ал в трубке голос Билла.
      Я проглотил комок, стоявший в горле.
      - Ваша мама была... замечательная женщина.
      "Он по голосу услышит, что я  едва сдерживаю слезы, - подумал я. - Он
решит, что я ненормальный".
      - Если вам от этого  станет легче, - сказал он, - могу  сообщить, что
она была о вас примерно такого  же мнения. Вы помогли ей хорошо провести ее
последнюю  неделю.  Она хотела жить, чтобы узнать,  что  произойдет.  Перед
смертью она  сказала: "Я  не хочу уходить, пока не  кончится эта история. Я
хочу увидеть этого  молодого человека-невидимку". Ей становилось хуже и ху-
же... все это время.

      Спешить не надо в эту ночь покоя,
      Под вечер надо биться, горевать
      И возмущаться тем, что свет уходит...

      - Тор? - произнес Билл.
      - Мне очень жаль, - сказал я, немного взяв себя в руки. - Очень жаль.
      - Спасибо.
      - Вы, наверное, сейчас... - начал я и беспомощно умолк.
      - Ошибаетесь, -  мгновенно ответил он.  - Я ждал здесь вашего звонка.
Мы с вами не оправдаем ее надежд, если не станем действовать дальше. У меня
было много часов, чтобы об этом подумать. Меньше всего она хотела бы, чтобы
мы сдались. Поэтому я  начинаю с того, что сообщаю вам: мы  получили телекс
от Филмера, где он объявляет,  что  стал  единственным владельцем Лорентай-
дского Ледника. Но мы намерены уведомить его, что Скаковая комиссия провин-
ции Онтарио лишает его лицензии на владение лошадьми. Мы сообщим ему также,
что он не будет допущен на прием в Выставочном парке.
      - Я бы...  э-э... предпочел  сделать это иначе, - сказал  я. - Что вы
хотите сказать?
      Я глубоко вдохнул, заговорил и снова говорил долго. Он слушал  так же
внимательно, как  и генерал, время от времени покашливая,  и в конце концов
сказал только:
      - Хотел бы я, чтобы она была еще жива и могла все это слышать.
      - Я тоже.
      - Ну что ж... - Он помолчал. - Я поддерживаю. Главная проблема - вре-
мя.
      - Да.
      - Вам лучше самому поговорить с Мерсером Лорримором.
      - Но...
      - Никаких "но". Вы там. Я не  смогу попасть туда раньше, чем завтра к
вечеру, хотя  бы потому, что по вашему  плану я  много чего должен  сделать
здесь. Незамедлительно переговорите  с Мерсером - нельзя, чтобы он вернулся
в Торонто.
      - Ладно, - неохотно ответил я. Впрочем, я так и знал, что сделать это
придется мне.
      - Хорошо. Вы наделяетесь всеми полномочиями, какие вам только понадо-
бятся. Мы с Вэлом вас поддержим.
      - Спасибо. Большое спасибо.
      - Увидимся завтра, - сказал он. Я медленно положил трубку. Смерть бы-
вает невероятно несправедлива, все это знают, но как  обидно, как обидно...
Не только горе, но и возмущение  охватило меня. "Спешить не надо в эту ночь
покоя..." По-моему, если  я правильно помню, то последними словами, которые
она мне  сказала, были: "Спокойной вам  ночи". Спокойной ночи  вам, дорогая
миссис Бодлер. Идите спокойно. Идите радостно в эту ночь покоя.
      Некоторое время я сидел без сил,  невыспавшийся,  терзаемый  болью  и
унынием, навеянным  ее смертью, чувствуя, что  на предстоящие два  дня меня
просто не хватит, пусть даже я сам все это задумал.
      Долгое время спустя я заставил себя позвонить в отель "Четыре времени
года" и попросить Мерсера. Но вместо него трубку взяла Нелл.
      - Все звонки переключают на меня, - сказала она. - Бемби  лежит. Мер-
сер и Занте сейчас  летят в Хоуп на вертолете, который для  них арендовали,
чтобы опознать тело Шеридана, которое доставят туда на машине.
      - Все это выглядит как-то очень по-деловому.
      - Власти хотят убедиться, что это Шеридан, прежде чем что-то предпри-
нимать.
      - Вы не знаете, когда Мерсер и Занте вернутся?
      - Они надеются, что около шести.
      - Хм-м... Жокейский  клуб  просил  меня провести небольшое совещание.
Как вы думаете, Мерсер согласится?
