. Суть в том, чтобы бороться,  пока  не  получишь  то,  чего
хочешь.
     - Тогда скажи, чего ты хочешь.
     - Чего я хочу? - Рик горько улыбнулся. - Уважения. Я хочу  ходить  по
любой улице, где мне понравится - даже по вашей, мистер  Хэммонд.  А  если
приспичит, то и среди ночи, без того, чтобы шериф  ставил  меня  мордой  к
своей машине. Я хочу такого будущего, где никто не будет стоять над  душой
с утра до вечера. Я хочу знать, что завтра будет лучше,  чем  сегодня.  Вы
можете дать мне это?
     - Я  не  могу,  -  сказал  Том.  -  Ты  сам  -  можешь.  Главное,  не
отказываться работать головой. Попробуй, и потеряешь все,  неважно,  каким
крутым ты себя считаешь.
     - Опять слова, - фыркнул Рик. - Которые ни  фига  не  значат.  Ладно,
читайте свои книжки, написанные покойниками. Учите  по  ним,  если  охота.
Только не прикидывайтесь, будто они действительно  что-то  значат,  потому
что важно только это. - Он поднял  сжатый  кулак,  испещренный  шрамами  в
давнишних драках, и повернулся к Коди Локетту. - Ты! Слушай! Сегодня  твоя
шлюха обидела моего человека. Сильно обидела. А  утром  ко  мне  приходила
другая шлюха, со звездой. Ты спелся с Вэнсом? Платишь ему, чтоб  не  мешал
вам жечь наши дома?
     - Совсем спятил. - Шериф Вэнс был нужен Коди, как рыбке зонтик.
     - Я задолжал тебе, Коди. За Пако Ле Гранде, - говорил Рик. - Вот  что
я тебе скажу: если кто из моих перейдет через этот хренов мост,  лучше  их
не трогай.
     - Тот, кто таскается сюда по ночам, сам напрашивается  на  трепку.  С
радостью сделаем вам такое одолжение.
     - Ишь, какой король выискался, мать твою! - крикнул Рик. Не успел  он
сообразить, что делает, как поднял парту и отшвырнул  ее  в  сторону.  Все
Гремучки и Отщепенцы в мгновение ока очутились на ногах, разделенные  лишь
воображаемой линией, которая пролегла через класс. - Мы будем ходить,  где
захотим!
     - А через мост вечером не будете, - предостерег Коди. - На территорию
Щепов не соваться.
     - Ладно, угомонитесь. - Том  стал  между  ними.  Он  чувствовал  себя
полным идиотом - угораздило же его вообразить, будто из такой затеи выйдет
толк. - Драка ничего не...
     - Заткнись! - фыркнул Рик. - Это не твое дело, дядя! - Он не  спускал
глаз с Коди. - Войны захотел? Нарываешься!
     - Эй! - О, Господи, подумал Том. - Я не желаю слышать ничего о...
     Танк дернулся было к Рику Хурадо, но Коди ухватил  его  за  руку.  Он
догадывался, что Гремучки, как все моченые,  ходят  с  ножами.  Все  равно
сейчас было не время и не место, да и шансы Отщепенцев не устраивали Коди.
     - Какой мужик! - сказал Коди. - Как разговаривает!
     - Сейчас мой башмак поговорит с твоей  жопой!  -  пригрозил  Рик.  Он
сохранял маску крутого парня, но в глубине души еще не хотел развязки. Ему
не нравились шансы Гремучек. Вдобавок он сообразил, что  Щепы  при  ножах.
Его собственный нож лежал в шкафчике, а остальным носить в школу  ножи  он
не позволял.
     - Давайте разберемся прямо сейчас! -  выкрикнул  Пекин.  Рик  подавил
сильное желание заехать ему по зубам. Пекин любил затевать драки, но редко
их заканчивал.
     - Объявляй, Хурадо, - вызывающе сказал  Коди  и  едва  не  скривился,
когда Танк закудахтал, чтобы подстрекнуть Гремучек.
