егодня ночуют вдвоем в этой  комнате.  Впервые  за
три месяца в комнате, а не каюте без окон. Оттого-то так странно слышится за
окнами дождь. Им дали здесь пожить. Пустили на время. Хозяева в отпуске. Вот
они и живут теперь. Спят в кроватях. Они сварят себе  на  завтрак  креветок.
Пачку креветок и чай из огромных кружек, а заедят все это  изюмом.  Красота.
Можно принять душ, но это потом,  когда  захочется  проснуться.  Не  сейчас.
Вчера до того хотелось поскорей лечь, что он не помнит, как  разделся.  Спал
так сочно, что правая рука онемела, сделалась каучуковой, бескостной куклой,
и ухо тоже болело - отлежал.
   А потом они пойдут погулять. Вокруг  озера.  Озеро  в  середине  поселка.
Круглое, а вокруг него - дорожка.  По  ней  все  гуляют.  Там  они  встретят
знакомых. Ха! Знакомые, как же. Очень знакомые. До боли. Все они  из  одного
экипажа. У них сегодня выходной. Командир дал.
   "Здравствуйте! Отдыхаете?" - "А вы?" И сейчас же все  начинают  смеяться.
Так, без причины. Просто хорошо. А гулять будут только они. Только они одни.
Только их экипаж. Остальных жителей поселка на улицу  калачом  не  заманишь.
Идет дождь, и сквозь плащ предательски влажнеет спина. Наверное,  так  можно
сказать.  Остальные  спят  по  домам,  и  только  их   экипаж,   с   женами,
принаряженный, будет кружить вокруг озера под дождем, будет встречаться друг
с другом, всхохотнув, здороваться.
   - Здравствуйте! Гуляете? Давно не виделись. Действительно, давно.
   Когда лежишь, то хорошо отсчитываются минуты и день  так  долог.  Хочется
належаться. Господи, какое счастье, что можно так безалаберно обращаться  со
временем - растягивать минуты. Для этого нужно только твердить себе: "Ничего
не  нужно  делать.  Никуда  не  надо  бежать".  Вот  блаженство!  И   минута
увеличивается, растягивается, ее  можно  почти  что  потрогать,  ощутить.  А
можно, лежа, смотреть, как движется стрелка на часах. Прошло пять минут, еще
пять. А потом в душу будто бы втыкают тоскливую  тростиночку,  и  становится
так  невыносимо,  словно  ты  плачешь,  а  ветер  в  лицо,   и   ты   рывком
поворачиваешься, защищаясь от ветра, и где-то в  шее,  у  основания,  заныли
мышцы, оттого что ты так быстро, рывком  повернул  голову.  И  вдох,  словно
всхлип.  Но  от  этого  можно  избавиться.   Нужно   вспомнить   что-нибудь.
Представить себе, скажем, зелень, цветы, солнце. Закрыть глаза  и  направить
самого себя туда глубоко, далеко внутрь. Там хорошо.
   А вечером они возьмут бутылку и пойдут в гости.  К  кому-нибудь,  у  кого
есть жена Чтоб не готовить самим. Но это вечером. Хороший будет день.

   После обеда
   Шифровальщик с секретчиком, ну и  идиоты  же!  Пошутить  они  вздумали  в
обеденный перерыв, набрали ведро воды, подобрались  в  гальюне  к  одной  из
кабин и вылили туда ведро сверху. А там начальник штаба  сидел.  Они  этого,
конечно же, не знали, а в соседней кабине минер отдыхал. Тот от  смеха  чуть
не заболел, сидел и давился. Он-то знал, кого они облили.
