ая  горная
вершина.  Боже праведный!  Что же удивительного в том, что на  другом  конце
земли  выдающийся  архитектор  сошел  с  ума,   а  бедный  Уилкокс,  получив
телепатический сигнал, заболел лихорадкой? Зеленое, липкое порождение звезд,
пробудилось,  чтобы заявить свои права. Звезды  вновь  заняли  благоприятное
положение, и  то,  чего  древнему культу не  удалось  добиться  всеми своими
ритуалами,  было  по  чистой  случайности   осуществлено  кучкой  совершенно
безобидных моряков. После миллиардов лет  заточения великий Цтулху был вновь
свободен и жаждал насладиться этой свободой.
     Трое  были сметены гигантскими  когтями прежде,  чем  кто-  то  из  них
пошевелился. Упокой  Господь  их душу,  если где -- нибудь  в этой Вселенной
есть  место  для упокоения. Это были  Донован, Гуэрера  и  Энгстром.  Паркер
поскользнулся, когда оставшиеся в живых, потеряв голову от страха, неслись к
лодке по гигантским ступеням, покрытым  зеленой коркой,  и  Йохансен уверял,
что Паркер  был  словно  проглочен каменной кладкой. В конце концов до лодки
добежали  только  Брайден  и  сам Йохансен:  они отчаянно  начали  грести  к
"Бдительной",  а  чудовище  шлепнулось  в   воду  и   теперь,  теряя  время,
барахталось у берега.
     Несмотря  на   явную   нехватку  рабочих   рук   им  удалось  запустить
"Бдительную" и  отплыть. Медленно  набирая ход,  яхта  начала вспенивать эту
мертвую воду,  а между тем, возле  каменных нагромождений гибельного берега,
который  никак  нельзя  было назвать  землей, титаническое  Существо  что-то
бормотало   и  пускало  слюни,  как  Полифем,   посылающий  проклятия  вслед
удаляющемуся  кораблю  Одиссея.  Затем  великий  Цтулху,  многократно  более
мощный,  чем легендарные Циклопы, начал  преследование,  поднимая гигантские
волны своими космическими гребками. Брайден потерял рассудок.
     С того момента он все время только смеялся с  короткими паузами до  тех
пор, пока смерть не настигла его. Йохансен же почти в полном отчаянии бродил
по палубе, не зная, что
     предпринять.
     Однако  Йохансен  все-таки  не  сдался.  Зная,  что Существо без  труда
настигнет "Бдительную", даже  если двигаться на  всех  парах, он  решился на
отчаянный шаг: установив машину на самый полный, взлетел на  мостик и  резко
развернул штурвал. Поднялись мощные волны и закипела  соленая вода. Когда же
машина вновь набрала  полные  обороты, храбрый норвежец направил нос корабля
прямо  на преследующее  его чудовищное желе, возвышавшееся над грязной пеной
кормой   дьявольского  галеона.  Чудовищная  верхняя  часть  головоногого  с
развевающимися щупальцами  поднималась почти  до бушприта  стойкой яхты,  но
Йохансен вел корабль вперед.
     Раздался  взрыв,  как  будто  лопнул  гигантский  пузырь,  за   ним  --
отвратительный  звук   разрезаемой   титанической   медузы,   сопровождаемый
зловонием тысячи разверстых могил.
     За один миг корабль накрыло едкое и ослепляющее зеленое облако, так что
была  видна  лишь  яростно  кипящая   вода   за  кормой;   и  хотя  --  Боже
всемилостивый! -- разметавшиеся клочья безымянного посланца звезд постепенно
воссоединялись в свою тошнотворную первоначальную форму, дистанция между ним
и яхтой стремительно увеличивалась.
     Все было кончено. С того момента Йохансен  сидел в рубке,  рассматривал
фигурку идола,  да  еще время от времени  готовил  нехитрую  еду для себя  и
сидящего рядом смеющегося безумца. Он даже не пытался управлять судном после
отчаянной гонки, поскольку силы, казалось, полностью оставили его. Затем был
шторм 2 апреля и сознание Йохансена начало затуманиваться. Возникло ощущение
вихревого  призрачного кружения в водоворотах  бесконечности, бешеной скачки
сквозь  вертящиеся вселенные на хвосте кометы, хаотических бросков из бездны
на  луну  и оттуда назад,  в бездну,  сопровождавшееся истерическим  хохотом
веселящихся  древних  богов  и  зеленых, машущих  перепончатыми  крыльями  и
гримасничающих бесов Тартара.
