явится  и
начнет свою разрушительную работу. И он решил подняться на страшную  гору,
где никогда еще  не  ступала  нога  человека,  проникнуть  в  таинственную
цитадель и встретить дьявольское создание в его собственном логове. Он  не
мог представить себе, что за этим последует, но надежда  стать  спасителем
человечества придавала ему сил и укрепляла его волю.
     Однако он не учел зависть и алчность  жрецов  Гатаноа.  Узнав  о  его
проекте, они испугались за свой престиж и свои привилегии в  случае,  если
Бог-Демон будет низложен, и громко  протестовали  против  так  называемого
святотатства, уверяя, что ни один человек не сможет противиться Гатаноа  и
что всякая попытка бросить ему вызов окончится истреблением  человечества,
и здесь уже не помогут  ни  жрецы,  ни  магия.  Выкрикивая  все  это,  они
надеялись повернуть общественное  мнение  против  Т'юога,  однако  желание
народа избавиться от Гатаноа и его вера в искусство Т'юога были  настолько
крепки, что все протесты  жрецов  оказались  тщетными.  Даже  сам  король,
обычно бывший марионеткой в руках жрецов, отказался запретить  Т'юогу  это
смелое паломничество. Тогда жрецы хитростью достигли того, чего не  смогли
сделать открыто. Имаш-Му, Верховный Жрец, вошел ночью  в  келью  Т'юога  и
похитил металлический цилиндр. Он вытащил могучий талисман и  заменил  его
другим, почти таким же по виду, но  с  другим  текстом,  который  не  имел
никакой власти над  Темным  Божеством.  Снова  положив  цилиндр  в  одежду
Т'юога, Имаш-Му удалился, очень довольный. Едва ли Т'юог станет  проверять
содержимое цилиндра. Считая себя защищенным  истинным  талисманом,  еретик
полезет на запретную гору и смело  предстанет  перед  духом  Зла  Гатаноа,
которого не оттолкнет никакая магия...
     Жрецы Гатаноа теперь больше не проповедовали и не  восставали  против
вызова  дерзкого  еретика.  Пусть  Т'юог  действует,  как  хочет,  и  идет
навстречу своей гибели.
     Однако они заботливо хранили украденный свиток. Настоящий  и  могучий
талисман, он передавался от одного Верховного Жреца к  другому  для  того,
чтобы использовать его в отдаленном будущем, если  когда-нибудь  возникнет
потребность защищаться от Бога-Демона. Имаш-Му мог спокойно спать до  того
дня, когда настоящий рулон ляжет в новый цилиндр, сделанный для этой цели.
На Заре Дня Пламенного Неба (это название Фон  Юитц  не  объяснил)  Т'юог,
сопровождаемый молитвами и песнопениями народа и  благословениями  короля,
пошел к страшной горе с посохом из дерева тлат в руке. Под одеждой он  нес
цилиндр с настоящим, как он думал, талисманом. Конечно же, он  не  заметил
подмены и не услышал иронии в  молитвах,  распеваемых  Имаш-Му  и  другими
жрецами Гатаноа для защиты его предприятия.
     Народ  стоял  все  утро,  наблюдая   за   силуэтом   Т'юога,   тяжело
поднимающегося по базальтовым ступеням священного склона. Очень многие еще
оставались на месте, даже когда он исчез за сплошным карнизом,  окружавшим
гору. В ту ночь некоторым казалось, что они  видят  на  проклятой  вершине
какое-то движение, но, когда они говорили об этом, над ними  смеялись.  На
следующий день громадная толпа наблюдала за  горой,  молясь  и  спрашивая,
когда же вернется Т'юог. Так было и на следующий  день,  и  дальше.  Целую
неделю народ ждал и надеялся. Но никто более не видел  Т'юога,  того,  кто
хотел освободить человечество от страха.
     Отныне люди дрожали, вспоминая высокомерие  Т'юога,  и  старались  не
думать о той каре, которая постигла  его  за  безбожие.  А  жрецы  Гатаноа
улыбались и высмеивали тех, кто осмелился  восстать  против  воли  бога  и
отказать ему в принесении  жертв.  Впоследствии  народ  узнал  о  хитрости
Имаш-Му, но лучше всего было не задевать Гатаноа, и никто никогда  уже  не
решался на это. Шли века, сменялись короли и великие жрецы, возвышались  и
падали нации,  земли  поднимались  со  дна  морского  и  вновь  уходили  в
бездонные  пучины.  За  тысячелетия  исчезла  К'Наа,  и,  наконец,  настал
страшный день гроз и бурь, великих землетрясений, и приливная волна навеки
поглотила землю Му.
