орленда. Бывший  тайный  реаниматор,  а  ныне
лишь безмолвное тело, призван был сейчас сыграть роль подопытного кролика. Я
вновь вижу Уэста, вводящего раствор в руку обезглавленного тела. Я  не  могу
описать эту сцену - я сойду с ума, если попробую сделать это, потому  что  в
комнате царило сумасшествие: куски мяса, лужи крови покрывали липкий пол  до
уровня лодыжки. Шершавые останки пресмыкающихся, пузырясь, медленно варились
на слабом пламени в окутанном мраком углу. Наш бывший коллега, обследованный
Уэстом, обладал великолепной нервной системой. Он много ждал  от  него.  При
первых спазматических движениях трупа  на  лице  Уэста  отчетливо  проявился
лихорадочный интерес. Он был готов, как мне казалось, увидеть доказательство
того, в чем был убежден: сознание, разум могут  существовать  независимо  от
мозга, даже если у человека нет связующего центра.
   Этим триумфальным опытом Уэст рассчитывал низвести вечную тайну жизни  до
уровня простого мифа.
   Движения тела становились все интенсивнее. Под нашими  жадными  взглядами
оно начало подниматься. Руки и ноги  шевелились  в  различных  направлениях,
мускулы  сокращались.  Затем  обезглавленное  тело  подняло  руки  с   видом
полнейшего  отчаяния,  отчаяния  разумного,  что  без  сомнения   доказывало
правильность  теории  Уэста.  Нервные  волокна  сохранили   воспоминание   о
последних минутах существования  этого  человека,  его  борьбе  за  жизнь  и
стремление покинуть падающий самолет.
   О том, что произошло дальше, я не могу говорить  с  полной  уверенностью.
Это  могло  быть  следствием  галлюцинации,  вызванной  в  момент  попадания
немецкого снаряда в здание. Кто может с уверенностью  это  утверждать,  ведь
Уэст и я остались единственными  живыми  свидетелями?  До  своего  недавнего
исчезновения Уэст предпочитал именно эту версию, но были моменты,  когда  он
тоже в нее  не  верил.  Ведь  странно,  что  у  нас  обоих  были  одинаковые
галлюцинации.
   Тело приподнялось на столе, ощупывая руками все вокруг себя, как  слепой,
и мы услышали звук. Я не называю этот звук голосом, так как он  был  жутким.
Его тембр не шел ни в какое сравнение со смыслом произнесенной им фразы - он
просто прокричал: "Прыгай, Рональд, ради всего  святого,  прыгай!"  Но  этот
звук исходил из огромного сосуда, сокрытого в темноте мрачного угла...

Глава 6

Легионы могил

   Когда год назад исчез доктор Уэст, полиция буквально извела  меня  своими
изнурительными допросами. Полицейские подозревали,  что  я  что-то  скрываю,
возможно что-то очень важное. Но я не мог сказать им правду, тем более,  что
они  бы  мне  не  поверили.  Разумеется,  они  знали,  что  Уэст   занимался
деятельностью, которая превосходит воображение обычного человека. Его  опыты
по оживлению достигли столь высокого уровня,  что  сохранение  полной  тайны
стало невозможным. Та катастрофа, которой все завершилось и которая способна
потрясти любого, несла в себе  столько  демонического,  что  я  до  сих  пор
сомневаюсь в реальности того, свидетелем чего я стал. Я  был  самым  близким
другом Уэста и его единственным помощником. Мы встретились много лет  назад,
учась на медицинском факультете, и я участвовал в его исследованиях с самого
начала. Долгое время он бился  над  усовершенствованием  раствора,  который,
будучи введенным в вены безжизненного тела, мог вернуть его обратно к жизни.
Эта работа требовала большого количества еще не тронутых тлением  трупов,  и
тем противоречила нормальной психике человека, здоровым естественным  силам,
заложенным в нем  природой.  "Продукция"  же,  получаемая  им  в  результате
опытов, - жуткие обезглавленные и расчлененные  человеческие  тела,  которые
Уэст  вернул  к  безумному  существованию.  Ведь  для  успешных  экземпляров
требовались образцы первой "свежести", в  нервных  клетках  которых  еще  не
начался пагубный процесс разложения. Эта постоянная нужда в таком  материале
стала причиной морального падения Уэста. И так как добывать их  всегда  было
трудно, однажды он "воспользовался" еще живым и здоровым человеком. Короткая
борьба, укол алколоида и вот перед ним уже  бездыханное  тело,  готовое  для
проведения опыта, который удачно завершился. После этого случая  душа  Уэста
стала бесчувственной и жестокой, а  взгляд  холодным.  Иногда  своим  жутким
оценивающим взглядом он смотрел на людей с  великолепными  крепкими  телами.
