е, которое одним своим видом превратило веселую пирующую
компанию в толпу исступленных обезумевших беглецов.
   Я не могу даже приблизительно описать его, хотя бы намекнуть на что оно
походило,   потому   что   оно   было   воплощением    всего    нечистого,
противоестественного, нежеланного, ненормального  и  отвратительного.  Оно
было вампирической  тенью  гниения,  дряхлости  и  распада,  разлагающимся
влажным  идолом  патологических  откровений,   страшной   непристойностью,
которую должна скрывать милосердная земля. Бог знает, было ли  оно  не  от
мира сего - или нет, но, к моему ужасу, я разглядел в  его  изъеденном,  с
обнаженными  костями  абрисе  проглядывающую  отвратительную  пародию   на
человеческий облик, а его разорванная, покрытая плесенью одежда еще  более
усилила ледяной озноб моего кошмара.
   Я был почти парализован, но все-таки предпринял слабую попытку  бежать,
сделав нерешительный шаг назад, но это, однако, не ослабило чар, в которых
держало меня  неведомое  молчащее  чудовище.  Мои  глаза  были  заворожены
жуткими, вперившимися в них остекленевшими глазищами урода и  отказывались
закрыться, хотя милосердно затуманились,  и  после  первого  шока  я  стал
видеть грозного монстра не очень ясно. Я попробовал  поднять  руку,  чтобы
прикрыть глаза, но мои нервы были настолько ошеломлены, что рука совсем не
подчинилась моей воле. Этой попытки, однако, оказалось  достаточно,  чтобы
нарушить равновесие, в котором находилось мое тело и чтобы  не  упасть,  я
пошатнувшись шагнул вперед. Делая  это,  я  внезапно  и  отчаянно  осознал
_близость_  гниющего  существа,  чье  отвратительное  глухое  дыхание   я,
казалось, уже ощущал. Полуобезумев, я все-таки нашел в себе силы  вытянуть
вперед  руку,  чтобы  оттолкнуть  зловонный  призрак,  придвинувшийся  так
близко,  и,  в  катастрофический  миг  космического  кошмара   и   адского
катаклизма, _мои  пальцы  коснулись  протянутой  из-за  позолоченной  арки
слизистой лапы_.
   Я не  закричал,  но  вместо  меня  завопили  все  дьявольские  вампиры,
кружащиеся в ночных ветрах, когда в  этот  миг  на  мой  разум  обрушилась
сокрушающая  лавина  просыпающейся  убийственной  памяти.  В  этот  миг  я
вспомнил все, я унесся далеко за страшный замок и окружающие его  деревья,
я узнал изменившееся здание в котором  теперь  стоял,  и,  самое  ужасное,
отдернув  запачканные  пальцы,  я  узнал   это   вглядывающееся   в   меня
омерзительное чудовище.
   Но в космосе существует бальзам от любых потрясений  и  горечи  и  этот
бальзам - забвение. В тот миг наивысшего ужаса  я  забыл  то,  что  только
недавно напугало меня, и порыв черной  памяти  исчез  в  хаосе  вторгшихся
образов. Как во сне я бросился вон из этого призрачного проклятого дома  и
мягко и бесшумно помчался в лунном свете назад. Возвратившись на церковный
двор к мраморным  плитам,  я  спустился  по  ступеням  в  свой  склеп,  но
обнаружил, что тяжелую крышку каменного люка я не могу  сдвинуть.  Тем  не
менее я не опечалился, потому что ненавидел тот старинный замок и нависшие
над ним деревья.
   Теперь я кружусь вместе  с  насмешливыми  и  дружелюбными  вампирами  в
ночных ветрах,  а  днем  играю  среди  катакомб  Ненхем-Ка,  в  скрытой  и
неизвестной долине Хадет на Ниле, Я теперь знаю, что  свет  не  для  меня,
кроме света луны над каменными гробницами Геба, не  для  меня  и  веселье,
кроме безвестных празднеств Нитокрис среди Великих  Пирамид,  но  в  своей
новой дикости и свободе я почти смирился с горечью изгнанника.
   Потому что, хотя забвение и успокоило меня, я всегда  помню,  что  я  -
посторонний, чужой и в  этом  столетии  и  среди  тех,  кто  еще  является
человеком. Это я знаю  с  того  момента,  когда  протянул  свои  пальцы  к
чудовищу внутри большой позолоченной рамы, протянул свои пальцы и коснулся
_холодной и твердой поверхности полированного стекла_.



