Ролли Найт взглянул на его руки.
   - Но сейчас, видать, вы их не много колете.
   - Да, вы правы, - согласился сотрудник. - Но за это время мы еще кое-чего
добились. Теперь черный человек наблюдает и думает. А вот вы  хотите  колоть
дрова или заниматься не менее тяжелой работой?
   - Не знаю. - Ролли начал удивляться, зачем он  вообще  сюда  пришел.  Вот
сейчас они выяснят, что он сидел в тюрьме, и на этом будет поставлена точка.
   - Но ведь вы же  пришли  сюда,  потому  что  хотите  получить  работу?  -
Сотрудник   компании   пробежал   глазами   желтую   карточку,   заполненную
секретаршей. - Так, мистер Найт?
   Ролли кивнул. Он был потрясен тем, что его назвали "мистер". Он просто не
мог припомнить, когда в последний раз к нему так обращались.
   - Тогда давайте начнем с ваших анкетных данных.  -  И  сотрудник  положил
перед собой бланк. Теперь при  найме  человек,  поступающий  на  работу,  не
должен был сам заполнять анкету. В прошлом многих, с трудом  умевших  читать
или  писать,  заворачивали  из-за  того,  что   они   не   могли   выполнить
элементарного требования современного общества: заполнить анкету.
   Ролли Найт быстро ответил на основные вопросы:
   Имя, фамилия: Найт, Роланд Джозеф Луис. Возраст:
   29. Адрес: Он его назвал, не упомянув, однако, что жалкая  комнатенка  на
втором этаже, куда попадаешь по наружной лестнице, принадлежала  другому,  а
ему разрешили попользоваться ею день-два  и  что  на  следующей  неделе  он,
возможно, будет жить уже не здесь, если хозяин надумает его  вышвырнуть.  Но
ведь Ролли большую часть своей жизни прожил либо так, либо в ночлежке, а  то
и просто на улице, когда больше некуда было податься.
   Родители: Он назвал их. Фамилии у них были разные, поскольку они  никогда
не состояли в браке и не жили вместе. Сотрудник никак на это не реагировал -
дело естественное. Да и  Ролли  не  добавил:  он  знал  своего  отца  только
потолку,  что  мать  сказала;  у  самого  же  Ролли  осталось  лишь  смутное
воспоминание о нем - один раз они все-таки виделись: этот большущий  громила
с тяжелой челюстью и насупленным лицом, которое пересекал шрам, не проявил к
нему ни дружелюбия, ни интереса. Много лет тому  назад  Ролли  услышал,  что
отец попал в тюрьму - пожизненно. Сидит ли он все еще там  или  уже  умер  -
Ролли понятия не имел. Что же до матери, с которой он все-таки  жил  вместе,
пока в пятнадцать лет не променял дом  на  улицу,  то,  насколько  ему  было
известно, она поселилась в Кливленде или в Чикаго. Он уже несколько  лет  не
видел ее и не слышал о ней.
   Образование: До восьмого класса. В школе он отличался живым, острым умом,
который так при нем и остался. Только теперь он понял, что черному  человеку
надо очень много знать, если он хочет  пробиться  в  этом  вонючем,  грязном
мире, а он, ясное дело, никогда уже не пробьется.
   Прежнее место работы: Он попытался вспомнить фамилии  хозяев  и  названия
заведений. После школы, он выполнял разную черную  работу:  собирал  грязную
посуду со столов в обжорках, расчищал снег, мыл машины. Затем в  1957  году,
когда в Детройте, как и по всей стране, прошло сокращение, работы не  стало,
и он слонялся без дела - так, время от времени играл на  деньги,  по-мелкому
воровал, а потом получил первую судимость за угон машины.
   - А вы зарегистрированы в полиции, мистер Найт? - спросил сотрудник.
   - Угу.
   - Боюсь, мне нужны подробности.  И  должен  вам  сказать,  что  мы  потом
проверяем, так что лучше будет с самого начала сообщить нам все как есть.
   Ролли передернул плечами. Конечно, эти сукины дети все  проверяют.  Знает
он это, так что можно было ему и не говорить.
   Он рассказал этому малому про то, как впервые  угнал  машину.  Ему  тогда
было девятнадцать. Получил он год условно.
   Кому сейчас дело до того, как это было? Кому важно знать, что  ребята,  с
которыми он сидел в машине, предложили ему  угнать  ее,  что  он  согласился
смеха ради, а потом полиция остановила их и всех шестерых обвинила в  угоне?