     Посреди этого сна  пришло спасение --  "Неусыпный", адмиралтейский суд,
улицы Данедина и долгое возвращение  домой в старый дом у Эдеберга. Он  не в
состоянии был рассказать о  случившемся --  его приняли  бы за сумасшедшего.
Перед  смертью он должен был описать происшедшее, но так, чтобы жена  ничего
не узнала. Смерть представлялась ему благодеянием, если только она могла все
стереть из его памяти. Таков был документ, который я прочел, и затем положил
в жестяной ящик рядом с  барельефом и бумагами профессора Эйнджелла. Сюда же
будут  помещены и мои  собственные записи  -- свидетельство  моего  здравого
рассудка  и,  таким образом,  соединится в единую  картину  то, что,  как  я
надеюсь,  никто  больше  не  сможет собрать  воедино.  Я  заглянул  в  глаза
вселенского ужаса и с этих пор даже весеннее небо  и  летние цветы отравлены
для меня его ядом. Но, я думаю,  что мне не  суждено жить долго. Так же, как
ушел из жизни мой  дед, как ушел бедняга Йохансен, так же предстоит покинуть
этот мир и мне, Я слишком много знаю, а ведь культ все еще жив.
     Цтулху тоже  еще жив, и, как я  предполагаю, снова  обитает  в каменной
бездне, хранящей его  с тех времен, как появилось наше солнце. Его проклятый
город вновь ушел под воду, ибо "Неусыпный"  беспрепятственно прошел над этим
местом  после апрельского  шторма;  но  его служили на земле  все еще вопят,
танцуют и приносят  человеческие жертвы  вокруг  увенчанных фигурками  идола
монолитов в пустынных местах. Должно быть, он пока  еще удерживается в своей
бездонной черной пропасти, иначе весь мир сейчас кричал бы от страха и бился
в припадке  безумия. Кто  знает  исход? Восставший может уйти  в  бездну,  а
опустившийся в бездну  может вновь восстать. Воплощение  вселенской мерзости
спит  в глубине,  ожидая  своего  часа,  а  смрад гниения  расползается  над
гибнущими городами людей. Настанет время -- но я не  должен и не могу думать
об этом! Молю  об одном -- коль мне не суждено будет пережить эту  рукопись,
пусть мои душеприказчики  не совершат безрассудства и не дадут другим  людям
ее прочесть.



   Говард Лавкрафт.
   Крысы в стенах



     16 июля  1923 года, после окончания восстановительных работ, я переехал
в  Эксхэм  Праэри. Реставрация была  грандиозным  делом,  так  как от  давно
пустовавшего здания  остались только полуразрушенные  стены и  провалившиеся
перекрытия. Однако этот замок был колыбелью моих предков, и  я не считался с
расходами.  Никто  не  жил  здесь со времени ужасной  и  почти  необъяснимой
трагедии, происшедшей с  семьей  Джеймса Первого,  когда погибли сам хозяин,
его пятеро детей и несколько  слуг. Единственный  оставшийся  в  живых  член
семьи, третий сын барона, мой непосредственный предок, вынужден был покинуть
дом, спасаясь от страха и подозрений.
     После  того, как третий  сын барона был объявлен убийцей, поместье было
конфисковано  короной.  Он   не   пытался  оправдаться   или   вернуть  свою
собственность.  Объятый  страхом,  большим, чем  могут  пробудить  угрызения
совести и закон, он горел одним желанием - никогда больше не видеть древнего
замка. Так Уолтер де ла Поэр, одиннадцатый  барон Эксхэм, бежал в  Виргинию.
Там он стал родоначальником  семейства, которое к началу следующего столетия
было известно под фамилией Делапоэр.
     Эксхэм Праэри оставалось необитаемым, затем  было присоединено к землям
семьи  Норрис.  Здание  пользовалось  вниманием  ученых,  исследовавших  его
сложную архитектуру: готические башни на сакском или  романском основании, с
еще более древним фундаментом, друидической или  подлинной кимбрской кладки.
Фундамент был  очень своеобразным, и с одной стороны он вплотную примыкал  к
высокой  известняковой  скале,  с  края которой бывший монастырь  смотрел  в
пустынную долину, в трех милях к западу от деревни Анкестер.