     - Здесь никакой драки не будет! - крикнул Том, понимая,  что  его  не
слушают. - Слышите вы? И если я увижу какую-нибудь свару на стоянке, я тут
же иду в канцелярию и звоню шерифу! Понятно?
     - К едрене-фене твоего шерифа! - рявкнул Бобби Клэй Клеммонс. - Мы  и
ему навешаем!
     Сцена затянулась. Коди,  готовый  к  тому,  что  первый  ход  сделают
Гремучки, примеривался ударить Хурадо в солнечное сплетение, но Рик  стоял
как скала, ожидая нападения, в котором не сомневался.
     В дверном проеме, хромая, появилась  какая-то  фигура.  Остановилась,
как вкопанная.
     - О! Красный свет - хода нет!
     Уже догадавшись по тонкому детскому голоску, кто это, Коди обернулся.
Мужчина, который остановился в дверном проеме, был  одет  в  серую  форму,
держал в руках швабру и толкал перед собой что-то среднее  между  корзиной
для мусора и  машиной  для  отжимания  белья.  Ему  шел  седьмой  десяток.
Круглое, как луна, лицо портили глубокие морщины и  коричневые  старческие
пятна, а седые волосы были подстрижены так коротко,  что  голова  казалась
припорошенной тонким слоем песка.  На  левом  виске  виднелась  отчетливая
вмятина. Прикрепленный к форме сторожа ярлычок с именем гласил "Сержант".
     - Извините, мистер Хэммонд. Я не  знал,  что  тут  еще  кто-то  есть.
Зеленый свет горит - нам идти велит! - Он пошел прочь, припадая на  правую
ногу, которая складывалась в коленном суставе, как гармошка.
     - Нет! Подождите! - позвал Том. - Мы уже уходим. Правда? - спросил он
у Рика и Коди.
     Ответа не было, только Пекин хрустел пальцами.
     Инициативу взял Коди.
     - Захочешь, чтоб вложили ума - знаешь, где меня найти. Когда  угодно,
где угодно. Но чтоб вы вечером на территорию Щепов не совались. -  Прежде,
чем второй парнишка сумел ответить, Коди повернулся к нему спиной и  гордо
направился к двери. Отщепенцы последовали за ним. Танк постоял на  стреме,
потом тоже ушел.
     Рик начал громко браниться, но спохватился. Момент был  неподходящим.
Всему свое время.
     За него проорал Пекин:
     - Идите на хер, придурки!
     - Эй! - нахмурился Сержант Деннисон. - Такой грязный  рот  маме  надо
прополоскать! - Он неодобрительно взглянул на Пекина, потом окунул  швабру
в ведро и принялся за работу.
     - Было обалденно приятно, мистер Хэммонд,  -  сообщил  Рик.  -  Может
быть, в следующий раз мы  все  заглянем  к  вам  домой  попить  молочка  с
печеньем?
     Сердце у Тома еще бешено колотилось, но он постарался сохранить  хотя
бы внешнее спокойствие.
     - Запомни,  что  я  сказал.  Ты  слишком  хорошо  соображаешь,  чтобы
растратить жизнь на...
     Рик набрал слюны и сплюнул на линолеум. Сержант бросил мыть пол. Лицо
выразило праведный гнев пополам с растерянностью.
     - Вот погоди! - сказал Сержант. - Отжует тебе ноги Бегун!
     - Ах, как страшно! - Все знали, что Сержант - чокнутый,  но  Рику  он
нравился. Мистер Хэммонд тоже вызвал у парнишки некоторое восхищение  тем,
что только что попытался сделать, но демонстрировать учителю слабину  Рик,
вне  всяких  сомнений,  не  собирался.  Это  было  просто  не  принято.  -
Сваливаем, - велел он Гремучкам, и они покинули класс, болтая по-испански,
смеясь и колотя по шкафчикам от избытка нервной энергии.  В  коридоре  Рик
треснул Пекина по затылку чуть грубее, чем положено для простой шутки, но,
несмотря на это, Пекин ухмыльнулся, показав серебряный передний зуб.
