Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
спинного мозга ("а это не просто, больно это") в
клинических условиях города Североморска. Да, кстати, а вы знаете, что
офицер место службы не выбирает и по переводу вас могут засандалить в
Магадан?..
Мне захотелось его удавить, но я еще не спросил его об академии.
В академию? Можно и в академию. Но на этот год вы уже пролетели, а на
следующий придете в следующем году. Вот так!
Я посмотрел на его горло и вспомнил, что я еще не поинтересовался про
адъюнктуру. Я поинтересовался.
В адъюнктуру? Редко, но бывает. Так что не стоит обольщаться.
В общем, я сказал: "Живи, жаба",- и шлепнул дверью...
Три года я переводился с Северного флота. Я пытался уйти в академию, в
адъюнктуру, в командиры роты и в ученые; я звонил и бегал, проходил
медкомиссии и подписывал характеристики; я отправлял свои личные дела и
встречал их; я переделывал представления, я печатал списки родственников, я
звонил и уточнял их девичьи фамилии...
А ушел я в Северодвинск вместе с кораблем. На вечное захоронение. В
Северодвинске явился в политотдел, когда наступила осень и сквозь вскрытый
лодочный корпус стало прохладно жить, и спросил:
- Где мой угол, в котором буду я и моя семья? К этому времени
биологическое чудо свершилось: я женился. Год мы мыкались, а потом в нашем
Клондайк-Сити мне дали квартиру: построена суровыми руками
рудокопа-шлаковщика-воина-строителя по стенам течет, батареи перемерзают и
взрываются, как бутылки на морозе.
Но все же это была квартира. Хоть плохенькая, но своя. Конура конурой,
постоянно согретая батареей в одно женское тело.
- Ну и где же мое жилье? - спросил я у зам начальника этого
полит-пардон-отдела бригады кораблей.
- Видите ли,- начал этот полномочный представитель нашего светлого
будущего на земле и в воздухе,- жилфонд нашей бригады рассчитан на пять, ну
на семь, максимум - на десять экипажей, а вас тут - двадцать четыре, и
потом...- и потом,- сказал он мне,- сдайте сначала там квартиру, и тогда мы
начнем с вами разговаривать.
Я поехал и сдал, приехал и стал с ними разговаривать. Говорили мы год, но
так и не договорились, и квартиру мне не дали; мне даже справку не дали о
том, что не дали квартиру.
В последней беседе этот первый полномочный у корыта даже заявил:
- Слушайте, ну, в конце-то концов, мужчина вы или нет! Что вы все время
ходите: "Хочу жену, хочу жену"? Зачем вам в Северодвинске жена? Кто сюда
свою жену привозит? Ну кто? Не страдайте вы. Выйдите на улицу. У нас так все
делают...
Действительно, что может быть проще: выйди ты на улицу... А на улице
прямо на столбе висело объявление: "Сдается комната одинокому молодому
человеку",- и кое-что от этого объявления было уже оторвано.
Семьсот офицеров и мичманов, холостых постоянно и временно, сходило
вечером с кораблей нашей бригады, и город впитывал их, как губка. Ни один не
валялся под забором; все где-то тихо лежали и не на открытом воздухе...
Но наступило эпохальное время. Наступило время эпохального 27-го съезда,
и в это время я оказался в отпуске. И, находясь в отпуске в столь
историческое время, я вдруг вспомнил (просто озарение какое-то), что лучше
всех на этой земле обетованной живут склочники. Я пошел и голосом своей мамы
подал телеграмму съезду. Я не стал его поздравлять, я просто спросил у
форума коммунистов: почему мой сын до сих пор не переведен никуда, в чем его
вина, и, если вина есть, то почему на подводных лодках служат только
виноватые.
И форум коммунистов ответил маме, что ее сын - этот редкий природный
экземпляр подводника, этот бутон благоуханный военно-морской,- скоро будет
переведен в город-герой Ленинград, где постоянно оседают все герои.
