лся только не менять выражения лица.
   - Вы любили ту бедняжку, Ричард?
   Дик покраснел и покачал головой.
   - Послушайте, не надо  прикидываться  таким  жестоким...  Только  очень
молодые люди прикидываются жестокими.
   - Обесчещенная и брошенная техасская красавица  разбилась  насмерть  во
время воздушной катастрофы... Впрочем, большинство корреспондентов  -  мои
личные знакомые, они сделали все для того, чтобы затушить это дело...  Что
вы хотите, чтобы я сделал? Не  прыгать  же  мне,  по  примеру  Гамлета,  в
могилу! Достопочтенный мистер Берроу сделал все, что  требовалось.  Ужасно
неприятная история... - Он опустился на  стул.  -  Мне  бы  хотелось  быть
жестоким и плевать на все. Когда история шагает по  нашим  телам,  никаким
сантиментам не должно быть места. - Он покривился и продолжал говорить, не
разжимая рта. - Я хочу только одного, сестричка, - поглядеть с дядей Вудро
на белый свет... le beau  monde  sans  blague  tu  sais  [белый  свет  без
прикрас, понимаешь? (франц.)].
   Элинор  рассмеялась  своим  коротким,  резким   смехом,   на   лестнице
послышались голоса Эвелин и Пола Джонсона.
   Элинор преподнесла им клетку с двумя маленькими голубыми попугаями. Они
пили монтраше и ели жареную утку с  апельсинами.  В  середине  обеда  Дика
вызвали в "Крийон". Приятно было выйти на свежий воздух,  сесть  в  такси,
поехать мимо Лувра, выглядевшего огромным в поздних  сумерках,  в  которых
парижские улицы казались пустынными и очень древними, точно римский Форум.
Всю дорогу мимо Тюильри он боролся с искушением крикнуть шоферу, чтобы  он
вез его в оперу, в цирк, на укрепления,  куда-нибудь  ко  всем  чертям,  и
конец. Проходя мимо швейцара отеля "Крийон", он сделал непроницаемое лицо.
   Мисс Уильямс радостно улыбнулась, когда он появился на пороге.
   - Я боялась, что вы опоздаете, капитан Севедж.
   Дик покачал головой и осклабился,
   - Кто-нибудь уже пришел?
   - О, они идут толпами.  Завтра  будут  заголовки  во  всех  газетах,  -
прошептала она.
   Зазвонил телефон, и она ушла.
   Огромная комната была уже полна журналистов. Пожимая ему  руку,  Джерри
Бернхем шепнул:
   - Слушайте, Дик, если все дело сведется к декларации,  отпечатанной  на
машинке, вы не выйдете из этой комнаты живым.
   - Не беспокойтесь, - сказал Дик и осклабился.
   - А где Роббинс?
   - Он выбыл из игры, - сухо сказал Дик. - Кажется, он в Ницце, пропивает
остатки своей печени.
   Джи Даблью вышел из противоположной двери и  обходил  комнату,  пожимая
руки знакомым, раскланиваясь с незнакомыми. Молодой парень с растрепанными
волосами и съехавшим набок галстуком сунул Дику какую-то бумажку.
   - Послушайте, спросите его, будет ли он отвечать на эти вопросы?
   - Он едет в Америку, чтобы агитировать за Лигу  Наций?  -  спросил  его
кто-то в другое ухо.
   Все расселись, Джи Даблью откинулся на спинку стула и сказал,  что  они
будут беседовать совершенно неофициально, ведь он, в конце концов,  сам  -
старый газетчик.  Наступила  пауза.  Дик  смотрел  на  бледное,  несколько
тяжелое лицо Джи  Даблью  и  увидел,  как  вспыхнули  его  голубые  глаза,
обводившие  взглядом  журналистов.  Какой-то   пожилой   человек   спросил
торжественным тоном,  не  будет  ли  мистер  Мурхауз  любезен  высказаться
относительно разногласий между президентом и полковником Хаузом.
   Дик сел поудобней и приготовился скучать. Джи Даблью ответил с холодной
усмешкой, что лучше всего было бы спросить об  этом  у  самого  полковника
Хауэа. Когда кто-то произнес слово  "нефть",  все  насторожились.  Да,  он
может   сказать   определенно,   что   между   некоторыми    американскими
нефтепромышленниками  и,  скажем,  "Ройал-дойчшелл"  достигнуто  согласие,
своего рода деловое сотрудничество, о нет, разумеется, не для того,  чтобы
установить монопольные  цены,  но  чтобы  показать  пример  международного
сотрудничества -  той  новой  эры,  в  которой  крупные  капиталистические
объединения будут бороться  рука  об  руку  за  мир  и  демократию  против
реакционеров  и  милитаристов,  с  одной  стороны,  против  кровавых   сил
большевизма - с другой. А как обстоит дело с Лигой Наций?
   - Новая эра, - продолжал Джи Даблью конфиденциальным  тоном,  -  не  за
горами.