     Том стоял и слушал, как гомон стихает, удаляясь по  коридору,  словно
бегущая к далекому берегу волна. Он не принадлежал к их миру и  чувствовал
себя невероятно глупым. Хуже того: он чувствовал себя старым. Он  подумал:
"Ах, черт, какое фиаско! Чуть не расшевелить войну двух банд!"
     - Успокойся, сынок. Они  уже  ушли,  -  сказал  Сержант,  налегая  на
швабру.
     - Простите?
     - Это я Бегуну говорю, - Сержант кивнул на пустой угол. - Заводят его
эти ребята.
     Том кивнул. Сержант вернулся  к  работе,  морщинистое  лицо  выражало
сосредоточенность.  Насколько  понимал  Том,  молодой   солдат   "Сержант"
Деннисон, пострадав в последние месяцы Второй Мировой, так и не  оправился
от потрясения и впал в детство. Сторожем он работал уже больше  пятнадцати
лет, а жил в маленьком  домике  из  кирпича-сырца  в  конце  Брасос-стрит,
напротив  городской  баптистской  церкви.  Дамы  из  "Сестринского  Клуба"
приносили Сержанту домашние обеды и присматривали, чтобы он не  разгуливал
по улицам в пижаме, но в прочих отношениях он  был  вполне  самостоятелен.
Правда, с Бегуном дело обстояло иначе: если вы  не  соглашались,  что  пес
(неопределенной породы) свернулся клубком в углу, залез на стул или  сидит
у ног Сержанта, Деннисон смотрел на вас,  как  на  умственно  отсталого  и
говорил: "Бегун здесь, а где ж ему быть!", подчеркивая тот факт, что  хоть
шустрый,  но  робкий  Бегун  частенько  не  хочет  показываться,  но  еда,
оставленная с вечера в миске у дверей на  крыльце,  к  рассвету  исчезнет.
Дамы из Сестринского клуба давным-давно отказались от  попыток  втолковать
Сержанту, что никакого Бегуна нет - уж очень быстро тот начинал плакать.
     - Не такие уж они крутые, - сказал Сержант, отдраивая плевок  Хурадо.
- Ребята эти. Просто представляются, и все дела.
     - Может быть. - Правда, это не утешало. Том был  огорчен  до  глубины
души. Четверть четвертого -  Рэй,  должно  быть,  ждет  у  машины.  Открыв
верхний ящик стола, Том вынул ключи  и  почему-то  подумал  про  ключи  от
машины, которые должны лежать где-то в доме у Пересов.  Интересно,  мистер
Перес хоть раз брал их в руки, чтобы посмотреть, перевесят  ли  они  жизнь
сына? Том почувствовал, как быстро утекает время, и понял: вот сейчас  над
Великой Жареной Пустотой  кружат  стервятники.  Он  задвинул  ящик.  -  До
завтра, Сержант.
     - Зеленый свет горит - нам идти велит, -  отозвался  Сержант,  и  Том
вышел из расчерченного солнцем класса.



                                13. ДОМ КОДИ

     Мотоцикл свернул на Брасос. Коди почувствовал, как внутри у него  все
сжимается - реакция была непроизвольной, так напрягаются  мышцы,  готовясь
получить сильный удар. До дома было не очень  далеко,  он  стоял  на  углу
Брасос и Сомбра. Заднее колесо взметнуло из канавы пыль, и Кошачья  Барыня
(в узловатых руках -  метла)  крикнула  со  своего  крыльца:  "Уймись  ты,
зараза!"
     Пришлось улыбнуться. В это время дня Кошачья Барыня (по-настоящему ее
звали миссис Стелленберг, вдова) неизменно подметала и всякий раз  кричала
проносящемуся мимо Коди одно и то же. Семьи у Кошачьей Барыни  не  было  -
только около дюжины кошек, которые размножались так быстро,  что  Коди  не
успевал считать. Эти штуки шныряли  по  всей  округе,  а  по  ночам  орали
детскими голосами.