- Начхим! А у вас есть справка о жилье в Ленинграде?
Так теперь в строю с удручающей периодичностью обращался ко мне мой
старпом.
И я ему, с той же периодичностью, очень терпеливо и толково объяснял, что
я дитя своего времени, что у меня мое только то, что на мне и с собой, и что
ни один город Советского Союза, а тем более такая колыбель, как Ленинград,
не может похвастаться тем, что я его почетный гражданин.
- А-а...- говорил старпом и отходил.
К тому времени все были уже извещены, что я редкая сволочь, "писатель", и
что пишу я во все концы, а особенно обожаю периоды съездов, и что я
перевожусь, видимо, и, видимо, навсегда. И я опять строчил на себя
характеристики, представления, вставлял в них, как я отношусь к пьянству, к
политике партии, как я изучаю последнее текущее наследие, как я провожу их в
жизнь; потом я бежал и отправлял все это, потом оно возвращалось и снова
уходило, и снова я носился с ним, носился, носился...
- Начхим! - говорил старпом время от времени.- А справку о прописке в
Ленинграде ты уже достал? Прописка - основное деловое качество офицера, его
кошмар и надежда, его пробковый пояс, его бревно, его соломинка... есть у
тебя прописка - и ты человек; нет? - извини...
В двадцатый раз я не выдержал и прямо в строю диалектически переложил
учение Дарвина о происхождении птичьих видов с английского сразу же на
монголо-татарский; я переложил его несколько раз, и каждый раз был по-своему
интересен, поскольку сопровождал я его рядом оригинальных манипуляций и
артикуляций.
Наступила тишина. Строй слушал как завороженный. Затем раздался голос
старпома:
- Ну, а орать-то зачем? Что, уже и спросить нельзя?
Потом начался хохот, и хохотали все: и офицеры, и мичманы, и матросы -
весь мой экипаж. Ну, и я в том числе. После этого стало легче, и я поверил,
что я действительно ухожу...
Приказ был в июле. Выписка из него шла от Москвы до Северодвинска три
месяца, что на десять суток длиннее знаменитого путешествия вокруг света во
времена Жюль Верна...
- Капитан третьего ранга Михайлов!
- Я!
- Выйти из строя!
- Есть!
- Внимание, товарищи! Сегодня от нас уходит капитан третьего ранга
Михайлов. Наш начальник химической службы. Он прослужил на лодках более
десяти лет. У него двенадцать автономок...
"От нас уходит" - как о покойнике. А впрочем, верно, ушел - что умер.
- ...А теперь... по традиции... он с нами попрощается...
Я обходил строй, жал руки и улыбался. Меня обнимали, пихали в плечо и
говорили: "Держись, Саня..." - и я держался...
А дальше?
А дальше - Ленинград, проспекты-светофоры, и на службу на автобусе, и
двенадцать нарядов в год, и "с девяти до пяти", и два выходных в неделю, и
по выходным - семья, семья, семья...
ПРИМЕЧАНИЯ
* ЦДП - центральный дозиметрический пост.
* ГЭУ - главная энергетическая установка.
* Те, кто испытал на себе мороз, знают, что так сказать можно.
* Сатэра - синоним слова "кореш".
* Мусинги - узлы.
* Меркаптаны - химические соединения, которые сообщают фекалиям их
неповторимый запах.
Александр Покровский.
Расстрелять-II
---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Михайлович Покровский
Александр Покровский. Официальный Web-сайт
---------------------------------------------------------------
Александр Покровский, "Расстрелять!-II"
Издательство "Инапресс", 2001 год
OCR Colonel Aureliano Buendia (aurelito@mail.ru), 2003
Александр
ПОКРОВСКИЙ
РАССТРЕЛЯТЬ! - II
О СЛУЖБЕ В ДВУХ СЛОВАХ
О СЛУЖБЕ В ДВУХ СЛОВАХ
Даже не знаю, что из всего этого получится, ведь о службе в двух
словах сказать трудно. Служба - это нескончаемая поэма. Каждый день можно
писать по толстенному тому, причем ни разу не повториться. Вот, например,
вахта.