Потом и на меня он стал  смотреть  подобным  образом.  Окружающие  не  могли
оценить его взгляд, но они отметили мой страх, и  после  исчезновения  Уэста
меня стали подозревать в самых не правдоподобных вещах. Жуткие  опыты  Уэста
обрекли его на  скрытную,  замкнутую  жизнь.  С  одной  стороны,  он  боялся
полиции. Но иногда его нервозность усугублялась,  почти  достигала  предела;
это было связано с теми неописуемыми существами, в которые он вдохнул  жизнь
и которые затем исчезли.  Нередко  Уэст  заканчивал  свои  опыты  с  помощью
револьвера. И если он был в этом деле не достаточно проворен, то  оживленные
им "объекты" представляли постоянную угрозу. Это  был  его  первый  образец,
могила  которого  оказалась  взрыта,  а  также  жуткое  существо  с  обликом
профессора, которое успело совершить множество актов каннибализма  до  того,
как его поймали и бросили в камеру, где в течение шестнадцати лет оно билось
головой о стены.
   Затрудняюсь назвать другие существа, оставшиеся в живых после опытов, так
как с годами  научное  рвение  Уэста  приобрело  фантастический  болезненный
характер.  Он  занимался  уже  не  только  оживлением  тел,  но  и   пытался
реанимировать  отдельные  части  тела  как  человека,  так  ж  других  живых
организмов. К моменту его исчезновения число подобных опытов было  огромным.
Великая война, в которой мы участвовали  в  качестве  хирургов,  еще  больше
развила его мрачную склонность. Уэста не покидало чувство страха, он  боялся
своих созданий. И его болезненный трепет частично был рожден тем, что он  не
знал числа созданных чудовищ, но был твердо уверен в том, что при подходящих
обстоятельствах  они  не  преминут  с  ним  рассчитаться.  Его  исчезновение
добавило еще больше страха в существующее положение,  ведь  Уэст  достоверно
знал судьбу лишь одного из своих бывших "пациентов" - того, кто находился за
решеткой.
   Существовал еще один факт,  последствий  которого  Уэст  боялся.  Его  не
покидало какое-то в высшей степени фантастическое  ощущение,  появившееся  у
него после одного опыта, проведенного на фронте. В момент жестокого сражения
Уэст  оживил  одного  своего  друга,  медика,  который  был  знаком  с   его
исследованиями и даже сам мог проводить подобные опыты. В результате падения
самолета этот человек был обезглавлен, что дало Уэсту возможность продолжить
исследования по изучению мозговой деятельности. Эксперимент был успешным, но
все было уничтожено в одно мгновение:  немецкий  снаряд  полностью  разрушил
здание, в котором проводился опыт. Остывшее тело двигалось очень разумно  и,
хоть это и немыслимо, но я и  Уэст,  мы  оба  были  абсолютно  уверены,  что
произнесенные звуки исходили от отрезанной головы,  покоящейся  в  сосуде  в
темном углу лаборатории. Снаряд пощадил нас, но мы  не  были  уверены,  что,
кроме нас, никто больше не  остался  в  живых.  Можно  делать  лишь  ужасные
предположения о возможных действиях тела без головы, нашего бывшего коллеги,
знакомого с работами по оживлению.
   В последнее время своим местом жительства Уэст избрал почтенный и  весьма
элегантный дом, неподалеку от одного из старых кладбищ Болтона. Его  привлек
этот уголок из чисто  эстетических  и  символических  соображений,  так  как
большинство  могил  появились  здесь  еще  в  эпоху  колониальных  войн   и,
следовательно, они не представляли большого интереса для  ученого,  которому
требовался лишь "свежий" материал.  В  погребе  Уэст  соорудил  лабораторию,
оснащенную большой кремационной печью для сжигания трупов или  частей  тела,
служивших для опытов или кощунственных развлечений реаниматора.