      - Он ужасно любезен со всеми. Чересчур спокоен.
      Я задумался:
      - Вы не сможете связаться с ним в Хоупе?
      Она нерешительно ответила:
      - Вероятно, смогу. У меня есть адрес и телефон того места, где он бу-
дет. Только я думаю, что это полицейский участок... или морг.
      - Не сможете  ли вы...  не сможете ли вы передать  ему, что, когда он
вернется в отель, его будет ждать автомобиль, который доставит его прямо на
небольшое совещание с руководством  Жокейского  клуба? Скажите ему, что Жо-
кейский клуб выражает  ему свое глубочайшее соболезнование и просит уделить
ему совсем немного времени.
      - Наверное, смогу, - с сомнением в голосе сказала она. - А как насчет
Занте?
      - Мерсер должен быть там один, - сказал я категорическим тоном.
      - Это важно? - спросила она,  и  я представил себе, как она  нахмури-
лась.
      - Я думаю, для Мерсера это важно.
      - Хорошо. - Она приняла решение. - Тогда Занте сможет подходить к те-
лефону вместо матери, потому что я должна быть на приеме. - И тут ей пришла
в голову мысль: - А разве на приеме из Жокейского клуба никого не будет?
      - Мерсер туда  не захочет пойти. Им  нужно спокойно поговорить  с ним
наедине.
      - Ну хорошо, я постараюсь это устроить.
      - Огромное спасибо, - с жаром сказал я. - Я позвоню попозже.
      В пять часов я  снова позвонил ей. Вертолет уже в воздухе,  летит об-
ратно, сказала Нелл, и Мерсер согласился, чтобы за ним заехали в отель.
      - Вы просто прелесть.
      - Скажите в Жокейском клубе, чтобы не задерживали его надолго. Он ус-
тал. И он опознал Ше-ридана.
      -Я бы  с удовольствием вас расцеловал, -  сказал я.  - Путь к  сердцу
мужчины лежит через его агента из туристической фирмы.
      Она рассмеялась:
      - При условии, что этот путь кого-то интересует.
      И она  положила трубку  - я услышал деликатный щелчок.  Не хочу с ней
расставаться, подумал я.
      Машина, которую я  прислал  за Мерсером,  забрала  его и доставила  в
"Хайетт". Шофер, следуя данным ему указаниям, сообщил Мерсеру,  в какой но-
мер подняться. Лорримор позвонил в дверь люкса, который я заказал, так ска-
зать, в его честь, я открыл и впустил его.
      Он сделал шага два, а потом остановился и с неудовольствием присталь-
но вгляделся в мое лицо.
      - Это еше что такое? - спросил он с  возрастающим раздражением, гото-
вый уйти. Но я закрыл за ним дверь.
      - Я работаю в Жокейском клубе, -  сказал я. - В Жокейском клубе Вели-
кобритании. Я откомандирован сюда, в Жокейский клуб Канады,  на время рейса
Скакового поезда и празднований в честь канадского скакового спорта.
      - Но вы... вы...
      - Меня зовут Тор Келси, - сказал я. - Было решено,  что  мне лучше не
ехать в поезде открыто,  в  качестве агента-охранника Жокейского клуба, по-
этому я поехал под видом официанта.
      Он внимательно осмотрел меня с ног до головы.  Осмотрел парадный кос-
тюм богатого молодого владельца, который я надел специально для такого слу-
чая. Окинул взглядом дорогой номер.
      - Господи, - произнес  он растерянно и сделал несколько шагов вперед.
- Зачем я здесь?
      - В Англии я работаю с бригадным генералом Валентайном  Кошем, - ска-
зал я, - а  здесь - с Биллом Бодлером. Они возглавляют  службы безопасности
Жокейских клубов.
      Мерсер кивнул. Их он знал.
      - Поскольку они не смогли прибыть сюда сами, они оба упономочили меня
переговорить с вами от их имени.
      - Да, но... О чем переговорить?
      - Может быть, вы присядете? Не хотите ли... чего-нибудь выпить?
      Он посмотрел на меня с каким-то сухим юмором.
      - Вы можете предъявить какие-нибудь документы?
      - Да.
      Я достал свой паспорт. Он  раскрыл  его, прочитал мои имя и  фамилию,
взглянул на фотографию, дошел до того места, где значилась моя  профессия -
расследования. Потом протянул паспорт обратно.