   Вылили они ведро - и тишина. Начштаба сидит, тихонько кряхтит и терпит. А
эти дурни ничего лучше не придумали "эффекту-то  никакого",-  как  еще  одно
ведро вылить. Минер в соседней кабине чуть не рехнулся, а  эти  вылили  -  и
опять тишина. Постояли они, подумали и набрали третье ведро. Двери у  нас  в
гальюне без шпингалетов, их придерживать  надо,  когда  сидишь,  а  начштаба
после двух ведер перестал их придерживать, и двери открылись как раз  в  тот
момент, когда эти придурки собирались третье ведро вылить. Открылась  дверь,
и увидели они мокрого  начальника  штаба,  сидящего  орлом.  Когда  они  его
увидели, их так перекосило, что ведро у них из  рук  выпало.  Выпало  оно  и
обдало начштаба в третий раз, но только не сверху, а спереди. Подмыло его.
   Он так орал на них потом в кабинете, куда он прошел прямо с толчка и  без
штанов, что просто удивительно. Я таких выражений никогда еще  не  слышал  А
минера из дучки вывели под руки. Он от смеха там чуть не подох.

   Про кишки
   Русские забавы. Знаете ли вы, что такое русские забавы? Это когда  кто-то
согнутый пополам собирает во время приборки что-то с полу и стоит  так,  что
самой верхней точкой у него  является  "анус"  (изучай  латынь);  необходимо
ткнуть его ногой в этот "анус". Ткнувший должен немедленно  бежать,  ибо  за
ним на расстоянии прыжка следует  тот,  кого  ткнули,-  дикий,  как  ирокез.
Первый, бегущий с быстротой молнии минует входные двери, разделяющие  кубрик
на две равные половины, и закрывает их,  а  в  этот  момент  кто-то  другой,
мгновенно учуяв ситуацию, наклонно ставит за дверью швабру.  Одичавший  рвет
на себя дверь и бросается. Швабра падает и попадает ему  в  живот  или  ниже
куда-нибудь. В финале все падают, держась за чтонибудь.
   А хорошо еще проснуться утром и обнаружить, что рядом с тобой на  подушке
мирно дремлют твои собственные ботинки с запахом свежеснятой с ноги кирзы, а
на спинке койки на расстоянии вытянутого  пальца  от  носа  висит  грязнющий
носок типа "карась".
   Тем, кто любит, раздевшись и вымыв ноги на ночь, с прыжка спиной попадать
в коечку, хорошо бы под сетку коечки поставить баночку, сиречь  табуреточку.
Тогда, прыгнув, они в спине выгнутся и всем  телом  -  пятки  направились  к
голове - опояшут эту баночку. (Интереснее всего в  таких  случаях  наблюдать
его лицо. Следы глубокого изумления останутся при нем на всю жизнь.) А можно
еще снять сетку койки, а потом наживить ее слегка на спинки. Койка стоит как
живая. Завалившийся в нее, с улыбкой предвкушающий  сладостный  сон  в  доли
секунды оказывается вместе с сеткой на  полу,  а  на  него  с  обеих  сторон
задумчиво и медленно падают спинки.
   Вот теперь, когда вы уже достаточно  подготовлены  к  восприятию  русских
забав, мы вам и расскажем про кишки.
   Суббота. Большая приборка. В кубрике на втором ярусе  двухъярусной  койки
на животе, ягодицами в проход лежит курсант Серега -  неловкий  коротковатый
малый - таким так и тянет для бодрости  дать  подзатыльник.  Он  только  что
протирал плафон. Серега не просто лежит на животе,  он  слезает  со  второго
яруса на пол, вернее, пытается это сделать,  для  чего,  болтая  ногами,  он
пытается достать до первого яруса. На флоте, если один мучается, то  минимум
трое наблюдают и украшают чем-нибудь его мучения.
   И за Серегой тоже наблюдали. Один из наблюдателей, подставив  вертикально
под Серегу швабру,- этот неизменный  инструмент  для  шуток  -  крикнул  ему
истошно: "Серега, прыгай!" Если военнослужащему вот так неожиданно над  ухом
крикнуть "Прыгай!", он прыгнет. Серега прыгнул  и  попал  на  кол.  В  таких
случаях писатели пишут: "Раздался ужасный крик".