     Насколько этот памятник ушедших столетий притягивал к себе архитекторов
и археологов, настолько ненавидели его местные  жители. Ненависть зародилась
еще в те времена, когда здесь жили мои предки,  и не остыла до сих пор, хотя
здание уже окончательно обветшало и поросло мхом. Я и дня не успел побыть  в
Анкестере, как услышал,  что происхожу из  проклятого дома. А на этой неделе
рабочие  взорвали  Эксхэм Праэри и  сейчас сравнивают с землей  развалины. Я
всегда  неплохо представлял себе генеалогическое древо нашей семьи, известен
мне и  тот факт,  что мой американский  предок уехал в  колонии  при  весьма
странных обстоятельствах. Однако с деталями я не был знаком, так как в семье
сложилась   традиция    умолчания    о   прошлом,   В   отличие   от   наших
соседей-плантаторов,  мы  не  хвастались  предками  крестоносцами,   героями
средних  веков  или  эпохи   Возрождения.  Все  исторические   бумаги  семьи
содержались  в   запечатанном   конверте,  который   до   Гражданской  войны
передавался  отцом  старшему  сыну  с  наказом  вскрыть  после  его  смерти.
Основания  для  гордости были  добыты  нашей семьей уже  в самой  Америке  и
виргинские  Делапоэры всегда уважались  в  обществе,  хотя  слыли  несколько
замкнутыми и необщительными.
     Во время войны наше  благополучие пошатнулось, был  сожжен Карфакс, наш
дом  на  берегу реки Джеймс.  Во  время  того  безумного  погрома  погиб мой
престарелый дед, а вместе с ним пропал и конверт, хранящий наше прошлое. Мне
тогда   было  семь   лет,  но   я  хорошо   помню   тот   день   -   выкрики
солдат-федералистов, визг женщин, стенания и молитвы негров.  Мой отец в это
время был в армии, оборонявшей Ричмонд, и после многочисленных формальностей
нас с матерью отправили через линию фронта к нему.
     После  войны  мы все переехали на Север, откуда была родом  моя мать. Я
прожил  там до старости и стал  настоящим янки. Ни я, ни мой отец не знали о
содержимом семейного конверта; я втянулся в  массачусетский бизнес и потерял
всякий интерес к тайнам, несомненно, присутствовавшим в истории нашей семьи.
Если бы я только подозревал, с чем они связаны, с какой радостью бросил бы я
Эксхэм Праэри, и лучше бы он остался летучим мышам с пауками и зарос мхом.
     В 1904 году умер  мой  отец, не оставив никакого  послания ни  мне,  ни
моему  единственному сыну, Альфреду,  которого  я  воспитывал сам,  без  его
матери. Именно этот мальчик  изменил порядок передачи  семейных традиций.  Я
мог  поведать ему лишь  несерьезные догадки  о  нашей истории,  но  во время
войны, когда он стал офицером авиации  и служил в Англии,  он написал мне  о
некоторых   интересных   легендах,  касающихся  нашей  семьи.   Очевидно,  у
Делапоэров было яркое и несколько зловещее прошлое, о котором  мой сын узнал
из рассказов своего друга Эдварда Норриса, капитана  авиационного  полка Его
Величества, чьи владения находились возле нашего фамильного замка, в деревне
Анкестер. Поверья местных крестьян были столь колоритны и невероятны, что по
ним можно было писать романы. Конечно, сам Норрис не воспринимал их всерьез,
но они  заинтересовали  моего сына,  и  он описал их мне. Именно эти легенды
пробудили во мне интерес к нашим заокеанским  корням, и я решил приобрести и
реставрировать живописный  старинный  замок, который капитан  Норрис показал
Альфреду  и предложил  выкупить у  его дяди, тогдашнего владельца, за  очень
незначительную сумму.
     В  1918 году я купил Эксхэм  Праэри, но  планы по его  реставрации  мне
пришлось отложить, так как  мой сын вернулся с войны инвалидом. Те два года,
которые он  прожил, я  был настолько  поглощен заботами о  его здоровье, что
даже передал партнерам ведение своих дел.
     В 1921 году  я остался один, без цели, без  дела, на  пороге старости и
решил  занять оставшиеся годы восстановлением приобретенного дома. В декабре
я  ездил  в Анкестер и  познакомился с капитаном Норрисом,  приятным, полным
молодым  человеком, который был высокого мнения о моем сыне.  Он помогал мне
собирать предания  и планы для восстановительных работ. Сам Эксхэм Праэри не
произвел  на  меня особого  впечатления - стоящее  на краю пропасти  скопище
древних  руин, покрытых лишайниками  и грачиными  гнездами,  башни с  голыми
стенами, без полов и какой-либо отделки внутри.
