ности,
Кейс Йетс-Браун вскочил с кресла.
   - Вы обращались к председателю совета директоров?! - Наверное, упоминание
папы римского или президента Соединенных Штатов  не  произвело  бы  на  него
столь сильного впечатления.
   - Он приезжал посмотреть, как мы снимаем. А на другой день  Вес  Гропетти
взял отснятые пленки и продемонстрировал их  председателю  прямо  у  него  в
офисе.
   - И вы пустили этого сквернослова, этого хиппи  Гропетти  на  пятнадцатый
этаж?
   - Вес считает, что они с председателем нашли общий язык.
   - Он так считает! А вы даже не пошли с ним?
   - В тот день я никак не могла.
   - О Господи! - Барбара представила себе, как побледнел старший  инспектор
и в отчаянии схватился за голову.
   - Вы ведь сами мне говорили, -  напомнила  Барбара,  -  что  председатель
заинтересован  в  этом  проекте  и  что  мне  время  от   времени   придется
информировать его о том, как идет работа.
   - Да,  но  не  так  вот  -  мимоходом!  Даже  не  поставив  нас  здесь  в
известность, чтобы мы могли заранее решить, в каком ключе вам докладывать. А
уж послать Гропетти одного...
   - Я еще не успела вам сказать, - проговорила Барбара,  -  что  на  другой
день председатель  совета  позвонил  мне.  Он  сказал,  что  наше  агентство
проявило похвальную широту взглядов - это буквальные его слова, -  пригласив
работать над фильмом режиссера Веса Гропетти, и советовал ни в коей мере  не
ограничивать Веса, так как фильм должен быть хорошо срежиссирован. При  этом
председатель добавил, что все это он изложит в письме,  которое  направит  в
агентство.
   Барбара услышала сопение на другом конце провода.
   - Письма мы пока еще не получили. Когда оно придет... - Пауза. - Барбара,
по-моему, вы прекрасно делаете свое дело. - В голосе Йетс-Брауна послышались
умоляющие нотки. - Только  прошу  вас,  пожалуйста,  не  надо  рисковать,  и
немедленно ставьте меня в известность  о  любых  контактах  с  председателем
совета директоров заказчика.
   Барбара пообещала, после чего Кейс Йетс-Браун  -  все  так  же  нервно  -
повторил, что все-таки надо было бы иметь сценарий.
   Несколько дней спустя Вес Гропетти решил - все  так  же  без  сценария  -
приступить к съемкам заключительных кадров, посвященных Ролли Найту и  найму
неквалифицированной рабочей силы в черте города.

***

   Вечерело.
   В душную  до  тошноты,  плохо  обставленную  комнатенку  набилось  восемь
человек.
   В Детройте - и особенно в городском гетто - стоял  знойный,  безветренный
летний день. Даже сейчас, после захода солнца, было жарко - ив помещении,  и
на улице.
   Ролли Найт и Мэй-Лу находились в числе этих восьми, ибо в  данный  момент
это было их обиталище. Хотя комнатенка была совсем крошечная, она служила им
одновременно и спальней, и жилой комнатой; в  примыкавшей  к  ней  кухоньке,
похожей на чулан, имелись раковина, кран с холодной водой (горячей не было),
растрескавшаяся от старости газовая плита  и  несколько  простых  деревянных
полок. Ни туалета, ни ванной. Эти  удобства  находились  этажом  ниже,  ими,
кроме Ролли и Мэй-Лу, пользовались обитатели еще шести квартир.
   У Ролли был угрюмый вид, словно он раскаивался, что вообще впутался в эту
историю.  Мэй-Лу,  похожая  на  девчонку-переростка,  с  тонкими  ногами   и
костлявыми руками,  почему-то  выглядела  испуганной,  но  постепенно  стала
успокаиваться, когда Вес Гропетти в своем неизменном черном берете,  который
он не снимал даже в жару, тихо заговорил с нею.
   За спиной у режиссера  находились  оператор  и  звукооператор,  с  трудом
расставившие в тесноте свое оборудование. Рядом с ними пристроилась  Барбара
Залески с раскрытым блокнотом в руках.
   Бретт Дилозанто забавлялся,  глядя  на  Барбару,  -  она  по  обыкновению
сидела, подняв на лоб темные очки.
   Софиты еще не были включены. Но все знали, что, как только они загорятся,
в комнате станет еще жарче.
   Леонард Уингейт то и дело вытирал белоснежным полотняным  платком  пот  с
лица. Они с Бреттом стояли, прижавшись к стене,  и  старались  занимать  как
можно меньше места.
