ильной промышленности  против  женщин,  которые  хотят
работать не просто секретаршами".
   - А ты что скажешь? - спросил Бретт юношу.
   Тот неуверенно помотал головой и насупился.
   - Не знаю. Да, конечно, все это безумно интересно - берись за любую  идею
и вкалывай, и наверняка работать тут увлекательно... Она правильно  сказала,
- добавил он, кивнув на девушку. - Только вот что я думаю: а стоит  ли  этим
заниматься? Может, я так, сбрендил; правда, уже  поздно  что-либо  менять  -
ведь я почти закончил обучение и, можно сказать, без пяти минут дизайнер.  И
все  равно  невольно  задаешься  вопросом:  стоит  ли  настоящему  художнику
заниматься этим? Хочешь ли ты посвятить всю свою жизнь автомобилям?
   - Чтобы работать тут, надо, конечно, любить автомобиль, - сказал Бретт. -
Он должен стать для тебя самым главным. Дышишь, ешь, спишь  -  и  все  время
думаешь об автомобиле. Просыпаешься ночью, и перед глазами у тебя  возникает
автомобиль - тот, что ты создал, тот, что хотел бы создать.  Это  твой  бог,
твоя религия. И если ты этого не чувствуешь, - сухо добавил он, - тебе здесь
не место.
   - Я люблю машину, - возразил парень.  -  И  всегда  любил,  сколько  себя
помню. Только вот последнее время... - Он не докончил фразы, словно не хотел
вторично впадать в ересь.
   Бретт не стал продолжать разговор. Мнения,  оценки  такого  рода  -  дело
сугубо личное, и решение должен принимать человек сам. Никто тут не поможет,
потому что в конечном счете все зависит от того,  что  ты  думаешь,  что  ты
ценишь, да еще - что тебе подсказывает совесть. А кроме того, было  кое-что,
чего Бретт вовсе не собирался обсуждать с этими ребятами: в последнее  время
у него самого появились такие же вопросы и сомнения.

***

   В лаборатории красок и внутренней отделки, в кабинете заведующего,  сразу
за дверью, висел скелет: сиденья в  машине  конструировали  применительно  к
анатомии человеческого  тела.  Скелет  болтался  на  цепи,  прикрепленной  к
металлической пластине, вделанной в череп. Войдя в кабинет, Бретт  Дилозанто
поздоровался с ним за руку:
   - Доброе утро, Ральф.
   Дэйв Хеберстейн тотчас поднялся  из-за  стола  и,  кивнув  в  направлении
главного помещения, сказал:
   - Пошли? - По дороге он дружески похлопал по скелету. - Лояльный и весьма
полезный член коллектива - никогда не критикует, никогда не просит надбавки.
   Лаборатория красок, куда они вошли, представляла  собой  большое  круглое
помещение  с  куполообразным  потолком;  стены  здесь  были  почти   целиком
стеклянные, открывая доступ дневному свету. Из-за купола помещение  походило
на собор,  а  закрытые  кабины  для  просмотра  при  определенном  освещении
образцов лаков и тканей - на часовни. Толстый ковер на полу приглушал звуки.
По всему помещению были расставлены витрины с образцами материалов и тканей,
а также цветовая библиотека, где можно  было  найти  любой  цвет  спектра  и
тысячи разных оттенков.
   Хеберстейн остановился у одной из витрин.
   - Вот что я хотел вам показать, - сказал он Бретту Дилозанто.
   Под стеклом лежало с полдюжины образцов  обивки,  на  каждом  -  название
фабрики и каталожный номер. Еще несколько образцов лежало поверх стекла.  По
цвету  они  были  разные,  но  назывались  все   одинаково:   "Металлическая
плетенка". Дэйв Хеберстейн взял в руки один из образцов.
   - Помните эту ткань?
   - Конечно. - Бретт кивнул. - Она мне нравилась. И нравится по-прежнему.
   - Мне тоже. Собственно, я и рекомендовал использовать  ее.  -  Хеберстейн
помял в пальцах образец, приятный и мягкий на ощупь. Ткань была красивая,  с
серебристой искоркой. - Это волнистое плетение с металлической ниткой.
   Оба знали, что такой тканью - за особую плату - обтягивали  в  этом  году
самые дорогие машины. Она нравилась  публике,  и  скоро  в  разных  цветовых
вариантах ее собирались выпустить для "Ориона".
   - Ну и в чем загвоздка? - спросил Бретт.
   - В письмах, - ответил Хеберстейн. - Недели две назад от  наших  клиентов
посыпались письма. - Он достал из кармана связку ключей и  открыл  ящик  под
витриной.
