким,   задумчивым  взглядом.  Тонкие
породистые руки с длинными пальцами были выпростаны поверх голубого сарафана
с  затканными  серебряными  цветочками;  белая  кисейная  рубашка  открывала
полную,  немного  смуглую  шею,  перехваченную жемчужной  ниткой.  Старинный
кокошник почти  совсем закрывал гладко зачесанные волосы,  которые только на
висках выбивались легкими завитками,  придававшими портрету какое-то детское
выражение.  У  Привалова волосы были такие же,  как у  матери,  и он поэтому
любил их.
   "Что было бы, если бы ты была жива?" - думал Привалов.
   Он  рассматривал потемневшее полотно и  несколько раз  тяжело вздохнул:
никогда еще ему не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так
не  желал ее  видеть,  как в  настоящую минуту.  На душе было так хорошо,  в
голове было столько мыслей,  но  с  кем  поделиться ими,  кому открыть душу!
Привалов чувствовал всем существом своим,  что его жизнь осветилась каким-то
новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало
само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
   "Нужно работать и работать",  -  думал Привалов,  разбирая свои бумаги;
даже эти мертвые белые листы казались ему совсем другими,  точно он их видел
в первый раз.
   Между  прочим,  разложив  на  столе  большой  план  вальцовой мельницы,
Привалов долго и особенно внимательно рассматривал его во всех подробностях.
На  плане мельница была нанесена со всеми пристройками,  даже была не забыта
крошечная избушка  сторожа.  Привалов машинально начертил тут  же  небольшой
флигель в пять окон с маленьким цветничком впереди.  Именно в этом флигельке
теперь билось сердце Привалова,  билось хорошим, здоровым чувством, а в окно
флигелька смотрело  на  Привалова такое  хорошее  девичье  лицо  с  большими
темно-серыми глазами и чудной улыбкой.


XIII

   Хиония Алексеевна немного рано отпраздновала свою победу: ни Ляховский,
ни  Половодов не  приехали к  Привалову с  визитом  и  таким  образом вполне
сохранили за  собой высоту своего положения.  Это сердило и  удивляло Хионию
Алексеевну,  потому  что  она,  по  странному свойству человеческой природы,
переносила все,  что относилось до жильца,  на собственную особу.  Почтенную
даму даже бесило поведение Привалова,  который,  кажется,  не хотел понимать
коварства  своих  опекунов  и  оставался  до  безобразия  спокойным.  Хиония
Алексеевна  зорко  следила  за  каждым  его  шагом  и   только  презрительно
покачивала головой, когда Привалов, выйдя из ворот, поворачивал налево.
   - Опять...  -  произносила Хиония  Алексеевна таким  тоном,  как  будто
каждый шаг Привалова по направлению к  бахаревскому дому был для нее кровной
обидой.  -  И  чего  он  туда повадился?  Ведь в  этой Nadine,  право,  даже
интересного ничего нет...  никакой женственности.  Удивляюсь,  где  только у
этих мужчин глаза... Какой-нибудь синий чулок и... тьфу!..
   Хиония  Алексеевна относительно своего  жильца начала приходить к  тому
убеждению,  что он, бедняжка, глуповат и позволяет водить себя за нос первой
попавшейся на  глаза  девчонке.  Несколько раз  она  нарочно ездила к  Марье
Степановне,  чтобы разузнать,  нет  ли  чего-нибудь нового и  что  такое мог
делать  там  Привалов.  Нового  Хиония  Алексеевна узнала немного:  Привалов
больше  проводил время  в  разговоре с  Марьей  Степановной или  в  кабинете
старика.  Nadine была  еще  глупее Привалова.  Она  подманивала жениха,  как
поповна.  Со стороны даже было противно смотреть,  как она нарочно старалась
держаться в  стороне  от  Привалова,  чтобы  разыграть из  себя  театральную
ingenue,  а  сама то  ботинок покажет Привалову из-под  платья,  то  глазами
примется  работать,  как  последняя горничная.  "Нечего  сказать,  воспитали
сокровище!..  И  Марья Степановна тоже хороша,  -  будто ничего не замечает,
какие  штучки выкидывает ученая дочка".  Хионию Алексеевну начинало задевать
за  живое  все,   что  она  теперь  видела  в  бахаревском  доме;  она  даже
подозревала,  не  думает ли  обойтись Марья Степановна совсем без нее.  Одна
мысль  остаться пятым  колесом  в  этой  игре  бросала  Хионию  Алексеевну в
холодный пот, - она слишком увлеклась своим новым положением.
   "Уж больно зачастил что-то,  -  думала Марья Степановна о Привалове,  -
пожалуй, люди еще бог знает что наскажут..."
   Каждый новый  визит  Привалова и  радовал Марью  Степановну,  и  как-то
заботил:  она  не  могла не  видеть,  что Надя нравилась Привалову и  что он
инстинктивно ищет ее  общества,  но  уж  что-то очень скоро заваривалось то,
чего так страстно желала в душе Марья Степановна.
   - Ты бы сходил к Ляховскому-то,  - советовала она Привалову материнским
тоном, - он хоть и бусурман, а всех умнее в городе-то. Вот тоже к Половодову
надо.
   - Я каждый день собираюсь сделать эти визиты и каждый раз откладываю, -
отвечал Привалов.
   - Знаю,  что тяжело тебе к ним идти,  - пожалела Марья Степановна, - да
что уж будешь делать. Вот и отец то же говорит.
   Марья Степановна решилась переговорить с дочерью и выведать от нее,  не
было ли  у  них  чего.  Раз  она  заметила,  что  они  о  чем-то  так  долго
разговаривали;  Марья Степановна нарочно убралась в  свою комнату и сказала,
что  у  нее  голова болит:  она  не  хотела мешать "божьему делу",  как  она
называла брак.  Но  когда она заговорила с  дочерью о  Привалове,  та только
засмеялась, странно так засмеялась.
   - Право,  мама, я вас не узнаю совсем, - говорила Надежда Васильевна, -
с чего вы взяли, что я непременно должна выходить за Привалова замуж?
   - А хоть бы и так,  - худого нет; не все в девках сидеть да книжки свои
читать.  Вот мудрите с отцом-то,  -  счастья бог и не посылает.  Глядите-ко,
двадцать второй год девке пошел,  а  она только смеется...  В твои-то годы у
меня трое детей было, Костеньке шестой год шел. Да отец-то чего смотрит?
   - Это все ваша Хина придумывает, мама.
   - Хина?! Я и без Хины знаю, матушка.
   - Вы,  мама,  добьетесь того,  что я  совсем не  буду выходить из своей
комнаты,  когда у нас бывает Привалов.  Мне просто совестно...  Если человек
хорошо относится ко  мне,  так вы  хотите непременно его женить.  Мы  просто
желаем быть хорошими знакомыми - и только.
   - Да ведь не с хорошими знакомыми жить-то, а с мужем!
   - Муж найдется,  мама В газетах напечатаем,  что вот,  мол,  столько-то
есть приданого,  а  к  нему прилагается очень хорошая невеста...  За офицера
выйду!
   - Полно пустяки-то  молоть...  Тогда в  гостиной-то о  чем вы целый час
разговаривали?
   - Вы непременно желаете это знать?
   - Я тебя не заставляю исповедоваться, а так, к слову спросила.
   - Я  тоже  к  слову  скажу  вам:  я  читала  книгу,  Сергей Александрыч
увидел... ну,