адь, где можно увидеть новую модель.
   Адам с Эрикой прилетели сюда из Детройта вчера, а рано утром - почти  два
часа назад - Адам вместе с Хабом Хьюитсоном уже отправился осматривать треки
автодрома. Вице-президент компании имел в своем распоряжении  зафрахтованный
вертолет, на котором Хьюитсон и Адам вылетели на место.
   Эннистон, бело-зеленый провинциальный городок, был расположен примерно  в
шести милях от автодрома в Талладеге.
   Официальная компания, где  трудился  Адам,  как  и  другие  автомобильные
фирмы, не  имела  непосредственного  отношения  к  автомобильным  гонкам,  и
поэтому некогда щедро финансируемые гоночные экипажи фирмы  были  распущены.
Однако ни одно официальное решение  не  могло  подорвать  уже  укоренившийся
интерес  к  гонкам,  который  разделяло  большинство  хозяев  автомобильного
бизнеса. Вот почему самые главные  автомобильные  гонки  привлекали  к  себе
многочисленных гостей из Детройта. К тому же автомобильные фирмы  на  уровне
управлений  или  отделов  негласно  продолжали  вкладывать  в  них   деньги.
Благодаря  этой  системе,  введенной  прежде  всего  "Дженерал   моторс"   и
практикуемой на протяжении многих лет, фирмы, если первым к финишу  приходит
их автомобиль, чувствовали себя  триумфаторами  и  не  упускали  возможности
сорвать аплодисменты.  Если  же  снаряженный  фирмой  автомобиль  оказывался
позади, его хозяева  лишь  пожимали  плечами,  ничем  не  обнаруживая  своей
причастности к неудачливому гонщику.
   Эрика поднялась с постели, не спеша приняла ванну и стала одеваться.
   Мысли  ее  все  время  вертелись  вокруг  Пьера  Флоденхейла,  фотография
которого крупным планом была напечатана в утренней газете. На снимке  Пьера,
одетого в гоночный костюм и шлем, одновременно целовали две  девушки,  и  он
улыбался во весь рот - во-первых, конечно,  оттого,  что  его  целовали  две
девушки, а во-вторых, потому, что  большинство  обозревателей  предсказывали
ему победу и в сегодняшней, и в завтрашней гонках.
   Адаму и приехавшим с ним коллегам приятны были эти прогнозы, ибо в  обеих
гонках Пьер будет вести машины, выпускаемые их компанией.
   Эрика видела Пьера мимоходом накануне, и встреча  с  ним  вызвала  в  ней
весьма противоречивые чувства.
   Это был шумный коктейль, один из  многочисленных  приемов,  какие  обычно
устраивают накануне крупных автомобильных гонок. Пьер был в центре всеобщего
внимания. Большинство из них уже барабанили по клавишам,  и  Эрика,  которая
видела все это из своей ложи, отгороженной от них стеклом, недоумевала,  что
они могли писать, если гонка еще не началась.
   До старта  оставалось  всего  несколько  минут.  Закончилась  молитва,  и
пастор,   церемониймейстеры,   девицы-барабанщицы,   оркестры    и    прочие
малосущественные персонажи будущего спектакля удалились с поля. Теперь  трек
был свободен, и пятьдесят автомобилей под  стартовыми  номерами  выстроились
длинной двойной колонной. Как  всегда  в  последние  минуты  перед  стартом,
напряжение достигло апогея.
   Эрика заглянула в программку и увидела, что Пьер должен быть в  четвертом
ряду. Его машина шла под номером 29.
   В контрольной башне высоко над  треком  был  расположен  "нервный  центр"
гонок. Оттуда по  радио,  телесети  и  телефону  осуществлялся  контроль  за
стартерами,  сигнализацией  на  трассе,  головным  автомобилем,  санитарными
машинами и техпомощью. За  пультом  восседал  главный  распорядитель  гонок.
Рядом в кабине, сняв пиджак, устроился комментатор, чей голос будет  звучать
из репродукторов в течение всей гонки.
   Распорядитель гонок отдавал команду своему персоналу:
   - Проверить сигнальное освещение по всей трассе  -  в  порядке?..  Трасса
готова?.. К старту готовы?.. Отлично... Последовала команда:
   - На старт!
   Через систему репродукторов специально приглашенный  "свадебный  адмирал"
отдал гонщикам традиционную команду:
   - Джентльмены! Запускайте моторы!