   Но зря вы про нас думаете плохо: весь кубрик бросился на помощь.
   Если у нас на флоте с товарищем случается  неприятность  подобного  рода,
все бросаются ему на помощь, все как один  человек.  Над  Серегой,  в  конце
концов потерявшим сознание, сгрудилась толпа. Что делают на  флоте,  если  у
товарища, я извиняюсь, сзади торчит что-то длиной в полтора метра? На  флоте
тянут. Пять человек схватили Серегу, остальные - его швабру и стали  тянуть.
Если сразу не вынимается осторожными  рывками,  то  силу  рывков  необходимо
увеличить. От этих рывков Серега еще глубже терял  сознание.  Наконец  палку
решили отпилить; самые глупые пытались ее сначала сломать  о  колено.  Палку
отпилили и Серегу вместе с тем, что у него  осталось  торчать,  положили  на
простынь и отнесли в санчасть.
   Дежурная медсестра Сонечка сидела и плакала изумрудными глазами. Дежурный
врач  ушел  на  обед,  и  Сонечка  осталась  единственной  на  всю  санчасть
прислужницей милосердия. Перед ней лежал платок, куда,  побродив  по  щекам,
стекали слезы. Сонечка шумно тянула носом, отчего  влага  на  щеках  ее  шла
рябью, изменяя направление. Эпизодически  Сонечка  вздыхала  ц  оглушительно
сморкалась на весь коридор. Она оплакивала любовь.
   Сонечка не сразу смогла понять, что от нее  хотят,  когда  перед  ней  на
белой простыне, как рождественский кабан, появился Серега с палкой.  Сонечка
потрогала пальчиком палку и удивилась.
   Ей наперебой начали объяснять, что личный состав  кубрика  здесь  не  при
чем, что стояла где-то палка и рука судьбы взяла Серегу за шиворот и  надела
его на эту палку, и вот теперь он здесь с нетерпением ожидает, когда  же  он
будет без палки. Сонечка еще раз потрогала палку и еще раз ничего не поняла.
   Трудно от своих переживаний с ходу перейти к чужим.
   В задних рядах испытывали нетерпение.
   - Давай вынимай! - кричали в задних рядах.- Человеку же больно!
   Тому, кто поставил палку и крикнул "Прыгай!" давно набили рожу, и теперь,
с набитой рожей, он суетился больше всех. "Лечи!" - кричал он.
   Пришел дежурный  врач,  выгнал  всех  и  расспросил  Сонечку.  И  Сонечка
поведала ему, что личный состав кубрика здесь не при чем, что стояла  где-то
палка...
   "Скорая помощь" пришла всего-то через часок. В  госпитале  еще  два  часа
искали  хирургов:  они  куда-то  исчезли.  В  это  время  Серега  лежал  под
простыней, а шофер "скорой помощи" выравнивал живую очередь, идущую к  телу,
и объяснял, что личный состав кубрика, самое смешное, здесь не при чем...
   Все подходили, смотрели, трогали палку и удивлялись, как это  она  прошла
через штаны. Палку потрогало  минимум  сто  рук.  (Некоторые  трогали  двумя
руками.)
   Сереге вырезали полтора метра кишок и уволили в запас.
   - Почему в запас? - спросите вы, может быть.  Потому  что  то  количество
кишок, которое было рассчитано на двадцать пять лет безупречной службы,  ему
выдернули за один раз.

   Ох, уж эти русские!
   Нашему командиру дали задание:  в  походе  сфотографировать  американский
фрегат, для чего его снабдили фотоаппаратом с метровым объективом и научили,
как им владеть.
   Командир вызвал начальника РТС и обучил его, чтоб самому не забыть.
   Начальник РТС вызвал старшину команды и, чтоб где-то отложилось, провел с
ним тренировку.
   Старшина команды вызвал моряка и провел с  ним  занятие,  чтоб  закрепить
полученные навыки.
