огда  в
чем же дело? Во мне? От меня что, пахнет гипсом, или я каким-то иным образом
оскорбляю твои чувства?
   Она отрицательно замотала головой.
   - Мне все в тебе нравится - я тебе говорила об этом и  раньше,  говорю  и
сейчас.
   - Все это было нами сказано уже многократно. - И он сухо добавил:
   - И ни разу твой отказ не был понятен, как и сейчас.
   - Пожалуйста, - сказала Барбара, - поехали домой.
   - Ко мне - домой? Она рассмеялась.
   - Нет, ко мне. - Когда машина тронулась,  она  положила  руку  на  локоть
Бретта. - Я тоже не  уверена  в  том,  что  мой  отказ  понятен.  Просто  я,
наверное, иначе мыслю, чем это принято  сегодня,  -  во  всяком  случае,  до
общего уровня я еще не дошла. Очевидно, я старомодная...
   - Ты хочешь сказать, что сначала я должен жениться на тебе?
   - Нет, я так не говорю, - резко возразила Барбара. - Я вообще не уверена,
хочу ли я выходить замуж, - у меня ведь есть моя карьера, верно? Да и ты,  я
знаю, не из тех, кто женится.
   - Вот тут ты права, - усмехнулся Бретт. -  Так  почему  бы  нам  не  жить
вместе?
   - Все может быть, - задумчиво произнесла она.
   - Ты это серьезно?
   - Не уверена. Наверно, это может стать серьезным, но подожди  немного.  -
Она помедлила. -  Бретт,  дорогой  мой,  если  ты  предпочитаешь,  чтобы  мы
какое-то время не виделись, если каждая наша встреча  будет  приносить  тебе
огорчения...
   - Мы ведь это уже пробовали, верно? И  ничего  не  вышло,  потому  что  я
скучал без тебя. - И он решительно произнес:
   - Нет, все останется по-прежнему, даже если мне и будет порой  трудно.  К
тому же, - весело добавил он, - не можешь ты вечно говорить мне "нет".
   В машине наступило молчание. Бретт свернул на Вудворд-авеню и  поехал  на
юг.
   - Сделай для меня кое-что, - сказала вдруг Барбара.
   - Что?
   - Закончи картину. Ту, которую мы сегодня смотрели. Он удивился:
   - Ты хочешь сказать, что это может что-то изменить в наших отношениях?
   - Не уверена. Я знаю только, что это - часть тебя, крайне  важная  часть,
нечто такое, что сидит внутри и должно быть выпущено наружу.
   - Как солитер?
   Она отрицательно покачала головой.
   -  Леонард  верно  сказал:   у   тебя   большой   талант.   Автомобильная
промышленность никогда не даст тебе  возможности  полностью  проявить  себя,
если ты до конца дней своих будешь заниматься только моделированием.
   - Послушай! Я закончу картину. Я в любом случае собирался  ее  закончить.
Но ведь и ты тоже в автомобильном деле. Где же твоя лояльность?
   - Оставила в конторе, - сказала Барбара. - Она при  мне  только  до  пяти
вечера. А сейчас я принадлежу сама себе и хочу, чтобы  ты  тоже  принадлежал
сам себе и был подлинным Бреттом Дилозанто.
   - А как я узнаю этого малого, если встречу на улице? - Бретт задумался. -
О'кей, значит, живопись - моя стихия. Но знаешь ли ты, какие трудности  ждут
художника, любого художника, как трудно стать великим, добиться признания и,
кстати, хорошей оплаты?
   Они свернули на дорогу,  которая  вела  к  скромному  бунгало,  где  жили
Барбара и ее отец. В гараже уже стояла серая машина.
   - Твой старик дома, - сказал Бретт. - Что-то сразу стало холодно.
   Мэтт Залески находился в  своей  оранжерейке,  примыкавшей  к  кухне,  и,
услышав шаги Бретта и Барбары, входивших через боковую дверь, поднял на  них
глаза.
   Он  пристроил  оранжерейку  вскоре  после  того,  как  купил   этот   дом
восемнадцать лет назад, переехав сюда из Уайандотта.  Переезд  на  север,  в
Роял-Оук,  олицетворял  тогда  для  Мэтта  продвижение  вверх  по   лестнице
материального благополучия по сравнению с тем,  как  он  жил  мальчишкой  со
своими родителями-поляками. Оранжерейка была его хобби, в  ней  он  проводил
время, чтобы сбросить с себя напряжение, которое накладывала на него  работа
на заводе. Но это редко помогало. К тому же,  хотя  Мэтт  по-прежнему  любил
причудливую форму, бархатистость и даже  запах  орхидей,  которые  он  здесь
выращивал, усталость, накапливавшаяся за день, превратила заботу о цветах из
удовольствия в тяжкую обязанность, о которой тем  не  менее  он  никогда  не
забывал.