   Копая погреб, рабочие обнаружили часть стены старинного здания,  которое,
без сомнения,  было  связано  со  старым  кладбищем.  Глубина  была  слишком
большая, и навряд ли стена имела отношение к одному из старинных погребений.
   Однако произведя некоторые подсчеты, Уэст заключил, что  это  могла  быть
тайная комната рядом с могилами  Аверилиев,  последнее  захоронение  которых
произошло в 1786 году. Я был вместе  с  ним,  когда  он  обследовал  влажную
стену, открытую для обозрения рабочими, и приготовился уже пережить  мрачное
чувство, появляющееся всегда при  раскрытии  секретов  столетних  могил.  Но
впервые колебания Уэста пересилили его природное любопытство. Он отступил от
принципов своей  циничной  натуры:  приказал  оставить  нетронутой  каменную
кладку и даже оштукатурить ее. Таким образом, вплоть  до  последней  ужасной
ночи она служила стеной секретной лаборатории.
   Я говорил о падении Уэста, но вынужден добавить, что имею в виду лишь его
психическое состояние. Внешне он оставался все тем же - холодным, спокойным,
худощавым блондином с голубыми глазами за стеклами очков.  Молодой  человек,
перед которым годы и страх оказались бессильны. Он казался  спокойным,  даже
когда думал о могиле,  соседствующей  с  лабораторией  и  хранящей  страшную
тайну. Даже когда он вспоминал о плотоядном монстре, сидящем за  решеткой  в
Сефтоне. Последний миг для Уэста наступил  однажды  вечером,  когда  мы  оба
сидели в кабинете. Он  читал  газету,  расположившись  напротив  меня.  Один
заголовок сильно взволновал его, казалось, какое-то жуткое видение  внезапно
появилось из глубины прошедших шестнадцати лет. Случилось  нечто  ужасное  в
тюрьме в пятидесяти километрах от  нашего  дома:  ранним  утром,  молчаливая
группа человекообразных существ проникла в госпиталь.  Их  главарь  разбудил
служащих.  Это  был  военный  довольно  грозной  наружности,  говоривший  не
разжимая губ; казалось, что его  почти  чревовещательный  голос  исходил  из
черного чемоданчика, бывшего в его руке. Его лицо  было  очень  красиво,  но
лишено  всякого  выражения.  Он  набросился  на  вышедшего  навстречу  толпе
директора в тот момент, когда включенный в холле свет упал на его лицо:  все
увидели, что это было восковое лицо с глазами из цветного стекла.  Затем  от
группы отделился отталкивающего вида скелет, чье голубоватое  лицо  казалось
наполовину обезображено какой-то неизвестной болезнью. Он попросил охранника
открыть комнату,  в  которой  содержался  монстр-каннибал.  Когда  служитель
отказался это сделать, был дан сигнал к атаке. Чудовища  избили,  растоптали
надзирателей, не успевших скрыться, убив четверых из них, и в  конце  концов
освободили узника Оставшиеся в живых свидетели  клялись,  что  эти  существа
вели себя не как люди,  а  как  безумные  роботы,  управляемые  человеком  с
восковым лицом. Подоспевшие на помощь не  нашли  ни  следов  нападавших,  ни
похищенного  узника...  Прочитав  статью,  Уэст  долгое  время  оставался  в
состоянии полной прострации. Мы долго не расходились по  своим  комнатам.  В
полночь кто-то позвонил в дверь, и Уэст прямо-таки подскочил от страха.  Все
слуги уже спали, поэтому мне самому пришлось открывать дверь. Как я  позднее
заявил полиции, на улице не  было  машины,  зато  там  находилось  несколько
странных личностей, державших большой квадратный ящик, который они поставили
перед входом, после чего один из них произнес:
   - Срочно! Доставка оплачена.
   Они удалились неровными шагами, и  когда  я  смотрел  им  вслед,  у  меня
появилось чувство, будто они  свернули  к  старому  кладбищу,  что  тянулось
позади дома. Я закрыл дверь, Уэст спустился по лестнице и посмотрел на ящик.