   Вдруг - по знаку, незаметно поданному Гропетти, -  оба  техника  включили
софиты, и на магнитофоне завертелась пленка.
   Мэй-Лу сощурила глаза. Но режиссер продолжал тихо беседовать с ней -  она
кивнула и перестала морщиться. Чтобы не  попасть  в  кадр,  Гропетти  быстро
отошел в сторону.
   Мэй-Лу заговорила естественно, словно размышляя вслух:
   - Какой смысл думать о будущем, хоть нам и говорят,  что,  мол,  надо,  -
ведь будущего-то у таких, как мы, никогда не было и не будет. -  Она  пожала
плечами. - Так оно было, так оно и сейчас - ничего не меняется.
   - Стоп! - скомандовал Гропетти.
   Софиты погасли. Режиссер подошел к Мэй-Лу и стал  что-то  шептать  ей  на
ухо. Через несколько минут,  пока  другие  молча  ждали,  софиты  загорелись
снова. Гропетти отскочил назад.
   Лицо Мэй-Лу оживилось.
   - Ясное дело, забрали у нас цветной телевизор. -  Она  бросила  взгляд  в
пустой угол комнаты. - За ним явились два парня,  сказали,  что  мы  сделали
всего один взнос, а больше не платим. Один из  парней  поинтересовался,  для
чего мы тогда покупали. Я ответила: "Мистер, вот  сегодня  я  внесла  первый
взнос и вечером уже могу смотреть телевизор. Хотя бы несколько дней -  и  то
хорошо!" - Ее голос зазвучал глуше. - Мне бы надо ему сказать: "Да разве кто
уверен, что будет завтра?"
   - Стоп!
   - Зачем  все  это  снимают?  -  спросил  шепотом  Бретт  стоявшего  рядом
Уингейта.
   Важный неф все вытирал пот с лица.
   - Дело в том, что у них большие неприятности, - тихо  произнес  он.  -  У
обоих впервые в жизни появились какие-то деньги - вот  они  и  начали  вовсю
транжирить: купили мебель, цветной телевизор, нахватали всего  в  кредит,  а
выплатить не могут. И кое-что им пришлось вернуть. Но это еще не все.
   Тем временем Гропетти велел Найту и Мэй-Лу поменяться местами.  Теперь  в
камеру смотрел Ролли.
   - А что еще произошло? - спросил шепотом Бретт.
   - Это называется "подсечка", - пояснил Уингейт. -  Тут  вступает  в  силу
отвратительный, давно  изживший  себя  закон,  который  -  все  политические
деятели  так  считают  -  следовало  бы  изменить,  но   никто   ничего   не
предпринимает.
   Вес Гропетти, склонив голову, по своему обыкновению что-то  тихо  говорил
Ролли Найту.
   - Найту один раз уже "подсекли" жалованье, - сказал Уингейт Бретту. -  На
этой неделе состоялось второе решение суда, а по договору с  профсоюзом  две
"подсечки" автоматически влекут за собой увольнение.
   - Вот черт! А вы можете что-нибудь предпринять?
   - Не исключено. Но здесь многое зависит от самого Найта.  Когда  все  это
закончится, я поговорю с ним.
   - Как вы считаете, стоит ему так выворачиваться перед камерой?
   В ответ Леонард Уингейт только пожал плечами.
   - Я сказал ему, что это не обязательно - это ведь его сугубо личное дело.
Но, судя по всему, он не возражает, как и его  девчонка.  Возможно,  им  все
равно, а возможно, они считают, что тем самым помогут кому-то. Не знаю.
   Барбара, услышав их разговор, повернулась к ним.
   - Вес говорит, что это дополняет картину. Кроме того, он смонтирует все с
самым добрым к Найту отношением.
   - Если бы я ему не доверял, - сказал Уингейт, - нас бы сегодня  здесь  не
было.
   Режиссер продолжал инструктировать Ролли.
   - Наверное, половина того, что происходит с Ролли Найтом,  предопределена
нашим  собственным  отношением  ко   всему   этому   -   отношением   самого
истэблишмента, а значит, и таких  людей,  как  вы  оба  и  я,  -  продолжал,
обращаясь к Барбаре и Бретту, Уингейт; голос его звучал тихо, но напряженно.