   Вот и сегодня вечером, вернувшись всего час назад - а он дольше  обычного
задержался на заводе из-за  критической  нехватки  материалов  -  и  наскоро
поужинав, он решил, что надо заняться пересадкой и перемещением цветов,  так
как дольше это уже нельзя откладывать. Когда  раздался  шум  машины  Бретта,
Мэтт уже переставил несколько  растений  -  последней  была  желто-пурпурная
Masdevallia triangularis - в более влажное место,  где  лучше  ощущался  ток
воздуха. Он осторожно поливал цветок, когда Бретт и Барбара вошли в дом.
   - Привет,  мистер  Зед,  -  сказал  Бретт,  появляясь  в  открытой  двери
оранжерейки.
   Мэтт Залески, который терпеть не мог, когда его  называли  "мистер  Зед",
хотя и еще  кое-кто  на  заводе  называл  его  так,  что-то  буркнул  вместо
приветствия. Барбара подошла к ним, чмокнула отца и ушла на  кухню  готовить
горячий солодовый напиток.
   - Ух ты! - вырвалось у Бретта. Решив  проявить  к  хозяину  внимание,  он
принялся оглядывать полки, заставленные  горшками,  и  свисавшие  с  потолка
корзиночки с орхидеями. - До чего же это  здорово,  когда  у  человека  есть
свободное время, которое он может отдавать такой красоте. - Он  не  заметил,
как при этом поджал губы Мэтт. Указав на Catasetum saccatum,  которая  росла
на полочке среди еловой коры, Бретт с восторгом добавил:
   - Какая красавица! Точно птица в полете.
   На мгновение Мэтт оттаял, залюбовавшись вместе со своим гостем  роскошным
пурпурно-коричневым цветком, протянувшим вверх свою  чашечку  и  причудливые
лепестки.
   - Пожалуй, в самом деле похожа на птицу,  -  согласился  он.  -  Я  этого
раньше никогда не замечал.
   Неосторожным вопросом Бретт нарушил установившийся было мир.
   - А как  на  конвейере,  мистер  Зед,  -  веселый  был  денек?  Это  ваше
движущееся чудовище еще держится?
   - Если оно  и  держится,  -  сказал  Мэтт  Залески,  -  то  не  благодаря
дизайнерам, которые выдумывают  всякие  бредовые  модели,  а  нам  потом  их
выполняй.
   - Ну, вы же знаете, чем мы занимаемся. Только и  думаем,  как  бы  задать
вам, специалистам по железякам, головоломку потруднее, а то ведь вы  того  и
гляди заснете. - Бетт обожал легкое подтрунивание  -  он  сыпал  беззлобными
шутками столь же естественно, как  дышал.  К  сожалению,  он  никак  не  мог
уразуметь, что отец Барбары воспринимает это иначе и потому считает приятеля
своей дочери пустобрехом. -  Скоро  вы  получите  "Орион",  -  сказал  Бретт
нахмурившемуся Мэтту. - Он как в детской игре - сам будет строиться.
   - Ничего само собой не строится!  -  взорвался  Мэтт.  -  Вот  этого  вы,
самоуверенные юнцы, никак не можете понять. Только потому, что у вас  и  вам
подобных университетские дипломы, вы думаете,  что  все  знаете  и,  раз  вы
изобразили что-то  на  бумаге,  это  наверняка  должно  работать.  Ни  черта
подобного! Это нам, работягам, специалистам по железякам,  как  вы  изволили
выразиться, приходится все доделывать, чтобы... - И его понесло.
   Вспышка Мэтта объяснялась усталостью,  а  также  сознанием,  что  "Орион"
действительно скоро к нему  придет;  что  заводу,  где  он,  по  сути  дела,
командует, придется разобрать конвейер, потом заново его  собрать,  так  как
все будет делаться по-другому; что обычные проблемы, возникающие в  связи  с
производством  и  представляющие  немалую  сложность,  быстро  вырастут   до
гигантских размеров и на протяжении  многих  месяцев  будут  снова  и  снова
возникать; что самому Мэтту придется труднее всего, что он  не  будет  знать
отдыха и что в иные ночи ему не удастся глаз сомкнуть; более того, если  что
пойдет не так, винить будут его. Он уже не раз переживал такое -  чаще,  чем
хотелось бы, - и очередное испытание, надвигавшееся так стремительно, отнюдь
не вызывало у него восторга.