    Говард Лавкрафт.
    Ужас в Данвиче

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - С.Ашмарина, И.Чемякова.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 29 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Путешественники, проезжающие по  северной  части  штата  Массачусетс  и
сворачивающие по ошибке в сторону за Олсберийским мостом,  неожиданно  для
себя оказываются в удивительно мрачной местности. Дорога  постепенно  идет
вверх, и ее обступают поросшие густым кустарником каменные стены.  Деревья
в здешних местах кажутся выше обычных, а травы и заросли много  гуще,  чем
на других кручах. Возделанные поля встречаются редко, да и  бедны  они,  а
старые дома, разбросанные по околице,  выглядят  угрюмыми  и  запущенными.
Трудно объяснить, почему опасаются спрашивать дорогу у одиноких  согбенных
фигур, стоящих на пороге разваливающихся домов  или  бредущих  по  крутым,
устланным сучьями склонам. Люди здесь такие молчаливые и пугливые, что  на
них, кажется, лежит печать какого-то проклятия.
   С холмов взору случайного  путешественника  открываются  горы.  От  них
исходит непонятное беспокойство; вершины  гор  аккуратно  закруглены,  они
слишком симметричны,  чтобы  выглядеть  естественно;  на  некоторых  можно
рассмотреть расставленные в круг каменные колонны.
   Дорогу то и  дело  пересекают  глубокие  овраги  и  ущелья.  Деревянные
примитивные мосты, перекинутые через них, не внушают доверия. В низинах же
справа и слева от дороги встречаются  вызывающие  дрожь  болота,  особенно
страшные в сумерки, когда воют невидимые полчища козодоев  и  бесчисленные
светлячки танцуют под хриплое кваканье жаб.
   Чем ближе к горам, тем  больше  путешественника  начинают  занимать  не
вершины, а обрывистые склоны: инстинктивно он хочет отдалиться от них,  но
дорога неумолимо ведет его  вперед,  и  за  горбатым  мостом  взору  вдруг
открывается деревушка, притиснутая к реке отвесными стенами Круглой  горы.
Высокие крыши строений удивительно напоминают картины Старого Света.
   Однако вид деревни не приносит успокоения:  ветхие  дома,  единственный
магазин,  размещающийся  в  церкви,  и  устоявшийся  отвратительный  запах
свалки.
   Позднее, уже пересекая границу графства Олсбери, путешественник узнает,
что только что миновал деревню Данвич.
   Чужие редко бывают в этих местах; а когда на этом направлении почему-то
исчезли все дорожные указатели, то не стало видно и туристов, хотя пейзажи
здесь не лишены известной привлекательности...
   ...В Данвиче, в большом наполовину пустом доме, стоящем у самой горы  в
четырех милях от деревни и  в  полутора  милях  от  ближайшей  усадьбы,  в
воскресенье 2 февраля 1913 года в пять часов утра пришел в этот мир Вилбур
Уотли. В момент его рождения раздались подземные громы; а собаки выли  всю
ночь.
   Мать младенца принадлежала к вырождающейся линии семейства  Уотли.  Эта
уродливая тридцатипятилетняя альбиноска  прожила  всю  жизнь  с  полоумным
отцом, в котором в его молодые  годы  люди  подозревали  колдуна.  Лавиния
Уотли никогда не была замужем, но  не  стыдилась  беременности.  К  этому,
впрочем, здесь относились снисходительно. Лавиния не обращала внимания  на
деревенские пересуды о личности предполагаемого отца  и  гордилась  сыном,
чья смуглая физиономия с козлиным профилем удивительно  контрастировала  с
белой кожей и красноватыми глазами матери. Люди  неоднократно  слышали  ее
странные  пророчества  о  необычайной  мощи,  которой  будет  обладать  ее
отпрыск.
   Ворожба Лавинии не удивляла окружающих: еще в  детстве  она  бесстрашно
бродила в одиночестве по окрестным холмам, а  дома  зачитывалась  старыми,
толстыми, изъеденными червями  книгами  отца,  что  составляли  наследство
двухсотлетнего рода Уотли. Она никогда не ходила в  школу,  но  держала  в
голове тысячи отрывков из произведений античных авторов, которыми напичкал
ее старый Уотли.
   При рождении Вилбура акушерку не позвали,  и  о  его  появлении  узнали
только через несколько дней, когда старый  Уотли  спустился  в  деревню  и
повел с сидевшими в лавке странные речи. Он  поразительно  изменился:  еще
недавно казавшийся воплощением тайных сил, сейчас он сам опасался чего-то.