Каждая его сторона примерно была равна  шестидесяти  сантиметрам.  На  ящике
была надпись с указанием имени Уэста и его адреса.  Чуть  ниже  располагался
текст: "По поручению Эрика Моряенда Чепхэма Ли, Сент-Элуа,  Фландрия.  Много
лет назад во Фландрии, в результате прямого попадания снарядом был  разрушен
госпиталь, в котором было оживлено обезглавленное тело доктора Чепхэма Ли  и
его голова, которая как нам тоща  показалось,  произносила  хорошо  понятные
слова. Уэст был не просто возбужден. Его вид был ужасен. Он быстро сказал:
   - Это конец! Но сначала сожжем это!
   Мы осторожно перенесли ящик в лабораторию. Я не  помню  деталей  -  можно
лишь представить сейчас то состояние, в котором я находился, - но это грубая
и необоснованная ложь утверждать, будто я бросил в  кремационную  печь  тело
Уэста.
   Не вскрывая, мы положили ящик в печь и включили ее. Ни единого  звука  не
донеслось из коробки. Уэст первым заметил кусок штукатурки, отвалившейся  от
той части стены, которая представляла собой кирпичную кладку древней могилы.
Я хотел убежать немедленно, но он остановил меня. В  этот  момент  я  увидел
черную дыру, из которой потянуло ледяным воздухом, шедшим из гниющего  чрева
земли. Не было слышно ни малейшего шума, но в то же мгновение погас свет.  В
темноте я  смог  лишь  различить  на  некоем  фосфоресцирующем  фоне  группу
молчаливых существ, которые могут быть лишь плодом больного воображения. Они
имели фантастические получеловеческие очертания. Существа спокойно  один  за
другим  вытаскивали  кирпичи  из  стены.  Когда  брешь  достигла  подходящих
размеров, они  проникли  в  лабораторию  под  предводительством  человека  с
восковой  головой.  Перехватив  безумный  взгляд  того,  кто  стоял   позади
предводителя, Герберт Уэст не сопротивлялся, и не произнес ни  слова.  Дикая
толпа бросилась и мгновенно разорвала его на части.  Все  это  произошло  на
моих глазах. Они уволокли его останки в это жуткое подземелье.
   Голову Уэста унесло существо с восковым лицом,  одетое  в  форму  офицера
канадской армии. И в миг, когда голова Уэста уже исчезала, я впервые  увидел
в голубых глазах за стеклами очков  нечто  незнакомое  -  какой-то  проблеск
человеческих чувств. Утром слуги обнаружили меня без сознания. Уэст исчез...
В печи осталась лишь кучка пепла.
   Меня допрашивали детективы, но что я мог им сказать?  Они  не  установили
связи между происшедшей трагедией и людьми, принесшими ящик.  Даже  само  их
существование они отвергали. Я говорил им про  подземелье,  а  они,  смеясь,
указали мне на  безупречно  оштукатуренную  стену.  Тогда  я  замолчал.  Они
предполагают, что я сумасшедший, но я никогда не сошел бы с ума, если бы эти
проклятые полчища могил не молчали и могли рассказать о том, что произошло.



ГИПНОЗ

   "По поводу сна, пагубного приключения, в которое мы отправляемся вечером,
можно сказать, что ежедневно люди засыпают со  смелостью,  которая  была  бы
непонятна, если бы мы не знали о том, что она есть результат  пренебреженной
нами опасности."
   Ш.Бодлер

   Ах, если бы Вселенную населяли боги, полные жалости, с которой они долгие
часы наблюдали бы за мной, когда ни моя воля, ни наркотик не могут  удержать
меня на краю пропасти сна!
   Наверное, я сумасшедший, потому  что  решил  с  отчаянием  погрузиться  в
тайны, смысл которых до сих пор не раскрыт человечеством. Сумасшедший  также
и мой друг - сумасшедший или блаженный? - мой  единственный  друг,  увлекший
меня на эти поиски  и  преуспевший  в  них,  чтобы  покончить,  наконец,  со
страхом, который однажды мог бы стать моим.
   Я помню, что мы  познакомились  на  железнодорожном  вокзале.  Окруженный
зеваками он лежал на  земле  без  сознания,  изгибаясь  в  конвульсиях.  Его
хрупкое, одетое в черный костюм тело странно задеревенело. На вид  ему  было
лет сорок. Глубокие морщины отчетливо очертили его впалые щеки.  Но  морщины
эти были удивительно красивой, овальной формы.  Несколько  серебряных  нитей
блестели в его пышной вьющейся шевелюре, а  его  густая  короткая  борода  в
молодые годы была, наверно, чернее воронового крыла. Лоб был  белым,  словно
мрамор Пентелия, и таким великолепным, что, казалось, принадлежал господу.