   Мэтт неожиданно умолк, поняв,  что  все,  что  он  говорит,  относится  в
общем-то не к этому нахалу Дилозанто, хотя тот ему и не нравится, - просто в
нем накипела горечь и сейчас вдруг вырвалась наружу. Он только собрался  так
и сказать Бретту и извиниться, когда в дверях оранжерейки появилась Барбара.
Лицо у нее было белое как полотно.
   - Папа, извинись за все, что ты тут наговорил. Первой его  реакцией  было
упорное нежелание уступать.
   - Что-что?
   - Все в порядке, - вмешался Бретт, обращаясь к Барбаре; он никогда ничего
долго не переживал. - Твоему отцу не в чем извиняться. Мы немного  поспорили
- и все. Верно, мистер Зед?
   - Нет! - Барбара, обычно терпеливо относившаяся к отцу, на сей раз твердо
стояла на своем. - Извинись! Если ты не извинишься,  я  сейчас  же  уеду.  С
Бреттом. Я серьезно.
   Мэтт почувствовал, что это так.
   Ничего-то он не понимает, в том числе и того, что дети  вырастают  и  вот
так неуважительно начинают говорить с родителями и что молодежь вообще может
вести себя так, как она себя ведет;  очень  ему  недоставало  жены,  которая
умерла год назад и никогда в жизни не допустила бы такого. Он  с  несчастным
видом пробормотал извинение, запер за собой дверь оранжерейки  и  отправился
спать.
   Вскоре и Бретт распростился с Барбарой и уехал.

Глава 12

   Зима сковала Автосити. Миновал ноябрь, затем  -  Рождество,  и  в  начале
января снег толстым покровом укутал землю, так что на севере  штата  Мичиган
можно было ходить на лыжах, а на берегах озер Сент-Клер и Эри горами наросли
ледяные торосы.
   С наступлением нового года подготовка к выпуску "Ориона", намеченному  на
середину сентября, резко усилилась. Отдел  производства,  уже  корпевший  не
один месяц  над  планами,  подошел  к  переводу  планов  в  производственный
процесс, который начнется в июне, с тем чтобы первые машины модели "Орион" -
"первая проба", как это здесь называли, - сошли с конвейера в августе. Затем
пройдет еще полтора  месяца,  окутанных  тайной,  прежде  чем  машина  будет
представлена публике. А пока отдел закупок в лихорадочном темпе  подбирал  и
заказывал уйму материалов, которые должны  быть  поставлены  в  определенные
дни, в то время как отдел сбыта и рынка  начал  утверждать  свои  бесконечно
оспариваемые и часто меняющиеся планы по рекламе и передаче машины  агентам,
которые будут  продавать  ее.  Отдел  по  связи  с  общественностью  готовил
лукулловы пиры, которые будут сопровождать представление "Ориона" прессе. Да
и все остальные отделы, в зависимости от выполняемых ими функций, в той  или
иной мере участвовали в этом процессе.
   А пока осуществлялась программа по  внедрению  "Ориона"  в  производство,
многие уже думали о "Фарстаре", следующей модели, хотя ни время ее  выпуска,
ни внешний вид, ни то, чем она будет начинена, еще никому не были  известны.
Адам Трентон и Бретт Дилозанто были среди тех, кто думал о "Фарстаре".
   Кроме того, в январе Адам занимался  обследованием  состояния  дел  своей
сестры Терезы, покойный муж которой вложил деньги в предприятие по  торговле
автомобилями Смоки Стефенсена.
   Адаму потребовалось гораздо больше времени, чем он  предполагал,  на  то,
чтобы получить в конфликтной комиссии разрешение  вступить,  пусть  в  самый
кратковременный, контакт с одним из агентов компании по продаже автомобилей.
Разрешение было дано с большой неохотой и лишь после того,  как  Адам  лично
поговорил с первым вице-президентом Хабом Хьюитсоном. Однако  сейчас,  когда
подошло время выполнить обещание,  данное  Терезе,  Адам  понял,  сколь  ему
нежелательна и обременительна эта дополнительная  нагрузка.  Работы  у  него
прибавилось, владевшее им раздражение не проходило. Да и отношения с  Эрикой
не улучшались - правда, и не ухудшались, хотя он признавал,  что  жена  -  в
последнее время она не раз говорила  ему  об  этом  -  имеет  все  основания
жаловаться на то, что они почти не бывают вместе. Он решил,  что  непременно
найдет способ все уладить, но сначала должен выполнить взятое на себя  новое
обязательство.