Что такое вахта?
Вахта - это игра такая военная. Если вы посмотрите в устав, то увидите
там, что вахту нужно нести непрерывно. Ну, раз непрерывно, то лучше всего
при этом лежать. Вахту я лично нес все время лежа: ложился - и ноги в зенит.
Давно установлено, что если ты на вахте бегаешь, как в "живете" ужаленный,
суетишься, служишь, как пудель, все подмечаешь, то в конце службы тебя же и
снимут, причем за всякую ерунду. Так что я, заступив на вахту, с вечера еще
кротко вздыхал, расстегивал крючки на кителе, чтоб они в яблочко не
вгрызались, потом медленно, чтоб не потревожить себе ничего внутри, ложился,
закрывал глаза, говорил себе; "Спи, Саня, и ни о чем не думай, Господь с
тобой" - и отлично высыпался, а служба шла своим чередом. Зато уж если сняли
тебя в конце вахты, то хоть есть за что.
А иногда словно полоса какая-то:
- Тарантасов, я вас снимаю! Тарантасов, я вас снимаю!
Только и слышишь. Правда, я Телегин, а не Тарантасов, но начальству не
объяснишь. Да и какая разница?
Некоторые интересуются: а что будет, если снимут с вахты? Да ничего не
будет, просто в тот же день снова заступишь.
Следующий вопрос
Каким на службе нужно быть?
Следующий ответ: на службе нужно быть исполнительным.
- Брось все, иди сюда!
Бросил.
- Встань здесь и следи, чтоб никто не входил!
Встал, смотришь.
- Чего уставился, тебе что, заняться нечем?
- Есть!
- Что у вас здесь творится?
Приблизился, посмотрел, что творится.
- Немедленно убрать!
Взял и убрал.
- А это что?
Смотришь, что "это".
- Что за гадюшник вы здесь развели?
Подошел, заглянул в гадюшник.
А каким не надо быть?
Не надо быть идиотом! Это вам любой старпом скажет. И главное, ничему
не удивляться и всегда угол падения поддерживать равным углу отражения.
Отскакивать должно, как от бронированного.
"Виноват!"
Есть еще такое хорошее слово: "Виноват!" Произносить его надо быстро,
лихо, браво, с блеском, со звоном шпор. Все это врожденное, конечно, и
прочим нелегко дается, и с годами оно только оттачивается, но главное - без
передышки:
- Что это?
- Виноват!
- А это?!
- Виноват!
- А спички?
- Устраним!
- А окурки?
- Подберем!
- А мусор?
- Виноват!
Одного моего кореша в институт перевели. А там капразы ручные как
голуби, с руки едят. Вызывает его начальник и говорит:
- Почему вы до сих пор не в отпуске?
А тот с порога:
- Виноват!!!
И у начальника сразу разрывается причинно-следственная связь, и он
замирает.
И еще о вахте и о воспитании чувств
Чувство вахты в себе нужно воспитывать.
Воспитание чувства вахты на конкретных примерах.
Вахта - это особый вид дежурства, доведенный до искусства быть
незамеченным. В идеале ты должен уметь таять в воздухе.
Вот стоял я, будучи уже каптри, дежурным по камбузу. (Там, правда,
максимум каплея нужно было поставить, но никого не нашли и поставили меня.
Мы тогда на ПКЗ питались.) Уж смена близится, а сменщика все нет. И стою я
на верхней палубе и жду, и тут начпо наш появляется. Пришел камбуз
проверять. А я уже без белого халата, все с себя снял и к смене
приготовился. Начпо меня спрашивает:
- Дежурного не видели?
- Нет, - говорю я ему, - не видел, но он где-то здесь шляется.
- Черт знает что, - говорит начпо, - где же он?
- Да здесь где-нибудь ходит, наверное, - говорю ему я, - хотите вместе
поищем?
