бираться сквозь толпу,  -  но понимал это только тогда,  когда
рука возмездия тяжело опускалась ему на плечо. Однажды я видел, как Миллин-
гтон в акробатическом броске поймал на трибуне карманника,  это было внуши-
тельное зрелище.
      В большом зале бара-закусочной, чистом и светлом, всегда стоял адский
шум: громко играла  му-зыка, ее сопровождали скрежет отодвигаемых стульев и
стук  посуды,  похожий на топот лошадей, несущихся  галопом.  Посещали  бар
большей частью пассажиры, прибывшие и отбывающие на поездах,  где нет ваго-
нов-ресторанов, а также проголодавшиеся или просто экономные. Они то и дело
смотрели на  часы, наспех глотали чересчур горячий кофе,  не обращали ни на
кого внимания  и поспешно уходили. Нас  с Миллингтоном никто  не удостаивал
даже взгляда, и подслушать нас тоже никто не мог.
      Мы никогда не встречались там  в  те дни, когда скачки происходили  в
Пламптоне, Брайтоне, Линг-филде или Фолкстоне: в эти дни  через вокзал Вик-
тория волной катилась вся скаковая публика. Не встречались  мы и поблизости
от штаб-квартиры службы безопасности, которая помещалась в Жокейском клубе,
на Портмен-сквер. Мне иногда приходило в голову - как странно, что я ни ра-
зу не был в кабинете своего непосредственного начальника.
      - Я не одобряю эту вашу поездку с Филмером, - сказал Миллингтон.
      - Я так и понял, - сказал я. - Вы уже говорили.
      - Этот человек - убийца.
      Он, конечно, заботился вовсе не о моей безопасности - он  просто счи-
тал, что такой противник мне не по плечу.
      - Ну, может быть, за эту поездку он никого и не убьет, - пошутил я.
      - Это не шутки, - строго возразил он. - А после нее он запомнит вас в
лицо,  и  нам  не будет от вас никакой пользы на скачках, когда нужно будет
следить за ним.
      - Генерал сказал, что в эту поездку отправляется человек пятьдесят. Я
не буду лезть Филмеру на глаза. Вполне возможно, что потом он меня и не уз-
нает.
      - Вы окажетесь слишком близко к нему, - упрямо сказал Миллингтон.
      - Ну  что  ж,  - задумчиво произнес я, - пока что это наш первый шанс
оказаться действительно  близко к нему. Даже если он  едет только для того,
чтобы  отдохнуть  и приятно провести время,  мы  будем знать о нем  гораздо
больше.
      - Я не хочу вас потерять, - сказал Миллингтон, качая головой.
      Я удивленно посмотрел на него:
      - Это что-то новенькое.
      - Сначала я  был против  того, чтобы вы у нас  работали, - сказал он,
пожав плечами.  -  Я  не видел, какой может быть от вас толк, и считал, что
это глупая затея. Теперь вы мои глаза. Те самые глаза у меня на затылке, на
которые мошенники жалуются с тех пор,  как появились вы. У меня хватает ума
это понимать..  И, если уж вы хотите знать, я не хочу вас потерять. Я гово-
рил генералу, что, посылая вас в  эту поездку, мы впустую потратим свою ко-
зырную  карту.  А  он сказал, что мы, может быть, сумеем ее там разыграть и
что, если мы сможем избавиться от Филмера, это того стоит.
      Я посмотрел на озабоченное лицо Миллингтона и медленно произнес:
      - Может быть,  вы или генерал знаете о планах  Филмера на эту поездку
что-нибудь такое, чего мне не сообщили?
      - Когда он  мне про это  рассказал, - отвечал Миллингтон, не поднимая
глаз от  своих  пирожков, - я задал ему тот же самый вопрос. Он не ответил.
Сам я ничего не знаю. Я бы сказал вам, если бы знал.
      "Может, и сказал бы, - подумал я. - А может, и нет".
      На следующий день, во вторник, я поехал на север, в  Ноттингем, зани-
маться обычным нелегким делом - целый день болтаться на скачках без всякого
определенного занятия.
      Я уже купил кое-что из одежды, новый чемодан и более или менее уложил
вещи: на  следующее утро мне предстояло  отправиться в путь.  Уснувшая было
страсть к путешествиям, которая семь лет гоняла меня с места на место, про-
будилась вновь и не давала мне покоя. Мне пришло в голову, что если уж Мил-
лингтон боится  меня потерять, то ему не  так страшен  Филмер, как эта  моя
прежняя непреодолимая тяга куда-то  ехать,  ехать и ехать, мое нетерпеливое
желание посмотреть, что там, за следующим поворотом.
