ния? Никто.
Он  мог жить с  собственным частным мнением о Гликерии. И  только.  Ко всему
прочему,  он был присушен Гликерией или к  Гликерии.  Но  на каждую присушку
есть   отсушка.  Средства  отсушки  Шеврикука  хорошо  знал.   Хотя  бы   из
простодушных заклинаний  Петра  Арсеньевича.  И  в  острые  минуты  обиды  в
сокольническом томлении мысль  об отсушке, немедленной причем, приходила ему
в голову. Теперь же, после того как он простил Гликерию, желание отсушки как
будто  бы  и  отменялось. Прощение в  магазине на  Покровке  вышло и  впрямь
вынужденным.  Но,  может,  оно  и  к  лучшему.  Иначе  он  долго  бы  маялся
сомнениями:   прощать,   не  прощать.  А   простив,  он  получил  явственное
облегчение. Да и  скучно было  бы ему  существовать  без  Гликерии. Гликерия
Андреевна  Тутомлина  была  его  вечным  приключением.  В  грядущем   же  не
исключались и самые неожиданные повороты в их отношениях.
     В парке,  у шашлычной, Шеврикука сразу же объявил Дуняше о  цели своего
прихода. "Хорошо,  хорошо, -- заверила его  Дуняша.  --  Я принесу тебе их".
Тотчас же Шеврикука осознал неловкость положения. Выходило, будто бы он, как
при детских раздорах, явился требовать свои игрушки.
     "Знаешь,  --  поспешил он, -- мне-то нужна  одна  вещь.  Для  дела.  Та
монета, что теперь вправлена в перстень. А другая, фибула, пряжка, пусть так
и останется  украшением ремня..."  Шеврикука не  стал объяснять  Дуняше, для
какого  дела  ему  понадобится  золотая  монета,  условно  названная  Петром
Арсеньевичем оболом,  то есть пропуском куда-то, неизвестно куда, может, и в
ловушку. Да и  понадобится ли? Но предчувствие подсказывало  Шеврикуке,  что
понадобится. И очень может быть, что этот обол и выведет его на Любохвата.
     На  другой  день, при  возвращении  обола,  Дуняша попыталась  передать
Шеврикуке и некие слова Гликерии. "Не надо! -- остановил ее Шеврикука. -- Не
надо!"  И  все  же он был принужден  выслушать сведения  об  обстоятельствах
нынешней жизни Гликерии и Дуняши. Когда  Шеврикуку размуровали  и возродили,
обо всем тут же  стало известно. От Гликерии отвернулись, в хорошее общество
ее перестали приглашать.  Да и она сама поняла,  что натворила,  пребывала в
затворничестве   и   отчаянии.   Ее  уязвимость  почувствовали   Любохват  с
Продольным, потому и затеяли похищение. Но после похищения мнение о Гликерии
изменилось, ее теперь жалеют, ей сострадают, и наверняка они с Дуняшей будут
приглашены на зимний маскарад.
     -- Вот и повеселитесь, -- сказал Шеврикука.
     -- Какие уж тут, Шеврикука, веселья, -- печально вымолвила Дуняша. -- А
всю твою добычу Гликерия готова вернуть в коллекцию Тутомлиных.
     Шеврикука пожал плечами и удалился, успев, уходя, произнести:
     -- Привет Петюле!
        "81"
     А во  дворе дома на Покровке заканчивалось возведение бассейна Парадиза
со стеклянной крышей-башней  для амазонского змея  Анаконды.  При  очередной
встрече с Шеврикукой Сергей  Андреевич  Подмолотов напомнил  о необходимости
продегустировать провиант и напитки змея.
     -- И  приятель  ваш обещал  посетить, --  сказал  Крейсер  Грозный,  --
который со шпорами... Как его...
     -- Илларион... Илларион Васильевич...
