едущей в Шепашет. Было трудно  понять,  как
мог случится такой необычный инцидент с большим и сильным  человеком  вполне
нормального и разумного вида. На тайну не пролило света и  признание  одного
из прохожих, будто он узнал  в  этом  человеке  съемщика  комнаты  у  одного
фермера из окрестностей Шепашета.
   Это был детектив из Нью-Йорка, по имени Томас  Г.  Мэлон,  находящийся  в
настоящий момент в отпуске по причине длительной болезни. Она  была  вызвана
его участием в выполнении исключительно трудной и важной миссии,  касающейся
очень грязного дела, обернувшегося  трагедией.  Несколько  старых  кирпичных
домов рухнули во время полицейской облавы, в которой  он  принимал  участие.
Даже я был поражен смертью преступников и полицейских, участвовавших в  этом
деле. Сам же он испытывал огромный страх при  виде  любого  здания,  которое
даже издалека могло напомнить ему те рухнувшие дома. В конце концов психиатр
запретил ему смотреть на них.
   Полицейский врач, имеющий родственников в Шепашете,  рекомендовал  Мэлону
этот небольшой поселок колонистов, как идеальное  место  для  восстановления
расшатанной нервной системы. Здесь и обустроился детектив после  данного  им
обещания не вмешиваться в дела, имеющие отношения к кирпичным  зданиям,  без
разрешения  специалиста  из  Оунсокета,  которому  он  доверился.  Прогулка,
предпринятая в городок Паскоуг  для  покупки  журналов,  без  сомнения  была
ошибкой, Болезнь  продолжала  мстить  за  непослушание:  страх,  контузия  и
унижение. Доброжелатели с длинными языками были в  курсе  дел  полицейского,
так как случаем, происшедшим с Мэлоном, занимались самые  опытные  и  видные
психиатры.
   Сначала Мэлон откровенно рассказал все специалистам, но  убедившись,  что
постоянно натыкается на полное неверие с их стороны, ушел в себя и замолчал.
Мэлон не протестовал, и  тогда  все  окружающие  решили,  что  именно  обвал
нескольких кирпичных домов в квартале Рэд Хук в районе Бруклина, где погибло
много смелых полицейских, послужил основной причиной его нервной  депрессии.
Говорили даже, будто Мэлон много сделал для того, чтобы очистить этот  район
от  притонов,  распутства,  беспорядка  и  насилия.  Некоторые   подробности
расследования былин так достаточно впечатляющи, но неожиданно  разыгравшаяся
трагедия, видимо, послужила  каплей,  переполнившей  чашу.  Это  официальная
версия для очистки совести, и ее охотно приняли все, и Мэлон,  будучи  умным
человеком, сознательно решил для себя ничего не доказывать. Доверить  людям,
лишенным всякого воображения, весь ужас, вызванный мерзостью и  уродством  в
домах, кварталах и целых городах, разъедаемых, как проказой, наследством  от
старого мира, было  бы  равносильно  обречению  провести  оставшиеся  дни  в
психиатрической клинике.
   Томас Мэлон был человеком чувствительным, но, несмотря  на  склонность  к
мистицизму, выбрал спокойную  деревенскую  жизнь.  У  Мэлона  была  поистине
кельтская интуиция ко всем таинственным и скрытым явлениям, а  также  зоркий
глаз логика, для которого внешняя сторона предмета не была  ни  главной,  ни
убедительной. Сочетание таких качеств привело его на сорок втором году жизни
в места, достаточно необычные для человека,  родившегося  в  Джорджии  возле
парка Фожикс и  учившегося  в  Дублинском  университете.  Теперь,  когда  он
мысленно  снова  возвращался  к  ужасным   воспоминаниям,   Мэлон   искренне
поздравлял самого себя за благоразумное  решение  хранить  тайну,  способную
сделать из бесстрашного и непримиримого борца истеричного неврастеника.  Уже
не в первый раз его ощущения оставались загадкой для него самого; и даже сам
факт погружения в многоязычный подземный мир Нью-Йорка не  имевший  никакого
рационального объяснения, представлялся игрой воображения.