     Но  постепенно передо мной вырисовывался образ  величественного здания,
где  жили  мои предки  триста  лет  назад.  Я  начал  нанимать  рабочих  для
реставрации  и  тут  столкнулся  с  давним  страхом  и  ненавистью  крестьян
Анкестера.  Эти  настроения касались как  самого  замка,  так и всей древней
семьи, и были так сильны, что передавались даже рабочим, нанятым на стороне,
и они разбегались.
     Сын рассказывал мне, что когда он был в Анкестере,  его избегали только
за то, что он -  де ла Поэр. Теперь я почувствовал нечто подобное на  себе и
долго убеждал крестьян, что  почти ничем не  связан  с моими предками.  Даже
после этого  продолжали они недолюбливать меня, и  собирать их легенды я мог
только через Норриса. Похоже, люди  не могли мне простить, - что я собираюсь
восстановить  ненавистный замок,  который они  воспринимали как логово  злых
духов и оборотней.
     Анализируя  собранные  Норрисом предания  и отчеты  ученых, я  пришел к
выводу,  что Эксхэм Праэри стоял на месте очень древнего храма  друидической
или додруидической эпохи.  Мало кто  сомневался, что здесь совершались самые
жуткие обряды, которые, вероятно, потом  влились в культ  Кибелы, занесенный
римлянами.  По  сохранившимся  на  подземной   кладке  надписям  можно  было
прочитать:  "БОЖ...  ВЕЛИК...  МАТЕ...  ТВОРЕ...",  что свидетельствовало  о
культе  Великой  Матери, следовать  которому  безуспешно пытались  запретить
римским  гражданам.  Как  свидетельствуют  раскопки,  Анкестер  был  лагерем
третьего  августианского легиона. Там  храм  Кибелы  процветал и был  всегда
полон   почитателей,  исполнявших   бесчисленные  обряды   под  руководством
фригийского  жреца. Легенда  гласит,  что крах старой религии  не  остановил
оргии в замке, а жрецы перешли в новую веру, не изменив своего образа жизни.
Тайные церемонии  не  прекратились  и после  падения  римского  владычества,
некоторые из  саксов восстановили  разрушенный  храм и,  основав  там  центр
некоего культа, которого боялись  во всех англосакских государствах, придали
ему  сохранившийся  доныне  облик.  Около  1000  года н.  э.  Эксхэм  Праэри
упоминается в  летописи как замок,  окруженный огромным,  неогороженным, так
как  народ  боялся  туда  ходить,   садом,  принадлежащий   таинственному  и
могущественному  монашескому  ордену. Замок не  был разрушен  викингами,  но
после норманнского завоевания он, должно быть, пришел в упадок. Как бы то ни
было,  в  1261 году Генрих Третий даровал замок моему  предку Гилберту де ла
Поэру, первому барону Эксхэмскому.
     До  той  поры  репутация  нашего  рода  была  чиста,  но  потом  что-то
случилось. В летописи 1307 года упомянут один де ла Поэр, "проклятый богом",
а в народных преданиях замок, построенный  на месте  языческого капища, стал
слыть зловещим  и  страшным  местом. Эти  предания вызывали суеверный страх,
усиливающийся  под  гнетом  множества  недомолвок  и  мрачных  намеков.  Они
представляют моих предков порождением демонов, среди которых маркиз де Сад и
Жиль де  Ретц  показались бы невинными детишками, и приписывают  им  вину за
случавшиеся на протяжении нескольких поколений исчезновения людей.
     Самыми отрицательными персонажами легенд были, несомненно, сами  бароны
и  их прямые наследники. Если же какой владелец замка  имел  добропорядочный
нрав, он неизменно умирал быстрой, необъяснимой  смертью, и его сменял новый
злодей.  Казалось, у  баронов Эксхэм был свой  внутрифамильный темный культ,
открытый  даже не  для  всех членов  семьи  и  руководимый старшим  в  роду.