     Сердце паренька забилось быстрее. Справа приближался его дом -  серые
потрепанные непогодами доски, закрытые ставнями  окна.  У  тротуара  стоял
папашин  драндулет  -  старый  темно-коричневый  "шеви"  с   проржавевшими
бамперами и вмятиной на дверке со стороны  пассажирского  сиденья.  Машину
покрывал слой пыли, и Коди немедленно увидел, что стоит  она  в  точности,
как утром, забравшись правыми колесами на тротуар. Что  означало  одно  из
двух: либо отец ушел на работу в городскую пекарню пешком, либо вообще  не
пошел. А если старик весь день проторчал в душном доме один,  за  стенами,
может статься, собирается жестокая гроза.
     Коди заехал на тротуар, миновал дом Фрэсиеров и оказался  у  себя  во
дворике. Там рос лишь куст юкки, листья которой венчали острые колючки, но
даже он начинал жухнуть.  Коди  остановил  мотоцикл  у  подножия  бетонных
ступенек крыльца и вырубил мотор. Тот заглох с лязгом, который,  насколько
было известно парнишке, непременно должен был насторожить папашу.
     Он слез с мотоцикла и расстегнул молнию джинсовой куртки. За  пазухой
обнаружилось задание по труду. Вешалка для галстуков, да не  простая:  она
была около  шестнадцати  дюймов  длиной,  вырезана  из  куска  палисандра,
оттерта наждаком и отполирована так, что  поверхность  на  ощупь  казалась
прохладным  бархатом.  В  дерево  были  вмонтированы   квадратики   белого
пластика,  старательно  покрытые  разводами  серебряной  краски   -   "под
перламутр". Квадратики складывались в красивый шахматный узор.  Края  Коди
вырезал   фестонами.   К   дощечке   были   приделаны   еще   два    куска
инкрустированного палисандра. Они удерживали перекладину, с которой должны
были свисать галстуки. Все это было еще раз тщательно отполировано. Мистер
Одил, учитель труда, сказал, что работа хорошая, только непонятно,  почему
Коди так долго с ней копался. Коди терпеть не мог, чтобы кто-то стоял  над
душой, надеяться мог только на "уд", но работа была сдана, и остальное его
не волновало.
     Ему нравилось работать руками, хотя  он  притворялся,  будто  труд  -
чистейшей воды занудство. От него, своего президента, Щепы ждали здорового
презрения почти ко всему, особенно если оно имело отношение  к  школе.  Но
руки Коди, похоже, соображали раньше головы - работа по  дереву  была  для
него пустяком, как и ремонт машин на станции обслуживания мистера Мендосы.
Коди давным-давно откладывал наладку  своей  "хонды",  но  сообразил,  что
выходит похоже на присловье "сапожник без сапог". Так или иначе,  на  днях
он ею займется.
     Он снял очки-"консервы" и сунул в карман. В спутанные волосы набилась
пыль. Ему не хотелось подниматься по растрескавшимся бетонным ступенькам и
переступать порог, но он жил в этом доме и понимал, что иначе нельзя.
     Зайду - и выйду, думал он, ступая на первую ступень. Зайду - и выйду.
     Дверные петли взвизгнули, как  ошпаренная  кошка.  Коди  поспешил  за
непрочную деревянную  дверь  в  полумрак.  Запертая  в  стенах  дома  жара
буквально высосала воздух из легких, и парнишка оставил  внутреннюю  дверь
открытой, чтобы  хоть  немного  проветрить.  Он  уже  унюхал  кислую  вонь
папашиного виски "Кентакки Джент".