   Стулья скрипели и кряхтели, перья царапали  по  бумаге  блокнотов,  все
слушали с большим вниманием. Все отметили у себя, что Джи Даблью через две
недели отбывает в Америку на "Рошамбо". После  того  как  журналисты  ушли
отправлять свои каблограммы, Джи Даблью зевнул и попросил Дика  извиниться
за него перед Элинор - он, право, так устал, что сегодня  никак  не  может
прийти к ней. Когда Дик опять вышел на улицу, в  небе  еще  бродил  отсвет
лиловых сумерек. Он окликнул такси: черт  возьми,  теперь  он  может  себе
позволить взять такси, когда ему вздумается.
   У Элинор было очень благопристойно, гости сидели в гостиной и  в  одной
из  спален,  превращенной  в  подобие   будуара,   с   высоким   зеркалом,
задрапированным кружевами, разговор не вязался. Жених выглядел так, словно
у него за воротником ползали муравьи. Эвелин и  Элинор  стояли  в  оконной
нише, разговаривая с тощим человеком, оказалось, что это Дон Стивенс,  тот
самый, который был арестован командованием оккупационной армии в  Германии
и из-за которого Эвелин подняла на ноги всех своих знакомых.
   - И всякий раз, как я попадаю в беду,  -  говорил  он,  -  я  неизменно
нахожу какого-нибудь еврейчика, который вытягивает меня... На этот раз это
был портной.
   - Эвелин не еврейчик и не портной, - сказала Элинор ледяным тоном, -  и
тем не менее она достаточно для вас сделала.
   Стивенс подошел к Дику и спросил его, что собой  представляет  Мурхауз.
Дик почувствовал, что краснеет. Хоть бы Стивенс не говорил так громко.
   - Гм... Он чрезвычайно способный человек, - пролепетал он.
   - А я думал, что он просто манекен... Не понимаю, на  что  рассчитывали
эти сволочи и дураки из  буржуазных  газет,  когда  пошли  интервьюировать
его... Я был от "Дейли геральд".
   - Да, я вас видел, - сказал Дик.
   - Судя по тому, что мне говорил о вас Стив Уорнер, я думал, что  вы  из
категории тех, что разлагают строй изнутри.
   - В другом смысле... Разлагаю и разлагаюсь от скуки.
   Стивенс нагнулся к нему и  уставился  на  него  так,  словно  собирался
ударить его.
   - Ну ничего, скоро мы узнаем, кто  за  что  стоит.  Нам  всем  придется
показать свое подлинное лицо, как говорят в России. Ждать уже недолго.
   Элинор подошла к ним  с  только  что  откупоренной  пенящейся  бутылкой
шампанского. Стивенс вернулся к Эвелин в оконную нишу. - Это все равно что
пригласить в дом баптистского священника, - усмехнулась Элинор. А
   - Ну  его  к  черту  -  я  не  перевариваю  людей,  которым  доставляет
удовольствие всем портить настроение, - вполголоса проворчал Дик.
   Элинор сложила губы бантиком, улыбнулась  и  потрепала  его  по  рукаву
своими тонкими белыми пальцами  с  длинными  острыми  розовыми  ногтями  с
белыми лунками.
   - Я тоже, Дик, я тоже.
   Когда Дик шепнул ей, что у него болит голова и он хочет пойти  домой  и
лечь спать, она взяла его за руку и увлекла в прихожую.
   - Не смейте уходить! Не оставляйте меня с этими чурбанами.
   Дик скривил лицо и вернулся вместе с ней в  гостиную.  Она  налила  ему
шампанского из бутылки, которую еще держала в руке.
   - Развеселите Эвелин, - шепнула она  скрипуче.  -  Она  за  сегодняшний
вечер уже третий раз скисает.
   Дик проторчал в гостиной еще несколько часов, болтая с миссис Джонсон о
книгах, пьесах, опере. Ни он, ни она, по-видимому,  не  были  в  состоянии
следить за словами собеседника. Эвелин не сводила глаз со своего  мужа.  У
него  была  моложавая,  несколько  ребяческая  внешность,  внушавшая  Дику
симпатию, он стоял у буфета со Стивенсом и постепенно  напивался,  Стивенс
вслух отпускал нелестные замечания о паразитах и  буржуазных  сынках.  Так
продолжалось довольно долго. Пола Джонсона начало тошнить, и Дик увел  его
в ванную.
   Вернувшись в гостиную, Дик  чуть  не  подрался  со  Стивенсом,  который
затеял с ним спор о мирной конференции и вдруг полез на него с кулаками  и
обругал последними словами.  Супруги  Джонсоны  поспешно  увели  Стивенса.
Элинор подошла к Дику и обняла его за шею  и  сказала,  что  он  вел  себя
превосходно.
   Пол Джонсон вернулся с улицы, чтобы забрать попугаев. Он был бледен как
полотно. Одна из птиц умерла и лежала, задрав лапки кверху, на дне клетки.
   Около трех часов ночи Дик поехал к себе в гостиницу в такси.