   Как можно разговаривать с обывателями о  древнем  колдовстве  и  чудесах,
доступных столь чувствительному восприятию? Как  воскресить  в  памяти  этот
отравленный наркотиками котел, в котором смешалась  вся  злоба  и  желчь,  и
увековечились  все  непристойные  страсти?  Малой   улыбался,   когда   люди
снисходительно  подтрунивали  над  его  рассказами.  Эти  обыватели  цинично
издевались над  его  упорным  преследованием  нераскрытых  загадок,  старясь
убедить Мэлона, что в ваше время Нью-Йорк является  самым  посредственным  и
вульгарным  городом,  в  котором  нет  места  никаким  тайнам,   тем   более
средневековым. Один из этих людей даже заключил пари на  кругленькую  сумму,
что не сможет выжать ни одной статьи из всей этой истории, написать книгу  о
воровском  мире  Нью-Йорка  -  вот  это  было  бы  действительно  интересно.
Размышляя, Мэлон  чувствовал,  что  по  иронии  судьбы  подтвердились  слова
странного предзнаменования, хотя полностью отвергал их смысл. Страх, который
пронизывал его, не мог быть описан словами, понятными другому человеку, или,
как писал один немецкий критик о книге По, "es last sich niht lesen"  -  "ее
невозможно читать".

Глава 2

   Мэлон всегда искал тайны существования. В  молодости  он  ощущал  скрытую
красоту предметов, окружавших его. В ту пору Мэлон был поэтом. Но  бедность,
печаль и изгнание обратили его взгляд на более темную сторону  жизни,  и  он
содрогнулся от обилия насажденного вокруг зла. Будничная жизнь  превратилась
для Мэлона в фантасмагорию мрачных теней, то пылающую от скрытого загнивания
и тлена в  стиле  Бердслея,  то  лишь  намекающую  на  уродства  и  мерзости
скрывающиеся за  самыми  обычными  предметами,  формами,  как  в  утонченных
композициях Гюстава Доре.
   Мэлон считал вполне естественным, что  у  большинства  высокообразованных
людей упоминание о самых глубинных тайнах бытия вызывало лишь улыбку. Он был
убежден, что если установить  прямые  контакты  между  достижениями  научной
мысли и античными культами, то аномалии, возникшие в результате этой  связи,
смогут не только  уничтожить  этот  мир,  но  и  угрожать  целостности  всей
Вселенной. Все  эти  размышления  без  сомнения  носили  мрачный  и  суровый
оттенок, но острая логика и чувство юмора, присущие Мэлону, поддерживали его
психику в равновесии. Он довольствовался тем, что,  оставляя  неразрешенными
свои рассуждения, упражнял ими пытливый разум. Нервное потрясение  произошло
с ним лишь тогда, когда по долгу  службы  он  погрузился  в  самый  ад,  где
слишком грубо и откровенно обнажилась правда жизни. Он служил  в  управлении
отделения полиции, контролирующем Батер-стрит в Бруклине, когда  разразилось
дело на Рэд Хуке.  Рэд  Хук  представлял  собой  лабиринт  трущоб  и  лачуг,
расположенных возле старой пристани,  с  грязными  улицами,  тянувшимися  от
набережной  до  места,  откуда  развалины  Клинтона  и  Кур-стрит  ведут   к
Боруф-Холл. Большинство домов  были  построены  из  кирпича  и  датировались
первой четвертью 19 века, но лишь некоторые аллеи и переулки  были  отмечены
старомодным  "шармом",  позволяющим  писателям  и  литераторам  называть  их
"диккенсовскими". Население здесь было пестрым и разнообразным:  выходцы  из
Сирии, Испании, Италии и  африканских  стран  смешались  со  скандинавами  и
американцами  из  ближайших  районов.   Это   было   настоящее   Вавилонское
столпотворение в миниатюре, оттеняемое грязными криками  и  гулом  толпы  на
фоне плеска маслянистых волн и массы звуков, составляющих жизнь порта.
   Когда-то здесь выглядело все по-другому. На этой улице в  уютных  домиках
жили голубоглазые моряки,  любившие  прогуливаться  по  опрятным  улицам  со
своими семьями.  Еще  можно  найти  остатки  былого  благополучия  в  формах
некоторых сохранившихся конструкций. Об этом же свидетельствуют и  несколько
церквушек, и  другие  разрозненные  детали:  красивая  источенная  лестница,
резная пришедшая в  негодность  дверь,  пара  колонн,  осевших  от  времени,
остатки витых  перил  с  металлическими  украшениями.  Дома  на  Рэд-Хуке  в
основном все были  массивными,  но  иногда  среди  них  выделялись  скромные
башенки с многочисленными окнами, напоминающие о тех забытых временах, когда
семьи капитанов и судовладельцев наблюдали за морем.