     В первой комнате, гоняя тяжелый воздух, крутился вентилятор. На столе
возле  пятнистого  дивана  красовались  беспорядочно  разбросанные  карты,
переполненная окурками пепельница и немытый стакан. Дверь в  спальню  отца
была закрыта. Коди  задержался,  чтобы  открыть  два  окна,  потом,  зажав
подмышкой вешалку для галстуков, двинулся к себе в комнату.
     Но не успел он добраться  до  нее,  как  услышал  скрип  -  открылась
отцовская дверь. Ноги Коди налились  свинцом.  А  потом  скрежещущий,  как
покоробленная пила, голос невнятно (дурное предзнаменование!) выговорил:
     - Ты чего тут шныряешь?
     Коди промолчал, и отец заорал:
     - Сын! Остановись и ответь!
     У парнишки отнялись ноги. Он остановился, опустил голову  и  принялся
пристально разглядывать одну из синих роз, вытканных на нитяном коврике.
     Усталый пол заскрипел под ногами папаши. Все ближе.  Запах  "Кентакки
Джент"  стал  сильнее.  К  нему  присоединился  запах  немытого  тела.  И,
разумеется, одеколона: папаша  расплескивал  эту  дрянь  по  лицу,  шее  и
подмышками и называл это "помыться". Шаги прекратились.
     - Ну так что? - спросил папаша. - В молчанку играем?
     - Я... я думал, ты спишь, - сказал Коди. - Я не хотел тебя будить...
     - Чушь. Чушь в квадрате. Кто тебе велел открывать окна? Мне  тут  это
окаянное солнце не нужно.
     - Жарко. Я подумал...
     - Тебе, дураку, только и думать.  -  Снова  шаги.  Ставни  с  треском
захлопнулись, отсекая солнечный свет, превращая его в пыльную серую дымку.
- Не люблю солнце, - сказал папаша. - От него бывает рак кожи.
     В доме было никак не меньше девяноста  градусов.  Коди  почувствовал,
как по телу под одеждой медленно пополз пот. Шаги опять направились в  его
сторону, и Коди дернули за сережку-череп. Он поднял глаза  и  увидел  лицо
отца.
     - А чего не вставишь такую же в другое ухо? - спросил Керт Локетт.  С
костистого  лица  с  квадратной  челюстью  смотрели   глубоко   посаженные
грязно-серые глаза, окруженные сетью морщин.  -  Все  бы  поняли,  что  ты
сдвинулся совсем, а не наполовину.
     Коди отвел голову, и отец выпустил его ухо.
     - В школе сегодня был? - спросил Керт.
     - Да, сэр.
     - Хоть одному моченому ума вложил?
     - Почти, - ответил Коди.
     - Почти не считается, - Керт обтер тыльной стороной руки сухие  губы,
пошел к дивану и плюхнулся на него. Взвизгнули пружины. Керт был таким  же
жилистым, как  сын,  с  такими  же  широкими  плечами  и  тощими  бедрами.
Припорошенные сединой и редеющие на  макушке  темно-каштановые  волосы  он
зачесывал назад, намертво  закрепляя  кок  "Виталисом".  Курчавые  светлые
волосы Коди унаследовал от матери,  которая  умерла,  давая  ему  жизнь  в
Одесской больнице. Керту Локетту было всего сорок  два  года,  но  тяга  к
"Кентакки Джент" и долгим вечерам в клубе  "Колючая  проволока"  состарили
его по крайней мере лет на десять. Под глазами набрякли большие  мешки,  а
по обе стороны от тонкого точеного носа лицо бороздили  глубокие  морщины.
Сейчас на нем был любимый наряд: ни ботинок,  ни  носков,  заплатанные  на
коленях джинсы и огненно-красная рубаха с  вышитыми  на  плечах  ковбоями,
набрасывающими лассо на волов. Вынув из  кармана  пачку  "Уинстона",  Керт
прикурил от спички. Коди  смотрел,  как  колеблется  огонек  в  трясущихся
пальцах отца. - Скоро моченые всю землю подомнут, - объявил Керт, выдохнув
полную грудь дыма. - Все захапают и еще захотят.  И  остановить  их  можно
только одним: напинать по заду. Скажешь, нет?
