туе, впалые худые щеки изборождали морщины,  а  его  длинные
узловатые руки напоминали щупальцы. Страшное сутулое существо было похоже на
скелет. Но самым поразительным в нем были глаза! Эти  две  небольшие  черные
пропасти,  выражение  которых  говорило  о  глубоком  уме,  блестели  светом
нечеловеческой жестокости. Эти жуткие глаза пылали ненавистью и  пронизывали
меня насквозь, пригвоздив к месту. Наконец,  человек  заговорил  замогильным
голосом, от которого в жилах стыла кровь. От парализовавшего меня  страха  я
не мог даже пошевельнуться. Человек говорил на поздней латыни,  языке  самых
образованных людей ранней  феодальной  эпохи.  Этот  язык  был  понятен  мне
благодаря чтению трактатов по алхимии и черной  магии.  Человек  напомнил  о
проклятии, заклеймившем наш  род,  и  о  моей  близкой  неминуемой  кончине.
Рассказав уже известную мне историю преступления графа Генри, он затем долго
распространялся о справедливой мести Шарля Колдуна. Оказывается,  что  через
несколько лет после своего исчезновения Шарль Колдун вернулся в родные края,
чтобы отомстить наследнику Годфрею. Стрела, пущенная им,  смертельно  ранила
молодого графа, которому едва исполнилось тридцать два года.  Незаметно  для
всех он проник  в  эту  старую  заброшенную  комнату  в  подземелье,  где  и
обосновался, чтобы выполнять свой  священный  сыновий  долг.  Сына  Годфрея,
Роберта, он настиг в поле и насильно заставил принять яд. Потом Шарль Колдун
убил сына Роберта,  а  затем  и  внука  Роберта,  таким  образом  его  месть
настигала всех потомков по мужской линии нашего рода. Вот  уже  шесть  веков
Шарль Колдун является, чтобы свершить свою праведную месть в точно указанные
сроки рокового проклятия.
   Но в рассказе для меня существовала тайна, которую я  не  мог  разгадать.
Как Шарль Колдун, который должен был давно истлеть в  могиле,  смог  убивать
моих предков в нужный срок,  а  именно,  по  достижении  ими  роковой  черты
тридцати двух лет? А может это был призрак  или  его  тень?  Человек  теперь
охотно и с некоторым самолюбованием рассказывал об  опытах  Мишеля  Злого  и
Шарля Колдуна, об успехах, достигнутых ими, а  особенно  сыном,  в  создании
эликсира, приносившего вечную молодость и жизнь тому, кто попробует его.  Он
настолько увлекся своими разглагольствованиями об алхимии и говорил об  этом
с таким энтузиазмом, что на какое-то мгновение из  его  глаз  исчезла  дикая
жестокость.  Но  вдруг  они  снова  загорелись  невероятной  ненавистью.   С
шипением, подобно жалящей змее,  незнакомец  извлек  из  кармана  пузырек  с
бесцветной жидкостью с явным намерением вылить мне ее в лицо, как это сделал
шесть  веков  назад  Шарль  Колдун  с  графом  Генри.  Движимый   инстинктом
самосохранения, я  смог  наконец  преодолеть  притяжение  неизвестной  силы,
приковавшей меня к полу, и с силой бросил факел в незнакомца из подземелья.
   Пузырек выпал из рук человека и разбился о каменную плиту, а  его  одежда
мгновенно воспламенилась, бросая кошмарные блики  на  стены.  Крик  ужаса  и
бессильной ярости, сорвавшийся с губ умирающего, заставил меня  содрогнуться
от отвращения. Мои измученные нервы не смогли вынести  вид  заживо  горящего
человека.
   Я упал без сознания на холодный и грязный пол, и  когда  пришел  в  себя,
меня окружала полная темнота. Дрожа от страха при воспоминании о  пережитом,
я колебался продолжать ли свои поиски по замку. Но любопытство и в этот  раз
одержало победу над страхом.  Меня  мучили  вопросы:  кто  этот  дьявольский
человек? Как ему удалось проникнуть в разрушенную башню? Почему  он  пытался
убить меня? И особенно: как после смерти Шарля Колдуна  совершалось  роковое
проклятие, висевшее над нашим родом?