     Но, несмотря на все это, слухи о древних тайнах  прошли  по  миру.  В
отдельных землях обнаружились бледные беглецы, пережившие гнев моря, и под
чужими небесами поднимался дым от алтарей, поставленных исчезнувшим  богам
и демонам. Никто не знал,  в  каких  безднах  затонула  священная  гора  с
циклопической крепостью страшного Гатаноа, но кое-кто еще шептал его имя и
предлагал ему жертвы, боясь, что он восстанет  из  океанских  глубин,  сея
ужас среди людей.
     Вокруг рассеянных  по  миру  жрецов  основывались  рудименты  тайного
темного культа. Тайного потому, что народы этих новых земель  имели  своих
богов и отвергали чужих. И в лоне этого культа совершались  отвратительные
действа и поклонение странным предметам. Ходили слухи, что  древняя  линия
жрецов-беглецов полумифической страны Му  еще  хранит  подлинный  талисман
против Гатаноа, который Имаш-Му украл у спящего Т'юога, и никто из них  не
может расшифровать таинственный текст и  даже  не  представляет,  в  какой
части света находилась земля К'Наа, страшная гора Яддит-Го и  титаническая
крепость Бога-Демона.
     Хотя культ этот расцвел главным образом в регионах Тихого океана, где
некогда  простирался  континент  Му,  говорили   о   наличии   тайного   и
презираемого культа Гатаноа в несчастной  Атлантиде  и  на  морском  плато
Линг. Фон Юитц давал  понять,  что  приверженцы  этого  культа  имелись  в
легендарном подземном королевстве  К'найэн,  и  приводил  довольно  веские
доказательства его проникновения в  Египет,  Халдею,  Персию,  Китай  и  в
исчезнувшие семитские королевства Африки, а также в Мексику  и  Перу.  Фон
Юитц был недалек от утверждения, что ответвления культа дошли и до  Европы
и имели тесную связь с колдовством, против которого тщетно гремели папские
буллы.  Запад,  однако,  не  был  достаточно  благоприятной   почвой   для
укрепления культа. Общественное негодование по поводу некоторых ритуалов и
отвратительных жертвоприношений  разрушило  большинство  ветвей.  В  конце
концов этот культ стал преследуемым и  еще  более  тайным,  но  корни  его
остались. Время  от  времени  он  возникал,  главным  образом  на  Дальнем
Востоке, на островах Тихого океана,  где  его  доктрины  в  какой-то  мере
смешивались с полинезийской эзотерической культурой Ареуя.
     Фон Юитц делал слабые и беспокоящие  намеки  на  реальный  контакт  с
культом, так что я вздрагивал, когда читал о том, что говорили насчет  его
смерти.
     Он говорил о развитии некоторых идей, касающихся аспекта Бога-Демона,
существа, которого не  видел  ни  один  человек  (за  исключением  Т'юога,
который так никогда и не вернулся),  и  сравнивал  эти  гипотезы  с  табу,
преобладающим в древнем Му, где официально запрещалось думать о том, каков
внешний  вид  этого  ужаса.   Он   отмечал   странную   боязнь   шушуканья
приверженцев, тихих шепотков,  болезненного  любопытства  по  отношению  к
точной природе того, что Т'юог, возможно, увидел перед своим концом  (если
конец  был),  в  том  ужасающем  дочеловеческом  здании  на  горе,  теперь
поглощенной морем. Я чувствовал странную тревогу от коварных и  уклончивых
намеков немецкого эрудита.
     То, что я прочел в "Черной  Книге",  достаточно  подготовило  меня  к
статьям в прессе и к событиям, которые начали привлекать  внимание  весной
1933. Не могу точно вспомнить, когда  именно  на  меня  стали  производить
впечатление  участившиеся  сообщения  о  полицейских   репрессиях   против
странных, фантастических культов Востока, но  где-то  в  мае  или  июне  я
понял, что во всем мире происходит удивительная и лихорадочная  активность
в  эзотерических  или  мистических  организациях,   обычно   спокойных   и
стремящихся к тому, чтобы о них пореже вспоминали.