      Я подумал, что теперь имею возможность удовлетворять эту свою страсть
на уровне пятизвездочных отелей, а не с рюкзаком за плечами, ездить в лиму-
зинах, а  не на автобусах, питаться изысканными блюдами,  а не хот-догами и
жить в курортных городах, а не в пыльных захолустьях. Не исключено, что не-
которое время - а может быть, и довольно долго - это доставляло бы мне удо-
вольствие, но в конце концов, чтобы не утратить чувства реальности, мне все
равно пришлось  бы расстаться с  этой лавкой кондитера и заняться каким-ни-
будь делом,  не  откладывая его снова и снова до тех пор, пока я не потеряю
вкус к простому трудовому хлебу.
      В тот день я надел - может быть, в знак уважения к простому трудовому
хлебу - изрядно поношенную кожаную куртку и матерчатую кепку, на шее у меня
висел бинокль-фотоаппарат, в руке была  программка.  Я  бесцельно  слонялся
поблизости от  весовой, где взвешивали жокеев, и смотрел,  кто входит и кто
выходит, кто с  кем разговаривает, кто выглядит озабоченным, кто довольным,
а кто обозленным.
      Из весовой вышел один подающий надежды молодой ученик жокея в обычной
одежде, а не в скаковой форме. Некоторое время он стоял озираясь, как будто
кого-то ждал. Потом его взгляд  на  ком-то остановился, и я посмотрел,  кто
привлек его внимание. Это был один  из  штатных  распорядителей  Жокейского
клуба, который  сегодня олицетворял здесь власть.  Тот болтал с  двумя вла-
дельцами лошадей, заявленных на сегодняшнюю скачку, а через несколько минут
приподнял шляпу, приветствуя проходившую даму, и не спеша  пошел к площадке
для парадов.
      Ученик жокея спокойно проводил  его  взглядом, потом снова начал ози-
раться вокруг. Не обнаружив ничего такого, что могло бы вызвать у него бес-
покойство, он направился в сторону  трибуны,  откуда  наблюдали за скачками
жокеи, догнал какого-то молодого человека  и  обменялся с ним на ходу  нес-
колькими словами. У трибуны они расстались. До сих пор я следил за учеником
жокея, но теперь решил оставить его в покое и пойти за этим молодым челове-
ком. Он  направился прямо к  месту перед трибуной, отведенному для букмеке-
ров, и, миновав нескольких из них, подошел к Колли Гудбою, который выкрики-
вал  предлагаемые  ставки,  стоя  на небольшом возвышении размером  с  ящик
из-под пива.
      Молодой человек, с  которым разговаривал ученик жокея, не стал делать
ставку. Он вынул блокнот и принялся записывать, на кого ставят  другие. По-
том сказал несколько слов Колли Гудбою (а в .действительности - Лезу Морри-
су), который  тут же стер цифры  ставок, написанные мелом  на прикрепленной
рядом доске, и  вместо  них написал новые. Новые  ставки  были выгодными, и
Колли Гудбой оказался вознагражден: "тотошники" поспешно  бросились к нему,
чтобы воспользоваться его предложением. Колли принимал от них деньги, акку-
ратно их  пересчитывая. Я со вздохом отвернулся и  поднялся на трибуну пос-
мотреть  очередной  заезд, не переставая, как обычно, прочесывать  взглядом
толпу зрителей и наблюдая за круговращением жизни. В конце концов я оказал-
ся недалеко  от барьера, отделявшего  места для букмекеров от более дорогой
ложи, предназначенной  для членов клуба. Я  часто так делал:  отсюда хорошо
видно все, что происходит по обе стороны барьера. А кроме того, отсюда мож-
но видеть, кто подходит к барьеру, чтобы сде-рать ставку у  букмекеров, за-
нимающих привилегированные места  у самой ложи. "Барьерные" букмекеры - это
короли своего дела: общительные, вежливые, с каменными сердцами и блестящи-
ми математическими способностями.
      Я, как всегда, смотрел, кто у кого ставит, и когда подошел к букмеке-
ру, стоявшему  ближе  всех  к  ложе и ко мне, увидел, что рядом с ним стоит
Филмер.
      Глядя, как  он делает ставку,  я размышлял о предстоящем нам путешес-
твии, и тут он поднял голову и посмотрел вверх, прямо мне в глаза.