   Там лежало десятка два фотокопий с писем. - Прочтите несколько на выбор.
   Во всех письмах, авторами которых были в основном женщины или их мужья  -
а несколько было от юристов, писавших от имени своих клиентов, -  говорилось
одно и то же. Женщина села в машину в  норковом  манто.  При  выходе  же  из
машины всякий раз  часть  меха  оставалась  на  сиденье,  что,  естественно,
портило манто. Бретт тихонько присвистнул.
   - Отдел сбыта сделал проверку на компьютере, - доверительно  сообщил  ему
Хеберстейн.  -  Всякий  раз  сиденья  в  машине  были  обиты   металлической
плетенкой. Я предвижу, что мы получим еще немало таких писем...
   - Но вы же проверяли материю. - Бретт вернул ему папку с письмами. -  Что
показала проверка?
   - Штука-то совсем простая - беда в том,  что  никто  раньше  об  этом  не
подумал. Вы садитесь в машину, материя растягивается, и составляющие ее нити
разъединяются. Это, конечно, вполне нормально,  только  в  данном-то  случае
разъединяются металлические нити, что тоже не так страшно при условии,  если
у вас не норковое манто. А вот если у вас мех,  то  волоски  попадают  между
металлическими нитями. Вы встаете, нити смыкаются и выдирают попавшие  между
ними волоски. И трехтысячное манто можно  выбрасывать  после  одной  поездки
вокруг квартала. Бретт усмехнулся.
   - Если об этом станет известно, то все женщины нашей страны, у кого  есть
старое норковое  манто,  отправятся  кататься  на  наших  машинах,  а  затем
потребуют от компании возмещения убытков.
   - Это не смешно. В штабе уже паника.
   - Ткань сняли с производства? Хеберстейн кивнул.
   - С сегодняшнего утра. Поэтому мы ведем сейчас опробование новых  тканей.
Естественно, называется это "испытание на норку".
   - А что будет с машинами, где сиденья уже обиты этой тканью?..
   - Одному Богу известно! К счастью, об этом не у меня будет болеть голова.
Я слышал, что это  уже  дошло  до  председателя  совета  директоров,  а  наш
юридический отдел, насколько мне известно, тихонько утрясает все  претензии.
Всем ясно, что могут быть ведь и фальшивые претензии,  но  лучше  заплатить,
лишь бы не сорвать крышку с котла.
   - Крышку из норки?
   -  Избавьте  меня  от  ваших  шуточек,  -  невесело  заметил   заведующий
лабораторией. - Обо всем этом вы должным путем узнаете, но я считал, что вам
- и еще кое-кому - не мешает уже сейчас быть в курсе дел из-за "Ориона".
   - Спасибо. - Бретт задумчиво кивнул. Да, конечно, придется менять  обивку
в "Орионе",  правда,  это  не  его  забота.  И  все  же  он  был  благодарен
Хеберстейну за информацию.
   Придется ему в ближайшие же дни заменить  машину  или  перебить  сиденья.
Дело в том, что они обиты металлической плетенкой, а  в  будущем  месяце  он
собирался подарить кое-кому к дню рождения норковую шубу и вовсе  не  хотел,
чтобы она тут же была испорчена. В шубе  этой  будет  ездить  в  его  машине
Барбара.
   Барбара Залески.

Глава 6

   - Папа, - сказала Барбара. - Я  дня  на  два  задерживаюсь  в  Нью-Йорке.
Хотела тебя предупредить.
   В телефоне отчетливо слышался грохот завода. Барбаре  пришлось  подождать
несколько минут, прежде чем телефонистка разыскала Мэтта Залески,  и  сейчас
он говорил с нею, видимо, стоя где-то неподалеку от конвейера.
   - Почему? - услышала она вопрос отца.
   - Что почему?
   - Почему ты задерживаешься?
   - Да так, обычные дела, - весело ответила она. - Клиенты вынуждают нас  в
агентстве изрядно ломать голову. Намечено несколько совещаний по рекламе  на
будущий год - мне надо на них быть. - Барбара старалась говорить  терпеливо.
Право же, она едва ли должна давать такого рода объяснения: она ведь уже  не
ребенок и не обязана  спрашивать  разрешение,  чтобы  подольше  не  ложиться
спать. И если ей захотелось пробыть неделю или месяц в  Нью-Йорке,  а  то  и
остаться там насовсем, - это ее дело.
   - А неужели нельзя на ночь возвращаться домой и вылетать утром?