НОВОСТИ ДНЯ XLIII

   находящиеся на действительной службе и демобилизованные солдаты вырвали
из рук радикалов плакаты, изорвали на них платье и избили их; только тогда
их оставили в покое
   34 Смертных Случая Вследствие Отравления Политурой Во Франции Опасаются
Остановки Всего Железнодорожного Движения
   Жерар Бросает Свою Шляпу На Ринг

   ВЕРХОВНЫЙ СУД ОТНЯЛ ПОСЛЕДНЮЮ НАДЕЖДУ У ЛЮБИТЕЛЕЙ ВЫПИТЬ

   Вызванное сигнальной ракетой спасательное судно в  течение  шестнадцати
часов тщетно искало потерпевших бедствие

   Люблю тебя Америка,
   Ты мне дороже жизни

   Les Gens Sages Fuient les Reunions Politiques
   [Умные люди избегают политических собраний (франц.)]

   НА УОЛЛ-СТРИТ ПЕРЕД ЗАКРЫТИЕМ ВЯЛО ОПАСАЮТСЯ НЕХВАТКИ ДЕНЕГ

   От берега до берега
   Тебе моей отчизне
   Тебе мой гимн Америка


   ОЖИДАЕТСЯ ПОЯВЛЕНИЕ МАЛЕНЬКОГО КАРУЗО

   его мать, миссис В.Д.Мак-Джилликеди, сообщила: "Мой  первый  муж  погиб
под колесами поезда, переходя  железнодорожное  полотно,  мой  второй  муж
погиб при тех же обстоятельствах, а теперь мой сын

