у влажный крик.
   Этот крик послужил сигналом: захлопали двери, и  все  пропали;  абсолютно
все пропали, и остался один я. В  коридоре  послышались  шаги.  Я  не  успел
подумать и увидел генерала; то есть я хотел сказать, адмирала; но вид у него
был  генеральский.  Адмирал  подошел  ко  мне  и   задержался.   Когда   так
задерживаются рядом со мной, я не могу,  я  начинаю  отдавать  честь.  Я  ее
отдал. Он смотрел на меня и чего-то ждал. Я  не  могу,  когда  на  меня  так
смотрят. Я начинаю говорить. И говорю я все подряд.
   Я назвал себя, сказал, кто я и что я, откуда  я  и  зачем,  а  напоследок
спросил: что ж это такое, если приходится столько стоять и ждать.
   Наверное, я спросил что-то не то, потому что у адмирала выпучились  глаза
и он, откинувшись, сказал громко и четко:
   - Сут-ка-ми бу-де-шь сто-ять! Сутками! Если понадобится.
   Я не мог не ответить адмиралу; я ответил, что готов стоять сутками, но не
выстаивать.
   Что-то с ним поое этого произошло, что-то случилось: он  дернулся  как-то
особенно, а потом наклонился  к  моему  лицу  и  сказал  раздельно  и  тихо:
"Следуйте за мной..."
   И я пошел за адмиралом. Через секунду нашелся  начальник  отдела  кадров,
потом - флагманский химик и командир ПКЗ. Все  они  меня  окружили,  и  было
такое впечатление, что все они  мои  родственники  и  пляшут  вокруг  только
затем, чтоб меня обнять.
   Еще через пять минут я уже знал, где находится моя каюта, а через  десять
минут я уже был подстрижен. И стал я жить на ПКЗ.
   О ПКЗ стоит сказать несколько слов. На  первой  палубе  этого  корабля  с
винтом размещался штаб, на второй, третьей и четвертой - жили экипажи,  ниже
размещался трюм, где с потолка капала вечность, торчали кабельные  трассы  и
жили крысы, огромные, как пантеры.
   Жили они в трюме, а бродили  везде.  Если  крыса  шла  по  коридору  мимо
моряков, моряки цепенели. На крыс кидались только самые отважные.
   Однажды утром на камбузе кок обнаружил в пустом котле целый выводок  этих
тварей: он открыл крышку котла, и они посмотрели на него  снизу  вверх.  Кок
захлопнул крышку и помчался на свалку. Там он в один миг отловил  большущего
бродячего кота и в тот же миг доставил его на камбуз.
   Кок бросил кота к крысам и  загерметизировал  котел.  Кот  отчаянно  выл.
Когда через пару минут вскрыли котел, кот  вылетел  пулей.  В  котле  лежали
трупы. Кот задушил всех. Его можно было понять, он дрался за свою жизнь.
   Кок выкинул крыс, вымыл котел и сварил обед. ПКЗ у нас финской постройки.
Финны строили такие ПКЗ для наших лесорубов. Подводники - вот они  те  самые
лесорубы, ради которых в Финляндии приобретались такие плавучие казармы.
   ПКЗ шли из Финляндии  на  Север  своим  ходом.  На  них  были:  хрусталь,
светильники, ковры, посуда, смесители  в  умывальниках,  краники,  различные
шильдики, ручки и даже туалетная бумага в туалетах.
   Как только они ошвартовались, с них украли все, даже бумагу  в  туалетах.
Последними  украли  из   кают   цветные   занавески.   Занавески   были   из
стекловолокна.  Матросики  сшили  из  них  плавки.  С  чудовищно  распухшей,
мохнатой промежностью они вскоре заполнили госпиталь.
   Кстати, на нашем флоте на плавказармах  иногда  годами  живут  не  только
подводники, но и их семьи: жены, дети и коляски.
   Однажды стратегический атомоход перегоняли с Севера  на  Восток  в  новую
базу. Жены, побросав все, примчались туда путем Семена Дежнева.  Ну,  и  как
это бывает, база уже есть, то есть сопки вокруг есть,  а  домов  еще  нет...
пока.
   Лейтенантам отвели нижние кубрики. Двухъярусные  койки.  Она  сверху,  он
снизу,  и  наоборот.  Отделились  простынями.  Белыми.  И  поехало.  Сначала
стеснялись, а потом повсюду стоял чудесный скрип...
   Север... Север... Северный флот...