   И вот в субботу утром, предварительно  договорившись  по  телефону,  Адам
нанес первый визит Смоки Стефенсену.
   Магазин Стефенсена находился в северном пригороде,  недалеко  от  границы
между Троей и Бирмингемом. Расположен он был хорошо - на перекрестке  важных
дорог, а Вудворд-авеню, главная артерия, идущая на северо-запад,  находилась
от него всего в нескольких кварталах.
   Как только Адам вышел из машины,  Смоки,  явно  наблюдавший  из  окна  за
улицей, тотчас показался на пороге своего демонстрационного зала.
   - Рад вас видеть! Рад вас видеть!  -  прогудел  бывший  гонщик,  заросший
бородой и с возрастом изрядно прибавивший в весе.  На  нем  был  темно-синий
шелковый пиджак, тщательно отутюженные черные брюки и широкий яркий галстук.
   - Доброе утро, - сказал Адам, - я...
   - Можете не говорить мне, кто вы! Я  видел  ваше  фото  в  "Автомобильном
вестнике". Заходите! - Агент придержал дверь в демонстрационный  зал.  -  Мы
всегда говорим, что человек заходит в эту  дверь,  либо  чтобы  спастись  от
дождя, либо чтобы купить себе колеса. Вы  -  явно  исключение.  -  И  тотчас
добавил:
   - Через полчаса мы с вами будем называть друг друга по  имени.  Так  что,
как я всегда говорю, зачем откладывать? - И он протянул свою медвежью  лапу.
- Меня зовут Смоки.
   - А меня - Адам. - Он постарался не сморщиться, когда тот пожал ему руку.
   - Давайте сюда ключи от вашей машины. - Смоки поманил молодого продавца с
другого конца демонстрационного  зала,  и  тот  мигом  подскочил  к  ним.  -
Запаркуй машину мистера Трентона да смотри - не продай ее. И относись к нему
с уважением. Его сестре  принадлежат  сорок  девять  процентов  акций  нашей
шарашки, и, если к полудню дела у нас не пойдут,  я  отправлю  ей  по  почте
остальные пятьдесят один. - И он подмигнул Адаму.
   - Все мы нынче на нервах, - сказал Адам. Он знал по сводкам отдела сбыта,
что в этом году после праздников  наступил  резкий  спад  в  делах,  который
ощущали все автомобилестроители и их  агенты.  А  ведь  если  бы  покупатели
только  знали  -  это  же  было   лучшее   время   для   выгодной   покупки.
Демонстрационные залы агентов ломились от машин,  навязываемых  заводами,  и
они отчаянно старались побыстрее их сбыть, так  что  ловкий  покупатель  мог
выиграть не одну сотню долларов, приобретя средней стоимости машину  сейчас,
а не месяц спустя.
   - Лучше бы мне продавать цветные телевизоры, - буркнул Смоки. - Вот  куда
эти идиоты денежки всаживают под Рождество и под Новый год.
   - Но вы же неплохо заработали на смене моделей.
   - Еще бы! - Агент повеселел. - Вы видели цифры, Адам?
   - Сестра прислала мне сводку.
   - Тут дело верное. Казалось бы,  люди  могли  чему-то  научиться.  Но,  к
счастью для нас, ничему они не учатся. - В это время Смоки и Адам пересекали
демонстрационный зал, и Смоки искоса бросил взгляд на своего спутника. - Вы,
конечно, понимаете, я говорю с вами без утайки!
   Адам кивнул:
   - По-моему, мы оба только так и должны себя вести. Он, конечно,  понимал,
о чем шла речь. Стоит появиться  новой  модели  -  а  это  происходит  между
сентябрем  и  ноябрем,  -  торговцы  мигом  распродают  все  машины,   какие
поставляют заводы. Больше того: они просят дать им еще, тогда как  в  другое
время года всячески отбиваются от машин. Дело в том, что  публика,  несмотря
на все плохое, что пишут и говорят об автомобилях, по-прежнему  устремляется
в магазины, стоит появиться  новой  модели  или  существенно  видоизмениться
старой. Однако покупатели не знают - а может быть, не хотят знать, - что для
агентов это "сезон охоты", когда они не идут ни на какие уступки клиентам; а
кроме того, что первые машины, сошедшие с  конвейера,  неизбежно  хуже  тех,
которые появятся на рынке несколько месяцев спустя. При выпуске каждой новой
модели всегда возникают недочеты, которые  устраняются  по  мере  того,  как
инженеры, мастера и рабочие-почасовики обкатывают производственный  процесс.