      ГЛАВА 3

      В то же мгновение я быстро, но плавно отвел взгляд, а через некоторое
время снова посмотрел на него.
      Филмер все еще  разговаривал с букмекером. Я попятился назад, протал-
киваясь сквозь толпу, пока не оказался ступенек на пять выше, в гуще зрите-
лей.
      В мою сторону Филмер больше  не  смотрел. И незаметно было, чтобы  он
шарил глазами по сторонам, отыскивая меня.
      У меня отлегло от сердца. То, что наши взгляды встретились, было слу-
чайностью, иначе не могло быть. Но все равно это случилось  очень некстати,
особенно сейчас.
      Я не ожидал, что он окажется  в Ноттингеме, и не искал его там. Прав-
да, две  его лошади были заявлены на скачки, но сам он почти никогда не по-
являлся на ипподромах центральных графств - ни в Ноттингеме, ни  в Лестере,
ни в Вулвергемптоне. Он заметно предпочитал одни ипподромы другим и,  как и
во всем остальном, редко изменял своим привычкам.
      За каждым его шагом я следить не пытался, в этом не было необходимос-
ти. Перед следующим заездом, во время парада, он окажется внизу, у дорожки,
чтобы посмотреть, как проводят его лошадь, и там я увижу  его  снова. Я ви-
дел, как он сделал ставку, отошел и стал подниматься на трибуну: скоро дол-
жен был начаться заезд. Насколько я мог заметить, он был один, что было не-
обычно, потому что, как правило, его почтительно сопровождали либо девушка,
либо мужчина, его обычный спутник.
      Заезд начался, и я стал с интересом смотреть.  Тот разговорчивый уче-
ник жокея сам в  нем не участвовали, но конюшня, где он  работал, выставила
свою лошадь. Сначала она была фаворитом, но к финишу пришла третьей от кон-
ца. Я  взглянул на Колли Гудбоя и увидел на лице у него улыбку. Обычный до-
садный мошеннический трюк из тех, что так портят скачки.
      Филмер спустился с трибуны и направился к загородке,  за которой сед-
лали лошадей, чтобы,  как всегда, когда  в заезде участвовала  его  лошадь,
присмотреть за последними  приготовлениями. Я на всякий случай немного про-
шел вслед за ним, но он  действительно направлялся туда. Оттуда - к дорожке
наблюдать за парадом, оттуда  - к тому же букмекеру, что и  раньше, сделать
ставку, оттуда  - на трибуну смотреть заезд.  А оттуда  - к загородке,  где
расседлывали его лошадь, пришедшую второй.
      Неудачу Филмер перенес мужественно, не забыв,  как всегда, поздравить
владельца победившей лошади - на этот раз разрумянившуюся  от волнения пол-
ную даму средних лет, которая была этим явно польщена. Филмер отошел от за-
городки с самодовольной усмешкой, и тут же перед ним возник  какой-то моло-
дой человек, который попытался сунуть ему в руку портфель.
      Самодовольство на лице Филмера сменилось яростью - как  сказал бы Пол
Шеклбери, быстрее, чем Шергар выиграл дерби. Взять портфель Филмер не поже-
лал и чуть ли не плюнул в лицо тому, кто хотел его отдать, - его черная ше-
велюра качнулась вперед, словно  голова  атакующей кобры. Молодой человек с
портфелем испуганно отступил и обратился  в  паническое  бегство, а Филмер,
вновь обретя самообладание, бросил взгляд в ту сторону, где находились рас-
порядители и репортеры, - не заметил ли кто-нибудь. Я видел,  как  он с об-
легчением вздохнул: по-видимому, никто ничего не заметил. В  мою сторону он
вообще не посмотрел.
      Я пошел вслед за обескураженным  молодым  человеком,  который все еще
держал портфель. Он отправился прямо в мужской туалет,  пробыл там довольно
долго и  вышел весь бледный. Как сильно Филмер  действует на людей, подумал
я. Лучше всякого слабительного.
      После этого дрожащий  молодой  человек с портфелем, заметно волнуясь,
подошел к какому-то худому мужчине постарше, который поджидают его на улице
у самого выхода, грызя ногти. Когда худой мужчина увидел портфель в руках у
нервного молодого человека, он  пришел почти в такую же ярость, как  и Фил-
мер, и  между ними началась возбужденная перепалка; даже  не слыша слов, по
его резким, энергичным  жестам легко было догадаться, что молодому человеку
крепко достается. Худой мужчина несколько раз сильно ткнул нервного молодо-
го человека в грудь. Тот уныло понурился. Худой мужчина повернулся  и пошел
на автостоянку.