- О'кей, мы оказываем помощь таким вот, как эта  юная  пара,  но,  не  успев
оказать  им  помощь,  уже  считаем,  что  они  должны  воспринять  все  наши
мелкобуржуазные ценности, которые мы создали в результате многих лет  жизни,
по нашим стандартам. То же самое и в отношении денег. Хотя  Найт  не  привык
обращаться с деньгами, потому что их у него не  было,  мы  считаем,  что  он
должен распоряжаться деньгами так, будто они были у него всю жизнь.  А  если
он распоряжается ими иначе - что тогда?  Его  вызывают  в  суд,  "подсекают"
жалованье и выгоняют с работы. При этом мы забываем, что многие  из  нас,  у
кого всегда были деньги,  залезают  в  долги,  из  которых  никак  не  могут
выпутаться. Но стоит этому парню пойти тем же путем, - неф кивнул в  сторону
Ролли Найта, - и наша система мигом вышвырнет его назад на помойку.
   - Вы не допустите этого, - тихо проговорила Барбара. Уингейт  нетерпеливо
мотнул головой.
   - Я ведь не волшебник. А таких, как Найт, много. Снова  зажглись  софиты.
Режиссер взглядом дал понять, что  просит  тишины.  В  душной  комнате,  где
неожиданно стало тихо, отчетливо зазвучал голос Ролли Найта:
   - Если здесь поживешь, конечно, много чего узнаешь. К примеру, сколько бы
тебя ни убеждали, лучше все равно не станет. И еще одно: ничто не  вечно.  -
Неожиданно лицо Ролли озарила улыбка, и тут же, словно пожалев об  этом,  он
насупился. - Так что лучше ничего и не  ждать.  Ведь  когда  нет  ничего,  и
терять не страшно.
   - Стоп! - скомандовал Гропетти.
   Съемки продолжались еще целый  час.  Гропетти  то  терпеливо  слушал,  то
уговаривал Ролли, и тот рассказывал о жизни в городском гетто и о работе  на
сборке автомобилей, где он  все  еще  трудится.  Хотя  молодой  рабочий-негр
говорил просто, порой запинаясь, тем  не  менее  из  его  слов  складывалась
картина реального положения вещей и представление о нем самом  -  не  всегда
благоприятное, но и не принижающее Найта.  Барбара,  видевшая  уже  отснятые
фрагменты фильма, была убеждена, что фонограмма  с  ответами  будет  звучать
убедительно и волнующе.
   Наконец был отснят заключительный кадр, софиты погасли, и  Вес  Гропетти,
сбросив свой черный берет, вытер вспотевшую голову большим  грязным  носовым
платком.
   - Выключай! - проговорил он, обращаясь к техникам. - Дело в шляпе.
   Все гуськом стали выходить из комнаты, прощаясь с Ролли и Мэй-Лу; остался
только Уингейт. Бретт Дилозанто, Барбара Залески и Вес Гропетти решили зайти
поужинать  в  детройтский  пресс-клуб,   и   Уингейт   должен   был   вскоре
присоединиться к ним.
   Он терпеливо ждал, пока через обшарпанный коридор с облупившейся  краской
на стенах и  единственной  тусклой  лампочкой  все  выйдут  на  лестницу  и,
спустившись по скрипучим деревянным ступеням, окажутся на улице. Из коридора
пахнуло отбросами. Мэй-Лу закрыла дверь.
   - Хотите чего-нибудь выпить, мистер? - спросила  она.  Уингейт  собирался
отказаться, но передумал:
   - Да, если можно.
   Молодая женщина достала с кухонной полки бутылку,  в  которой  совсем  на
донышке было немного рома, и поровну налила его в два стакана. Добавив  льда
и кока-колы, она протянула один стакан Уингейту, другой - Ролли.  Затем  все
трое уселись в их единственной комнате.
   - Агентство заплатит за пользование вашей квартирой для съемки, -  сказал
Уингейт. - Правда, немного - у них всегда так. Но я  постараюсь,  чтобы  эти
деньги не затерялись.
   По лицу Мэй-Лу промелькнула робкая улыбка. Ролли Найт молчал.
   - Вы знали, что на ваше жалованье наложен арест? Во второй раз? - спросил
Уингейт, сделав глоток из стакана. Ролли продолжал молчать.
   - Кто-то сказал ему сегодня на работе, - включилась в разговор Мэй-Лу.  -
Ему сказали, что он больше не получит чека с жалованьем. Это правда?
   - Нет, у него удержат только часть. Но если он лишится работы, то  вообще
не будет ничего получать. - И Уингейт объяснил  им  про  "подсечку":  арест,
налагаемый судом на жалованье согласно иску  кредиторов.  Он  добавил,  что,
хотя автомобильные компании и другие работодатели питают отвращение  к  этой
системе, они тем не менее вынуждены уважать закон.