     Коди на секунду опоздал с ответом.
     - Что, не так? - повторил Керт.
     - Да, сэр. - Коди двинулся в  сторону  своей  комнаты,  но  отцовский
голос снова тормознул его.
     - Фью! Я тебя не отпускал. Я с тобой разговариваю, сын.  -  Он  снова
глубоко затянулся. - На работу пойдешь?
     Коди кивнул.
     - Хорошо. Мне нужно курево. Как думаешь, твой моченый начальник  даст
пачечку?
     - Мистер Мендоса нормальный мужик, - сказал Коди,  -  не  такой,  как
остальные.
     Керт молчал. Вынув сигарету изо рта, он уставился на горящий кончик.
     - Все они одним миром мазаны, - спокойно отозвался он. - Все.  Будешь
думать по-другому, сын, Мендоса тебя наколет.
     - Мистер Мендоса всегда был...
     - Это что еще за мистер Мендоса? - Керт воззрился на сына.  Проклятый
мальчишка, подумал он. Деревянная башка! - А я тебе говорю, все они  одним
миром мазаны, и точка. Так принесешь курево или нет?
     Коди, не поднимая головы, пожал плечами. Но  он  чувствовал  на  себе
взгляд отца и был вынужден сказать:
     - Принесу.
     - Ну, ладно.  Договорились.  -  Отец  вернул  сигарету  в  угол  рта,
затянулся, и пепел засветился красным. - Это что за хреновина?
     - Какая хреновина?
     - Вон та хреновина. Вон. - Керт  ткнул  в  сына  пальцем.  -  У  тебя
подмышкой. Что это?
     - Ничего.
     - Парень, я еще не ослеп! Я спрашиваю, что это такое!
     Коди медленно вытащил из-под  мышки  вешалку  для  галстуков.  Ладони
взмокли,  по  шее  струился  пот.  Нестерпимо  хотелось  глотнуть  свежего
воздуха. Глядеть на отца парнишке всегда  было  трудно,  словно  глаза  не
переносили вида Керта, и каждый раз, как он оказывался  рядом  с  папашей,
внутри что-то обмирало и делалось тяжелым, созревшим для похорон. Но,  что
бы там ни обмирало, иногда оно выкидывало поразительные коленца,  так  что
могильщикам с ним было не разделаться.
     - Просто вешалка для галстуков, - объяснил он. - Сделал в школе.
     - Отцы-святители, -  Керт  присвистнул,  поднялся  и  пошел  к  Коди,
который  отступил  на  шаг  и  только  потом  спохватился.  -  Подними-ка,
посмотреть хочу. - Керт протянул  руку,  и  Коди  позволил  ему  коснуться
вешалки. Пятнистые от никотина пальцы отца ласково  прошлись  по  гладкому
палисандру и квадратикам  поддельного  перламутра.  -  Ты  сделал?  А  кто
помогал?
     - Никто.
     - Ей-богу, отлично сработано! Края  глаже,  чем  бита  для  "чижика"!
Сколько ж времени ты ее делал?
     Коди не привык,  чтобы  отец  его  хвалил,  поэтому  занервничал  еще
сильнее.
     - Не знаю. Конечно, не за две минуты.
     - Вешалка для галстуков. - Керт хмыкнул и покачал головой. - Вот  это
да. Никогда не думал, что ты можешь сделать такую  штуку,  сын.  Кто  тебя
научил?
     - Просто научился. Методом тыка.
     - Красивая штука, чтоб я сдох. Серебряные квадратики  больно  хороши.
От них весь фасон, верно?
     Коди  кивнул.  Приободрившись  от  проявленного  отцом  интереса,  он
осмелился  переступить  границу,   которую   они   провели   между   собой
давным-давно, после ночных скандалов, холодного молчания,  пьяных  драк  и
ругани. Сердце Коди бешено колотилось.
     - Т