   Экипаж
   Мой экипаж появился на ПКЗ через месяц. Он приехал после учебы. Экипажи в
те времена делились на  -  экипажи,  которые  все  время  учились,  экипажи,
которые все время ремонтировались, и экипажи, которые  все  время  выполняли
боевые задачи.
   Это было очень удобно: нужно послать экипаж на  учебу  пожалуйста;  нужно
сгонять корабль в ремонт - ради Бога; в автономку нужно послать  кого-нибудь
- - пошли, родимые.
   Но иногда экипажи мучительно переходили из  одного  состояния  в  другое.
Например, наш экипаж приехал в базу затем, чтоб мучительно перейти  и  стать
боевым экипажем.
   Разместился он на том же ПКЗ, где я квартировал, и однажды  я  обнаружил,
что живу в одной каюте с замполитом корабля. Семьи у него рядом не  было,  и
он сказал мне:
   - Ну что ж! Годковщину на флоте никто еще не отменял, а посему полезай на
верхнюю полку.
   С тех пор я жил на верхней полке двухъярусной койки, а подо мной жил Иван
Трофимович.
   Иван Трофимович - это единственный замполит, которого я бы  приветствовал
стоя, остальных - я бы приветствовал сидя, а некоторых - даже лежа.
   Сказать, что все остальные  замполиты  у  меня  были  ублюдками,-  значит
погрешить против правды. Нет, ублюдками они не были, но  и  говорить  о  них
как-то не хочется.

   Зима и весна
   Зимой и весной все подводники, мечтающие перейти в боевое  состояние,  от
мала до велика берут в руки лом, лопату и скребок и яростно кидаются на снег
и лед. Они скалывают его и отбрасывают в сторону. Так  постоянно  растет  их
боевое мастерство, и  так  они,  совершенствуясь,  совершенно  безболезненно
переходят в боевое состояние.
   "Три матроса и лопата заменяют экскаватор",- это не я сказал, это  народ,
а народ, как известно, всегда прав.
   Однако ие надо думать, что только матросы у нас ежедневно  баловались  со
снежком; и седые капитаны третьего ранга, плача от ветра, как малые дети,  я
бы сказал, остервенело хватались за скребок и - ы-ыы-т-ь! - сдвигали  дорогу
в сторону.
   При такой работе организм от неуклонного перегрева спасает только  разрез
на шипели сзади - он обеспечивает вентилирование в атмосферу  и  необходимый
теплосъем. Это очень мудрый разрез. Сложился он так же  исторически,  как  и
вся наша военно-морская шинель. Шинель - это живая история: спереди два ряда
пуговиц, сзади на спине складка, хлястик и ниже спины, я бы сказал, еще одна
складка, переходящая в разрез.
   Разрез исторически был необходим для того, чтоб прикрывать бока лошади  и
гадить в поле. Для чего нужно на шинели все остальное, я  не  знаю.  Знаю  я
только одно: шинель - это то, в чем нам предстоит воевать.
   Конечно, можно было попросить у Родины бульдозер. (Я все еще имею в  виду
очистку дороги от снега. Когда я слышу слово  "воевать",  помимо  моей  воли
перед моим внутренним взором возникает лом - этот флотский карандаш, а потом
возникают снежные заносы, и я начинаю мечтать о бульдозере.)
   Конечно, можно было попросить у Родины бульдозер, но ведь Родина может же
спросить: "При чем здесь бульдозер? Зачем вам, подводникам, бульдозер?" -  и
Родина будет права.
   Значит, тогда так, тогда молча берем в руки  лом  и  молча  долбаем.  Без
бульдозера.
   Бульдозер доставали на стороне. Просто ходили и доставали. Был у  нас  на
дивизии секретчик, матрос Неперечитайло. Это было  чудо  из  чудес.  Он  мог
запросто затерять секреты, уронить целый чемодан с ними за борт, а потом мог
запросто их списать, потому что у него  везде  и  всюду  были  свои  люди  -
знакомые и земляки, такие же матросы.
   Правда, чемодан потом всплывал, и его выбрасывало в  районе  Кильдина  на
побережье, но все это происходило потом, когда Неперечитайло уже находился в
запасе.
   У него были голубые невинные глаза. Комдива просто трясло, когда он видел
этого урода. Он останавливал машину, подзывал его и начинал его драть.  Драл
он его за все прошлое, настоящее и будущее.  Драл  он  его  так,  что  перья
летели. Драл на виду у  всей  зоны  режима  радиационной  безопасности,  где
стояли наши корабли, где была дорога и где были мы с ломами.
   Неперечитайло стоял по стойке "смирно" и слушал весь этот вой, а когда он
утомлялся слушать, он говорил комдиву:
   - Товарищ комдив! Разрешите, я бульдозер достану?!