   Сознавая, что я навсегда избавился от человека, хотевшего меня  убить,  я
почувствовал себя теперь свободным от страха. Я горел желанием узнать все  о
жестокой  судьбе,  преследовавшей  наш  род  и  превратившей  мою  юность  в
бесконечный кошмар. Мне удалось обнаружить кремневую  зажигалку,  с  помощью
которой я зажег второй факел. Его бледное пламя высветило мне обгорелое тело
таинственного незнакомца. Его пугающие глаза теперь были закрыты.
   Я широко распахнул дверь и зашел в темную комнату. Это  была  лаборатория
алхимика. В углу я обнаружил груду желтого металла, блестевшего  от  пламени
факела. Возможно это было золото,  но,  находясь  во  власти  противоречивых
эмоций, я отложил осмотр металла на другое  время.  В  противоположном  углу
моему взгляду открылось отверстие, ведущее к одному из многочисленных лесных
оврагов. Именно через этот ход  незнакомец  проник  в  замок.  Проходя  мимо
обгоревшего трупа, я услышал еле уловимый стон и склонился над обожженным  и
полностью сморщенным телом, чтобы лучше рассмотреть его.
   Вдруг труп открыл свои жуткие, безмерно увеличившиеся глаза, чернее,  чем
обгоревшее лицо, которое,  казалось,  светилось  во  мраке.  В  них  застыло
выражение,   не   поддающееся   описанию.   Потрескавшиеся   губы   медленно
зашевелились, пытаясь произнести слова, непонятные для меня. Однако  я  смог
лишь различить имя Шарля Колдуна, слова "год", "проклятие". Но  общий  смысл
его речи все еще не был мне понятен. Видимо, незнакомец стал сердиться,  что
я не в состоянии уловить смысл его бессвязной речи. Его глаза снова запылали
дьявольской  ненавистью.  Я  неподвижно  стоял  перед  ним,  содрогаясь   от
неописуемого ужаса.
   Вдруг тело несчастного ожило в последнем усилии. Подняв голову с влажного
каменного пола, он взвыл и на последнем дыхании произнес слова, которые день
и ночь звучат в моих ушах:
   "Безумец! - завопил незнакомец, - ты так и не раскрыл мой  секрет.  Разве
ты не достаточно умен, чтобы понять, чья воля вершит праведное возмездие вот
уже шестьсот лет над твоими гнусными предками? Разве я не  говорил  тебе  об
эликсире вечной жизни и о наших открытиях в алхимии? Я говорю тебе, что  это
я! Я жил шестьсот лет, чтобы насытиться местью, потому что я  и  есть  Шарль
Колдун!"



ГЕРБЕРТ УЭСТ, РЕАНИМАТОР

Глава 1

   О Герберте Уэсте, моем университетском  друге,  я  до  сих  пор  не  могу
говорить без содрогания. Прежде всего из-за его необыкновенного пристрастия,
которому он посвятил свою жизнь, а также из-за зловещего  его  исчезновения,
происшедшего недавно.
   Сейчас он мертв, и я не испытываю больше его губительного воздействия. Но
мой страх не ослабевает и по сей день.  Воспоминания  нередко  таят  в  себе
нечто более волнующее и зловещее, чем реальность.
   Его исследования начались семнадцать лет назад. В то время  мы  оба  были
студентами   третьего   курса   медицинского   факультета    Маскатоникского
университета... Я был его близким другом и мы почти не  разлучались,  бывали
повсюду вместе. Его дьявольские опыты завораживали меня.
   Во время нашей учебы Уэст уже был  достаточно  известен  благодаря  своей
странной теории о природе смерти. Он полагал, что смерть можно  искусственно
победить.
   Свои гипотезы, вызывавшие насмешки, а  порой  и  негодование  со  стороны
преподавателей и студентов, Уэст основывал на понимании жизни,  как  некоего
механического  процесса.  Он  намеревался  воздействовать  на   человеческий
организм  химическим  препаратом  сразу  же  после   прекращения   жизненных
процессов.
   В ходе своих  опытов  Уэст  истребил  бесчисленное  количество  кроликов,
морских свинок, кошек, собак и обезьян, что  было  настоящим  бедствием  для
университета. Многократно наблюдая за угасанием жизни умирающих животных, он
понимал, что для совершенствования его методов потребуется  целая  жизнь,  и
был готов к этому.