   Как к матери стремится
   Родное дитя

   СКОПИЩЕ ЧЕРНИ В НОКСВИЛЛЕ РАССЕЯНО ПУЛЕМЕТНЫМ ОГНЕМ

   Люблю тебя Америка

   летчики в течение шести дней питались моллюсками
   полиция заставила демонстрантов убрать эти флаги и предложила  собранию
воздержаться от каких бы то ни было эмблем красного цвета  за  исключением
красного цвета  на  звездном  стяге  Соединенных  Штатов;  едва  ли  будет
нескромным отметить (тем более, что это обстоятельство ни в какой  степени
не умаляет его славы), что в тот момент,  когда  было  получено  известие,
генерал Першинг находился в своей каюте, прикованный к  постели  приступом
морской  болезни.  Восьмидесятидевятилетний  Старик   Хранит   Жевательную
Резинку Как Бесценный Сувенир Не мог Скрыть Своей Радости Закрывая  Дебаты
Лиги

   Нас больше ста миллионов таких как я



ТЕЛО АМЕРИКАНЦА

   На основании постановления вынесенного конгрессом Соединенных Штатов на
объединенном заседании марта четвертого  дня  истекшего  года  о  принятии
военным министром мер к доставлению в Соединенные  Штаты  тела  американца
находившегося в рядах американских экспедиционных войск в Европе и павшего
на поле брани чья личность  не  была  установлена  для  погребения  его  в
мемориальном амфитеатре национальной усыпальницы варлингтонештатвиргиния

   в крытом толем морге в Шалон-на-Марне, в  смраде  хлористой  извести  и
трупов, выбрали сосновый ящик, содержавший все, что оставалось от
   еники беникн си колеса, там было навалено еще  много  сосновых  ящиков,
содержавших то, что удалось наскрести от Ричарда Роу
   или иного неизвестного лица или неизвестных лиц. Место есть только  для
одного. Как они выбрали Джона Доу (*107)
   Смотрите, ребята, чтобы он не был негром, смотрите,  чтобы  он  не  был
итальяшкой или жидом, откуда вы знаете, что это парень стопроцентный, если
от него только и осталось, что холщовый мешок,  полный  костей,  бронзовые
пуговицы с орлом, разевающим пасть, да пара обмоток
   ...и удушливая хлористая известь и  тошнотворное  зловоние  трупа,  год
пролежавшего в земле...

   Впрочем, этот день был полон такого глубокого и трагического  значения,
что никто и не думал аплодировать. Безмолвие, слезы, песнопения и молитвы,
приглушенный бой барабанов и  тихая  музыка  -  так  нация  выражала  свои
чувства.

   Джон Доу родился (глухой стук крови слитых любовью в судорожном  полете
мужчины и женщины, они одни, наконец одни и вместе,
   и девять месяцев  болезненной  сонливости,  пробуждений  в  мучительном
ужасе, и муки, и кровь, и месиво  родов).  Джон  Доу  родился  и  вырос  в
Бруклине, в Мемфисе, на  берегу  озера  в  Кливленде,  Огайо,  в  зловонии
чикагских боен, на Бикон-Хилл, в  старом  кирпичном  доме  в  Александрии,
Виргиния, на Телеграф-Хилл в бревенчатом коттедже стиль Тюдор в Портленде,
городе роз,
   в родильном доме, основанном стариком Морганом на Стайвесент-сквер,
   под железнодорожной насыпью, неподалеку от загородного клуба, в дощатой
сторожке, в казарменном  многоквартирном  доме,  в  элегантном  загородном
особняке,
   отпрыск одного из лучших в городе  семейств,  получил  первый  приз  на
детском  конкурсе  на  Коронадо-бич,  был  лучшим  игроком  в   шарики   в
Литл-Рокской начальной школе, чемпионом баскетбола в Бунвиллской  средней,
защитником в исправительном доме для несовершеннолетних, спас утопавшего в
Малой Миссури ребенка шерифа, вследствие чего был  вызван  в  Вашингтон  и
снят на ступенях Белого дома в тот момент, когда обменивался  рукопожатием
с президентом;