Строился он, по  всей видимости, не столько на  кровном родстве,  сколько на
общности наклонностей,  ибо к нему  принадлежали и люди, вошедшие в семью со
стороны. Например,  леди  Маргарет Тревор, жене Годфри, второго  сына пятого
барона Эксхэма, приписывали тайные убийства детей по всей округе, и зловещие
истории  о женщине-демоне до сих  пор рассказывают в приграничных с  Уэльсом
районах. Упоминается  в балладах, хотя  и по другому поводу, ужасная история
леди Мэри де ла Поэр, вышедшей замуж за герцога  Шрусфильда и  вскоре  после
свадьбы убитой  им  и его  матерью. Священник,  которому они поведали тайную
причину содеянного, благословил убийц и отпустил им грехи.
     Подобные мифы,  полные грубых  предрассудков,  меня задевали.  Особенно
было  неприятно  стойкое  недоверие  к  моему  роду.  Однако  я  не  мог  не
ассоциировать эти темные  предания о моих предках с известным мне скандалом,
касающимся  моего  ближайшего   родственника,  двоюродного  брата  Рандольфа
Делапоэра из Карфакса, который воевал  в Мексике, сблизился с неграми и стал
их шаманом.
     Несколько  меньше  меня задевали  туманные сплетни о воплях и  стонах в
пустой,  холодной  долине  под   известняковой  скалой,   о  запахе   тлена,
поднимающемся оттуда после  весенних дождей, о попавшем под ногу лошади сэра
Джона Клейва белом предмете и о слуге, который сошел с ума, заглянув однажды
в подземелье  старого замка.  Это  были банальные страшные  сказки, а я в то
время был убежденным скептиком.  Сложнее было отбросить рассказы о пропавших
крестьянах, хотя  в средние века такое не было редкостью. Смерть могла  быть
расплатой за чрезмерное любопытство, а наколотые  на  пики головы несчастных
выставлялись тут же, на древних бастионах.
     Некоторые  легенды-были  настолько  необычны,  что  я  пожалел,  что  в
молодости   не   изучал  сравнительную  мифологию.  Например,  одно  поверье
объясняло  обильные урожаи  кормовых овощей в  замковых садах  тем, что  они
служили пищей летучим мышам-оборотням, которые каждую субботу слетались туда
на  шабаш.  Но  самым  невероятным было предание о  крысах. Однажды  грязные
полчища алчных паразитов лавиной вырвались из замка, пожирая на  своем  пути
кур,  кошек, собак,  поросят, овец,  Их ярость  утихла  после того,  как они
загрызли и  двоих крестьян. Произошло же  это якобы  через три  месяца после
упоминавшейся выше трагедии, унесшей последних обитателей замка.
     Вот  что было мне известно, когда я со старческим  упрямством  проводил
реставрационные  работы  в доме  моих  предков.  Ни  в  коем случае не стоит
думать, что упомянутые ненаучные сказки определяли мое умонастроение. К тому
же,  меня  постоянно  поддерживал  капитан Норрис и ученые, помогавшие  мне.
Через  два  года реставрация была  завершена  -  огромные расходы  полностью
оправдались.  Я  с гордостью осматривал просторные комнаты, обитые  дубовыми
панелями стены, сводчатые потолки, стрельчатые окна и широкие лестницы.
     Все черты средневековья  были тщательно  сохранены, современные  детали
естественно  вписывались  в  старинные  интерьеры.   Дом  моих  предков  был
восстановлен, и теперь я мечтал утвердить в округе добрую репутацию древнего
рода,  последним  представителем  которого  я был,  Я намеревался поселиться
здесь и доказать всем, что де  ла  Поэру  (я возобновил  подлинное написание
нашей фамилии)  совсем не присуще быть врагом рода человеческого.  Моя жизнь
обещала  стать приятной  еще и потому, что, несмотря на средневековый облик,
все  интерьеры.  Эксхэм  Праэри  были совершенно новые, и мне не  грозили ни
паразиты, ни привидения.
     Итак, 16 июня 1923 года я переехал, а со мной в замке поселились семеро
слуг  и  девять  кошек,  которых   я  очень  люблю.  Самого  старшего  кота,
Ниггермана, я привез с собой  из Массачусетса, остальным обзавелся,  пока во
время реставрации жил у капитана Норриса.
     Пять  дней  мы жили  спокойно,  я занимался в  основном  классификацией
сведений о нашей семье. Ко мне попали  довольно подробные отчеты о последней
здешней трагедии и бегстве Уолтера де ла Поэра, пропавшего во время пожара в
Карфаксе.  Выходило,  что  обвинения  моею  предка  в убийстве  всех  спящих
обитателей замка, кроме