   Теперь в этом гнилостном хаосе смешались богохульства и ругательства  ста
диалектов. По улицам, пошатываясь, крича и распевая распутные песни, рыскали
толпы бродяг. Грязные руки гасили свет,  задергивали  занавески,  и  смуглые
лица с отметиной греха исчезали  в  окнах,  когда  по  улице  шел  случайный
прохожий, забредший в этот  вертеп.  Полиция  давно  распрощалась  с  мыслью
установить здесь порядок, теперь она ставила себе целью оградить внешний мир
от заразы, исходившей, от этого смрадного места. На шум патрулей  отзывалась
лишь призрачная тишина. Арестованные с Рэд Хука никогда не раскрывали  своих
секретов, предпочитая молчать.  Что  касается  преступлений,  то  по  своему
разнообразию они  ничуть  не  уступали  местным  диалектам:  от  подпольного
изготовления рома и отсутствия права на жительство до жутких убийств  и  еще
более  ужасных  злодеяний.  Очень  часто  многие   преступления   оставались
безнаказанными, но необходимо было  учитывать  способность  этого  страшного
квартала  укрывать  своих  преступных  жителей.  В  Рэд  Хуке   существовала
закономерность: сюда приходило больше людей, чем выходило из этого  грязного
лабиринта, или, по крайней мере, они выходили, но не в  сторону,  ведущую  к
городу. Тех, кто был наименее болтливым, отличала быстрая походка.
   Мэлон  сразу  почувствовал  в  этом  нечто  ужасное,  привлекающее  своей
таинственностью. Как человек, у которого  воображение  подкрепилось  научным
знанием, он отчетливо сознавал,  что  современные  люди  в  особых  условиях
инстинктивно выбирают в  повседневной  жизни  самую  темную  и  дикую  схему
существования.
   Иногда Мэлон с трепетом антрополога наблюдал  ранним  утром  за  молодыми
людьми с красными от перепоя глазами и помятыми лицами,  шедшими  по  улицам
Рэд  Хука.  Он  постоянно  видел  группы  подобных  субъектов,   то   что-то
заговорщески обсуждающих на углу улицы, то сидящих и рассеянно  играющих  на
дешевых инструментах возле ворот своих домов.  Иногда  возбужденные,  иногда
безразличные ко всему они изредка  вступали  в  непристойные  диалоги  между
собой в кафе Боруф-Холл. Он мог их встретить, громко  разговаривающих  возле
такси, останавливающихся у старых, готовых рухнуть в любой  момент  домов  с
наглухо запертыми ставнями.
   Собственные наблюдения  и  рассуждения  одновременно  и  зачаровывали,  и
страшили Мэлона. Он не осмеливался откровенно делиться своими наблюдениями с
коллегами, так как считал, что является свидетелем ужасного  ритуала  тайной
преемственности и родства этих людей с далеким прошлым  планеты.  По  мнению
Мэлона, это были наследниками примитивной и шокирующей традиции, хранителями
забытого культа и церемоний более древних,  чем  само  человечество.  В  это
время Мэлон ничего не читал, кроме научных  сочинений  вроде  трактата  мисс
Хьюрау "Культ колдовства в западной Европе".
   Он знал, что среди крестьян и людей с темным прошлым еще живут  последние
представители чародеев и колдунов. Речь шла об организованной, подпольной  и
страшной  системе,   ведущей   свое   происхождение   от   темных   религий,
предшествующих арийскому миру и известных в старинных  легендах  под  именем
Черной Мессы и  Шабаша  Ведьм.  Он  ни  на  одно  мгновенье  не  верил,  что
дьявольские следы старой магии и азиатских культов могли исчезнуть навсегда,
но часто задавал себе вопрос, где именно заканчивается легенда и  начинается
действительность.
   Дело Роберта Сейдама вовлекло Мэлона в самую гущу  событий  в  Рэд  Хуке.