   Затем экспериментируя, Уэст обратил внимание на то, что  один  и  тот  же
прием вызывает различную  реакцию  подопытных  существ.  Чтобы  продвигаться
вперед, ему необходим был человеческий материал и именно по этой причине  он
впервые открыто столкнулся с университетскими светилами. Декан  медицинского
факультета Алан Хэлси, чьи работы в  защиту  паралитиков  снискали  всеобщее
признание,  запретил  ему  продолжение  опытов.   Я   же   всегда   проявлял
исключительную терпимость к занятиям моего друга, и мы часто обсуждали с ним
его гипотезы, забираясь в  такие  дебри,  что  наши  разговоры  продолжались
бесконечно.
   Я разделял его мнение о том, что жизнь представляет  собой  физический  и
химический процессы, и так называемая "душа" не более,  чем  миф.  Мой  друг
полагал,  что  искусственное  оживление  зависит  лишь  от  функционирования
состояния тканей, и до тех пор пока не начался процесс  разложения,  мертвое
тело благодаря принятию соответствующих мер можно вернуть  в  то  состояние,
которое мы называем жизнью.
   Уэст полностью отдавал себе отчет в том, что  даже  малейшее  повреждение
клеток мозга, возникшее вследствие короткого периода смерти,  может  оказать
самое  пагубное  воздействие  на  интеллектуальное  и  физическое  состояние
человеческого существа.
   Поэтому  он  начал  искать  экземпляры,  после  смерти   которых   прошло
минимальное  время,  чтобы  ввести  растворы  сразу  же  после   прекращения
жизненных процессов. Именно  эта  деталь  вызывала  протест  преподавателей,
считавших, что настоящая смерть наступает не сразу. Они не спешили находить,
рациональное зерно в его теории. И некоторое время  спустя  после  того  как
университетское руководство  запретил  Уэсту  проведение  опытов,  последний
посвятил меня в свои планы добывать тела любыми способами и тайно продолжать
исследования.
   Это услышанное мною "любыми способами", звучало достаточно  зловеще,  так
как в университете было налажено снабжение анатомическими образцами.  Каждый
раз, когда морг не  мог  удовлетворить  потребности  студентов-медиков,  два
негра выполняли эту обязанность. И никто не задавал им лишних вопросов.
   Уэст был худощавым и невысоким молодым человеком, с тонкими чертами лица,
светлыми волосами,  бледно-голубыми  глазами  за  стеклами  очков  и  мягким
голосом. Такая интеллигентная внешность как-то не вязалась с  его  странными
рассуждениями о кладбище для бедных Крист Чеч и его общих могилах. Эта  тема
постоянно звучала в наших разговорах.  Ведь  все  трупы  перед  захоронением
обычно подвергались бальзамированию, а это делало опыты Уэста  бесполезными.
В то время я был полон энтузиазма и активно помогал ему не только в  поисках
необходимых экземпляров, но и  нашел  место,  вполне  подходящее  для  нашей
работы. Именно я предложил заброшенную ферму в Чепмене, что за Мидоу Хил, на
первом этаже которой мы устроили операционную и лабораторию. Тертые шторы на
окнах  должны  были  оставлять  в  тайне  наши  ночные  деяния.  Мы  приняли
многочисленные меры предосторожности, чтобы какой-либо случайный прохожий не
смог заметить даже узкой полоски света. Любая неосторожность могла  привести
нас к катастрофе.
   На  случай  неудачи  мы  условились  говорить,  что  устроили  на   ферме
химическую   лабораторию.   Мало-помалу   мы   оборудовали   наше    убежище
приспособлениями  и  инструментами  как  купленными   в   Болтоне,   так   и
"заимствованными" в университете. Мы добыли также несколько лопат  и  кирок,
которые могли понадобиться нам для захоронений трупов. На факультете в таких
целях обычно использовался специальный аппарат для кремации, но нам  он  был
не по карману. Необходимость избавления  от  трупов  была  нашей  постоянной
заботой.  Как  вампиры  следили  мы  за  местной  статистикой  смерти.   Нам
требовались  экземпляры  особого  качества.  Это  должны  были  быть  трупы,
погребенные сразу же после смерти, без  специальной  обработки,  замедляющей
процесс разложения.  Нам  больше  подходили  физически  здоровые  тела,  без
врожденных недостатков, со всеми органами.  Исходя  из  этого,  мы  отдавали
предпочтение жертвам несчастных случаев.
   В течение долгих недель мы оставались без объектов исследования, несмотря
на наши переговоры с руководством и  обслуживающим  персоналом  больницы,  к
которым мы обратились от имени университета. И  поскольку  мы  заявили,  что
университет нуждается в особых экземплярах, нам не оставалось ничего другого
как находиться в Аркане даже в период летних каникул.