     Не  думаю,  что  я  когда-нибудь  установил  бы  связь   между   этой
информацией и намеками Фон Юитца или  общественным  энтузиазмом,  поднятым
мумией и цилиндром из нашего музея, если бы не многозначительные  слоги  и
бесспорное сходство - что с  удовольствием  подчеркивала  пресса  -  между
ритуалами и мистериями различных  тайных  сект,  представленными  вниманию
широкой публики. Но я должен заметить с  некоторым  беспокойством,  что  в
этих сведениях часто повторялось одно имя в различных  искаженных  формах.
Оно,  похоже,  составляло  центральную  точку  данного   культа   и   явно
рассматривалось со странной смесью почтения и ужаса. Это  имя  звучало  то
как Г'танто, то Танота, то Тхам-та, Татан или Тхан-Так, и я не нуждался  в
советах  моих  многочисленных  корреспондентов,  увлеченных  оккультизмом,
чтобы сблизить корневые основы всех этих имен и прийти к имени того,  кого
Фон Юитц назвал Гатаноа.
     Были и другие волнующие детали. В очень многих сведениях цитировались
неопределенные  и  боязливые  намеки   на   "истинный   свиток",   предмет
"величайшей важности и тяжелых последствий", который должен попасть в руки
некоего "Нагоба"...
     И опять имя, беспрестанно повторяющееся,  но  написанное  по-разному:
Тог, Ток, Жогили Коб, и мой возбужденный мозг помимо моей воли сближал эти
имена с именем несчастного еретика Т'юога, о котором говорилось в  "Черной
Книге". Чаще всего его имя сопровождалось  загадочными  фразами:  "Не  кто
иной, как он", "Он созерцал Его в лицо", "Он сознает все, но не  может  ни
видеть, ни чувствовать", "Он помнит,  как  шли  века",  "Подлинный  свиток
освободит его", "Нагоб обладает подлинным свитком", "Он может сказать нам,
где его найти".
     В воздухе явно носилось что-то очень странное, и я почти не  удивился
тому, что мои корреспонденты-оккультисты и все  воскресные  газеты  начали
устанавливать связь между ненормальным воскрешением легенд Му и появлением
страшной мумии. Первые статьи, широко распространившиеся в мировой прессе,
связывали мумию и цилиндр с рассказами из "Черной Книги". Вполне возможно,
что именно они  разбудили  этот  заглохший  фанатизм  определенных  тайных
групп, сект и мистических ассоциаций во всем мире. И газеты не переставали
подливать  масла  в  огонь  своими  дурацкими  статьями   о   лихорадочной
активности этих культов.
     В  течение  лета  сторожа  музея  заметили  новый  элемент  в   толпе
любопытных, которая после периода затишья  была  вновь  подхвачена  второй
волной возбуждения. Все чаще странные  посетители  эзотерического  вида  -
азиаты, бородатые негры, чувствовавшие себя неловко в европейской  одежде,
смуглые и волосатые субъекты - спрашивали,  где  находится  зал  мумий,  и
застывали перед отвратительным образом из Тихого океана в позе экстаза или
очарования. В потоке этих иностранцев было что-то зловещее, что, казалось,
действовало на сторожей. Даже  я  сам  не  мог  избавиться  от  некоторого
опасения. Я не мог не думать о недавнем ажиотаже вокруг этих культов  и  о
связи между этим ажиотажем и мифами, слишком уж близкими к  этой  зловещей
мумии и ее цилиндру.
     Иной раз я готов был убрать мумию из зала экспозиции, особенно в  тот
день, когда сторожа сообщили мне, что иностранцы, если их никто не  видит,
падают на колени перед мумией и бормочут  что-то  странное.  Один  сторож,
похоже, имел странную галлюцинацию и уверял, что окаменевший ужас, лежа  в
своей витрине, сам собой чуть-чуть сдвинулся так, что  скрюченные  руки  и
выражение ужаса на лице  немного  изменились.  Он  не  мог  избавиться  от
страшной мысли, что эти выпуклые глаза вот-вот откроются.