   Как и предполагал Уингейт, ни Ролли, ни Мэй-Лу ничего не поняли, когда  в
первый раз лишились части денег по решению суда, да и теперь Ролли не  знал,
что  вторая  "подсечка"   -   согласно   соглашению,   существующему   между
администрацией и профсоюзами, - будет автоматически  означать  увольнение  с
завода.
   - Все это имеет свои причины, - сказал Уингейт.  -  "Подсечки"  добавляют
работу бухгалтерии, а это обходится компании в кругленькую сумму.
   - Вот дерьмо! - вырвалось у Ролли. Он встал и начал ходить по комнате.
   Леонард Уингейт вздохнул.
   - Если желаете знать мое мнение, я думаю,  что  вы  правы.  Поэтому  я  и
намерен по возможности вам помочь. Разумеется, если вы сами этого хотите.
   Мэй-Лу бросила взгляд на Ролли. И провела влажным языком по губам.
   - Он хочет, хочет, мистер! Последнее время он какой-то сам не свой. Он..,
словом, он такой расстроенный...
   "Интересно, что могло быть тому причиной?" - подумал Уингейт. Если  Ролли
узнал насчет "подсечки"  только  сегодня,  как  утверждает  Мэй-Лу,  значит,
расстраивался он не из-за этого. Но Уингейт решил не нажимать.
   - Вот что я могу сделать, - сказал он, - но вы должны меня понять: только
при условии,  если  вы  сами  того  хотите.  Я  могу  попросить  кого-нибудь
разобраться в ваших финансовых делах, навести в них порядок и помочь  начать
новую жизнь.
   Потом Уингейт  разъяснил  им,  как  функционирует  эта  система,  которую
придумал заведующий отделом персонала  компании  "Крайслер"  Джим  Робсон  и
которую со временем взяли на вооружение другие компании.
   Ролли и Мэй-Лу должны, сказал Уингейт, немедленно дать  ему  список  всех
своих долгов. А он передаст этот список  заведующему  отделом  персонала  на
заводе, где работает  Ролли.  Этот  человек  в  свободное  от  работы  время
просмотрит список, чтобы иметь полное представление о  том,  сколько  должен
Ролли. Затем он обзвонит по очереди всех кредиторов и  попытается  уговорить
их согласиться на выплату долгов небольшими суммами  в  течение  длительного
срока, а те  соответственно  заберут  из  суда  свои  жалобы.  Как  правило,
кредиторы в таких ситуациях шли навстречу, хорошо понимая, что  в  противном
случае должник из-за "подсечки"  потеряет  работу,  и  тогда,  "подсекай  не
подсекай", уже не получишь с него ни цента.
   Затем рабочего -  в  данном  случае  Ролли  Найта  -  спросят,  на  какую
минимальную сумму он может прожить неделю.
   После того как недельный прожиточный минимум Ролли будет установлен, чеки
с жалованьем станут поступать уже не ему, а в отдел персонала.  Ролли  будет
являться туда каждую пятницу и, подписав чек, вручать  его  тому,  кто  этим
занимается. По пятницам в кабинете этого человека, сказал Уингейт,  толчется
человек пятьдесят, попавших в затруднительное положение.  И  большинство  из
них благодарно за помощь.
   Сотрудник отдела персонала, получив деньги по чеку Ролли,  перечислит  их
на специальный счет, открытый на имя данного  человека,  поскольку  компания
официально не имеет никакого отношения  к  описываемой  процедуре.  С  этого
счета он будет переводить  кредиторам  согласованные  с  ними  суммы,  а  на
оставшуюся часть жалованья выпишет Ролли другой чек - на эти деньги Ролли  и
будет жить. После погашения всех долгов  сотрудник  отдела  персонала  снова
исчезнет  с  горизонта,  а  Ролли  будет  полностью  получать  то,  что  ему
причитается.
   Финансовая документация в любую минуту может  подвергнуться  проверке,  и
процедура  эта  создана  исключительно  для  того,  чтобы  помочь  рабочему,
попавшему в финансовые затруднения, - причем бесплатно.
   - Вам  будет  нелегко,  -  предупредил  его  Уингейт.  -  Чтобы  все  шло
нормально, вам придется жить более чем скромно.
   Ролли хотел было возмутиться, но Мэй-Лу поспешно вставила:
   - Это мы умеем, мистер. - Она посмотрела на  Ролли,  и  Уингейт  заметил,
каким властным и одновременно по-детски любящим был этот взгляд. - Ты так  и
сделаешь! - решительно заявила она. - Да, так и сделаешь.
   Криво усмехнувшись, Ролли только пожал плечами в ответ.