А на другой день, перед тем как идти в  суд,  Ролли  сказали:  признайся,  и
получишь условный срок. Испуганный, растерянный, он  согласился.  И  сдержал
слово. А через несколько секунд уже вышел из суда. Только  позже  он  узнал,
что, посоветуйся он с юристом - а так поступил бы любой белый - и скажи, что
невиновен, он отделался бы всего лишь предупреждением. Не сказал ему никто и
того,   что,   признав   себя   виновным,   он   становится    преступником,
зарегистрированным в полиции, и это Jnemum его тавром на всю жизнь.
   Да и за последующие проступки судить его будут куда строже.
   - А что было потом? - спросил сотрудник компании.
   - Потом меня уже посадили в тюрягу. Случилось это через год.  Снова  угон
машины. На этот раз осознанный, а  потом  еще  два,  пока  его  не  поймали.
Приговор - два года.
   - Что-нибудь еще?
   Вот тут уже ставилась точка. После этого  все  расспросы  прекращались  -
ничего не выйдет, работы для вас у нас нет. Ну и черт с ней, с этой  вонючей
работой! Ролли опять подивился, зачем он только пришел.
   - Вооруженное ограбление. Судили по  статье  от  пятерки  до  пятнадцати,
четыре года отбарабанил в тюрьме города Джексон.
   Ювелирный магазин. Они вдвоем вломились туда ночью. И улов-то весь был  -
горстка дешевых  часов,  но  когда  они  выходили,  их  сцапали.  Ролли  был
настолько глуп, что имел при себе револьвер. Хоть он его и не вытаскивал, но
сам факт, что при нем было оружие, заставил серьезнее посмотреть на дело.
   - Вас выпустили досрочно за хорошее поведение?
   - Нет. Тюремщик мне позавидовал: уж больно камера была хороша.
   Сотрудник поднял на него взгляд:
   - Я понимаю шутки. От них в мрачный день  на  душе  веселее.  И  все-таки
освободили-то вас из-за хорошего поведения?
   - Если вам так угодно.
   - Что ж, будем считать, что мне так угодно. - Сотрудник записал ответ.  -
А сейчас, мистер Найт, вы хорошо себя ведете? Я  хочу  сказать:  у  вас  нет
больше неприятностей с полицией?
   Ролли только помотал головой. Он не намерен рассказывать этому Дяде  Тому
насчет прошлой ночи, насчет того, что у него будут неприятности с  полицией,
если он не сумеет держаться в тени и попадется на глаза этому белому борову,
которого он подколол и который - дай ему полшанса - достанет его  с  помощью
их грязных, вонючих законов.  Вместе  с  мыслью  об  этом  возникли  прежние
страхи: боязнь тюрьмы - вот что прежде всего  привело  его  сюда.  Сотрудник
задавал все новые и новые вопросы и старательно  записывал  ответы,  трудясь
усерднее, чем собака, сражающаяся с блохами.  Ролли  был  поражен  тем,  что
вопросы не прекращаются; у него никак в голове не укладывалось, почему он до
сих пор не на улице, как обычно бывало, стоило ему произнести:  "вооруженное
ограбление".
   А не знал он - потому что никто не подумал ему об этом сказать, а газет и
журналов он не читал, - что теперь  при  найме  неквалифицированной  рабочей
силы относились менее строго и к тюремному прошлому.
   Ролли направили в другую комнату, где ему  пришлось  раздеться  и  пройти
медицинский осмотр.
   Молодой белый доктор работал быстро и бесстрастно, но сейчас он не  спеша
оглядел костлявое тело Ролли и его запавшие щеки.
   - Не знаю, какую вам дадут работу, только не экономьте на еде:  вам  надо
набрать вес, иначе долго  вы  не  протянете.  И  уж  во  всяком  случае,  не
удержитесь в литейном цехе, куда почти всех направляют  отсюда.  Может,  вас
поставят на сборку. Я порекомендую.
   Ролли вполуха слушал его - он уже ненавидел и свою будущую работу, и тех,
кто с нею связан. Да за кого себя принимает  этот  белый  хлыщ?  За  Господа
Бога, что ли? Если бы Ролли было что есть и он не нуждался в  работе,  вышел
бы он отсюда и - привет. В одном он был уверен: какую бы работу ему ни дали,
он и дня дольше, чем надо, на ней не задержится.