     --  Вот-вот!  Илларион  Васильевич!  Шеврикука,  полагая,  что  Крейсер
Грозный  от  него  не отвяжется, а собственное его  любопытство  не  истает,
попросил  Сергея  Андреевича  назначить срок  дегустации.  Сергей  Андреевич
назначил. И  сообщил, что  со стороны  змея  принимать участие будут Алексей
Юрьевич  Савкин, зоотехник и  ветеринар, а также всеобщий японский  друг Сан
Саныч.  Игорь  Константинович  же с Илларионом Васильевичем могут привести с
собой приятелей и приятельниц, хорошо бы -- истинных гурманов.
     --  Не  знаю,  --  сказал  Шеврикука.  --  Я-то  приду.  А вот Илларион
Васильевич может быть и занят. А может быть он и в отъезде.
     Шеврикука  опасался,  что  Илларион  пошлет  его  подальше,  но  все же
постучался к нему. Нет, Илларион  о  своем обещании помнил и желал корм змея
попробовать.
     Возможно,  что  сотворители   Парадиза   Анаконды  изучали  особенности
Оранжереи,  в чьей  теплой воде одно время ютился змей,  или они выразили  в
сооружении  свои представления о рае. Бассейн Анаконды  был хорош и озеленен
листьями лотосов и викторий, хрустальным конусом (или шатром?) с серебряными
перехватами  возвышалась  над  ним  воздушная  башня,  под  ее  стенами  уже
произрастали  пальмы  с  бананами  и  корявые  амазонские   деревья,   будто
канителью,  перевитые лианами. Цветные тропические  птицы резвились в высях,
на лианах же озорничали мартышки.
     --  Змей там,  --  указал Крейсер  Грозный.  --  Дрыхнет.  Но здесь еще
недоделки. Пойдемте в гостиную.
     -- А пираний в Парадизе нет? -- спросил Шеврикука.
     -- Нет! Нет! Как вы могли предположить!
     В гостиной,  примыкавшей к вольеру личной зебры зоотехника и ветеринара
Алексея  Юрьевича  Савкина,  столы  были  накрыты.  Шеврикуку  и   Иллариона
Васильевича принимали и не как гостей вовсе, а как работников, как экспертов
и инспекторов, или даже аудиторов, уполномоченных подписывать заключительные
и  требовательные  бумаги.   Коли  по  итогам  дегустации  будут  обнаружены
несоответствия процветанию змея.
     -- Как будете проводить? -- спросил Крейсер Грозный. -- По спискам? Или
по аппетитам? Если по спискам, надо начинать с овсов.
     -- По аппетитам, -- сказал Илларион.
     Список  угощений  змея  Анаконды  был  составлен  Крейсером  Грозным по
подсказкам  Шеврикуки, вспомнившего  о меню  персидского  слона, украшавшего
Петербург в годы Елизаветы Петровны. В список попали и тростники, и ананасы,
и мускатные орехи, и шафран, и макароны по-флотски,  и солянка московская, и
борщ, и сорок ведер виноградных вин, и шестьдесят ведер водки...
     -- Только и всего? -- высокомерно спросил Илларион.
     -- Нет, конечно, -- сказал Крейсер Грозный. --  Организм змея еще много
чего потребовал.
     -- Рыбу-то он, возможно, принимает?
     -- Принимает. По четвергам...
     -- Ну,  тогда  разумно  начать дегустацию  с рыб  осетровых  пород,  --
предложил Илларион. -- С икорками...
     -- Истинно так! -- обрадовался Крейсер Грозный. -- Истинно так! А потом
перейдем на поросят. Он, стервец, ужас как любит заглатывать поросят.