   несмотря на траурный  характер  торжества,  это  собрание,  как  и  все
подобные собрания, блистает яркими красками. В ложах  выделяются  парадные
мундиры иностранных дипломатов, золотое шитье чинов  армии  и  флота,  как
наших,  так   и   иностранных,   строгие   черные   сюртуки   американских
государственных мужей, разноцветные  меха  осиротелых  матерей  и  сестер,
желто-серые  и  синие  пятна  солдат  и  матросов,  сверкание  музыкальных
инструментов и черно-белые стихари церковного хора.

   мальчик на побегушках  сельскохозяйственный  рабочий  свинарь  бойскаут
молотильщик кукурузы в Западном Канзасе грум в отеле  "Соединенные  Штаты"
на курорте Саратога-Спрингс рассыльный курьер фруктовщик телефонный монтер
портовый грузчик лесоруб подмастерье водопроводчика
   служил в компании  по  борьбе  с  полевыми  вредителями  в  Юнион-Сити,
набивал трубки в курильне опиума в Трентоне, штат Нью-Джерси.
   Секретарь ХСМЛ экспедитор шофер грузовика фордовский  механик  продавец
книг в Денвере, штат Колорадо: мадам  не  поможете  ли  молодому  человеку
закончить высшее образование?

   Президент Гардинг закончил свою речь следующими благоговейными словами,
прозвучавшими особенно значительно  ввиду  занимаемого  оратором  высокого
положения:
   Мы собрались сегодня, чтобы отдать безличную дань; имя того,  чье  тело
лежит перед нами, покинуло землю вместе с его бессмертной душой...
   Как истинный солдат нашей  демократии,  он  сражался  и  пал,  веруя  в
непреложность правого дела своей родины...
   Воздев правую руку, он пригласил тысячи людей,  до  которых  доносились
звуки его голоса, присоединиться к молитве:

   Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое...

   Голым вступил он в ряды армии;
   тебя взвесили, тебя измерили, осмотрели, не плоская ли у  тебя  ступня,
тебе давили половой орган, нет ли у тебя триппера, тебе залезали в  задний
проход, нет ли у тебя геморроя,  тебе  пересчитали  зубы,  тебе  приказали
кашлять, тебе выслушали сердце и легкие, тебе приказали  читать  буквы  на
таблице, проверили твою мочу и твои способности,
   тебе дали заполнить анкету на будущие времена (бессмертная душа),
   тебе повесили на шею бляху с выдавленным номером,  тебе  выдали  полное
армейское обмундирование, жестянку с перцем и военный кодекс.
   СмиррНА подбери брюхо говно собачье не скаль зубы равнение направо  что
это тебе крестный ход что ли? Шагом-АРШ!

   Джон Доу
   и Ричард Роу и иное неизвестное лицо  или  неизвестные  лица  проходили
строй, зубрили устав, жрали  баланду,  учились  козырять,  быть  солдатом,
сидеть орлом, на палубе курить воспрещается, стой на часах, сорок  человек
и восемь лошадей, венерический осмотр,  и  визг  шрапнели  и  свист  пуль,
прочесывающих  воздух,   и   упрямые   дятлы-пулеметы,   помойные   ведра,
противогазы и чесотка.

   Слушай братец скажи пожалуйста как мне попасть

   У Джона Доу была голова,
   двадцать с чем-то напряженных лет нервы глаз ушей  неба  языка  пальцев
рук и ног подмышек, нервы ощущавшие  тепло  под  кожей  заряжали  извилины
мозга болью блаженством  теплом  холодом  мое  должен  нельзя  поговорками
газетными заголовками:
   ты не должен, таблица умножения, деление, Пробил час, когда все честные
люди, Стучится лишь однажды в дверь молодого  человека,  Жизнь  прекрасна,
если  Ish  gebibbel  [я  командую  (искаж.  нем.)],   Первые   пять   лет,
Осторожность прежде всего, Вообразите,  что  гунн  попытался  изнасиловать
вашу Права или не праве это моя родина, Бери их, покуда они молоды Чего он
не знает ему не повредит, Не болтай лишнего, Что бы с ним ни случилось, он
это заслужил, Эта страна принадлежит белым, Играй в  ящик,  Отправился  на
запад. Если тебе это не нравится можешь его пришить.