   - Бульдозер?!! - переставал его драть комдив,- Какой бульдозер?!
   - Ну, чтоб зону чистить...
   - Что тебе для этого нужно? - говорил комдив быстро, так  как  он  у  нас
быстро соображал.
   - Нужно банку тушенки и  вашу  машину...  Комдив  у  нас  понимал  все  с
полуслова, потому-то он у нас и был комдивом. Он вылезал из машины,  брал  у
Неперечитайло чемодан с секретами и оставался ждать.
   Неперечитайло садился на место комдива и уезжал за бульдозером. По дороге
он заезжал на камбуз за тушенкой.
   Через тридцать минут он снова появлялся на машине, а за машиной  следовал
бульдозер, нанятый за банку тушенки.

   Дуст!
   Наконец пришло для вас время узнать, что всех химиков на  флоте  называют
"дустами". За что" позвольте спросить?  Извольте:  за  то,  что  они  травят
народ! Сидя на ПКЗ, я проводил с личным составом тренировку по  включению  в
ПДУ - в портативно-дыхательное устройство,  предназначенное  для  экстренной
изоляции органов дыхания от отвратительного влияния внешней среды.
   Первые ПДУ на флоте называли "противно-дышащим устройством" - за то,  что
кислота пускового устройства ПДУ, которая должна была по идее  стимулировать
регенеративное вещество этого средства спасения на выдачу кислорода,  иногда
поступала сразу в глотку ожидающему этот кислород.
   Я видел только одного человека, который продержался при этом  более  двух
секунд. Это был наш старший лейтенант  Уточкин,  оперуполномоченный  особого
отдела.
   Я его честно предупредил о том, что возможны  сразу  же  после  включения
некоторые осложнения и что проявления терпеливости в этом конкретном  случае
с большим сомнением можно отнести к признакам воинской доблести.
   - Жить захочешь - потерпишь! - сказал он мне, Против этого я  не  нашелся
чем возразить; он включился и показал мне знаком, что все идет как по маслу.
Когда все идет как по маслу, я обычно запускаю секундомер и, вперясь в него,
снимаю норматив.
   Через пять минут я оторвался от секундомера, посмотрел на  испытуемого  и
заметил, что глаза у опера Уточкина чего-то лишились.
   Прошло еще десять секунд, и Уточкин, чмокнув, откупорил рот.  Изо  рта  у
него повалил белый дым.
   - Ну его на хер,- сказал опер Уточкин,  взяв  завершением  фразы  верхнее
"си",- не могу больше!..

   Лето
   Наступило лето; жены уехали, и поселок  опустел;  период  весенне-летнего
кобелирования окончательно вступил в  свои  права,  и  по  поселку  светлыми
ночами уже шлялись неприкаянные...
   Ну кто на подлинном флоте работает летом? Летом никто  не  работает.  Ну,
разве что в поселке подобрать окурки и плевки,  а  так  сидишь  на  пирсе  с
восточным безразличием: расслабление  и  вялость  в  членах;  тупорылость  и
оскуднение в желаниях, в мыслях  и  в  генах;  апробация  и  культивирование
поз...
   И вдруг! Комиссия Министра Обороны! Вместе с главкомом!
   Все вскочили, побежали, как  со  сна;  озеро  вычистили,  дерн  выложили,
деревья там воткнули, бордюры и траву закрасили; лозунги, призывы, плакаты -
понавесили; и на дома со стороны комиссии обратили особое внимание.
   Комиссия на флоте - это время, когда все живые; не калеки, мечтают уйти в
море.
   - Когда и на чем они будут?!
   - На вертолете через два часа.
   - А вертолетную площадку довели до ума?!
   - Довели...
   - А люди там расставлены?!
   - Так точно!
   - Ну, тогда ждем сигнала... Через два часа, не дождавшись сигнала:
   - Ну?!
   - Пока не ясно... Ясно стало через десять минут:
   - Все отставить, они будут катером!
   - А-а-а-а!!!
   И потом уже в диком вальсе:
   - Фалрепные!.. Нужны фалрепные на фалы... От метр восемьдесят и выше!
   - Что? Фалы?
   - Что?!
   - Фалы, говорю, от метр восемьдесят?!
   - Нет, фалрепные! И еще нужен трап с ковром.
   - Слышь! И еще нужен трап с ковром!
   - И где он обитает?!
   - А черт его знает, на ПКЗ где-то...
   - И эту... как ее... тумбу под главкома не забудьте...