   Словом, все было готово: люди, лодка, пленка. И фрегат где-то рядом был.
   Как-то днем всплыли. Средиземное море. Духотища. Солнце жарит в  затылок.
В глазах круги.
   И вдруг американский фрегат, черт возьми, вот же он, собака, взял и пошел
на сближение. Командир с мостика заорал:
   - Аппарат наверх! Жива!
   Фрегат приближался исключительно быстро. Аппарат притащили.
   - Сейчас мы его нарисуем,- сказал командир и  припал  к  аппарату.  Видно
было, конечно, но все-таки лучше бы повыше.
   - Как РДП, старпом?
   - В строю, как всегда, товарищ командир.
   - Знаю я ваше "как всегда.. Давай его наверх.Я сяду  на  поплавок,  а  вы
медленно поднимайте. И скажешь там этим... сынам  восходящего  солнца,  если
они меня уронят, я им башку оторву.
   РДП-это наше выдвижное устройство. Оно удлиняет наши возможности,  и  без
того колоссальные. Это большущая  труба.  А  сверху  на  ней  поплавок,  там
действительно человека можно поднять.
   Такого Средиземное море еще не видело:  наш  голый  худющий  командир,  с
высосанной грудью с метровым аппаратом на шее, медленно плывущий вверх.
   - Хватит - крикнул командир, и движение застопорилось.
   Фрегат был уже совсем рядом, и командир снова припал к аппарату.
   - Давай вниз,- крикнул командир через две минуты.
   Что-то не получилось вниз. Заклинило что-то.
   - Смазан же гад, ездил же вчера,-чуть не плакал старпом.
   Фрегат уже давно умчался, а наш полуголый командир все еще торчал  высоко
поднятый над морской гладью, размахивая аппаратом и вопя что есть силы.
   На следующий день итальянские газеты вышли о огромной фотографией. На ней
была наша лодка с поднятым РДП, а на нем наш мечущийся командир с высосанной
грудью; на шее у командира висело чудо  техники  -  фотоаппарат  с  метровым
объективом. Отдельно была помещена вопящая командирская физиономия.  Надпись
под ней гласила: "Ох, уж эти непонятные русские".
   А вот наши снимки  не  получились,  впопыхах  забыли  в  аппарат  вложить
пленку.

   Пенообразователь
   Настоящий офицер легко теряет ботинки. Выходит  из  дома  в  ботинках,  а
потом, смотришь, уже карабкается, уже ползет в коленнолоктевом  преклоненном
суставе, без ботинок, в одних носках.
   У меня  командир  любил  без  ботинок  лазить  по  торцу  здания.  Скинет
ботиночки - и полез. Сейчас он уже  адмирал.  Должен  же  кто-то  служить  в
жутких условиях вечного безмолвия. Вот и служит, а чтоб сам лучше служил  да
еще и других заставлял, адмирала дали.
   Все его считали балбесом. Он ни бельмеса ни в чем  не  понимал.  Даже  за
оскорбление считал что-то понимать, но мог потребовать со  всей  строгостью,
привлечь, понимаешь, мог к ответственности.
   Кличка у него была - Пенообразователь. Когда он вырывался на трибуну речь
говорить, то из всего сказанного,  кроме  "ядрена  вошь!",  ничего  не  было
понятно. Но зато все первые ряды были усеяны слюнями и пену он ронял буйными
хлопьями, как хороший волкодав.
   Скажет речь, коснется падения нравов с  основным  упором  на  безобразном
отношении, завопит на трибуне: "Ядрена вошь!!!" забьется,  слюнями  изойдет,
погрозит народу, потычет, взбодрит, а сам, смотришь, в  два  часа  ночи  уже
готов, уже пополз на свежем воздухе, как  по  ниточке,  на  одном  мозжечке.