   Воздух наполнился грохотом - самым волнующим  звуком  на  гонках.  Словно
пятьдесят  вагнеровских  крещендо,   взревели   пятьдесят   двигателей   без
глушителей; их грохот разнесся на несколько миль за пределами автодрома.
   Головной автомобиль  с  сигнальными  флажками,  резко  набирая  скорость,
вырвался на трассу. Следом за ним устремились гоночные машины - пока еще  по
две в ряд, сохраняя предстартовый порядок на протяжении двух  "разминочных",
не идущих в зачет кругов.
   Участвовать в гонках должно было  пятьдесят  автомобилей.  На  трассу  же
вышло сорок девять.
   Так и не завелся двигатель ярко-красного сверкающего седана  под  номером
06, выведенным золотой краской.  К  машине  мигом  подскочили  техники  и  в
волнении засуетились вокруг, но тщетно. В конце концов автомобиль откатили к
стенке автодрома и задвинули в бокс, а разочарованный гонщик сорвал с головы
шлем и швырнул его вслед своему седану.
   - Бедняга! - заметил кто-то в контрольной башне. - А ведь это  был  самый
элегантный автомобиль на поле!..
   - Наверно, слишком долго блеск наводил, - сострил распорядитель гонок.
   На втором круге, когда участники все  еще  шли  вплотную  друг  к  другу,
распорядитель дал по радио команду головной машине:
   - Поднять темп!
   Скорость гонки резко возросла. Моторы заревели еще сильнее.
   После третьего круга головная машина, сделав свое дело, сошла с трассы.
   На линии старта - финиша, прямо перед трибуной,  воздух,  словно  молния,
рассек зеленый флаг судьи-стартера.
   И трехсотмильная гонка - сто тринадцать изнурительных кругов - началась.
   С самого начала темп был взят бешеный, завязалась ожесточенная спортивная
борьба. На первых пяти кругах гонщик по  имени  Дулитл  в  машине  номер  12
вырвался вперед и возглавил гонку. За ним  шла  машина  под  номером  36,  в
которой сидел миссисипский гонщик с квадратной челюстью, известный  в  кругу
болельщиков под кличкой Головорез. Оба  считались  фаворитами  не  только  у
специалистов, но и у большинства зрителей.
   Третьим неожиданно оказался никому не известный гонщик Джонни Геренц  под
номером 44.
   На четвертое место вскоре после Геренца вырвался Пьер Флоденхейл в машине
под номером 29.
   Двадцать шесть кругов попеременно лидировали два  первых  гонщика.  Затем
из-за неполадок с зажиганием Дулитл два раза подряд  вынужден  был  сойти  с
трассы. Это стоило ему целого круга, после чего,  вся  в  дыму,  машина  его
вообще выбыла из соревнования.
   В результате аутсайдер и новичок Джонни  Геренц  переместился  на  второе
место, Пьер стал третьим.
   На тридцатом круге произошла авария, замелькали красные сигнальные флажки
- гонщики замедлили темп, чтобы дать возможность  убрать  с  трассы  обломки
машины и удалить пролитое масло. Пока приводили в порядок трассу,  круги  не
засчитывались, и некоторые гонщики съехали  в  боксы,  в  том  числе  Джонни
Геренц и Пьер. За несколько секунд оба сменили колеса, заправились  бензином
и снова выехали на трек.
   Скоро сигнальные флажки исчезли, и гонка возобновилась.
   Используя то обстоятельство, что  лидирующая  группа  принимала  на  себя
сопротивление воздушного потока, Пьер "приклеился" к ней  в  хвост,  экономя
таким образом бензин и щадя свой двигатель. Это была опасная  игра,  но  при
искусном маневрировании  она  могла  принести  победу  в  длительной  гонке.
Искушенные зрители чувствовали, что Пьер  намеренно  держится  чуть  позади,
накапливая запас мощности и скорости для последующих этапов гонки.
   - Во всяком случае, - сказал Адам Эрике, - будем надеяться, что он только
из тактических соображений не выходит вперед.
   Пьер был единственным в первой тройке, кто представлял на гонке компанию.
Поэтому Адам, Хаб Хьюитсон и другие болели  за  него  и  надеялись,  что  он
все-таки выйдет в лидеры.
   Всякий раз, бывая на гонках, Эрика  восхищалась  стремительностью  работы
ремонтных групп: пять механиков умели за минуту, а  то  и  быстрее  поменять
четыре колеса, долить в бак бензин, посовещаться с водителем.
   - Они тренируются, - объяснил Адам. - Тренируются часами в течение  всего
года. Они никогда не сделают лишнего  движения,  никогда  не  помешают  друг
другу.