   И тумбу под главкома. Чтоб он не спрыгнул с трапа, перебив ноги, а сошел,
как подобает, сначала на тумбу, потом на пирс...
   Все оказалось закрыто на замок: и трап, тумба, и ковры... и ключ вместе с
заведующим утерян...
   - Давайте ломайте!!! Давайте ломайте!!!
   - Все ломайте!!!
   Сломали вое. Перевернули и нашли в самом дальнем  углу.  Фу!  Ну,  теперь
все!!! Нет, не все: еще нужен оркестр, офицер в золоте и машина. Секунда - и
все это есть! Все есть, кроме фалрепных.
   - Они ж только что были?! Да, были. И их даже послали куда надо,  но  там
старшим был молодой мичман, и их перехватили и  отправили  .на  свалку:  там
тоже надо было срочно убрать.
   - А-а-а!!!...
   Это кричит начальник штаба, затем он мечется по коридору и лично собирает
где попало новых фалрепных. Он выстраивает штабиую команду. На худой  конец,
и эти сойдут. Конец действительно худой. Самый мощный из них тянет  на  метр
шестьдесят шесть сантиметров.  Начштаба  нервничает  -  одного  не  хватает.
Последним влетает в строй  гном-самописец  -  полтора  вершка!  Начштаба  не
выдерживает - доконали: он хватает самописца за грудки так, что тот повисает
безжизненно ножками, и орет ему:
   - Па-че-му!!! Па-че-му та-кой ма-ле-нь-кий!!! Все! Встретили!
   Встретили, подхватили, потащили на руках, И лизали, и лизали  в  двадцати
местах... Нагрузили, проводили стройною гурьбой, Дали, дали, дали  им,  дали
им с собой...
   ...И снова лето настало. Снова благодать разлилась. Солнце снова, и опять
красота; расслабление, расслоение, растягивание членов и тупорылость поз...
   Сопки, сопки, ртутная вода...

   Корабль
   Получили мы корабль - надругались над собой...
   Корабль получили осенью. Наш прекрасный корабль... Плавтюрьма!
   Кто это сказал?! - Это никто не сказал. Это  не  у  нас.  Это  у  них.  У
англичан. В английском языке слово "confine" с одинаковым успехом обозначает
и замкнутый объем подводной лодки, и тюрьму. И поэтому, когда по  телевизору
показывают, что колония малолетних преступников ходит теми же строями, в тех
же ватниках и поет те же песни, я не верю своим  собственным  глазам  и  все
время думаю, что тут чье-то недоразумение.
   Конечно, есть отдельные неразумные,  потерявшие  терпение  и  кое-что  из
морали  подводники,  которые  пытаются  назвать  плавтюрьмой  наши   славные
подводные корабли за то, что они стоят в дежурстве по полгода, а дома бывают
только раз в  месяц,  пешком  и  после  23  часов,  но  я  считаю,  что  это
неправильно. Я  считаю,  что  Родина  о  них  заботится  и  что  эта  забота
выражается так часто, так часто, что не увидеть ее может только слепой.
   Но вернемся к кораблю.
   Это просто чудо какое-то! Я тут же, как только мы его получили, спустился
вниз и прошелся с носа в корму. Слов нет. Просто чудо. Неужели все это сразу
плавает? Неужели оно погружается и всплывает больше, чем полтора раза? - Да,
представьте себе! - А по-моему, оно должно утонуть тут же,  прямо  у  пирса,
вместе с нашей профессиональной подготовкой! - Нет, представьте  себе.-  Это
грандиозно!..
   Открываешь французский прибор и -  япона  мама:  одна  плата  из  Японии,
другая - из Швеции, третья - ФРГ, четвертая - США, пятая - Франция, весь мир
на ладони...
   Открываешь  наш  прибор,  а  там  -  Узбекистан,  Киргизстан,  Ленкорань,
Ленинакан, Уфа, Ухта, Кзыл-Орда! Весь Союз с тобой. И Господь  тоже.  Иди  в
море. Родимый.
   И идут. И плавают. Годами. На чем они плавают? - Они плавают  на  сплаве.
Высокого мастерства и высокой идейности.
   И вдруг одна утонула, потом - вторая и сразу третья... Ай-яй-яй!  Как  же
так?! Неужели?! Вот это да! А мы и не ожидали.- А вот вы ожидали? - Нет,  мы
тоже не ожидали.- А вы? - Мы не ожидали, потому что у них пройден весь  курс
боевой и политической подготовки.- А-а-а... ну, тогда шапки долой...
   Шапки долой - венки по воде; звучит траурная музыка...