      - Да, я бы чего-нибудь выпил,  -  сказал  он.  - Тем более что вы так
ловко подаете всякие напитки. Коньяку, если можно.
      Я открыл буфет, в котором стоял предоставленный отелем по моей прось-
бе запас  вина, водки, виски и коньяку, налил порцию как раз по его вкусу и
даже кощунственно положил в стакан  льда.  Он с едва заметной улыбкой  взял
стакан и уселся в одно из кресел.
      - Никто не догадался, кто вы такой, - сказал он. - Никому это и в го-
лову не пришло. - Он задумчиво отхлебнул глоток. - Зачем  вы  ехали на этом
поезде?
      - Меня послали из-за одного пассажира. Из-за Джулиуса Филмера.
      Он только начинал  чувствовать себя более или менее непринужденно, но
тут от его спокойствия мгновенно не осталось и следа. Он поставил стакан на
стол и уставился на меня.
      - Мистер Лорримор, - начал я, садясь напротив него. - Мне очень жаль,
что такое случилось с  вашим сыном. От всей души жаль. Весь  Жокейский клуб
передает вам  свои соболезнования. Тем не менее я  полагаю, что должен ска-
зать вам прямо:  и бригадный генерал Кош, и Билл Бодлер, и я - все мы знаем
об... э-э... об инциденте с кошками.
      Я видел, что он был потрясен.
      - Вы не можете этого знать!
      - И мне представляется, что Джулиус Филмер тоже знает.
      Он безнадежно махнул рукой:
      - Как он-то смог это узнать?
      - Бригадный генерал сейчас выясняет это в Англии.
      - А откуда узнали вы?
      - Ни от кого из тех, кто дал вам слово хранить это в тайне.
      - Не от колледжа?
      - Нет.
      Он на секунду прикрыл лицо рукой.
      - Возможно, Джулиус Филмер  еще будет предлагать вам отдать ему Право
Голоса в обмен на свое молчание, - сказал я.
      Его рука опустилась и легла на горло. Он прикрыл глаза.
      - Я об этом думал, - сказал он и снова открыл глаза. - Вы видели пос-
леднюю сцену того представления?
      - Да.
      - С той самой минуты я... я не знаю, что мне делать.
      - Это решать вам, - сказал я.  - Но... вы разрешите кое-что вам сооб-
щить?
      Он сделал неопределенный жест,  выражавший  согласие, и я заговорил и
опять проговорил довольно долго. Он слушал в высшей степени внимательно, не
сводя глаз с моего лица. Когда человек про себя не согласен ни с одним сло-
вом, которое слышит, он смотрит в пол, в стол или куда угодно, но не в лицо
говорящего. К концу моей речи я уже  знал, что  он сделает  то, о чем я его
прошу, и был ему благодарен, потому что для него это будет нелегко. Когда я
умолк, он задумчиво произнес:
      - Значит, это представление не было случайным  совпадением? Отец, ко-
торого шантажируют преступлением его дочери, конюх, которого убивают, пото-
му что он слишком много  знал,  человек, который способен наложить на  себя
руки, если лишится своих лошадей... Вы это сами написали?
      - Эту часть - да. Но не все с самого начала.
      Он слабо улыбнулся:
      - Вы показали мне, что я делаю...  что я был готов сделать. Но больше
того... Вы показали это и Шеридану.
      - Я об этом думал, - сказал я.
      - Да? Почему?
      - После этого он стал выглядеть по-другому. Он изменился.
      - Как вы могли это заметить?
      - Такая у меня профессия.
      Он встрепенулся:
      - Нет такой профессии.
      - Есть, - сказал я.
      - Объясните.
      - Я наблюдаю... и когда что-то начинает выглядеть не так, как раньше,
пытаюсь понять и выяснить почему.
      - Постоянно наблюдаете?
      Я кивнул:
      - Да.
      Он задумчиво отпил глоток коньяку:
      - И какую перемену вы заметили в Шеридане?
      После некоторого колебания я ответил:
      - Мне просто показалось, что у  него  в  голове что-то перевернулось.
Как будто он что-то увидел по-новому.  Это было чтото вроде прозрения. Я не
знал, долго ли оно продлится.
      - Возможно, и недолго.
      - Возможно.
      - Он сказал: "Прости меня, папа", - добавил Мерсер.
      Теперь уже я в недоумении уставился на него.