   Он вернулся в зал ожидания, снова прошел  в  кабинку.  Тот  же  сотрудник
сказал:
   - Доктор говорит, у вас запах изо рта  -  задохнуться  можно.  Мы  готовы
предложить вам работу на заключительном этапе  сборки.  Работа  тяжелая,  но
хорошо оплачиваемая - об этом заботится профсоюз. Ну как, согласны?
   - За этим я к вам и пришел, верно? - Какого же ответа этому  сукину  сыну
надо? Чтоб он стал сапоги ему лизать?
   - Да, конечно. Значит, я так понимаю, что вы согласны.  Несколько  недель
поучитесь - за это вам тоже будут платить. В  зале  вам  сообщат  остальное:
когда начнете, куда приходить. И еще одно.
   Вот сейчас будет проповедь. Ролли Найт просто носом почуял.  Может,  этот
белый ниггер еще и проповеди в свободное время читает.
   А тем временем сотрудник снял роговые очки и, пригнувшись к столу, сложил
вместе кончики пальцев.
   - Вы малый неглупый. Понимаете, что к чему. И понимаете, что  вам  сейчас
дают возможность выбиться в люди, потому что такие настали времена и так  уж
обстоит дело. Люди и организации вроде нашей компании поняли то, чего раньше
не понимали. Не важно, что поздновато, - главное,  что  это  произошло,  что
начались перемены, и не только здесь. Вы, возможно, не верите, но это так. -
Сотрудник взял карандаш, покатал его в пальцах и снова положил. -  Возможно,
раньше у вас не было случая выбиться и такой шанс открывается  вам  впервые.
Думаю, что так оно и есть. Но я плохо бы выполнял свою работу,  если  бы  не
сказал вам, что при вашей биографии другого такого шанса у вас не будет - во
всяком случае, в нашей  компании.  Немало  ребят  проходит  через  эту  нашу
контору. Одни потом выбиваются в люди, другие - нет. И  выбиваются  те,  кто
этого хочет. - Сотрудник в упор посмотрел на Ролли. -  Так  что  не  дурите,
Найт, используйте этот шанс. Это лучший совет,  какой  я  могу  вам  сегодня
дать. - Он протянул Найту руку. - Желаю удачи.
   Нехотя, с ощущением, что его провели - а в чем, непонятно, - Ролли  пожал
протянутую руку.
   В зале, как и говорил сотрудник, ему сказали, когда приступать к работе.

***

   Курсы подготовки,  организованные  на  средства  компании  и  федеральных
властей, были рассчитаны на восемь недель.  Ролли  Найт  продержался  только
полторы.
   Он получил столько денег за первую неделю, сколько уже давно не держал  в
руках. В субботу и воскресенье он напился.  Однако  в  понедельник  все-таки
сумел вовремя проснуться и успеть на автобус, на котором  доехал  до  курсов
компании в противоположном конце города.
   Но во вторник усталость  взяла  свое.  Проснулся  он,  лишь  когда  через
незашторенное грязное окно солнечные лучи  ударили  ему  в  лицо.  С  трудом
продрав глаза, Ролли встал с кровати и, щурясь, подошел к окну. Уличные часы
внизу показывали почти полдень.
   Он понял, что все кончено - работы ему не  видать.  Но  воспринял  это  с
безразличием. Он не почувствовал разочарования, потому что с  самого  начала
предвидел такой исход. А как и когда наступит конец - это уже детали.
   Жизнь не научила Ролли Найта - как и  десятки  тысяч  таких,  как  он,  -
заглядывать вперед. Когда ты родился в нищете, с тех пор ничего не  приобрел
и привык без всего обходиться,  где  уж  там  заглядывать  вперед  -  живешь
сегодняшним днем, данной минутой, здесь и сейчас. Многие из тех, кто обитает
в белом мире - люди недалекие, неглубокие, - называют таких, как Ролли Найт,
"лежачим  камнем"  и  осуждают  их.  Социологи,  понимающие  это  явление  и
сочувствующие таким, как Ролли Найт, называют  это  "ориентацией  на  данный
момент" или "неверием  в  будущее".  Ролли,  естественно,  ничего  этого  не
слыхал, но инстинктивно  действовал  сообразно  обоим  определениям.  Вот  и
сейчас инстинкт подсказывал ему, что он еще не очухался.  И  соответственно,
он взял и уснул.
   Ему и в голову не пришло хотя бы показаться потом на курсах или  зайти  в
бюро по найму. Он опять взялся за старое, стал слоняться по  улицам,  иногда
разживаясь долларом, если повезет, а иногда обходясь и без оного.  Полисмен,
которого он тогда так обозлил - поистине чудеса! - пока не трогал его.