   Слушай, братец, скажи, как мне попасть к своим?
   к своим?

   Никак не могу привыкнуть, всякий раз вздрагиваю, как эти штуки начинают
палить, меня от них прямо трясет. Номерную  бляху  я  потерял,  купаясь  в
Марне, в шутку борясь с одним парнем в очереди на дезинфекцию, в кровати у
девочки,  которую  звали  Жанной  (любовный  кинофильм,  похабный  сон   с
французской открытки начался с селитры в кофе и кончился в профилактории);
   Слушай, солдат, скажи, ради бога, как мне попасть к своим?

   Сердце Джона Доу
   накачивало кровь,
   жив безмолвный стук крови в твоих ушах
   там на прогалине Орегонского леса, где тыквы были  тыквенного  цвета  -
вливается в кровь через глаза -  и  деревья  осеннего  цвета  и  бронзовые
кузнечики прыгали по сухой траве, где крохотные  полосатые  улитки  висели
под травинками, и мухи жужжали, осы вились, шмели  гудели,  и  леса  пахли
вином и грибами и яблоками, родимый запах осени вливается в кровь,
   и я уронил стальной шлем и пропотелый вещевой мешок и лег  навзничь,  и
летнее солнце лизало мне шею и кадык и туго натянутую кожу грудной клетки.

   Этот снаряд назначался ему.

   Кровь потекла в землю.

   Анкета выпала из регистратора,  когда  растерявшемуся  писарю  пришлось
наспех собирать барахло и смываться с постоя.
   Номерная бляха лежала на дне Марны.
   Кровь сочилась в  землю,  мозги  вытекли  из  раздробленного  черепа  и
окопные  крысы  вылизали  их,  живот   раздулся   и   вскормил   поколение
бутылочно-синих мух.
   а нетленный костяк
   и клочья высохших внутренностей и кожи, облеченные в хаки,
   перенесли в Шалон-на-Марне
   и аккуратненько уложили в сосновый гроб
   и отвезли на родину, в Божью Страну, на военном корабле
   и  погребли  в  саркофаге  в  мемориальном   амфитеатре   Арлингтонской
национальной усыпальницы
   и положили сверху Старое Славное Знамя
   и горнист сыграл вечернюю зорю
   и мистер Гардинг помолился богу и дипломаты и  генералы  и  адмиралы  и
полицейские и политиканы и красиво одетые  дамы  из  отдела  "В  городе  и
свете" "Вашингтон пост" торжественно встали
   и думали, как все это  красиво  печально  старое  Славное  Знамя  Божья
Страна и горнист играет вечернюю зорю, и от трех залпов у них зазвенело  в
ушах.

   На то место, где полагалось быть его груди, возложили медаль конгресса,
крест за отличную службу, Medaille Militaire  [Военная  медаль  (франц.)],
бельгийский Croix de Guerre [Военный крест (франц.)], итальянскую  золотую
медаль,  Yirtutea  Mililara  [Военная  доблесть  (румынск.)],   присланную
румынской королевой Марией, чехословацкий военный  крест,  польский  орден
Virtuti Militari [Военная доблесть (лат.)], венок, присланный  Гамильтоном
Фишем-младшим из Нью-Йорка, и  маленький  вампум,  привезенный  депутацией
аризонских краснокожих  в  перьях  и  боевой  раскраске.  Все  вашингтонцы
принесли цветы.

   Вудро Вильсон принес букет маков.



КОММЕНТАРИИ

   1. В Галлипольской (Дардан