   Было ясно, однако, что Ролли Найта продолжало что-то  мучить,  и  Леонард
Уингейт чувствовал: это что-то серьезное, не имеющее отношения к  затронутой
им проблеме. И он снова подумал: что же это может быть?

***

   - Мы все сидели и размышляли, - сказала Барбара  Залески,  когда  наконец
появился Леонард Уингейт, - выдержат ли те двое то, что им предстоит.
   Барбара, единственная из них,  кто  был  членом  пресс-клуба,  пригласила
остальных. И все это время она, Бретт Дилозанто и Вес  Гропетти  в  ожидании
Уингейта просидели в баре. Теперь они - уже вчетвером - перешли в ресторан.
   Среди пресс-клубов страны детройтский,  несомненно,  считается  одним  из
лучших. Он небольшой, но хорошо поставленный и с прекрасной кухней, так  что
многие стремились туда попасть. Как ни странно, несмотря на каждодневную и в
общем-то естественную связь с автомобильной промышленностью, на стенах клуба
не  было  почти  никаких  свидетельств  этой  связи  -  намеренно,   считали
некоторые.  Единственным  исключением,  встречавшим  посетителей  у   входа,
являлся аршинный заголовок на первой полосе газеты 1947 года:

   УМЕР ФОРД В НЕТОПЛЕННОМ ДОМЕ, ПРИ СВЕТЕ КЕРОСИНОВОЙ ЛАМПЫ

   Зато войне и полетам в космос отведено непомерно много  места  -  видимо,
как доказательство того, что журналисты порой страдают дальнозоркостью.
   Они заказали напитки, и Уингейт, обращаясь к Барбаре, сказал:
   - Хотелось бы верить, что да. Но я не уверен, что они выдержат, и причина
кроется в самой системе. Мы говорили об этом раньше. Дело в том, что  такие,
как  мы,  еще  более  или  менее  в  состоянии  справиться   с   проблемами,
порождаемыми нашей системой. А вот такие, как эта пара, не могут.
   -  Леонард,  -  произнес  Бретт,  -  сегодня  вы  рассуждаете  прямо  как
революционер.
   - Рассуждать - это еще не значит быть. - Уингейт криво усмехнулся. -  Для
этого мне недостает решимости, да и не очень я гожусь на такую роль. У  меня
хорошая работа, есть деньги в банке. А как только чего-нибудь добьешься, уже
стремишься все это отстаивать и защищать. Но одно могу сказать:  я-то  знаю,
что делает людей моей расы революционерами.
   Он похлопал  рукой  по  карману,  набитому  документами,  которые  Мэй-Лу
вручила ему перед уходом. Это были счета, соглашения о расчетах  за  товары,
купленные в рассрочку, уведомления финансовых учреждений.  Любопытства  ради
Уингейт, пока ехал в машине, перелистал их, и то, что он увидел, поразило  и
даже возмутило его.
   Уингейт в общих словах передал своим собеседникам суть разговора с  Ролли
и Мэй-Лу, правда, не упоминая цифры, которые не положено разглашать, так что
теперь все были в  курсе  дела,  и  он  почувствовал,  что  эта  история  им
небезразлична.
   - Вы видели, что стоит у них в комнате, - сказал Уингейт.
   Собеседники кивнули.
   - Хуже некуда, но... - произнесла Барбара.
   - Будем говорить откровенно, - сказал Уингейт. - Вы, как и  я,  прекрасно
понимаете, что это куча хлама.
   - Ну и что! -  возразил  Бретт.  -  Если  они  не  могут  позволить  себе
большего...
   - Но вы не поверили бы, что не могут, если бы знали, сколько они  за  это
заплатили. - Уингейт еще раз похлопал рукой по документам  в  кармане.  -  Я
только что видел счет, и я бы сказал, что указанная в нем сумма  по  крайней
мере в шесть раз превосходит фактическую.  За  уплаченные  ими  деньги  или,
вернее, за ту сумму, которая проставлена в платежном документе, они могли бы
приобрести мебель высокого качества в каком-нибудь почтенном заведении  типа
"Джи. Эл. Хадсон" или "Сирс".
   - Тогда почему же этого не произошло? - спросила Барбара.
   Леонард Уингейт чуть наклонился вперед, положив обе ладони на стол.
   - Потому, мои милые, наивные состоятельные друзья, что они никогда ничего
лучшего не видели. Потому, что никто так и не научил их разбираться в  ценах
и вообще делать покупки с умом. Потому, что бессмысленно учиться этому, если
у тебя нет достаточно денег. Потому, наконец, что  они  пошли  в  магазин