А это был не такой человек,  которого  могло  напугать  рождение  ребенка.
Много лет, спустя люди вспомнили слова старого Уотли, сказанные им тогда в
лавке:
   - Меня не касается, что будут говорить  вокруг,  но  если  сын  Лавинии
будет похож на  своего  отца,  вы  и  представить  не  можете,  что  тогда
произойдет. Знайте, на земле существуют  не  только  люди.  Лавиния  много
читала и знает такое, о чем вы не имеете представления. А я  вам  вот  что
скажу. Вы еще услышите, как один из детей Лавинии выкрикнет имя  создателя
своего на вершине Сентинелл-Хилл!..
   ...Еще двести лет назад, когда  колдуны  и  колдуньи,  страшные  культы
Дьявола и удивительные  обитатели  лесов  не  были  редки,  люди  и  тогда
старались обойти стороной Данвич. Новые времена ничего не изменили.  Всему
есть объяснение, но правду знали лишь немногие посвященные. Внешне же  все
обстояло  так:  местные  жители  пали  жертвой  странного  вырождения,  не
встречавшегося в других глухих уголках Новой  Англии.  По  правде  говоря,
здесь выросла особая порода  людей,  отличающаяся  чертами  физического  и
духовного упадка. Средний уровень интеллекта и культуры в Данвиче печально
низок.  Часты  случаи  насилия,  кровосмешения,  убийств   и   неописуемых
извращений. Старая аристократия, ведущая историю своих родов от  двух-трех
семей, покинувших Салем (Город, в котором в XVII веке состоялись известные
"процессы ведьм".)  в  1692  году,  еще  удерживалась  над  толпой,  но  у
большинства  побочных  потомков,  смешавшихся  с   примитивными   местными
жителями, от прежнего аристократизма остались лишь фамилии.  Некоторые  из
Уотли или Бишопов еще посылали своих старших  сыновей  в  Гарвард,  но  те
редко возвращались к родным заваливающимся очагам.
   Никто из переживших кошмар 1928 года так  и  не  смог  понять,  что  за
проклятье легло тогда на деревню.  Старые  легенды  говорят  о  варварских
обрядах индейцев, заклятьями вызывавших тени с гор,  о  сильных  подземных
громах. Многие знают, как смирился преподобный Абиа Годли и как он в  1747
году возгласил с амвона о близости Дьявола и  его  свиты.  "И  с  этим  мы
должны примириться, - сказал  он.  -  Деяния  Дьявола  и  демонов  слишком
известны, чтобы мы могли противиться и  противодействовать  им.  Подземные
голоса Азазели и Израила, Вельзевула и Велиала слышали многие  из  нас,  и
сам я был свидетелем их тайного сборища  на  пригорке  за  моим  домом.  Я
различал свист и вой, крики и визг, которые  не  может  издавать  ни  одно
живое существо. И неслись они от одной из тех пещер, найти  которые  можно
лишь с помощью черной магии, а вход в нее отворить дано только Дьяволу..."
   Странные запахи, повергающие все живое в обморок, исходят временами  из
кругов, обозначенных каменными колоннами на вершинах гор. Жители панически
боятся  криков  козодоев,  чьи  голоса  в  теплые  ночи  раздаются  громче
обычного.  Согласно  местным  поверьям,  эти  птицы  ожидают  вылета  души
умирающего и ритм своих ужасных криков  приравнивают  к  хриплому  дыханию
обреченного. Если козодоям удается овладеть душой в момент  ее  выхода  из
тела,  они  сразу  взмывают  в  небо,  оглашая  окрестности  демоническими
воплями. В случае неудачи птицы постепенно умолкают и исчезают.
   Сейчас можно считать это все сказками, но они  рождены  были  в  давние
времена, а Данвич - самое старое из всех  поселений  в  графстве.  На  его
южной стороне и сейчас еще видны остатки стен погреба и печи дома Бишопов,
датируемого 1700 годом, а самые недавние  руины  -  это  бывшая  мельница,
разрушенная в 1806 году. Однако происхождения  грубо  вытесанных  каменных
колонн не знает никто, хотя молва приписывает  их  индейцам.  Человеческие
кости и черепа, найденные на вершине Сентинелл-Хилл неподалеку от большого
камня, напоминающего стол, говорят о том, что там  было  кладбище  племени
чиппевеев и место для капища...