     Водка  подавалась змею  исключительно завода "Кристалл", лишь иногда --
от  волжских  берегов,  самарского  ликеро-водочного.  Похоже,  что  Крейсер
Грозный,  его японский друг  Такеути-сан,  Сан  Саныч,  и зоотехник  Алексей
Юрьевич  Савкин (это был черно-красивый  мужчина с  буденновскими усищами) в
ожидании  гостей  уже  приняли  для приличия  аперитивы  и,  мягко  сказать,
назюзюкались.  Они  не падали, не теряли  аппетита, лишь  по укорам Крейсера
Грозного Сан  Санычу  можно  было  догадаться  о  степени  их долговременной
подготовки к  дегустации.  А укорял  Сергей Андреевич  так: "Вот у вас,  Сан
Саныч, есть император, а ты  с ним не пил! А я пил с императором! С ихним, с
эфиопским! Как раз перед  тем, как  мы пошли с дружеским визитом на Амазонку
за змеем! Эй, змей! Ты дрыхнешь, а ты тоже не пил с императором!"  "Не верю!
-- качал головой японский друг. -- Не  верю!" "Не веришь! -- трубил  Крейсер
Грозный в возмущении. -- Да хочешь, я позову императора? Спроси его!"
     Шеврикука подмигнул Иллариону.
     И  сейчас  же  за  столом  обнаружился  пожилой  мелкокурчавый  негр  в
коричнево-оранжевом балахоне.
     --  Хайле! Селассия! --  бросился его обнимать Крейсер  Грозный. -- Они
мне не верили! Савкин, наливай! Все пропьем, а флот не опозорим! А вы мне не
верили! Ну и не будете пить с императором!
     -- А мы пригласим своего императора, -- заявил Илларион. Сегодня он был
в темно-синей деловой тройке, без сапог и шпор.
     В гостиную стремительно  вошел император Павел Петрович, будто прямо из
Гатчины. Только нынче при нем была его знаменитая палка.
     --  Милости просим! --  вскочил Сергей Андреевич,  соображая  при  этом
вслух. -- Это кто же у нас был такой курносый?
     -- Павел, Павел... -- прошептал ему Шеврикука.
     -- Точно, Павел! Паша,  садись сюда, напротив  эфиопского. Савкин, гони
стакан! Ба, а тут еще и флотский! -- обрадовался Крейсер Грозный.
     Флотским, естественно, оказался Александр Федорович Керенский.
     "А этот-то  зачем приплелся?"  --  Шеврикука с  удивлением посмотрел на
Иллариона. "Ничего, ничего..." -- успокоил его Илларион.
     Опасения Шеврикуки, что Павел Петрович кого-нибудь отдубасит и сошлет в
Сибирь, оказались напрасными. Павел находился в  шутейном состоянии духа и с
удовольствием выслушал  историю  хождения  черноморского  крейсера секретным
фарватером  под   Африкой   в   Парагвай  и   обретения  амазонского   змея,
подтвержденную мычанием эфиопского императора.  Некую нервозность  за столом
вызвали отказы братишки Александра выпивать с компанией.
     -- Я не пью! Я не пью! -- твердил он.
     -- Да какой же ты флотский! -- возмутился Крейсер Грозный. -- Может, ты
какая баба переодетая? Сестра милосердия какая!..
     -- Ну, это вы грубо, Сергей Андреевич, -- покачал головой Шеврикука.
     А  Александр Федорович  нервно съежился  и принял от зоотехника Савкина
стакан. И пил далее.
     Когда откушали солянку по-московски, разговор зашел о змее, как о живом
символе  концерна  "Анаконда".  Вспомнили,  что  с помощью  змея бразильские
хирурги вернули Сергею Андреевичу  главные достоинства, каким нанесли  ущерб
бандитские  пираньи.   А  потому  разумно  было   говорить  о   фаллическом,
дионисийском смысле  именно этой змеиной особи, а стало быть,  и о  том, что
своим присутствием змей-символ предназначен служить плодородию, процветанию,
вакханалиям и росту концерна "Анаконда".
     -- Он как там, в манаусском  госпитале, -- вспомнил Крейсер Грозный, --
поднялся  в  полный рост,  все  и охнули...  А уж  тут-то, в Парадизе, да на
московских харчах...  Пойдемте к нему!  Сейчас  мы его поднимем.  Под  самую
крышу!