Прошлись мы с ним вместе, поискали по всем помещениям, он впереди, я
сзади, - ни одной живой заразы. Я старую вахту отпустил, а новая еще не
подошла.
- Черт знает что, - сказал начпо. И я с ним согласился. Действительно,
черт знает что.
- Ну ладно, - сказал начпо и ушел, и тут я смотрю: смена моя не спеша
колдубасит.
- Эй, многоножка, - говорю я ей, - семени присосками, а то меня сейчас
снимут, и смениться не успею.
Что в службе главное?
Главное - доложить вовремя. Думать при этом совершенно не обязательно.
Слова должны сами выстраиваться в одну шеренгу и косить налево, а ты следишь
только, чтоб без запинки и чтоб равнение было в затылочек и по диагонали.
Причем мозг от этого дела нужно отключить. Мозг на службе должен отдыхать.
А есть и интимные случаи.
Каким правилом в этом случае пользуются? Правилом правой руки; ладонь
ко лбу - увидел, торцом к уху - услышал, ко рту приложил - доложил.
Чего на службе не надо считать?
Не надо считать, что от твоего появления на этом свете что-то
изменится, пагубное влияние какое-нибудь рассеется, разрушится что-нибудь
или что-нибудь образуется, повернется вспять. На первых порах точно,
какая-то возня наблюдается, а потом все затянется, разгладится, как круги по
воде.
И потом я заметил, если ты ничего не делаешь или, наоборот, пыхтишь изо
всех сил, то временная разница - пять минут.
Мысль насчет дела
Если дело - дело, оно и само сделается, а если не дело, то его и делать
нечего.
Что приходится время от времени совершать?
Время от времени приходится что-нибудь доставать. При этом ваше
начальство всегда должно быть в курсе возникших сложностей. Помочь оно,
естественно, не может, но оно может отследить ваши героические усилия.
Начальство развращается, если вы все делаете молча, стиснув зубы, оно
начинает считать, что все в этом мире легко и просто. Это вредные мысли, и
от них начальство лучше беречь.
И даже если у вас все получилось с ходу, все равно дистанционно
доложите, что этого - нет, того - нет, а это вот - на подходе, и обязательно
бодро спросите разрешения ждать до упора, умереть, но достать, лечь у двери
и не встать, подохнуть, но сделать.
Начальство вам это разрешит. Отдавать за что-нибудь концы у нас
принято, И потом, сколько радости на лице у начальника, если под вечер вы
все-таки что-то привезли.
В чем состоит флотское счастье?
Оно в совпадении: склад открыт, складчик на месте, накладные есть, люди
есть, машина есть. От такого счастья можно рехнуться.
Но что главное в этом счастье? Главное - машина. И не надо считать, что
если в тылу вам выписали машину, то она у вас уже есть. Ее еще получить
надо. Это сначала, по молодости, я бегал, искал диспетчера, потом водителя,
потом колеса, аккумулятор, потом опять водителя, бензин и пропуск, а потом,
ближе к старости, я приходил, хлопался в гараже на табурет и говорил:
- Вот я, старый больной майор, ну и что? Аккумуляторы-то у вас есть?
Машина-то хоть на ходу или как? И шофер имеется? Ты смотри. И бензин залит?
Ну, вы, ребята, даете. Да вам ордена надо раздавать: нигде ничего нет, а у
вас - есть!
- Ну да, ордена, - говорят они, - как же, держи в обе руки, - и дают
тебе машину.
Вот такие у нас бывают неприятности. И все-таки, несмотря ни на что,
о чем нужно помнить всегда?
Нужно помнить о том, что большое событие поглощает небольшое. Допустим,
у вас на санпропускнике два врожденных клинических идиота (вахтенные)
вскрыли банку химической регенерации и - любознательности для - туда
плюнули, а она не загорелась, ну тогда они натолкали туда промасленной
ветоши и склонились над ней - и опять ничего; ну раз так, тогда они залили в
нее турбинное масло, специально припасенное и принесенное, - никакого
впечатления; ну тогда они стукнули по ней ногой. Происходит взрыв. Идиоты,
как это ни странно, живы, не размазало их по всей Вселенной, а в
санпропускнике вышибло все стекла и двери и произошел грандиозный пожар.