      Нервный молодой человек вместе с портфелем снова вошел  на ипподром и
направился в ближайший бар. Я довольно долго толкался там в кучке посетите-
лей, но пока больше ничего не  происходило. Сидевшие там и сям за столиками
люди смотрели  телевизор, а нервный молодой  человек переминался с  ноги на
ногу, весь в поту, внимательно наблюдая за всеми, кто проходил мимо бара по
улице. Потом,  через некоторое время  после того, как вторая лошадь Филмера
выступила в своем заезде и  (как  сообщил  телекомментатор) проиграла, мимо
прошел сам Филмер, с недовольным видом разрывая в клочья билетики тотализа-
тора.
      Нервный  молодой  человек, незаметно поджидавший у самой двери  бара,
выскочил наружу и опять попытался всучить ему портфель. На этот  раз Филмер
взял его, но в большом раздражении и снова  внимательно оглядевшись вокруг.
Однако никаких  поводов для беспокойства  он не заметил. Прошло только пять
заездов из  шести, и все представители власти еще  оставались на своих мес-
тах. Крепко стиснув ручку портфеля, он вышел с ипподрома и  решительно нап-
равился к своему автомобилю.
      Нервный  молодой  человек еще немного потоптался на  месте,  а  потом
вслед за Филмером вышел с ипподрома  на автостоянку. Я тоже вышел и увидел,
как оба направились к своим машинам,  которые стояли в разных местах. Я по-
шел не  за Филмером, а за нервным молодым человеком и увидел, как он сел на
переднее сиденье машины, за рулем  которой  уже был тот худой мужчина,  все
еще заметно рассерженный. Они тронулись не  сразу, и я успел, не спеша нап-
равляясь к своему автомобилю, который поставил, как всегда,  в удобном мес-
те, у выезда со стоянки,  обойти  их  машину  сзади. Я запомнил ее номер на
случай, если упущу их, а как только выехал со стоянки и пристроился к ним в
хвост, позвонил Миллингтону.
      Я рассказал ему про портфель и продиктовал номер машины, которая еха-
ла впереди.
      - Но они  направляются на север, - сказал  я. -  Как далеко мне  надо
ехать за ними?
      - В котором часу у вас завтра вылет?
      - В полдень, из Хитроу. Но мне придется еще заехать домой за вещами и
паспортом.
      Он несколько секунд подумал:
      - Пожалуй, решайте сами. Если он выедет на автостраду  в сторону Шот-
ландии... ну, тогда возвращайтесь.
      - Хорошо.
      - Это очень интересно,  -  сказал Миллингтон.  -  Он не хотел,  чтобы
кто-нибудь видел, как он берет этот портфель.
      - Очень интересно,  - согласился я. -  А у портфеля  есть какиенибудь
особые приметы?
      - Насколько я мог разглядеть, он черный, лакированный, возможно, кро-
кодиловой кожи, с золотыми замками.
      - Ну-ну, - задумчиво  произнес  Миллингтон. - Когда выясню что-нибудь
про этот номер, позвоню.
      Машина, где сидел худой мужчина, направлялась  прямиком к автостраде,
ведущей  в  сторону  Шотландии. Я решил ехать за ней по крайней мере до тех
пор, пока Миллингтон не позвонит снова, что он сделал на удивление быстро и
сообщил, что машина зарегистрирована на имя некоего А.  Дж. Хорфица, прожи-
вающего в Донкастере по такому-то адресу.
      - Хорошо, - сказал я, - еду до Донкастера.
      Еще час с небольшим, подумал я. Вполне успею вернуться.
      - Эта фамилия  - Хорфиц - вам  что-нибудь говорит? -  спросил Миллин-
гтон.
      - Абсолютно ничего,  - уверенно сказал я. - И  кстати, вам знаком тот
молодой ученик из конюшни Пита Шоу, который подает большие надежды? Ну, тот
многообещающий талант?  Так вот, этот юный  идиот что-то передал  на словах
одному неизвестному типу, который мне на ипподроме до сих пор не попадался,
а тот, оказывается, заправляет Колли Гудбоя. Для Колли Гудбоя это  была ка-
кая-то приятная новость.
      - А что это была за новость, вы знаете?
      - У Пита  Шоу во втором заезде  скакала лошадь-фаворит, а  пришла она
чуть ли  не последней. Этот ученик знал  результат заранее,  хоть сам и  не
ехал.