   Их сосед, вице-президент по производству, кивнул в сторону ремонтников  и
сказал Адаму:
   - Такие нам очень пригодились бы на конвейере.
   Ремонтная группа - Эрика это знала - один  из  факторов,  обусловливающих
победу или поражение.
   Лидирующая группа пошла сорок седьмой круг,  когда  на  крутом  вираже  в
северном  конце  автодрома  потерял  управление   серо-голубой   автомобиль.
Завалившись на левый бок, машина лежала сейчас на поле, -  гонщик  отделался
испугом. Но пока машина вертелась волчком, она зацепила соседнюю,  и  та  на
полном ходу врезалась в оградительный щит. В воздух взвился фейерверк  искр,
затем языки темного пламени от загоревшегося  масла.  Гонщик  выполз  из-под
обломков, санитары тотчас подхватили его и  унесли  с  трека.  Пожар  быстро
потушили. Через несколько минут было объявлено, что второй гонщик  отделался
всего несколькими  царапинами.  Таким  образом,  весь  урон  свелся  к  двум
разбитым машинам.
   Взметнулись  желтые   сигнальные   флажки:   "Осторожно!"   -   и   гонка
продолжалась, но гонщикам запрещено было маневрировать на  трассе,  пока  не
уберут флажок. Тем временем аварийная и техническая команды  быстро  очищали
трек от обломков.
   Эрика немножко заскучала и, воспользовавшись  паузой,  прошла  в  глубину
ложи. Кэтрин Хьюитсон, низко наклонив голову, занималась  своим  вышиванием,
но когда она подняла глаза на Эрику, та увидела, что в них стоят слезы.
   - Я не могу этого выносить, - сказала Кэтрин. - Гонщик,  который  получил
повреждения, всегда входил в команду нашего завода. Я хорошо его знаю и  его
жену тоже.
   - С ним ничего страшного,  -  успокоила  ее  Эрика.  -  Его  лишь  слегка
поцарапало.
   -  Я  знаю.  -  Жена  вице-президента  отложила  вышивание.  -  Я  бы   с
удовольствием выпила чего-нибудь. Не хотите составить мне компанию?
   В самой глубине частной ложи был крохотный  бар.  Вскоре  вместо  желтого
флажка появился зеленый, и машины стрелой понеслись вперед.
   Несколько секунд спустя Пьер Флоденхейл, взвинтив  до  предела  скорость,
обогнал новичка Джонни Геренца и вышел на второе место.
   Теперь он сидел на хвосте у Головореза, который мчался со  скоростью  сто
девяносто миль в час.
   Целых  три  круга,  на  последней  четверти  дистанции,  между  ними   не
прекращалась ожесточенная дуэль: Пьер старался выйти вперед, и это ему почти
удавалось, но Головорез с  большим  мастерством  продолжал  удерживать  свои
позиции. И тем не менее на  прямой  восемьдесят  девятого  круга,  когда  до
финиша оставалось еще двадцать четыре круга, Пьер пулей выскочил вперед.  На
автодроме и в ложе компании зааплодировали.
   Диктор объявил:
   - Гонку возглавил номер двадцать девятый - Пьер Флоденхейл!
   Трагедия разыгралась в тот момент, когда лидирующие машины приближались к
повороту на юг - у Южной трибуны и лож.
   Впоследствии  высказывались  разные  версии  относительно  того,  что  же
произошло. Одни говорили, что в машину  Пьера  ударил  резкий  порыв  ветра;
другие утверждали, что у него заело руль и он не сумел  вписаться  в  кривую
виража; третьи доказывали, что в его машину попал кусок металла, отскочивший
от другой, разбившейся машины, из-за чего машину Пьера занесло.
   Как бы там ни было, машина под номером 29 вдруг запетляла и, несмотря  на
все  усилия  Пьера  выровнять  ее,  на  самом  вираже  передом  врезалась  в
железобетонную оградительную стенку. С грохотом,  похожим  на  взрыв  бомбы,
машина раскололась на две части. Обе половины еще скользили рядом по  стенке
виража, когда их рассек Джонни Геренц. Машина его  завертелась  как  волчок,
перевернулась и через какие-нибудь несколько секунд уже лежала на поле вверх
колесами, которые продолжали неистово вращаться. В обломки машины  номер  29
теперь влетела другая, а в нее третья. На вираже образовалась груда из шести
машин - пять из них окончательно сошли с гонки,  а  шестая  протащилась  еще
несколько кругов, потом у нее  отскочило  колесо,  и  ее  откатили  в  бокс.