   - Нет, папа, это невозможно.
   Барбара очень надеялась, что он не заупрямится и  ей  не  придется  снова
доказывать, что она  совершеннолетняя  -  ей  двадцать  девять  лет,  и  она
голосовала  уже  на  двух  президентских  выборах,  и   у   нее   серьезная,
ответственная работа, с которой она неплохо справляется.  Кстати,  благодаря
своей работе она вполне самостоятельна в финансовом  отношении,  так  что  в
любой момент могла бы отделиться от отца, но  она  знает,  как  одиноко  ему
стало после смерти матери, и не хочет еще больше отягощать его жизнь.
   - Когда же ты вернешься?
   - К концу недели - наверняка. Как-нибудь уж ты проживешь без меня. Только
будь осторожен и помни о своей язве. Кстати, как она?
   - Я про нее и думать забыл. И без того хватает забот. Сегодня утром  была
крупная неприятность на заводе.
   "Отец явно взвинчен", - подумала она. Такими становятся все, кто связан с
автомобильной промышленностью, в том числе и она сама. Работаешь  ли  ты  на
заводе, в  рекламном  агентстве  или  в  центре  моделирования,  как  Бретт,
бесконечная гонка и волнения рано или поздно начинают сказываться. Мысль  об
этом напомнила Барбаре, что ей  пора  кончать  разговор  и  возвращаться  на
совещание, где ее ждут клиенты. Она вышла на минутку,  и  мужчины  наверняка
решили, что она отправилась в  туалет.  Поэтому  Барбара  провела  рукой  по
волосам - каштановым и блестящим, как у матери-польки; они к тому же  еще  и
росли удивительно быстро, так что ей приходилось много времени  проводить  в
парикмахерской. Она рукой подправила прическу - ничего,  сойдет.  Пальцы  ее
наткнулись на темные  очки,  которые  она  несколько  часов  назад  сдвинула
наверх, да так и забыла снять, и вдруг вспомнила, как слышала  недавно,  что
темные очки надо лбом указывают на  принадлежность  женщины  к  чиновничьему
миру. А собственно, что тут такого? И она оставила на месте очки.
   - Послушай, папа, мне уже надо бежать, - сказала Барбара. - Не мог бы  ты
оказать мне услугу?
   - Какую?
   - Позвони Бретту. Извинись за меня и  скажи,  что  наша  встреча  сегодня
отменяется. Если он захочет, пусть позвонит мне попозже в отель "Дрейк".
   - Вот уж не знаю, смогу ли я...
   - Конечно, сможешь!  Ты  же  прекрасно  знаешь,  что  Бретт  -  в  центре
моделирования, поэтому тебе надо лишь снять трубку  внутреннего  телефона  и
набрать номер. Я не прошу тебя любить его, я знаю, он тебе не нравится, и ты
не раз давал это понять нам обоим. Я прошу тебя лишь передать ему мои слова.
Тебе, может, даже и не придется говорить с ним самим.
   Она,  не  сдержалась,  и  голос  ее  зазвучал  раздраженно:  опять   отец
заупрямился, а сколько таких неприятных разговоров у них уже было!
   - Хорошо, - буркнул Мэтт. - Я это сделаю. Только не горячись, пожалуйста.
   - Ты тоже. До свидания, папа. Береги себя - увидимся в конце недели.
   Барбара поблагодарила секретаршу, чьим телефоном она  воспользовалась,  и
соскользнула с края стола. Она была высокая, длинноногая, с  отличной,  тоже
унаследованной  от  матери,  фигурой:  по-славянски   аппетитной,   говорили
некоторые, и вызывавшей неизменное восхищение мужчин.
   Звонила она домой в  Детройт  с  двадцать  первого  этажа  небоскреба  на
Третьей авеню, где три этажа занимала нью-йоркская контора агентства Осборна
Дж. Льюиса - в обиходе Оу-Джи-Эл, - одного из крупнейших  в  мире  рекламных
агентств со штатом приблизительно в две тысячи человек. При желании  Барбара
могла бы спуститься этажом ниже, где,  как  кролики  в  клетках,  в  тесноте
сидели сотрудники, и позвонить в Детройт из одной из  комнатушек  без  окон,
величиною  с  чулан,  которые  предназначались   специально   для   приезжих
сотрудников вроде нее. Но проще было не спускаться, а звонить с того  этажа,
где проходило совещание. Этот  этаж  был  отведен  для  клиентов.  Здесь  же
размещались  бухгалтерия  и  начальство  в  роскошно  обставленных,  светлых
кабинетах, где на стенах висели подлинные Сезанн, Уайет  или  Пикассо,  а  в
стены были встроены бары, которые выдвигались или  же  оставались  закрытыми
сообразно тщательно изученным  вкусам  клиентов.  Даже  секретарши  работали
здесь  в  более  благоприятных  условиях,  чем   самые   лучшие   творческие
специалисты этажом ниже. В какой-то степени, думала порой Барбара, агентство
напоминало римскую галеру - с той  разницей,  что  здесь  "обитатели  трюма"
поглощали ленчи с мартини,  вечером  отправлялись  домой,  а  если  занимали
достаточно высокое положение, то иной раз заглядывали и сюда, наверх.