      - Хм, - произнес Миллингтон.  - Ну, я покажу им, что такое  страх бо-
жий: и Питу Шоу, и владельцу, и жокею, и ученику, и Колли Гудбою. В порошок
их сотру.  Да, -  вспомнил он, - фотографий вам,  наверное, сделать не уда-
лось? Так что прямых доказательств у нас нет?
      - Пожалуй, нет. Я один раз снял этого ученика, когда он разговаривают
с человеком  Колли, но они стояли ко  мне спиной.  Еще снял человека  Колли
вместе с Колли. И еще доску, где Колли написал свою выгодную ставку.
      - И то  лучше, чем ничего, - сказал  он рассудительно.  - Я их  пугну
так, что надолго запомнят. Те, кто ни в чем не виноват, обозлятся и выгонят
тех, кто виноват. Они всегда так  делают. Наводят порядок в своем доме. Нам
меньше работы остается. И мы будем постоянно присматривать за этим болваном
учеником. Позвоните мне, когда приедете в Донкастер.
      - Ладно. И  я еще кое-что  снял. Нервного молодого человека с портфе-
лем, его же с худым мужчиной...  ну, с тем, который, возможно... как его?..
А. Дж. Хорфиц, и еще Филмера с портфелем, хотя я не уверен, что снимок вый-
дет хороший, я едва успевал и был довольно далеко, а снимал аппаратом в за-
жигалке, он не такой заметный.
      - Хорошо. Нам нужно будет забрать у вас эту пленку до вашего отъезда.
Хм... э-э...  позвоните-ка мне на обратном пути, я  подумаю, где нам встре-
титься вечером. Ладно?
      - Ладно, - ответил я. - Этот тип, Хорфиц, как он выглядит?
      - Худой, пожилой,  в темном плаще и  черной фетровой шляпе,  в очках.
Как будто собрался на похороны, а не на скачки.
      Миллингтон что-то проворчал - мне показалось, что он  узнал этого че-
ловека.
      - Вы его знаете? - спросил я.
      - Это было еще до вас. Да, знаю. Айвор Хорфиц. Не  иначе  как это он.
Пять лет назад мы лишили его допуска на скачки навсегда.
      - За что?
      - Длинная история.  Потом расскажу. И я  думаю, что вам,  пожалуй, не
стоит терять столько времени и ехать в Донкастер. Мы всегда его найдем, ес-
ли понадобится. Развернитесь на  ближайшей  развязке и возвращайтесь в Лон-
дон. Я буду ждать вас в том пабе около вокзала Виктория. Не в закусочной, а
в пабе.
      - Хорошо. Увидимся через... через  два  с половиной часа, если ничего
не случится.
      Через два с половиной часа я нашел Миллингтона в темном  дальнем углу
шумного бара за его любимым занятием - перед ним стояли кружка пива и пирог
со свининой. Я отдал ему отснятую, но не проявленную пленку, которую он су-
нул в карман, с заметным удовлетворением сказав:
      - Вы мои глаза на затылке.
      - Кто такой Хорфиц? - спросил я, утолив жажду после долгой  езды пол-
пинтой бочкового пива. - Вы знали, что он знаком с Филмером?
      - Нет, - ответил он сначала на второй вопрос. - И Филмер не хотел бы,
чтобы его с ним видели и вообще чтобы знали, что они общаются.
      - Из ваших слов получается, - медленно произнес я, - что  тот посыль-
ный, нервный молодой человек, тоже известен в лицо распорядителям... а воз-
можно,  и  вам самому... потому что  если  бы он был незнакомцем,  которого
нельзя опознать, то почему Филмер так  бурно реагировал на то, что его уви-
дели с ним, что видели, как он что-то у него берет?
      Миллингтон покосился на меня.
      - Кое-чему научились  за время работы, верно?  - Он похлопал  себя по
карману, где лежала пленка. - Вот посмотрим и увидим, знаем мы его или нет.
Как он выглядел?
      - Такой полноватый, довольно бестолковый. Потный. Жалкий. Червяк меж-
ду двух ястребов.
      Миллингтон покачал головой:
      - Это может быть кто угодно.
      - А что такого сделал Хорфиц?
      Миллингтон не спеша откусил кусок  пирога,  а  потом заговорил, роняя
крошки:
      - У него была небольшая конюшня  в  Ньюмаркете  и собственный тренер,
который, естественно, делал