     В начале сентября, когда  толпа  любопытных  стала  менее  плотной  и
иногда бывали случаи, что в зале мумий никого не было,  впервые  произошла
попытка вырезать стекло в витрине с ужасным экспонатом. Виновный,  смуглый
полинезиец, был вовремя замечен сторожами и схвачен. Следствие установило,
что  это  гаваец,  известный  своей  деятельностью  в   различных   тайных
религиозных сектах, неоднократно судимый за  аморальные  и  нечеловеческие
ритуалы и кровавые жертвоприношения.  Бумаги,  найденные  в  его  комнате,
выглядели загадочно и  тревожно:  там  было  множество  листков,  покрытых
иероглифами, которые были точно подобны тем,  что  были  на  рулоне  и  на
репродукциях "Черной Книги" Фон Юитца. Однако узнать от гавайца,  что  все
это означает, не удалось.
     Едва ли не через неделю после этого инцидента произошла новая попытка
коснуться мумии - на этот раз путем взлома замка  витрины  -  и  кончилась
вторым  арестом.  Виновный  -  сингалезец,  с  такими  же  судимостями  за
неблаговидные действия в запрещенных сектах, также  отказался  говорить  с
полицейскими. Самое интересное, а также и самое тревожное в этом деле было
то, что сторожа не раз видели этого человека в зале мумий и  слышали,  как
он очень тихо пел мумии странную литанию, где все время повторялось  слово
Т'юог. После этого случая я удвоил количество сторожей в зале  и  приказал
им не спускать глаз с нашего, ставшего слишком известным экспоната.
     Нетрудно догадаться,  что  пресса  подхватила  эти  два  инцидента  и
раздула их, снова припомнив историю о  сказочном  континенте  Му  и  смело
утверждая, что отвратительная мумия и есть тот самый дерзкий еретик Т'юог,
превращенный в камень существом в доисторической цитадели и  сохранившийся
в течение 175 тысяч  лет  жизни  нашей  планеты.  Газеты  утверждали,  что
виновники обоих инцидентов - приверженцы первоначальных  культов  Му,  они
поклоняются мумии и, возможно, даже хотят оживить ее посредством  чар  или
заклинаний.
     Журналисты настойчиво вспоминали старинную легенду, согласно  которой
мозг окаменевших жертв Гатаноа оставался живым и сознательным, что  давало
место самым диким  гипотезам.  Упоминание  о  "подлинном  талисмане"  тоже
привлекло внимание прессы, и почти во всех газетах писалось, что  талисман
против Гатаноа, украденный у Т'юога, до сих пор существует, и  приверженцы
тайных культов пытаются войти в контакт с самим Т'юогом по каким-то  своим
причинам.  Результатом  этой   новой   сенсации   явилась   третья   волна
посетителей, заполнивших музей и глазевших разинув рот  на  адскую  мумию,
которая была источником всего этого шума.
     Среди  этой  новой  волны  зрителей,  многие  из  которых   приходили
повторно, начал циркулировать слух об изменении  внешнего  вида  мумии.  Я
полагаю - если не учитывать  впечатлений  сторожа,  о  которых  говорилось
выше, - что мы все слишком привыкли к виду  странных  форм  и  поэтому  не
обращали  внимания  на  детали.  Однако,  в  конце  концов,   возбужденное
бормотание посетителей привлекло внимание сторожей к малозаметной мутации,
которая вроде бы происходила и в самом деле.
     Дело тотчас же подхватила пресса, и легко себе представить, чего  она
только не навыдумывала.
     Естественно, я  стал  внимательно  присматривать  за  феноменом  и  к
середине октября убедился в том, что мумия действительно  разлагается.  По
каким-то   причинам   -   быть   может,   под   влиянием    атмосферы    -
полукаменные-полукожаные волокна  постепенно  размягчились,  ослабились  и
вызвали заметные  перемены  в  положении  членов  и  в  некоторых  деталях
искаженного страхом лица. После  полувековой  отличной  сохранности  такие
изменения не могли не тревожить, так что я попросил  таксидермиста  музея,
доктора Мора, тщательно осмотреть мерзкий предмет.
     Таксидермист констатировал общую вялость и размягчение членов мумии и
смазал ее специальными вяжущими средствами.  На  большее  он  не  решился,
боясь, что мумия вдруг полностью развалится.
     Все это произвело на толпы любопытных довольно  странный  эффект.  До
сих пор каждая новая сенсационная статья в прессе привлекала в музей новые
партии зевак,  но  сейчас,  хотя  газеты  и  не  переставали  говорить  об
изменениях в самой мумии, публика  вроде  бы  начала  сомневаться  и  даже
испытывать страх к тому, что недавно вызывало ее болезненной  любопытство.