   Барбара заспешила по коридору. В строго обставленной детройтской конторе,
где она в основном работала, каблучки ее застучали бы барабанной дробью,  но
здесь не слышно было ни звука из-за толстого ковра, покрывавшего пол.  Когда
она проходила мимо приоткрывшейся двери, до  нее  донеслись  звуки  рояля  и
девичий голос, напевавший:

   Еще один счастливец
   Вступил в ряды миллионов
   И говорит: "О, "Бриск"!
   Прошу подать мне "Бриск"!
   Мне очень по душе пришелся -
   "Бриск", "Бриск", "Бриск"!

   Там сейчас наверняка сидит клиент, слушает и решает,  устраивает  ли  его
эта песенка, - и скажет "да", что повлечет за  собой  большие  расходы,  или
"нет"  в  зависимости  от  пристрастия,  или   предубеждения,   или   общего
самочувствия, или от того, не началось ли у него после  завтрака  несварение
желудка.  Стишки,  конечно,  ужасные  -   наверное,   потому,   что   клиент
предпочитает банальности: большинство ведь боится всего  необычного.  А  вот
мелодия - запоминающаяся: если это записать с оркестром и  хором,  то  почти
вся страна через месяц-другой  будет  ее  напевать.  "Интересно,  что  такое
"Бриск"? - подумала Барбара. Напиток? Новый пятновыводитель?" Это могло быть
что угодно, любая штуковина.  Клиенты,  пользовавшиеся  услугами  агентства,
занимались самым разным бизнесом - правда, автомобильные компании,  которыми
ведала Барбара, были самым важным  клиентом  с  самым  крупным  счетом.  Как
любили  напоминать  автомобилестроители,   одна   только   статья   бюджета,
отведенная на рекламу, превышала сто миллионов долларов в год.
   У входа в конференц-зал  ј  1  все  еще  горела  красная  надпись:  "Идет
совещание". Клиентам нравились горящие надписи -  это  придавало  тому,  что
здесь происходило, более важный вид.
   Барбара тихо вошла и села на свое место посредине длинного  стола.  Кроме
нее, в этой  комнате,  обитой  панелями  из  розового  дерева,  обставленной
георгианской мебелью, было еще семь человек. Во главе  стола  сидел  старший
инспектор Кейс Йетс-Браун, седой, лощеный мужчина, в чьи обязанности входило
следить за  тем,  чтобы  автомобильная  компания  была  довольна  агентством
Осборна Дж. Льюиса. Справа  от  Йетс-Брауна  находился  заведующий  рекламой
компании  Дж.  П.  Ундервуд  ("Зовите  меня  просто  Джи-Пи"),  сравнительно
молодой, недавно назначенный на этот пост человек, еще не успевший освоиться
в обществе окружавших его высоких  чинов.  Напротив  Ундервуда,  поблескивая
лысиной, сидел  Тедди  Ош,  руководитель  творческой  мастерской  Оу-Джи-Эл,
человек,  из  которого  идеи  били  фонтаном.   Ош,   невозмутимый,   чем-то
напоминающий школьного учителя, пережил здесь многих своих коллег  и  провел
не одну успешную кампанию по рекламе автомобилей.
   Кроме них, тут были помощник Дж. П. Ундервуда, тоже из Детройта, еще  два
сотрудника агентства и Барбара, единственная женщина, не считая  секретарши,
которая сейчас разливала кофе.
   Обсуждалась реклама "Ориона". Они уже  со  вчерашнего  дня  рассматривали
предложения, разработанные агентством. Сотрудники по очереди  излагали  свои
идеи клиенту, то есть Ундервуду и его помощнику.