Пострадал лишь Пьер, остальные гонщики остались целы и невредимы.
   Сидевшие в ложе компании вместе с остальными зрителями в ужасе следили за
тем, как  две  группы  санитаров  бросились  к  обломкам  машины  номер  29.
По-видимому, они собирали тело по частям и складывали на  носилки,  стоявшие
посредине между двумя изуродованными частями кузова. Когда директор какой-то
компании, поднеся к глазам бинокль, увидел, что  происходит,  он  побледнел,
опустил бинокль и сдавленным голосом произнес:
   - О Боже - Затем, обращаясь к сидевшей рядом жене, сказал. - Не смотри.
   В отличие от нее Эрика не отрывала глаз от происходящего. Она  пристально
смотрела  туда,  где  разыгралась  трагедия,  не  совсем  понимая,  что  же,
собственно, произошло, но твердо зная одно:  Пьер  уже  мертв.  Позже  врачи
объявили, что смерть наступила мгновенно, как только машина Пьера  врезалась
в стенку.
   Вся эта сцена с самого начала казалась Эрике нереальной - словно медленно
прокручивали  кинопленку,  не  имевшую  к  ней  никакого  отношения.   После
пережитого шока она тупо и безучастно досмотрела состязания,  продолжавшиеся
еще кругов двадцать. Головореза, совершившего  круг  почета,  приветствовали
как победителя. Толпа облегченно вздохнула. После катастрофы, происшедшей  у
всех на глазах, люди сидели подавленные, а теперь впечатление от  неудачи  и
смерти сгладил триумф.
   Однако в ложе компании по-прежнему  царило  мрачное  настроение  -  и  не
только потому, что страшная смерть молодого гонщика глубоко  потрясла  всех,
но и потому, что победителем в  гонке  "Кейнбрейк-300"  оказался  автомобиль
другой фирмы. Голоса звучали приглушеннее обычного, говорили главным образом
о возможности реванша в завтрашней гонке "Талладега-500". Затем  большинство
представителей компании поспешили  покинуть  ложу  и  разъехались  по  своим
гостиницам.
   Только когда Эрика осталась наедине с Адамом в тишине роскошного номера в
мотеле, она  почувствовала  глубину  своего  горя.  Они  приехали  вместе  с
автодрома на машине, принадлежащей компании; Адам всю дорогу молчал. Теперь,
оказавшись в спальне, Эрика закрыла лицо  руками  и,  застонав,  рухнула  на
кровать. Она не могла ни плакать,  ни  собраться  с  мыслями.  Она  понимала
только одно: нет больше Пьера, такого молодого, обаятельного,  добродушного,
так любившего жизнь и женщин, и вот теперь ни одна женщина уже не  узнает  и
не полюбит его.
   Эрика почувствовала, что Адам сел рядом с ней на кровать.
   - Мы поступим, как ты захочешь, - мягко произнес он, -  можем  немедленно
вернуться в Детройт или переночевать здесь и выехать завтра утром.
   В конце концов решено было остаться; они  спокойно  поужинали  в  номере.
Вскоре Эрика легла в постель и, обессиленная, погрузилась в глубокий сон.

***

   На другое утро, в воскресенье, Адам повторил Эрике, что, если она  хочет,
они могут немедленно выехать. Но она лишь покачала головой и сказала  "нет".
Если уезжать, значит, надо спешно паковать чемоданы, а подобная затрата  сил
просто бессмысленна, так как возвращение в Детройт ничего не изменит.
   Как сообщала газета "Эннистон стар", похороны Пьера назначены на среду  в
Дирборне. Его останки еще сегодня переправят в Детройт.
   Вскоре после того, как они решили остаться, Эрика сказала Адаму:
   - Ты поезжай, посмотри пятисотмильную гонку. Тебе  ведь  хочется,  верно?
Ну, а я побуду здесь.
   - Если мы не возвращаемся в Детройт, мне, конечно, хотелось бы посмотреть
гонку, - признался Адам. - А тебе не будет скучно одной?
   Эрика сказала, что не будет; она была  благодарна  Адаму  за  то,  что  и
вчера, и сегодня он ни о чем ее  не  расспрашивал.  Он  понимал,  что  Эрику
травмировала страшная смерть знакомого человека, а если  и  задумывался  над
тем, чему еще можно приписать такое  горе,  то  благоразумно  не  высказывал
своих мыслей.