Роберт слыл старым эрудитом, происходящим из старинной голландской семьи. Он
скромно жил на  доходы  от  своих  рент  в  большом,  но  неухоженном  доме,
построенном  еще  его  дедом  во  Флатбушс.  Район  этот  представлял  собой
небольшое сосредоточение домов  колонистов,  окружающих  колокольню,  увитую
плющом, перестроенную церковь и нидерландское кладбище с железной оградой. В
своем уединенном жилище, в стороне от Монтенсен-стрит, со двором,  утопающем
в тени старых деревьев. Сеидам прожил затворником почти шестьдесят  лет,  за
исключением восьми, которые он  провел  в  Старом  Свете.  Его  средства  не
позволяли ему держать в доме слуг, и редки были посетители, допущенные в его
одиночество. Он принимал своих  нечастых  гостей  в  одной  из  трех  комнат
первого этажа, в которой еще поддерживался порядок. Это  была  библиотека  с
высоким потолком, стены которой  заполняли  книги  с  загнутыми  страницами.
Большей частью это были тяжелые старинные тома, производящие отталкивающее и
мрачное впечатление. Рост города и поглощение им старых кварталов  не  имели
никакого значения для старика, забытого этим самым городом. Пожилые люди еще
помнили его и замечали на улицах, но для молодежи он  был  лишь  страшным  и
дородным стариком, со  сбившимися  в  беспорядке  седыми  волосами  и  плохо
выбритыми  щеками.  Его  черная  изношенная  одежда  и  трость   с   золотым
набалдашником вызывали у них насмешливые и снисходительные взгляды.
   Раньше, до  того  как  он  занялся  этим  делом,  Мэлону  не  приходилось
встречать старика. Но стороной он слышал о Роберте Сейдаме как  об  эксперте
по  средневековым  суевериям.  Однажды  Томас  захотел  получить  у  старика
консультацию по поводу недавно вышедших книг по  кабалистике  и  посвященных
легендам о Фаусте. Но, поскольку издания были уже проданы,  Мэлон  отказался
от своего намерения.
   "Дело  Седайма"  возникло,  когда  его  дальние  родственники  попытались
получить свидетельство суда об умственной неполноценности старика.
   Отношение родственников к старику казалось окружающим  странным.  Решение
обратиться в  суд  было  предпринято  ими  после  длительного  обсуждения  и
тягостных споров. В привычках старика и его манере  разговаривать  произошли
заметные для всех изменения. Теперь Сеидам часто намекал на неожиданные вещи
и посещал пользующиеся дурной славой Бруклинские кварталы. С годами он  стал
еще небрежней относиться к своей внешности и  бродил  по  улицам  как  нищий
бродяга. Знакомые встречали его на станциях метро или  сидящим  на  скамейке
возле Боруф-Холла  в  компании  людей  с  липами  висельников.  Среди  этого
подозрительного общества он вел бессвязные разговоры о мнимых неограниченных
полномочиях и произносил, закатывая  глаза,  мистические  непонятные  слова,
типа "Serhiroth", "Ashmodai" и "Samael".
   Следствию  стало  известно,  что  все  свои  деньги  Сеидам   тратил   на
приобретение весьма любопытных книг, изданных в Лондоне и Париже. В одном из
темных подвалов квартала Рэд Хук он содержал  подозрительную  квартиру,  где
проводил почти  все  ночи,  принимая  странные  делегации  бродяг  и  нищих.
По-видимому, именно  здесь  он  совершал  какой-то  торжественный  и  тайный
ритуал. Детективы, следовавшие  за  ним,  докладывали  о  криках  и  песнях,
загадочных звуках, похожих на топот во время  ночных  обрядов.  Привыкшие  к
разгулам и оргиям в этом злополучном  квартале  полицейские  содрогались  от
ужаса, вспоминая необычно дикие вопли,  раздававшиеся  во  время  проведения
таинственных ритуалов. Тем не менее  после  слушания  дела  Роберту  Сейдаму
удалось сохранить свободу.
   На суде старик вел себя галантным и благоразумным образом.  Однако  судьи
заметили некоторую странность и эксцентричность его  поведения  и  речи,  но
отнеслись к этому  снисходительно,  объясняя  все  лишь  его  исключительной
страстью к оккультным наукам и исследованиям. На суде Роберт Сеидам  заявил,
что погружен  в  особо  важную  работу,  касающуюся  некоторых  особенностей
европейских традиций, требующую детального изучения фольклорных  и  обрядных
танцев и песен разных народов. Утверждения родственников, что  некое  тайное
общество довлеет над ним, оказывая на него влияние, старик назвал  абсурдом.