     Спустились  к бассейну.  Призывы  Сергея Андреевича  приподняться  были
оставлены  змеем  без  внимания.  Случилось лишь  слабое  колыхание  листьев
виктории. Да мартышки будто бы смеялись.
     -- Паш, -- обратился к  Павлу Петровичу Крейсер Грозный, -- будь  добр,
дай-ка мне свою палку.
     Усердия палки  возымели действие. Змей высунул  из воды морду.  И  даже
поднял  ее метра  на  три.  "Давай!  Давай, родимый! -- поощрял его  Крейсер
Грозный. -- Помнишь,  как в Манаусе..." Сан Саныч  и  Савкин  побуждали змея
бодрствовать  стрельбой  из  рогаток. Затем,  поскребя  буденновские  усищи,
Савкин  предложил  подвесить  на лианах  жареного  поросенка,  тогда  у змея
возникнет  животный  стимул.  На  лианы  с  поросенком  отправили эфиопского
императора. Украшение лианы  заинтересовало змея. Он поднялся было метров на
семь, но потом расхотел, опал и скрылся под лотосами и викториями.
     -- У, скотина! --  осерчал Крейсер  Грозный.  -- Разнежился! Отъелся на
московских харчах!.. Или, может, харчи не те?..
     Тут  же  вспомнили,  что  Игорь  Константинович  и Илларион  Васильевич
приглашены в Парадиз в качестве экспертов и инспекторов, должных определить,
нет ли в  провианте и напитках змея каких-либо изъянов, способных  навредить
здоровью не только  самого  змея, но  и хрупких  погонщиков и  дегустаторов.
Вернулись в гостиную.  Изъяны,  естественно,  были  обнаружены.  Требовалось
немедленно  составить  челобитную-рекламацию  на  имя  господ  Кубаринова  и
Дударева.  За  бумагу  усадили  Алексея  Юрьевича  Савки  на,  текст же  ему
подсказывали  все, с  эфиопского  (ахмарского)  переводил  Крейсер  Грозный.
Шеврикука  вспомнил челобитную погонщиков елизаветинского слона, и его фраза
"к удовольствию  змея  водка, поставленная  в  ящиках  30  ноября, неудобна,
понеже  явилась с пригарью и  некрепка" была положена на бумагу. Подписи под
челобитной  среди  прочих  поставили   императоры  Хайле  Селассие  и  Павел
Петрович. А под ними и флотский, Александр Федорович.
     -- Народ не унывает! -- потряс бумагой Крейсер Грозный.
     И Сергей  Андреевич  предложил подписавшим  исполнить  хором "Прощайте,
скалистые горы!". Что и было исполнено.
        "82"
     Утром Шеврикука чувствовал себя скверно. Снег шел густой. В Сокольники,
что  ли, съездить,  раздумывал Шеврикука, или  сходить  в  Ботанический сад?
Пошел в  Ботанический сад.  Один из столбов  металлической  ограды  притянул
Шеврикуку. Будто что-то призывно трещало на нем. Или верещало.  Паучок сидел
на  столбе, ему  бы замерзнуть,  а  он  ползал,  видно,  был  искусственного
происхождения.
     -- Шеврикука, -- раздалось  из  паучка.  --  Это я,  Бордюр.  Тот,  кто
называл себя Бордюром.
     -- И что? -- спросил Шеврикука.
     -- Мы вас  недооценили. Как и  все ваше сословие. А именно  вас-то надо
было уничтожить еще в июле...
     -- Что-либо изменилось бы?
     -- Может,  и ничего не изменилось бы, -- печально  прошептал Бордюр. --
Мы  ослабли...  Мы  искорежены...  Но  мы еще кое на  что  способны...  Меня
нанимают компьютерным вредителем... Мы воспрянем... И  вы от нас хорошего не
ждите...
     --  Мы  и  не  ждем, --  сказал Шеврикука. -- Вы подозвали меня,  чтобы
сообщить мне это?