   ...Единственными людьми, видевшими Вилбура в первые дни его жизни, были
Захари Уотли и Мэмми Бишоп.  Если  визит  Мэмми  можно  объяснить  простым
любопытством, то Захари привел двух коров, купленных старым  Уотли  у  его
сына Кэртиса. С тех пор до самого 1928 года, когда над  деревней  пролетел
трепет ужаса, семья маленького Вилбура постоянно покупала скот, хотя  двор
Уотли никогда не наполнялся стадом. Кое-кто пытался  тайком  пересчитывать
тощих коров и бычков Уотли, но число их никогда не превышало десятка,  как
будто стадо косила неведомая болезнь или ядовитые травы. На  шеях  скотины
люди замечали странные, похожие на разрезы раны;  в  первые  месяцы  после
рождения Вилбура такие же раны были у старика и у дочери.
   Весной 1913 года Лавиния снова стала бродить  по  взгорьям,  но  уже  с
сыном на руках. Никого  не  удивило,  что  трехмесячный  ребенок  выглядел
годовалым, а вскоре начал ходить.
   В ночь на Иванов день на вершине Сентинелл-Хилл вознесся  кверху  столб
огня, а вскоре пошли слухи, что молодой Сайлс Бишоп за час до этого  видел
в лесу направлявшихся к вершине женщину и ребенка. Сайлс, по  его  словам,
сразу забыл о пропавшей телке, когда в свете фонаря  неожиданно  появились
две обнаженные фигуры, как  тени  пробиравшиеся  сквозь  заросли.  Позднее
Сайлс усомнился, был ли гол и ребенок. На нем, как вспоминал он, болтались
черные широкие штаны, поддерживаемые поясом с длинной бахромой.
   Дело в том, что Вилбур никогда  не  показывался  на  людях  иначе,  как
застегнутым с головы до ног в глухие одежды, чем поразительно отличался от
всегда неряшливо одетых деда и матери.
   В декабре сельские кумушки разнесли новый слух о том,  что  "негритенок
Лавинии" заговорил, а ведь  ему  исполнилось  всего  одиннадцать  месяцев.
Голос его звучал со странными интонациями,  словно  голосовые  связки  его
были устроены необычно.
   Лицо Вилбура тоже сразу привлекало  внимание:  большой,  преждевременно
оформившийся нос придавал ему вид взрослого человека, а  в  грубых  чертах
лица, желтоватой коже с расширенными порами, в удлиненных ушах было  нечто
звериное. Неудивительно, что люди  сторонились  его  и  все  свои  догадки
строили вокруг колдовских штучек старого Уотли, который в свое время бегал
по горам с книгой  в  руках,  что-то  выкрикивая  среди  каменных  колонн.
Собаки, кстати, также страшно невзлюбили  Вилбура  и  при  каждом  удобном
случае старались укусить его...
   ...Старый Уотли по-прежнему покупал  коров,  а  тут  еще  начал  валить
деревья и ремонтировать до сих пор не  используемую  часть  усадьбы,  хотя
трех комнат на втором этаже дома для трех человек было вполне  достаточно.
Работу он начал сразу с рождением внука:  отремонтировал  и  покрыл  новой
крышей сарай, повесив на дверь большой замок, привел в порядок заброшенный
первый этаж дома, но тут же забил досками все  его  окна.  Это  несомненно
говорило о расстройстве его рассудка.
   В августе 1914 года Вилбур, которому исполнилось год  и  семь  месяцев,
ростом был с четырехлетнего ребенка, говорил бегло и весьма  разумно.  Его
встречали далеко в холмах то одного, то с матерью.  Дома  он  перелистывал
старые книги, и дед учил его удивительным знакам. К этому  времени  ремонт
был закончен, и люди заметили,  что  одно  из  окон,  выходящих  во  двор,
превратилось в дверь, и от него к земле  вело  что-то  вроде  мостика  или
сходней. И еще одно событие заставило  окружающих  в  недоумении  пожимать
плечами: сарай, всегда до этого запертый на замок, теперь  стоял  открытый
настежь, и Эрл Сойер, который привел очередного бычка и заглянул в  сарай,
рассказывал об отвратительном, ни с чем не сравнимом запахе, напомнившем о
вони в горах среди каменных колонн. И словам Эрла можно было  верить,  так
как дома в Данвиче особой чистотой не отличались.