Такое обвинение со стороны его родни лишь  показывало,  по  словам  Сейдама,
насколько они плохо знают его научные изыскания. Благодаря своей выдержке  и
хладнокровным четким  объяснениям  Сеидам  покинул  зал  суда  триумфатором.
Частные детективы Корлеаси Ван Брант оплачиваемые родственниками,  вынуждены
были вернуться к другим делам.
   Именно в этот момент на сцене появилась группа федеральных инспекторов  и
полицейских, в числе которых был и Мэлон.  Официальные  власти  с  интересом
следили за делом Сейдама и даже согласились на присутствие  в  суде  частных
детективов. Полиция установила, что новые компаньоны  Роберта  Сейдама  были
закоренелыми преступниками, по крайней мере треть  из  них  были  уличены  в
совершении довольно серьезных нарушений:  кражах,  нарушениях  общественного
порядка, тайной иммиграции.
   В действительности, можно сказать, не боясь ошибиться,  частные  собрания
"ученого" старика собирали самых крупных азиатских торговцев  наркотиками  в
Рэд  Хуке.  В  кишащих  бродягами  подозрительных  кварталах  Паркер  Пласс,
пользующихся  печальной  славой,  где  Сеидам  имел   подпольную   квартиру,
образовалась настоящая колония из весьма темных индивидуумов с возбужденными
глазами. Для общения между собой они использовали арабский язык.
   Власти не раз предпринимали попытку выслать этих подозрительных типов под
предлогом того, что они находились  вне  закона,  но  законодательство  было
слишком неповоротливым, и эти люди успевали приспособиться к  нему  быстрее,
чем оно изменялось. Полицейские власти, пытавшиеся "обрушиться" на Рэд  Хук,
постоянно натыкались на сопротивление прессы или давление другого рода.
   Главари  с  Рэд  Хука  собирались  в  полуразрушенной  каменной   церкви,
расположенной в  самом  грязном  месте  на  берегу  моря.  По  средам  здесь
происходили особые  сборища.  Тут  же  стояла  и  католическая  церковь,  но
священники  отказались  свершать  в  ней  службы  после  того,  как  полиция
установила, что по ночам  церковь  становится  местом  проведения  темных  и
подозрительных представлений. Низкие надтреснутые звуки издавались  органом,
который, казалось, находился где-то под землей, в то время как в церкви было
темно и пустынно. Отсюда слышались завывания и бой барабанов, сопровождающие
таинственные службы.
   На допросе  Сеидам  утверждал,  что  тайный  ритуал  является  отголоском
христианства, слегка окрашенного тибетским  шаманством.  Большинство  людей,
участвующих в нем, были  представителями  монголоидной  расы,  выходцами  из
Курдистана и других азиатских стран.  Мэлон  не  мог  не  вспомнить,  что  в
Курдистане и в некоторых других местах последние потомки оттоманской империи
поклонялись и обожали Сатану. В ходе следствия выяснилось и  то,  что  поток
тайных иммигрантов из перечисленных стран постоянно нарастает. Они прибывали
в Штаты благодаря морякам, оказывавшим им всяческое содействие, и помогавшим
избежать таможенной инспекции.  Вновь  прибывшие  обосновывались  на  холмах
Паркер Плас, где их по-братски принимали бывшие соотечественники. Коренастые
фигуры в крикливых и пестрых  одеждах,  разительно  отличавшихся  от  одежды
американцев, все  чаще  и  чаще  встречались  среди  местных  и  приезжих  в
Боруф-Холл гангстеров, так  что  появилась  необходимость  собрать  их  всех
вместе, провести перепись и сдать федеральным властям и полиции города.
   Методы, используемые полицией, разнообразны и  изобретательны.  Благодаря
своим тайным прогулкам,  безобидным  разговорам,  своевременным  подношениям
полных до краев  стаканов  алкоголя  и  откровенных  доверительных  бесед  с
заключенными Мэлон узнал много интересных фактов о любопытном  и  угрожающем
новом движении  переселенцев  в  Рэд  Хуке.  Большинство  переселенцев  были
курдами, разговаривающими на диалекте,  оставшимся  нераскрытой  тайной  для
филологов. В основном это были  люди  физического  труда:  докеры,  портовые
рабочие, разносчики газет,  уборщики  и  гардеробщики  в  дешевых  греческих
ресторанчиках. Большинство