   Остался лишь один след - так, во  всяком  случае,  тогда  казалось  -  от
поступления Ролли на работу.
   Через четыре недели как-то днем к  нему  в  комнату,  где  он,  пользуясь
попустительством хозяина, пока еще жил, явился инструктор  с  курсов.  Ролли
Найт вспомнил этого человека - мясистый,  краснорожий,  бывший  мастер,  уже
начавший лысеть, никак не мог отдышаться, поднявшись по лестнице.
   - Ты почему бросил курсы? - резко спросил он.
   - Выиграл Большой ирландский кубок, приятель. Можно теперь и не работать.
   - Все вы такие! - Гость с отвращением оглядел убогое жилище.  -  Подумать
только, что налогоплательщикам приходится содержать такое отродье. Будь  моя
воля... - Он не договорил фразы  и  достал  какую-то  бумажку.  -  Распишись
здесь. Тут сказано, что больше ты ходить на курсы не будешь.
   Не желая скандалить, Ролли покорно расписался.
   - Да, кстати, компания уже выписала  тебе  несколько  чеков.  Теперь  эти
деньги должны быть ей возвращены. - Он покопался в своих бумагах, которых  у
него была целая куча. - Тебя просили расписаться еще и здесь.
   Ролли написал свою фамилию на чеках. Их было четыре.
   - В следующий раз, -  раздраженно  бросил  инструктор,  -  постарайся  не
доставлять людям беспокойства.
   - А ну, вали отсюда, сало!.. - бросил Ролли Найт и зевнул.
   Ни Ролли, ни его визитер не знали, что все время,  пока  происходил  этот
обмен любезностями, на улице напротив дома стояла дорогая  машина  последней
марки.  В  ней  сидел  высокий,   благообразного   вида   седовласый   негр,
проследивший за тем, как инструктор вошел в дом.  И  теперь,  когда  румяный
здоровяк вышел из дома, сел в машину и поехал прочь, за  ним,  как  и  ранее
почти весь этот день, на расстоянии последовала стоявшая напротив машина.

Глава 10

   - Да хватит тебе возиться с этим питьем, детка. У меня там в номере целая
бутылка стоит.
   Коммивояжер Олли бросил нетерпеливый взгляд на Эрику Трентон, сидевшую  в
полутьме по другую сторону маленького черного столика.
   На улице стоял день. Они сидели в баре  при  гостинице  на  шоссе  Куинс,
недалеко от Блумфилд-Хиллз, и Эрика  не  спеша  пила  уже  второй  коктейль,
который она заказала, чтобы потянуть время, хотя и понимала, что это  глупо,
потому что либо надо заниматься тем, ради чего они сюда приехали, либо  нет.
А если уж заниматься, так не лучше ли поскорее.
   Эрика вертела в руках стакан.
   - Дайте мне допить. Надо же подкрепиться. - А сама подумала: "Он  хоть  и
дешевка, но недурен". Хорошо сложен, и тело его наверняка лучше, чем язык  и
манеры. Очевидно, он немало  трудится  над  тем,  чтобы  так  выглядеть:  ей
припомнилось, как он хвастал, что регулярно ходит заниматься гимнастикой. Ей
наверняка мог бы попасться кто-то и похуже, хотя, конечно,  лучше  бы  найти
кого-нибудь поинтереснее.
   О том, что он посещает гимнастический зал, Олли сказал  ей  во  время  их
первой встречи, тут же, в этом самом баре. Эрика зашла туда днем выпить, как
иной раз делают одинокие женщины в расчете на  интересную  встречу,  и  Олли
завязал с ней беседу - циничный, многоопытный Олли, который хорошо знал этот
бар и знал, почему некоторые женщины  сюда  заходят.  В  следующий  раз  они
встретились уже не случайно, и он заказал номер в гостинице, считая, что она
пойдет с ним. Но Эрика, раздираемая жаждой наслаждения  и  уколами  совести,
настояла на том, чтобы провести все время в баре, а потом отправилась домой,
к великой злости и досаде Олли. Он ее вычеркнул из своих списков,  пока  она
сама не позвонила ему две-три недели назад.
   Но и тогда им не удалось сразу встретиться, потому что Олли  не  вернулся
из Кливленда, как рассчитывал, а отправился вместо этого в два других города
- какие именно, Эрика забыла. Однако теперь они были здесь, и  Олли  начинал
терять терпение.
   - Ну, так как, детка? - спросил он.