   И наконец, удача улыбнулась нам, предоставив возможность  получить  почти
идеальный  экземпляр.  Молодой  рабочий  крепкого  телосложения,   утонувший
накануне утром в Саммарском болоте, был захоронен на средства  города  сразу
же и без бальзамирования.
   После обеда мы осмотрели свежую могилу и решили приняться за работу после
полуночи. Предстоящее занятие было не  из  приятных,  но  тогда  мы  еще  не
испытывали того страха, в который нас ввергли последующие  опыты.  Мы  взяли
лопаты и лампы и начали копать землю. Это была долгая  и  грязная  работа  с
налетом мрачной поэзии, которая, что, возможно,  понравилось  бы  поэту,  но
отнюдь не ученому. И мы очень обрадовались, почувствовав,  что  наши  лопаты
наткнулись на дерево. Когда гроб был полностью  откопан,  Уэст  спустился  в
яму, поднял крышку и вытащил тело. Я тоже спрыгнул в могилу, и мы вытолкнули
труп наверх. Все это сильно било  по  нервам,  особенно  негнущееся  тело  и
застывшие черты лица нашей первой добычи. После  этого  мы  затратили  много
усилий, чтобы придать месту первоначальный вид. Необходимо  было  уничтожить
все следы нашего пребывания. И нам это удалось. После  того,  как  последний
ком земли лег на свое место, мы затолкали  труп  в  мешок  и  направились  к
старой ферме.
   На импровизированном хирургическом столе при мощном  свете  лампы  нашему
взору  предстал  крепкий  широкоплечий  молодой  человек,  явно  плебейского
происхождения. На его застывшем лице  не  было  даже  намека  на  какой-либо
интеллект. Типичное здоровое животное без видимых отклонений и, возможно,  с
самой простой и  здоровой  физиологией.  Сейчас,  с  закрытыми  глазами,  он
казался спящим, но осмотр, проведенный моим другом, не оставлял  сомнений  в
его смерти.
   У нас было, наконец, то, о чем Уэст мечтал все это время: мертвое тело, в
которое предстояло впрыснуть раствор, приготовленный в  соответствии  с  его
теорией.
   Наши нервы были напряжены до предела. Мы сознавали, что у нас было  очень
мало шансов на полный успех  и,  конечно,  боялись  неожиданностей,  которые
могли возникнуть в случае удачи  и  были  непредсказуемы.  У  нас  появилось
беспокойство относительно умственного состояния  существа  и  его  возможных
действий, так как в момент смерти  могли  быть  повреждены  несколько  очень
чувствительных клеток мозга. Лично  у  меня  представление  о  "душе"  в  ее
традиционном понимании находило определенный отклик, и я испытывал  волнение
при мысли, что кто-то вернувшийся с того света раскроет мне его секреты.
   Я спрашивал себя, что мог видеть  этот  отлетевший  в  иной  мир  молодой
человек, витая в недоступных для нас сферах, и что он сможет нам рассказать,
если вернуть его к жизни. К счастью, эти вопросы не  занимали  меня  слишком
долго, так как я  в  основном  разделял  материализм  моего  друга.  Он  был
спокойнее меня,  хотя  именно  он  вводил  в  вену  на  руке  трупа  большое
количество приготовленной им жидкости. Затем он сразу же наложил шов.
   Ожидание становилось тягостным, но Уэст не сдавался. Время от времени  он
брал в руки стетоскоп и констатировал отсутствие малейшего проявления жизни.
По прошествии трех четвертей часа, разочарованный, он заявил, что  ошибся  в
расчетах, но решил все же  извлечь  пользу  из  предоставившегося  случая  -
попробовать изменить формулу раствора, прежде чем  мы  избавимся  от  трупа.
После обеда мы вырыли в погребе могилу, а закопать труп решили на  рассвете.
Следовало соблюдать все меры предосторожности,  учитывая,  что  труп  вскоре
начнет разлагаться.
   Выключив свет и оставив таким образом нашего молчаливого гостя в  темноте
на столе в операционной, мы занялись приготовлением  нового  раствора.  Уэст
составлял его с почти фанатической тщательностью.
   Неожиданно произошло нечто ужасное.