   Однако когда Адаму  пришло  время  отправляться  на  автодром,  Эрика  не
захотела оставаться одна и решила поехать с ним.
   Отправились они  на  машине,  что  заняло  гораздо  больше  времени,  чем
накануне на вертолете, и дало возможность Эрике чуточку забыться и прийти  в
себя. Во всяком случае, она была рада, что уехала  из  мотеля.  Как  и  весь
уик-энд, погода стояла дивная, и пейзажи Алабамы радовали глаз.
   На автодроме, в ложе, отведенной для компании, все, казалось,  было,  как
всегда, как и накануне до катастрофы: шел оживленный разговор о том, что оба
фаворита сегодняшней гонки "Талладега-500" поедут на машинах компании. Эрика
вспомнила, что ее как-то знакомили с одним из  гонщиков  -  его  звали  Уэйн
Онпэтти.
   Если сегодня первым к финишу придет Онпэтти  или  другой  фаворит,  Бадди
Андлер, вчерашняя  неудача  забудется,  поскольку  "Талладега-500"  -  более
трудное и, следовательно, более важное состязание.
   Главные гонки  проводились,  как  правило,  в  воскресенье,  и  фирмы  по
производству автомашин, автопокрышек и прочего  оборудования  избрали  своим
девизом "В воскресенье - побеждай, в понедельник - продавай!".
   В ложе компании, как и вчера, оказалось полно народу. Хаб Хыоитсон, снова
сидевший в первом ряду, был явно в хорошем настроении. Кэтрин, как  заметила
Эрика, устроилась сзади и, не поднимая головы, по-прежнему занималась  своим
вышиванием. Эрика выбрала место с краю в третьем ряду, надеясь, что не будет
привлекать к себе лишнего внимания. Адам все время сидел рядом с  Эри-кой  -
только однажды он на несколько минут вышел  из  ложи,  чтобы  поговорить  со
Смоки Стефенсеном.

***

   Пока полным ходом  шли  приготовления  к  старту,  торговец  автомобилями
жестом попросил Адама подойти. Выйдя из ложи через служебный выход следом за
Смоки, Адам постоял с ним под горячими лучами яркого солнца. Отсюда не  было
видно трассу, зато до них донесся  рев  моторов  -  это  ушли  на  дистанцию
головная машина и полсотни участников гонки.
   Адам вспомнил, что познакомился  с  Пьером  Флоденхейлом,  когда  впервые
зашел к Смоки в магазин примерно в начале  года,  -  Пьер  подрабатывал  там
продавцом.
   - Мне очень жаль Пьера, - проговорил Адам. Смоки поскреб рукой щетину  на
подбородке - к этому жесту Адам уже успел привыкнуть.
   - В некотором отношении этот малый был для меня как  сын.  Можно  сколько
угодно твердить себе, что такое всегда может  случиться,  что  это  -  часть
игры: я в свое время прекрасно это понимал, как и он. И все же, когда  такое
случается, ничуть не легче от того, что разумом ты все  понимаешь.  -  Смоки
заморгал, и Адаму открылась  та  сторона  характера  торговца  автомобилями,
которую тот редко обнажал. -  Это  было  вчера.  Сегодня  -  новый  день,  -
отрывисто бросил Смоки. - И мне хотелось бы знать - у вас уже был разговор с
Терезой?
   - Пока нет. - Адам знал, что месячная отсрочка,  которую  он  предоставил
Смоки, прежде  чем  его  сестра  продаст  акции  "Стефенсен  моторе",  скоро
истечет. Но Адам ничего не сообщил Терезе. - Я не очень уверен, что  так  уж
необходимо советовать моей сестре избавляться от акций, - сказал он.
   Смоки  Стефенсен  внимательным  взглядом  окинул  лицо  Адама.  Это   был
проницательный взгляд, от  которого,  Адам  понимал,  мало  что  ускользает.
Именно  эта  проницательность  и  побудила  Адама  в  последние  две  недели
пересмотреть свое мнение о фирме "Стефенсен  моторе".  Дело  в  том,  что  в
системе торговли машинами давно уже пора было многое менять. Но Адам считал,
что Смоки выживет, ибо борьба за жизнь была  для  него  естественным  делом.
Учитывая это, Адам  не  видел  более  выгодных  возможностей  для  помещения
капитала Терезы и ее детей.
   - Думаю, сейчас самое время для постепенной распродажи акций,  -  заметил
Смоки. - Поэтому я не стану нажимать - просто буду ждать и надеять