Дотянет на автомате до торца здания и начинает  подниматься,  поднимается  и
падает, ползет-ползет и падает.  Инстинкт  у  него  такой  был,  у  балбеса,
рефлекс. И дополз. Теперь адмирал в скотских условиях вечного безмолвия...
   Ой, что будет! Ой, что будет, если адмиралы этот мой рассказик прочитают.
Отловят они меня и начнут, как всегда, орать: "Кто вы такой?!  Кто  вам  дал
право?! Вон отсюда!"
   И я выйду вон. Я так здорово умею выходить  вон,  мой  дорогой  читатель,
что, наверное, никто в мире лучше меня это делать не умеет.

   Умл
   УМЛ -  это  университет  миллионов.  Университет  марксизма-ленинизма.  И
занимались мы этим делом по ночам. То есть по вечерам, я  хотел  сказать.  А
действительно, чего не заняться, если все остальные в  это  время  чапают  в
бидон? То есть в подводную лодку, я хотел сказать. Но самое сладкое  в  этом
моменте -  -  это  сон  в  понедельник  до  обеда.  Хрюкаешь  просто  стекла
резонируют.  Народ  с  утра  корячится   на   галере,   а   ты   занимаешься
самоподготовкой. Колоссально хорошо!
   Правда, расплата все равно будет, но сначала она гдето там, на горизонте.
   Когда меня сватали в этот УМЛ уродов, я  серьезно  хотел  обогатить  свой
внутренний мир, или там развить свой духовный  потенциал  и  вооружить  себя
самой передовой,  поступательно-наступательной  идеологией,  но  через  пару
занятий я уже  видел,  что  уровень  преподавания  не  выше  уровня  моря  и
приближается к "устному народному творчеству". Утомило меня  это  деревянное
зодчество, честно говоря, такая зубная боль, я не знаю. Раскатывают  мозг  в
папиросную бумагу, пудрят его пылью. Ну, невозможно же! Захотелось сохранить
себя. Не ходил я туда. Университет для миллионов, а  среди  миллионов  легко
потеряться.
   Потерялся я до экзаменов. И вот  экзамены.  Все  наши  ходят  с  толстыми
конспектами первоисточников и делают из конских рож умные  лица,  а  у  меня
даже конспекта нет. Не написал я его... еще. А тут квартиру у меня залило из
прорвавшейся батареи, все мое барахло погибло, и  под  этот  залив  я  решил
списать все спои конспекты. На стихийное бедствие.
   И тут начло флотилии позвонил начно нашей дивизии:
   - У вас там есть такой Петров, так вот он занятия в УМЛе  не  посещает  и
экзамены не сдает.
   - Петров? - переспросил наш НачПо.- Сейчас разберемся и доложим.
   А НачПо у нас вечно был рассеянный,  несобранный,  вечно  у  него  что-то
терялось, торчало, что-то он все время не помнил. Ни одного подводника он  в
лицо не знал, ни одна фамилия у него не откладывалась.
   К офицерам он обращался "Эй, вы!", а к мичманам - "Эй, ты". Вот он меня и
вызвал.
   Запасся я наглостью, захожу к нему, а он в это время  стоя  разговаривает
по телефону.
   - Да, да, да,- говорит он в трубку, поворачивается ко мне и кивает,  мол,
давай, заходи быстрей,- да, да, да, я его сейчас к  вам  прямо  и  направляю
скоренько, да...- Потом прикрывает трубку рукой и говорит мне шепотом:
   - Пет-ров, ты почему УМЛ не посещаешь? А л ему тоже шепотом:
   - Потому что конспектов нет, И он в трубку громко:
   - Потому что конспектов нет. Да, да, да... И тут до него самого  доходит,
и он мне возмущенно опять шепотом:
   - А почему это у тебя их нет?
   - Потому что утопли. Он в трубку быстро:
   - Потому что утопли... да...
   - Как это "утопли"? - видимо, спрашивают его там.
   - Как это "утопли"? - спрашивает он у меня.