      - Он сказал это перед тем, как  выйти на площадку. - У Мерсера перех-
ватило дыхание, но он проглотил комок, подступивший к горлу, и  через неко-
торое время продолжал: - Он был какой-то тихий. Мне не спалось. На рассвете
я вышел в гостиную, и там сидел он. Я спросил его, в чем дело, и он сказал:
"Я сам  загубил  свою  жизнь, да?" Все мы знали, что так оно и есть. Ничего
нового тут не было. Но он  впервые сказал это сам. Я попытался... попытался
его утешить, сказать, что мы будем стоять за него, что бы ни случилось. По-
нимаете, он  знал про  угрозу Филмера. Филмер при всех  нас заявил, что ему
известно про кошек. - Он невидящим взглядом смотрел  поверх своего стакана.
- Шеридан уже не в первый раз такое сделал. Двух кошек он убил точно так же
в четырнадцать  лет, у  нас в саду. Мы водили  его к психотерапевтам... Они
говорили, что это  трудности переходного возраста.  - Он помолчал.  -  Один
психиатр сказал, что Шеридан - психопат, что он не может сдерживать себя...
но на самом деле он мог, почти всегда. Он мог  удерживаться  от хамства, но
считал, что богатство дает ему на это право... Я говорил ему, что не дает.
      - Зачем вы отправили его в Кембридж? - спросил я.
      - Мой отец учился там и учредил стипендию. Ее предоставили Шеридану в
знак признательности - как подарок. Иначе он не попал бы в колледж - его не
хватало на  то, чтобы подолгу чем-то  заниматься. Но потом...  потом мастер
колледжа [Глава  колледжа в Оксфорде и Кембридже] сказал,  что они не могут
больше его  держать, стипендия там или не стипендия,  и я понял... Конечно,
они не могли. Мы думали, там у него все будет хорошо... мы так на это наде-
ялись...
      "Как много они ждали от Шеридана, и все впустую", - подумал я.
      - Я не  знаю, собирался ли он  выброситься с площадки  сегодня утром,
когда вышел туда, - сказал Мерсер. - Не знаю, может быть, это был внезапный
порыв. Он очень легко поддавался внезапным порывам. Безрассудным порывам...
иногда почти безумным.
      - Когда стоишь там, на площадке, чувствуеип большое искушение, - ска-
зал я. - Взять и прыгнуть.
      Мерсер с благодарностью взглянул на меня:
      - Вы это чувствовали?
      - Немного.
      - Прозрения Шеридана хватило до сегодняш него утра, - сказал он.
      - Да, - сказал я. - Я видел... когда принес вам чай.
      - Под видом официанта... - Он  покачал  голо  вой  - с этим он еще не
совсем освоился.
      - Я буду вам благодарен,  - сказал я, - если вы никому  не расскажете
про официанта.
      - Почему?
      - Потому что для моей работы больше всего нужна  анонимность. Мое на-
чальство не хочет, чтобы люди вроде Филмера знали о моем существовании.
      Он медленно, с пониманием кивнул:
      - Никому не расскажу.
      Потом он встал и пожал мне руку.
      - Сколько вам платят? - спросил он.
      Я улыбнулся:
      - Достаточно.
      - Как бы я хотел, чтобы Шеридан  мог пойти работать. Но ему ни на что
не хватало усидчивости. - Он вздохнул.  - Я буду считать, что сегодня утром
он это сделал ради нас. "Прости меня, папа..."
      Мерсер посмотрел мне прямо в глаза и сказал  просто, не оправдываясь,
не извиняясь:
      - Я любил сына.
      В понедельник утром я отправился на ванкуверский вокзал, чтобы вместе
с Джорджем  Берли давать показания представителям железнодорожной компании,
расследовавшим два инцидента - историю с буксой и самоубийство.
      Меня записали под именем Т.Титмуса, исполняющего обязанности официан-
та, что показалось мне забавным: это  можно  было  истолковать  по-разному.
Джордж держался стойко и решительно, от  его  иронической  ухмылки  остался
только веселый блеск в  глазах. Мне было приятно видеть, что в  компании он
имеет немалый  вес, что с ним говорят  если не  почтительно, то, во  всяком
случае, уважительно и к его мнению прислушиваются.
      Он предъявил комиссии фотографию Джонсона и сказал, что хотя он  и не
видел,  как  тот  залил чем-то рацию и вывел ее из строя, но может сказать,
что именно в купе этого человека он очнулся связанным и с кляпом, и еще мо-
жет сказать, что именно этот человек напал на Титмуса, когда тот отправился
назад, чтобы зажечь предупредительные огни.