   В моем сознании скульптора сразу возникла мысль, что этот  человек  никто
иной, как античный фавн, внезапно появившийся из раскопок разрушенного храма
и заброшенный, уж не знаю кем, в наш грустный мир для  испытания  холодом  и
опустошающим действием времени. Когда он открыл свои огромные черные  глаза,
то в пронзительном взгляде незнакомого человека я прочитал, что  отныне  это
мой единственный друг - до сих пор у меня не было ни одного,  -  так  как  я
понял, что его глаза созерцали величие и ужас того царства, которое лежит по
другую сторону действительности. Того  царства,  бережно  хранимого  в  моем
воображении, которое я тщетно искал. Одним взмахом  руки  я  оттеснил  толпу
зевак, и объявил ему, что он должен пойти ко мне и стать моим наставником  и
проводником в нескончаемых поисках загадочного. Он согласился простым кивком
головы. Позднее  в  его  голосе  мне  раскрылась  волшебная  музыка  виол  и
хрустальных шаров. Мы беседовали дни и ночи напролет, и я лепил его бюст или
точил из слоновой кости миниатюры с его портретом, чтобы  высечь  на  них  и
этим обессмертить его высказывания.
   Невозможно рассказать о наших увлечениях, ведь они не имели ничего общего
с тем миром, что придумал человеческий разум.
   Мы витали в бесконечной Вселенной, темная загадочная и ужасающая сущность
которой находилась по другую  сторону  материи,  времени  и  пространства  и
опасаться существования которой можно было  лишь  в  определенном  состоянии
сна. Эти сны за порогом сна, не имеющие ничего общего со смертью, к человеку
с  пылким  воображением  приходят  лишь  один  или  два  раза  в  жизни.   С
пробуждением все, проникшее к нам из  этого  необъятного  космоса,  исчезает
подобно тому, как  растворяется  в  воздухе  мыльный  пузырь:  выпущенный  в
пространство он теряет связь с источником своего возникновения.
   Ученые мужи до сих пор полны сомнений, в большинстве своем они не  знают,
что есть сон на самом деле. Несколько  ученых  попытались  найти  объяснение
этому. Боги рассмеялись. Человек с восточными глазами заявил,  что  время  и
пространство относительны. В свою очередь рассмеялись люди. Но  тот  человек
все же породил сомнение. Я решил пойти дальше. Мой друг также.  Частично  он
достиг успеха. Затем мы оба с помощью экзотического наркотика погрузились  в
страшный запретный сон в моей студии на вершине башни в графстве Кент.
   Среди страданий, терзающих меня сейчас, наиболее нестерпимым является моя
неспособность высказаться. Невозможно рассказать о том, что я увидел и понял
в ходе моих  запретных  исследований,  потому  что  ни  в  одном  языке  нет
символов, способных донести их сущность. И  действительно,  с  начала  и  до
конца наши открытия происходили исключительно на уровне ощущений.  Ощущений,
не имевших осязательной связи с  тем,  что  может  зарегистрировать  нервная
система человека. Безусловно, это  были  чувства,  отражающие  поразительные
космические элементы, суть которых неотчетлива и неопределенна.
   В лучшем случае человеческая речь могла  передать  общий  характер  наших
исследований, того, что мы называли  погружением  или  планирующим  полетом.
Ведь в каждый из периодов нашего исследования какая-то часть разума внезапно
покидала действительность, чтобы стремительно влететь  в  темную,  ужасающую
пропасть, разрывая на своем пути бесформенные облака и липкий пар.
   Во время этих неосязаемых мрачных полетов мы были то вместе, то  порознь.
Когда отправлялись одновременно, мой друг всегда опережал меня.  Я  опасался
за него, несмотря на аморфность субстанции, в которой мы находились. Одна  и
та же картина непрерывно стояла у меня перед глазами: плывущее в  золотистом
свете его лицо с по-юношески полными  щеками,  блестящим  взглядом,  высоким
лбом, темными волосами и едва пробивающейся бородкой.
   Мы не вели записей во время наших полетов; так как само время  стало  для
нас просто иллюзией. Я знал  лишь,  что  с  нами  могло  происходить