   Она вдруг вспомнила -  не  без  внутренней  кривой  усмешки  и  грусти  -
плакатик, висевший на стене в кабинете Адама: НЕ ОТКЛАДЫВАЙ НА ЗАВТРА!
   - Хорошо, - сказала она. Отодвинула стул и поднялась.
   Она  шла  рядом  с  Олли  по  приятным,  увешанным  картинами   коридорам
гостиницы, по которым столь многие шли до нее к той же цели, и  чувствовала,
как отчаянно бьется сердце, - только не надо спешить.

***

   Несколько часов спустя, уже успокоившись и вспоминая  происшедшее,  Эрика
решила, что было не так хорошо, как она надеялась, но и не так скверно,  как
опасалась. Она получила удовлетворение в том, чего жаждала сейчас,  немедля,
но в чем-то другом, менее поддающемся определению, удовлетворения не  нашла.
Однако в двух обстоятельствах  она  была  уверена.  Во-первых,  что  чувство
удовлетворения у нее быстро улетучится - это было  совсем  не  то,  что  она
испытывала раньше, когда Адам был страстно влюблен и она не то что часами, а
днями находилась  под  впечатлением  его  любви.  И  во-вторых:  больше  она
экспериментировать не станет - во всяком случае, с Олли.
   В таком настроении Эрика под вечер вернулась из гостиницы  и  отправилась
за покупками в Бирмингем. Она купила то, что ей нужно и  что  не  нужно,  но
главное удовольствие получила от  волнующей  и  опасной  игры,  когда  брала
что-нибудь с прилавка и уходила, не заплатив. Она проделала так  трижды,  со
всевозрастающей уверенностью в себе, приобретя таким образом резную  вешалку
для платьев, тюбик шампуня и - вот это уже была настоящая победа! -  дорогое
вечное перо.
   После истории с кражей флакона "Норелла" Эрика уже по  опыту  знала,  что
воровать в большом магазине нетрудно.  Для  этого,  решила  она,  надо  лишь
сохранять хладнокровие, действовать быстро и с умом. И  она  гордилась  тем,
что сумела проявить все эти три качества.

Глава 11

   В унылый, серый и промозглый ноябрьский день, почти через полтора  месяца
после того, как Бретт Дилозанто и Адам  Трентон  были  на  автодроме,  Бретт
шагал по деловой части Детройта, и настроение у него было под стать погоде -
мрачное, безотрадное.
   Такое настроение редко у него бывало. Обычно, какие бы тревоги и заботы -
а в последнее время и сомнения - ни одолевали его, он не  терял  веселого  и
добродушного расположения духа. Но в подобный день, думал он, для  человека,
родившегося в Калифорнии, детройтская зима выглядит поистине отвратительной,
невыносимой.
   Он только что сквозь ветер и дождь добрался до своей машины  на  стоянке,
немало натоптавшись на перекрестках  в  ожидании,  пока  нескончаемый  поток
транспорта остановится и можно будет перейти улицу, а тем временем  промокая
все больше.
   Ну, а окружавший  его  город  -  бр-р!  Вечно  грязный,  по  преимуществу
уродливый и гнетуще однообразный, сегодня он из-за нависшего свинцового неба
и дождя казался Бретту покрытым сажей. Только еще март и апрель бывают здесь
хуже - это когда зимний снег, застывший и  почерневший,  начинает  таять.  И
однако же есть, наверное, люди,  которые  постепенно  привыкают  к  уродству
этого города. А вот он до сих пор не привык.
   Сев в машину, Бретт завел мотор, включил отопитель и "дворники".  Он  был
рад, что наконец оказался под крышей: на улице продолжал лить дождь. Стоянка
была забита автомобилями, и  его  "заставили"  -  придется  ждать,  пока  не
отгонят две стоящие впереди машины. Но, проходя на стоянку,  он  подал  знак
дежурному и сейчас видел, что тот идет к нему.
   Пока Бретт ждал, он вспомнил, что в такой же вот день впервые  приехал  в
Детройт, где ему суждено было остаться жить и работать.
   Среди  работавших  в  компании  дизайнеров  было   немало   выходцев   из
Калифорнии,  чей  путь  в  Детройт,  как  и  его  собственный,   начался   в
Лос-Анджелесе, в Центральном колледже по подготовке дизайнеров. Для тех, кто
оканчивал его зимой и приезжал  в  Детройт  на  работу,  вид  города  в  его
наихудшем сезоне производил  столь  удручающее  впечатление,  что  некоторые
сразу же возвращал