     -- Нет. Открывшись вам, я поступил неблагоразумно, -- сказал Бордюр. --
Но я  уже  не  мог...  У меня к  вам личный мучительный интерес...  Он  меня
жжет... В чем сила ваших бархатных  бантов?..  Почему вы их развесили  перед
Чашей?
     -- Кабы я сам знал! -- чуть ли не вскричал Шеврикука. -- Это и для меня
тайна!
     -- Я так и полагал, что вы мне не скажете, -- прошептал Бордюр. -- Но я
уже не мог...
     -- Да нечего мне вам сказать! -- Шеврикука готов был выругаться.
     А верещащий паучок исчез со столба.
     "Отродья окрепнут, Бушмелев окрепнет...  Любохват  пойдет с ними...  --
размышлял Шеврикука.  --  Так  и будет,  А Векка-Увека? Она ведь выходила на
Отродий... По моей же подсказке..."
     На всякий случай Шеврикука направился к маньчжурскому ореху. Но никакая
миловидная барышня в пушистой  шубенке, с  трогательной беличьей  муфтой под
орехом его не поджидала...
     В  Салоне  благодействий  и  чудес  в  Сверчковом  переулке   Шеврикуку
встретили  с  шумом  и  приязнью.  Шеврикука опасался сегодняшних проявлений
расположения к нему Совокупеевой, но  жаркая  женщина Совокупеева  вела себя
чрезвычайно  деликатно.  К  тому  же все  были  оживлены новостью: через две
недели произойдет наконец свадьба Леночки Клементьевой и Мити Мельникова. Уж
на  что  был  опасен  сейчас  Шеврикуке  Крейсер  Грозный  (вдруг  --  новая
дегустация!), но и тот обошелся с ним милостиво, никуда не потянул, а только
сытно  пофантазировал  по  поводу  свадебного   застолья.   "Помнишь,  Игорь
Константинович, -- подтолкнул  он  Шеврикуку, -- как славно  мы  посидели на
поминках  Департамента Шмелей!"  Никаких  намеков на  особенность  отношений
Крейсера Грозного с Веккой-Увекой  Шеврикука не углядел.  Может, ничего и не
сложилось?  Или -- гвоздики  съедены, опали  лютики?.. И  такое могло  быть.
Увека же лишь помахала Шеврикуке ручкой, в разговор с ним не вступала, будто
бы и не молила его (и не раз) оказать ей  честь -- сделать помощницей в его,
Шеврикуки, делах. Может, дела эти ее разочаровали. А может, увлекли ее новые
затеи и интересы. Оно и к лучшему. Пусть поживет в них.
     В  связи  с  зимними каникулами  футбольные заказы  почти  прекратились
(остались  лишь  --  связанные  с перекупкой  игроков), но поступали  заявки
баскетбольные,  хоккейные   и  --  единичные  --   от  фигуристов   (падения
соперников, выбоину  устроить, шпильку для волос  обронить  на лед). Но  все
чаще  оплачивались  пожелания,   для   Салона  --   "профильные",  вызванные
лирическими или гражданскими причинами.  Снять порчу, вернуть мужа, отбитого
злыдней-красоткой,   найти  украденный  "форд"  (поручения  ясновидящим   --
Векке-Увеке и супруге  Радлугина), выбить неплатежи, отменить заказной взрыв
(исполнитель  -- колдун, хахаль  Радлугиной) и т.  д. Забегал  в Салон  Олег
Сергеевич  Дударев,  шумел,  распоряжался  и  убегал  на  Покровку.  Офисные
помещения концерна были почти отделаны, а  вот  реставраторы в  исторических
залах тянули, капризничали, то  мрамор  италийский был им нужен, то бронза и
хрусталь для люстр-паникадил. "Придется терпеть и тратиться, но уж все будет
как у Тутомлиных, и даже лучше!  -- разъяснял Шеврикуке Дударев,  затащивший
Игоря   Константиновича   в  дом  на   Покровке.  --   Но  и  не  дождавшись
реставраторов, скоро будем освящать  здание. Освящать! Как же без этого! Тем
более после черного столба..." Он не забыл напомнить Игорю Константиновичу о
том, что его заработная плата снова  увеличена и  ее непременно выдадут. А в
день  открытия  Парадиза  амазонского  змея  Игорь   Константинович   сможет
рассчитывать  и  на премию. Дударев находился  в чудесно-щедром расположении
духа, ему уже и сейчас, похоже, не терпелось что-нибудь выдать достойнейшему
Игорю Константиновичу.