Над музеем словно нависла зловещая аура, и  число  посетителей  постепенно
сократилось до нормального. При уменьшении наплыва стали еще более заметны
странные  Иностранцы,  продолжавшие  бывать  в  наших  залах.  Их   число,
казалось, не изменилось.
     Восемнадцатого  ноября  перуанец  индейской  крови   вдруг   упал   в
конвульсиях перед мумией, а потом кричал на больничной койке:
     - Она пыталась открыть глаза! Т'юог хотел открыть глаза и  посмотреть
на меня!
     Я уже совсем было собрался удалить мумию  из  зала,  однако  собрание
наших администраторов, не желающих ничего менять, уговорило меня не делать
этого. Но я понимал, что музей начинает приобретать  мрачную  репутацию  в
нашем тихом и строгом квартале. После инцидента с перуанцем я отдал приказ
сторожам, чтобы те не позволяли кому-либо задерживаться  перед  чудовищной
реликвией с Тихого океана более чем на три-четыре минуты.
     Двадцать четвертого ноября, после закрытия музея, в семнадцать  часов
вечера, один из сторожей заметил, что веки мумии  чуть-чуть  приподнялись.
Стал  заметен  узкий  серпик  роговицы  каждого  глаза,  но  и  это   было
чрезвычайно интересно. Поспешно вызванный доктор Мор собирался через  лупу
осмотреть  эти  крошечные  серпики,  но  пергаментные  веки  вдруг   снова
закрылись. Все усилия поднять их  были  тщетны.  Таксидермист  не  рискнул
применить более радикальные меры. Когда  он  сообщил  мне  по  телефону  о
произошедшем, я испытал ужас,  совершенно  несоразмерный  этому,  судя  по
всему, простому инциденту. В течение нескольких секунд  я  разделял  общее
мнение и боялся, что  из  тьмы  времен  и  глубины  пространства  вынырнет
проклятие и обрушится на наш музей.
     Через два дня молчаливый филиппинец пытался спрятаться в залах  перед
закрытием. В полиции он отказался даже назвать себя и был взят под  стражу
как подозреваемый.
     И все  же  тщательное  наблюдение  за  мумией,  видимо,  обескуражило
странные орды эзотерических посетителей, и их  число  заметно  уменьшилось
после появления приказа "Проходить, не останавливаясь".
     В ночь на первое декабря произошли страшные события. Около часа  ночи
из музея послышались дикие крики, вопли ужаса и  боли.  По  многочисленным
телефонным звонкам  перепуганных  соседей  на  место  происшествия  быстро
прибыли отряд полиции и множество работников музея, в том числе и я. Часть
полицейских окружила здание, другая вместе с работниками  музея  осторожно
проникла внутрь. В главной галерее мы нашли труп ночного сторожа.  Он  был
задушен концом веревки из индийской конопли. Она так  и  осталась  на  его
шее. Значит, несмотря на все наши  предосторожности,  один  или  несколько
человек сумели пробраться в музей. Сейчас, однако, в залах царила  мертвая
тишина, и мы почти боялись подняться на второй этаж,  в  проклятое  крыло,
где  наверняка  разыгралась  драма.  Мы  зажгли  все  лампы  и,  несколько
ободренные светом, пошли по лестнице наверх.


     Начиная с этого момента сведения об этом  отвратительном  деле  стали
подвергаться цензуре, потому что мы сообща решили,  что  не  стоит  пугать
публику. Я уже говорил, что мы зажгли все лампы перед тем, как войти в зал
мумий.
     Под ярким светом прожекторов, направленных на витрины  и  их  мрачное
содержимое,   мы    увидели    ужас,    ошеломляющие    детали    которого
свидетельствовали о событиях, далеко превосходящих наше понимание.
     Там были двое. Видимо, они спрятались в здании перед закрытием, но их
уже никогда не удастся покарать за убийство сторожа. Они уже заплатили  за
свое преступление.
     Один был бирманцем, другой - с острова Фиджи,  оба  известны  полиции
как активные деятели страшных сект. Они расстались с жизнью, и чем  больше
мы их рассматривали,  тем  более  убеждались,  что  смерть  их  чудовищна,
неслыханна. Их лица выражали такой нечеловеческий ужас,  что  сам  старший
полицейский чин признался, что никогда не видел ничего  подобного.  Однако
состояние обоих трупов имело заметные раз