   - А так,- говорю,-  батарею  прорвало  и  все  залило,  и  все  конспекты
развалились.
   - Батарею у него прорвало,- торопится  он  в  трубку,-  и  все  конспекты
залило, и они развалились.
   - А как они развалились? - спрашивает он у меня.
   - А совсем,- делаю я брезгливую рожу,- в кашу. Он делает точно  такую  же
рожу в телефон.
   - А совсем,- говорит он,- в кашу... да... ага... ага...  так  я  вам  его
посылаю?
   - Ну давай,- говорит он мне,- пулей туда, ждут. Вздохнул я и  пошел  туда
пулей, мечтая по дороге, чтоб кто-нибудь там  сдох.  Но  не  дошел  я.  Меня
отловили и в тот же день отправили в автономку. На три  месяца.  Правда,  не
совсем отловили, я сам отловился: зашел к флагману  и  узнал,  не  нужно  ли
вместо когонибудь в автономку сходить. Оказалось, нужно.
   Экзамены я потом сдал, естественно, задним числом, чтоб  окончательно  не
задолбали, а вот за дипломом так и не явился. Некогда было. Начальник  этого
вечернего сборища придурков и наш НачПо просто рыдали непотребно. На  каждом
собрании меня клеймили. Просто удила грызли, честное слово.
   Так и пропал мой диплом. Сожгли его. Да и пес с ним, на кой он мне...

   Методически неверно
   Продать человека трудно. Это раньше можно было  продать.  Несешь  его  на
базар - и все! Золотое было время. Теперь все сложно в нашем мире бушующем.
   Его звали Петей. По фамилии - Громадный. Петя Громадный.  Он  выговаривал
через "х" и без последней  -  "Хромадны"  -  и  вытягивал  шею  вперед,  как
черепаха Тортила, жрущая целлофановый пакет. "Ну-у, чаво там",- говорил  он.
Лучше б "му-у", так ближе к биологии вида. Он был радиоэлектронщик и жвачное
одновременно. А еще он был мичманом. Наемным убийцей.
   Он говорил "мыкросхэма" - и тут же  засыпал  наповал.  Так  мелко  он  не
понимал. А командир группы общекорабельных систем группман - все проводил  с
ним занятия, все проводил. Оглянулся - спит! Чем бы его? Журналом в кило  по
голове - раз!
   - Ты что, спишь, что ли?!
   - Я-та?..
   - Ты-та...
   - Не-е...
   - Ах ты...
   - Все! Не могу! - группман сверкал глазами перед командиром БЧ-5 и  сочно
тянул при этом носом.- Хоть режьте, не могу я проводить с ним занятия.
   - Ну как это?
   - А так! Не могу.
   - Значит, не  так  учишь!  Неправильно.  Методически  неверно.  Вот  тебе
"Волгу" ГАЗ-24 дай за него - наверное, тогда бы выучил. И потом он жалуется,
что  вы  его  за  человека  не  считаете.   Оскорбляете   его   человеческое
достоинство. Ну, это вообще... методически неверно.
   - Ме-то-ди-чес-ки?!.- группман заикался не  от  рожденья,  не  с  детства
заикался. Дальше он шипел носом, как кипятильник перед взрывом. Одним носом.
Ртом уже больше не мог.
   - Да. Методически. Вот давайте его сюда, я  вам  покажу,  как  проводится
занятие.
   Целый час бэчепятый бился-бился и разбился, как яйца об дверь, и тогда  в
центральном заорало:
   - Идиот, сука, идиот!  Ну,  твердый!  Ну,  чалдон!  Чайник!  Ну,  вощ-ще!
Дерево! Дуремар! Ты что ж, думаешь! Петя моргал и смотрел в глаза.
   -- Презерватив всмятку, если лодку набить таким деревом, как ты,  она  не
утонет?! А?! Ну, страна дураков! Поле чудес! Ведро!!!