   Я как раз наливал жидкость в пробирку, а Уэст склонился  над  спиртовкой,
заменявшей ему при отсутствии газа в доме горелку Бансона, когда  из  темной
комнаты,  которую  мы  покинули,  раздались  дьявольские  крики,  -   ничего
подобного мы не слышали за  всю  свою  жизнь.  Даже  хаос  ада,  наполненный
жуткими  криками  агонизирующих  грешников,  не  был  бы  ужаснее,  чем  эта
непостижимая   какофония,   вобравшая   в   себя   величайшее   отчаяние   и
сверхъестественный страх живого существа. Это был нечеловеческий крик  -  ни
один человек не в силах был издать подобные звуки - и, забыв о нашей работе,
мы бросились к окну как звери, попавшие в ловушку,  опрокидывая  пробирки  и
реторты, и исчезли во мраке ночи.
   Обезумев от ужаса, мы мчались к городу  и  только  достигнув  предместий,
смогли,  наконец,  взять  себя  в  руки,  чтобы  придать  себе  вид   гуляк,
возвращающихся с ночной попойки.  Мы  проскользнули  в  комнату  Уэста,  где
шепотом проговорили до самого рассвета. У  нас  было  время,  чтобы  немного
успокоиться, тщательно взвесить и обсудить все происшедшее.  Наконец,  когда
совсем рассвело, мы уснули и уже не попали в тот день на занятия. Но вечером
две заметки в газете, никак не связанные между  собой,  опять  не  дали  нам
уснуть. Старый заброшенный дом в Чепмене был сожжен дотла. Скорее всего  это
произошло из-за опрокинутой нами спиртовки. Вторая новость:  кто-то  пытался
раскопать  свежую  могилу  на  городском  кладбище.  Земля,  казалось,  была
взрыхлена ногтями без  применения  какого-либо  инструмента.  Нам  это  было
непонятно. Мы  прекрасно  помнили,  что  тщательно  разровняли  землю  и  не
оставили никаких следов.
   В течение семнадцати лет после этого Уэст часто оглядывался через  плечо,
заявляя, что он слышит шаги у себя за спиной. И вот недавно он исчез.

Глава 2

Демон чумы

   Я никогда не забуду то ужасное лето шестнадцать лет назад, когда,  словно
демон, покинувший дебри  Эбиса,  Аркан  посетила  эпидемия  тифа.  Это  была
какая-то сатанинская напасть. Все думали, что ее принесли  летучие  мыши  на
своих перепончатых крыльях, скопище  которых  многие  видели  над  кладбищем
Крист Чеч.
   Но для меня это время было  отмечено  другим  страхом,  овладевшим  мною.
Тогда я ничего не понимал. Это теперь я многое знаю и  связываю  те  ужасные
события с исчезновением. Уэста. Мы  учились  вместе  с  ним  на  медицинском
факультете университета. Благодаря своим  зловещим  экспериментам  мой  друг
приобрел определенную известность.
   После  многочисленных  лабораторных  убийств  подопытных   животных   его
странные исследования были прерваны по приказу нашего декана. Но Уэст все же
продолжал секретные работы в своей лаборатории. Однажды, тот ужасный день  я
не могу забыть до сих пор, мы вытащили из могилы на городском кладбище  труп
и перенесли его на одну заброшенную ферму, что за Мидоу Хил. Я был вместе  с
ним и видел, как он ввел в вену на руке неподвижного тела эликсир,  который,
как он надеялся, восстановит в  какой-то  степени  химические  и  физические
процессы жизнедеятельности.  Все  это  закончилось  самым  ужасным  образом,
словно  в  кошмарном  бреду.  Мало-помалу  нервы  наши  успокоились,  но   в
дальнейшем Уэст никак не мог избавиться от чувства,  что  кто-то  преследует
его и заманивает в ловушку.
   Пожар помешал нам захоронить оставленный на ферме труп. Мы хотели бы быть
уверенными, что он находится в земле, однако у нас этой уверенности не было.
После того опыта Уэст на некоторое время прервал свои исследования.
   Но мысль продолжить эксперимент не оставляла его. Вскоре он  опять  начал
докучать  преподавателям  университета,  настаивая,  чтобы   ему   разрешили
продолжить работу,  пользоваться  анатомической  лабораторией  и  подопытным
материалом. Его требования  не  были  удовлетворены.  Декан  Хэлси  оказался
несгибаем и другие преподаватели поддержали его.
   В теории оживления Уэс