     --  Вот,  Игорь  Константинович, я вам одну  вещь  презентую,  если  не
возражаете.
     -- Не возражаю.  Отчего  же...  -- без охоты,  из  вежливости  произнес
Шеврикука.
     Дударев  открыл шкафчик,  достал  оттуда бинокль и  протянул его  Игорю
Константиновичу. Это был хорошо знакомый Шеврикуке перламутровый бинокль.
     -- Спасибо...  -- растерялся Шеврикука.  --  Спасибо! Вещь  изящная. И,
видно, старинная...
     -- Старинная, --  подтвердил Дударев. -- Может, и от  самих Тутомлиных.
Сыскалась при ремонте нижних помещений.
     -- А  более там  ничего не сыскалось? -- медленно,  стараясь не  выдать
волнения, произнес Шеврикука.
     -- Нет, более ничего. Уже после этой  находки там ковыряли, ковыряли  и
щупы приволакивали, но более ничего не нашли.
     --  Может,  еще и найдут...  --  предположил Шеврикука.  --  Очень  вам
признателен... Даже неловко принимать такой подарок...
     -- Берите, берите! -- барином поощрял его Дударев. -- Вы его заслужили.
Рад, что он  вам  приглянулся. В театр  с ним сможете сходить. В Малый или в
Большой...
     -- Непременно, -- пообещал Шеврикука.
     --  Да,  Игорь   Константинович,  а  вы  слышали  про  Мельникова-то  с
Клементьевой?
     -- Слышал, -- сказал Шеврикука.
     -- Очень хорошая новость! Очень! После свадьбы мы заставим  этого гения
Митеньку потрудиться на концерн!
     -- Будем надеяться...
     "Вот уж для кого,  наверное, это хорошая новость, -- подумал Шеврикука,
--  так  для Пэрста-Капсулы..."  В  дни недавних недомоганий  Пэрста-Капсулы
чрезвычайно занимало, как у этих двоих дела. Не исключено, что Пэрст-Капсула
находился  теперь вблизи Мельникова  и Клементьевой, возможно  и не объявляя
себя. Несколько дней Шеврикука его не видел. И не искал. Полагая, что,  коли
случится  надобность,  Пэрст-  Капсула  сам  возникнет.   И  если  пожелает,
расскажет   о  своей  жизни   и   своих   развлечениях.  Он   натура  теперь
самостоятельная...
     Через  четыре  дня  Сергей  Андреевич,  Крейсер  Грозный, снова  позвал
Шеврикуку поглядеть на змея.
     --  Только   без  дегустаций,  друзей  и   императоров!  --  потребовал
Шеврикука.
     -- Именно! Именно! -- согласился Крейсер Грозный.
     -- А в чем дело? -- спросил Шеврикука.
     -- Увидите! -- зашептал Крейсер  Грозный. -- Осознал, стервец! Мы его с
того дня не кормили. Только вы об этом Кубаринову и Дудареву не говорите.
     В  предвкушениях  презентации Парадиза полпрефекта Кубаринов  и Дударев
явились наблюдать змея. Кто  за отсутствием эфиопского императора развешивал
на лианах запеченных поросят, Шеврикука узнавать не  стал. И Крейсер Грозный
был  крепок и  смел  и уж наверняка  смог бы лазать  по мачтам и  вантам,  и
находились при нем японский марафонец  Сан Саныч,  штурмовавший Останкинскую
башню,  и  ковбой-зоотехник  Алексей  Юрьевич  Савкин. Оголодавший змей  был
подведен к необходимост