   Вилбур тем временем рос, и в четыре года выглядел как десятилетний.  Он
запоем читал, но говорил теперь реже.  Людям  случалось  слышать  от  него
слова на незнакомом языке да в таком  поразительном  ритме,  что  в  жилах
стыла кровь. Против собак  у  Вилбура  было  припасено  оружие,  и  он  им
частенько пользовался, что не прибавляло ему популярности в деревне.
   Те, кто еще осмеливался  приходить  на  ферму  Уотли,  часто  заставали
Лавинию одну на втором этаже, в  то  время  как  из-за  заколоченных  окон
доносились голоса и шаги. Лавиния никому не  говорила  о  занятиях  своего
отца и сына, но  когда  заезжий  торговец  шутки  ради  попытался  открыть
запертую дверь, она побледнела  и  страшно  перепугалась.  Потом  в  лавке
торговец обрисовал все это в лицах и намекнул еще, будто слышал в закрытой
части дома стук конских  копыт.  Жители  деревни  вспомнили  о  дверях  со
сходнями, об исчезающем куда-то стаде, о варварских  поклонениях  Уотли  и
также о том, что собаки рычат не только на Вилбура, но и вблизи фермы.
   В 1917 году Соединенные Штаты вступили в  войну.  Сквайр  бойер  Уотли,
председатель  вербовочного  комитета,  приложил  много  сил,  чтобы  найти
молодых людей для армии.  А  правительство,  обеспокоенное  отсутствием  в
графстве  здоровых  новобранцев,  прислало  своих  экспертов,  следуя   за
которыми журналисты набрели на ферму Уотли. Вскоре "Бостон Глоб" и "Аркхэм
Адвертайзер" поместили сенсационные репортажи о раннем развитии Вилбура, о
черной магии его  деда,  удивительных  книгах  и  вообще  о  чудесах,  что
случаются в окрестностях Данвича.
   Жители деревни, читая эти статьи, смеялись над ошибками  и  удивлялись,
почему это журналисты особенно подчеркивали то, что  Уотли  расплачивались
за коров большими старыми золотыми монетами...
   ...Следующие десять лет жизнь  Уотли  ничем  особенным  не  выделялась,
жители привыкли к их чудачествам и перестали обращать внимание.
   В 1923 году, когда Вилбуру исполнилось десять лет, возобновились работы
на первом этаже их фермы. По содержимому строительного мусора люди поняли,
что  Уотли  снесли  внутренние  перегородки  и  теперь  весь  первый  этаж
представляет собой единое помещение.
   На следующую весну старый Уотли  заметил,  что  большие  стаи  козодоев
слетаются под окна их усадьбы. Он так и сказал в лавке:
   - Они кричат по ночам в такт моему дыханию, и я думаю, что все  это  по
мою душу. Вы, парни, узнаете об этом, когда все кончится. И если они будут
верещать до утра, то душа моя в их лапах...
   В ночь на 1 сентября 1924 года Вилбур, добравшись впотьмах до  деревни,
по телефону вызвал из Олсбери  доктора  Хоутона,  который  застал  старого
Уотли в плачевном состоянии.  У  его  изголовья  стояли  высохшая  дочь  и
бородатый внук. Снизу, с первого этажа доносился  шум,  похожий  на  плеск
волн  у  морского  берега.  Но  больше  всего   доктора   поразили   крики
бесчисленного количества птиц.
   Около полуночи к  старику  вернулось  сознание,  и  он  стал  быстро  и
прерывисто шептать:
   - Больше пространства, Вилли... А скоро надо  будет  еще  больше...  Ты
растешь,  а  он  растет  быстрее...  Открой  двери  Йог-Софофу,   распевая
заклятие, которое ты найдешь на странице 751 полного  издания...  и  сразу
разожги огонь...
   Доктор не сомневался, что  старик  окончательно  сошел  с  ума,  а  тот
продолжал:
   -  Не  корми  его  слишком,  Вилли,  не  позволяй  ему  расти   быстрее
пространства, которое  он  занимает...  Если  он  убежит  раньше,  чем  ты
откроешь двери Йог-Софофу,  все  будет  напрасным...  Только  Те,  которые
Оттуда, могут сделать так, чтобы оно  размножалось  и  делало  свое  дело.
Предтечи должны вернуться...
   Агония длилась еще час, и лишь тогда умирающий сделал последний  выдох.
Доктор Хоутон своей рукой закрыл сморщенные веки старика, а крики козодоев
стали постепенно затихать,  пока  совершенно  не  замерли  вдали.  Лавиния
залилась слезами, а ее сын пробасил низким голосом:
   - Не схватили ее...
   ...Вилб