   Прозвучала - хватит, а теперь остальных  выгнать  в  море,  чтоб  покрыть
недостачу.
   - А знаете, у оставшихся в живых мы интересовались, и они  все  как  один
хотят служить на подводных лодках...
   - Это грандиозно!
   Флот,- флот...
   Что такое флот? - Флот - это люди.- -А еще что? - Флот это  "железо".-  А
еще? - Флот - это люди, вросшие в "железо".
   - Что бы им такое пожелать?
   - Пожелайте им здравствовать...

   Автономка
   Автономка - как женщина: если она у тебя первая, то запомнится надолго.
   Отдых перед автономкой  ворован,  как  кусок  хлеба  со  стола  помоечным
пасюком. Погрузки, проверки, ракеты, торпеды...
   - Кровь из носа, товарищи, это нужно сделать! Кровь из  носа...  И  кровь
идет из носа...
   Перед автономкой бывает контрольный выход для проверки готовности.  Лодку
выгоняют в море, и она десять суток ходит там  туда-сюда,  а  внутри  у  нее
сидят люди, преимущественно по тревоге. И тревоги через каждые два  часа,  и
часто бывает, что одна тревога целуется с другой...
   Там я научился спать стоя. Стоишь,  стоя  и  спишь.  Просыпаешься  тогда,
когда грудью падаешь в прибор, а под глазами такие синяки вырастают, будто в
глаза пустой стакан ввинчивали. После этого так хочется в  море,  просто  не
описать. Без удержу хочется...
   Только пришли, и опять - разгрузки, выгрузки, погрузки...
   - Большой сбор! Построение на пирсе...
   - Внимание, товарищи! Экипаж будет отпущен только тогда, когда  на  пирсе
не останется ни одной коробки!!!
   Будет отпущен, бу-дет, кто же спорит. А за сутки до отхода  всех  посадят
на корабль, а на корне пирса выставят вооруженного вахтенного, чтоб никто не
сбежал, а то ведь черт их знает, шалопаи, прости Господи...

   Отметим коротко!
   Отметим коротко, лирически отступив, что в те времена флот пил, и пил  он
спирт, и пил он его неторопливо и помногу.  Это  сейчас  всем  запретили,  а
тогда - о-го-го...
   В общем,  были  отдельные  личности,  которые,  несмотря  на  сторожей  и
проделанную работу, ускользали с корабля в ночь перед самым отходом, и потом
за ними гонялись по всему поселку.
   Обессилев, они сдавались, их сажали на детские  саночки  и  привозили  на
пирс. По дороге они засыпали, и их грузили на корабль  на  талях.  Приходили
они в себя на третьи сутки вдали от родных берегов.
   Но были и такие, которых не находили, и тогда в  последний  момент  брали
кого попало прямо из патруля.. Так взяли одного молодого лейтенанта,  и  его
жена потом его искала, но искала она не там, где надо  искать,  поэтому  она
искала его несколько дней.

   Ах, море, море...
   Вышли в море  и  пошли,  отошли  подальше,  встрепенулись  и  взялись  за
изучение материальной части.
   Только наши подводники могут выйти  в  море,  отойти  подальше,  а  потом
начать изучать то, на чем они вышли в море: всем выдаются зачетные листы,  и
все одновременно начинают учить устройство корабля - ходят по отсекам, как в
Лувре, и ищут клапана. Лодка плывет, а они учат. А что делать?
   Матчасть на нашем родном флоте можно  изучить  только  вдали  от  Родины.
Вблизи Родина тебе просто не даст ее изучить. Родина, она вблизи  что-нибудь
да придумает: снег придумает, астрономическое число нарядов или рытье канав.
   Если лодка утонет, то тут Родина  поделится  на  две  большие  части:  та
часть, которая придумала снег, наряды и канаву, будет молчать, а та,  другая
часть Родины - та срочно пододвинется поближе и спросит у оставшихся в живых
со всей строгостью.
   И это навсегда. Это не изменить. Некоторые пытались, но это навсегда.
   Да и мы уже привыкли  так  учиться  своему  военному  делу.  Мы  до  того
привыкли, что, разреши нам на берегу не рыть, а  учить,  мы  сядем  и  будем
сидеть, уставясь в точку, отсылая всех к матери Ядвиге; будем сидеть и ждать
выхода в море, чтоб там приступить однозначно.
   Когда мы вышли в море, я тоже получил зачетный лист по устройству корабля
и тоже учил до тех пор, пока с глаз моих не спала  пелена  и  пока  все  эти
трубы, свитые в узлы, не ст