      - Это был  он? - спросили  меня. -  Можете ли вы  с уверенностью  его
опознать?
      - Безусловно, - ответил я.
      Потом они перешли  к смерти Шеридана. Печальная история, сказали они.
Но здесь мало что можно  было  установить - разве что зафиксировать  время,
когда это случилось, и содержание переговоров по рации. Семья не предъявила
компании никаких жалоб или претензий. Все остальные выводы должно было сде-
лать официальное следствие.
      - Не так уж плохо обернулось, а? - сказал мне Джордж потом.
      - Вы придете на скачки в форме? - спросил я. - Если вам это нужно.
      - Да, пожалуйста. - Я дал ему листок бумаги со своими  инструкциями и
пропуск на ипподром, который выпросил у Нелл.
      - До завтра, а?
      Я кивнул:
      - В одиннадцать.
      Мы разошлись, и я, хоть и с большой неохотой, заставил  себя отыскать
врача, которого мне рекомендовали в отеле, и попросил его меня осмотреть.
      Врач оказался худым пожилым человеком, который  имел привычку шутить,
глядя поверх очков со стеклами в виде полумесяца.
      - Ага, - сказал он, когда я снял рубашку. - Кашлять больно?
      - По правде говоря, от любого движения больно.
      - Тогда, пожалуй, надо бы сделать снимочек, как вы считаете?
      Я согласился и ждал целую вечность, пока он не появился снова с боль-
шим рентгеновским снимком, который прикрепил на экран.
      - Ну-ну, -  сказал он. - Есть хорошая новость:  сломанных ребер у нас
нет, и позвонки тоже целы.
      - Прекрасно. - Я испытал немалое облегчение, хотя и слегка удивился.
      - А что у нас есть - так это перелом лопатки.
      Я в недоумении уставился на него.
      - Никак не думал, что такое бывает.
      - Все бывает, - сказал он. - Смотрите. - И он ткнул пальцем в снимок.
- Да еще какой перелом. От края до края, на всю толщину. Нижняя часть левой
скапулы практически отделена от верхней, - радостно объявил он.
      - Хм-м, - произнес я озадаченно. - И что нам теперь с этим делать?
      Он посмотрел на меня поверх очков.
      - Ну, фиксировать обломки штифтом будет,  пожалуй,  слишком,  как  вы
считаете? -  сказал он. - Тугая повязка, две  недели полной неподвижности -
этого должно хватить.
      - А что, если вообще ничего не делать? - спросил я. - Срастется?
      - Возможно. Кости -  замечательная  штука. Особенно у молодых. Попро-
буйте ходить с рукой  на перевязи. Но вам будет удобнее, если  вы позволите
мне прибинтовать вам руку к груди под рубашкой, и потуже.
      Я покачал головой и сказал, что у меня намечается что-то  вроде медо-
вого месяца - поездка на Гавайи.
      - Человек, который отправляется в медовый месяц  с переломанными кос-
тями, - сказал он без  тени улыбки  на лице, - должен то и дело глупо хихи-
кать без малейшего повода.
      Я тут же глупо хихикнул, потом попросил его  дать письменное заключе-
ние и разрешить мне взять снимок,  расплатился за все .это и забрал улики с
собой.
      Зайдя в аптеку на обратном пути  в отель, я купил перевязь для руки в
виде широкой черной ленты, которую тут же испробовал прямо у прилавка и об-
наружил, что так гораздо лучше. Когда я вечером открывал дверь  сначала ге-
нералу, прилетевшему из Хитроу, а потом Биллу Бодлеру, прибывшему из Торон-
то, рука у меня была на перевязи.
      Билл Бодлер  окинул взглядом гостиную  моего люкса и заметил, что мне
щедро оплачивают путевые издержки.
      - Какие там путевые издержки? - сказал генерал, отхлебывая моего вис-
ки.
      - Он сам за все платит.
      Билл Бодлер удивился.
      - Но вы не можете этого допустить! - сказал он.
      - Разве  он  вам не говорил? -  рассмеялся  генерал. - Он богат,  как
Крез.
      - Нет... Не говорил.
      - Он никогда про это не говорит. Боится.
      Билл Бодлер, с его волосами  морковного  цвета  и испещренным рубцами
лицом, посмотрел на меня, не скрывая любопытства.
      - Тогда почему вы занимаетесь этим делом? - спросил он.
      Генерал не дал мне отв