Бывает, что не хватает  составных  частей  или  компонентов  машины,  и  это
приводит к импровизациям, когда уже никто не думает о качестве. В результате
машины, сошедшие с конвейера в начале запуска серийного производства,  часто
бывают просто плохими.
   Люди знающие, решив приобрести машину  новой  марки,  выжидают  четыре  -
шесть месяцев. Тогда они могут получить уже куда лучше сделанную машину, так
как недочеты будут устранены и производство модели налажено - за исключением
понедельников и пятниц, когда во все времена года ощущается нехватка рабочей
силы.
   -  Здесь  все  открыто  для  вашего  обозрения,  Адам,  -  объявил  Смоки
Стефенсен. - Как если бы взяли и сняли крышу в  борделе.  Можете  посмотреть
наши книги, картотеку, инвентарные списки - что хотите. Ведите себя так, как
вела бы ваша сестра,  имея  на  то  полное  право.  Спрашивайте  -  получите
исчерпывающий ответ.
   - Вопросы, можете не сомневаться, у меня будут, - сказал Адам, - а  потом
я посмотрю все то, что вы тут перечислили.  Мне  хотелось  бы  также  -  это
потребует, конечно, больше времени - получить представление о  том,  как  вы
работаете.
   - Конечно, конечно, все, что вам будет угодно! - Агент повел Адама  вверх
по лестнице на мезонин, протянувшийся вдоль  всего  демонстрационного  зала.
Большая часть мезонина была отведена под кабинеты. Наверху лестницы  мужчины
остановились и  посмотрели  вниз,  на  машины  различных  моделей  -  яркие,
безупречно чистые, сверкающие лаком, они  стояли  в  демонстрационном  зале.
Вдоль одной из стен его выстроилось в ряд несколько застекленных кабинок для
продавцов. За распахнутой дверью начинался коридор, который  вел  к  станции
обслуживания и отделу запасных частей.
   Хотя время еще не подошло к полудню и  сезон  не  был  бойким,  несколько
человек уже ходили вокруг машин, а неподалеку от них крутились продавцы.
   - Ваша сестрица участвует в неплохом  дельце  -  денежки  бедняги  Клайда
работают на нее и на деток. - Смоки пробуравил Адама взглядом. - Чего же она
вдруг стала пары пускать? Она ведь  регулярно  получает  чеки.  А  скоро  мы
объявим о годовых доходах.
   - Тереза прежде всего думает о будущем, - пояснил Адам. - И я  здесь  для
того, чтобы посоветовать ей - продавать акции или нет.
   - Ага, понятно, - задумчиво произнес Смоки. - Что ж, не стану скрывать от
вас, Адам, если вы скажете ей - "продавай",  это  очень  осложнит  для  меня
дело.
   - Почему?
   - Потому что денег на то, чтобы приобрести акции  Терезы,  я  набрать  не
смогу. При нынешнем положении дел, когда денег у всех мало.
   - Насколько я понимаю, - сказал Адам, - если Тереза  решит  продать  свое
участие в деле, у вас будет шестьдесят  дней  на  то,  чтобы  приобрести  ее
акции. Если за это время вы их не купите, она вольна продать их кому угодно.
   - Да, так оно и есть, - согласился Смоки. Тон у него был мрачный.
   Смоки явно не улыбалось заводить себе  нового  партнера  -  возможно,  он
опасался, что новый человек  захочет  активно  проявлять  себя  в  деле  или
окажется более въедливым, чем вдова, находящаяся на  расстоянии  двух  тысяч
миль отсюда. И все же, подумал Адам, интересно, что на самом  деле  за  этим
таится. Объясняется ли  это  естественным  желанием  Смоки  вести  дело  без
постороннего вмешательства или тут есть что-то такое, о  чем  он  не  хочет,
чтобы знали другие? Какова бы ни была причина, Адам попытается выяснить ее.
   - Пройдемте ко мне, Адам. - И они перешли из  мезонина  в  маленькую,  но
уютную комнату, обставленную зелеными кожаными креслами и  диваном.  Тем  же
материалом были обтянуты крышка  письменного  стола  и  вращающееся  кресло.
Смоки заметил, что Адам критическим взглядом окинул помещение.
   - Малый, которого я нанял обставить помещение, хотел  сделать  кабинет  в
красных тонах. Я сказал ему: "Не выйдет! Если здесь и будет что-то  красное,
то лишь по ошибке".
   Одна из стен кабинета