   - Один вариант, Джи-Пи,  мы  оставили  на  конец,  -  сказал  Йетс-Браун,
по-приятельски обращаясь  к  заведующему  рекламой.  -  Думается,  он  может
показаться вам оригинальным, а возможно, и интересным. - Говорил Йетс-Браун,
как всегда, с должной смесью  авторитетности  и  обходительности,  хотя  все
присутствующие и знали, что Ундервуд на самом деле почти ничего не  решал  и
не входил в число "верховного командования" автомобильной компании.
   - Давайте смотреть, - неожиданно резко сказал Дж. П. Ундервуд.
   Сотрудник агентства поставил несколько  листов  картона  на  мольберт.  К
каждому был прикреплен лист бумаги с весьма схематическим наброском  будущей
рекламы. И каждый такой набросок, как знала Барбара, представлял собою часы,
а порой и долгие вечера и ночи размышлений и труда.
   С этого обычно начинается кампания по рекламе  любой  новой  машины  -  с
процедуры просмотра набросков, именуемой "шуршанием".
   - Барбара, - сказал Йетс-Враун, - не проведете ли вы нас по этому бурному
морю? Она кивнула.
   - Видите  ли,  Джи-Пи,  -  начала  Барбара,  глядя  на  Ундервуда  и  его
помощника, - мы хотели показать "Орион" в повседневном быту. На первом листе
вы видите:
   "Орион" выезжает из мойки.
   Взгляды всех устремились на эскиз. Он  был  интересно  задуман  и  хорошо
выполнен. Передняя часть машины вылезала из моечного туннеля, словно бабочка
из кокона. Рядом в ожидании стояла молодая женщина, готовая сесть  за  руль.
Если снять это в цвете - для фотографии или фильма,  -  получится  эффектная
картинка.
   Но Дж. П. Ундервуд оставался бесстрастен - даже веко не дрогнуло. Барбара
кивнула, показывая, чтобы сменили лист.
   - Некоторые давно считают, что в рекламе мы  уделяем  недостаточно  места
роли автомобиля в жизни современной женщины.  Как  известно,  в  большинстве
своем реклама адресована мужчинам.
   Барбара могла бы добавить - хотя и не добавила, - что последние два  года
ей как раз было поручено делать  рекламу  с  учетом  женской  точки  зрения.
Однако были дни, когда, почитав рекламные тексты, ориентированные на  мужчин
(это именовалось в обиходе "мускулистыми текстами") и продолжавшие поступать
в больших количествах, Барбара чувствовала, что абсолютно не справляется  со
своей задачей. Сейчас же она добавила:
   - Мы полагаем, что женщины будут широко пользоваться "Орионом".
   На мольберте стоял эскиз  стоянки  возле  супермаркета.  Художник  создал
отличную композицию: в глубине - магазин, на переднем плане - "Орион"  среди
других машин. И женщина, укладывающая на заднее сиденье "Ориона" пакеты.
   - А все эти машины вокруг, - спросил заведующий рекламной компании, - они
будут наших марок или марок конкурентов?
   - Я считаю, что ваших, Джи-Пи, - поспешил ответить Йетс-Браун.
   - Нет, Джи-Пи, тут должны быть и машины конкурентов, - возразила Барбара.
- Иначе это будет выглядеть искусственно.
   - Не нравится мне это обилие пакетов, - заметил помощник Ундервуда. - Они
загромождают композицию. Отвлекают внимание от  машины.  И  фон  надо  будет
зазеленить.
   Барбара сокрушенно вздохнула.  Это  был  трюк,  применяемый  фотографами,
которые, снимая машины,  смазывают  вазелином  края  линз,  и  тогда  машина
получается резко очерченной, а все  окружающее  -  как  бы  в  тумане.  Хотя
автомобильные компании продолжали  настаивать  на  применении  этого  трюка,
многие люди, работавшие в рекламе, считали  его  столь  же  устаревшим,  как
твист.
   - Но ведь мы пытаемся показать машину в процессе  эксплуатации,  -  мягко
возразила Барбара.
   - И тем не менее это замечание правильное, - заявил Йетс-Браун. - Давайте
его запишем.
   - На следующем эскизе, - продолжала Барбара, - "Орион" под  дождем  -  мы
считали, что это должен быть настоящий ливень.  Водитель  -  снова  женщина,
только на этот раз женщина, возвращающаяся домой  с  работы.  Снимать  будем
после наступления темноты, чтобы запечатлеть отражения на мокром асфальте.
   - Трудновато будет не забрызгать машину, - глубокомысленно изрек  Дж.  П.
Ундервуд.
   - А ее и надо немного забрызгать, - сказала Барбара. - Опять-таки ближе к
жизни. На цветной пленке это может здо