И вот вас вызывают к командующему, как старшего в экипаже, и вы бредете
туда, слабея умом и в коленях.
И вдруг по дороге вы видите, как падает с тележки проезжающая мимо
торпеда с ядерной боеголовкой; падает и не спеша, медленно катится под уклон
в залив. В два прыжка вы должны броситься к ближайшему телефону и аварийным
до колена голосом сообщить об этом командующему.
Можете не сомневаться: никто никогда больше не вспомнит, что там за
возня произошла на этом несчастном санпропускнике, и командующий, которому
вы только что подарили самое яркое впечатление от всей его жизни, сразу же
забудет вашу фамилию.
И тут хочется сказать о лице.
Что делать на службе с лицом?
Лицом на службе нужно пользоваться. Изображение на нем легкого
слабоумия считается хорошим тоном. Не возбраняется при этом покачивание
головой в такт словам начальника. В конце хорошо бы сказать: "Есть".
Если начальство пошутило, то приличным будет рассмеяться. Начальники
порой такие забавники.
Ну а при разговоре с начальником, о тягостный мой, где же должны быть
твои глаза?
Они должны быть на лице у начальника. Они должны искать там правильное
решение.
Но на службе иногда теряют свое лицо
Что нужно делать на службе с лицом, чтоб его не потерять?
Нужно за ним следить! И что при этом лучше всего держать в руках?
Лучше всего в руках держать папку
Пузатый портфель - показатель низшей ступени служебной лестницы. На
этой ступени возят, носят, грузят.
Дипломат - показатель разгильдяйства, а папка всегда к лицу. Вот я
всегда хожу с папкой. Пусть даже в ней ничего нет, но она нужна. Один мой
знакомый, когда потерял пустую папку, одиноко плакал, до того он в нее врос,
до того вжился в образ.
Папка может даже лицо заменить.
А вообще, если лица нет, то и потерять его невозможно. Ну а если его
нет, то что на нем вместо него лучше всего сохранять?
Лучше всего сохранять следы сопричастности.
С папкой мне всегда честь отдают. Без папки не всегда, а с папкой -
всегда. Я даже иногда ладонь не к голове прикладываю, а к папке.
О чести и бесчестии
Честь у нас на службе принято отдавать. Причем молодцевато. Отдавший
честь должен тут же ее назад получить. Если вы ее отдали, а вам не отдали -
значит, вы обесчещены.
О вреде задумываний
Думать на службе вредно. Лучше сначала сделать чего-нибудь. Например,
атакой взять с минимальной кровью какую-нибудь высоту. Взял - теперь
осмотрись: может, теперь ее лучше оставить.
Теперь о выборе
Вот что лучше, как вы думаете: занятие проводить или мусор убирать?
Лучше мусор, И начальство так считает. Лучше что-нибудь протирать.
При этом рассмотрим лирическое отступление о венике. Возьмем веник. Вот
смотришь порой на веник - и сразу мысли, чувства, половодье захлестывает и
воспоминания одолевают. А веник как веник, но перевернешь - и уже
чувствуешь, что раньше это, может быть, был даже и не веник, а какой-нибудь
прекрасный прибор. Скажете, так не бывает? На флоте, друзья, все бывает.
Веник - штука универсальная. В него что хочешь может превратиться. Даже
офицер может превратиться в веник. Издали - офицер, а чуть ближе - веник. Но
что интересно: обратного превращения еще никто не наблюдал.
Теперь о гармонии.
О гармонии с природой
Офицер, он когда находится в гармонии с природой? Когда цветет. А когда
он цветет? Когда одет в парадную форму и выстрижен, как парковая культура.
Вот если б он еще поменьше жрал, то был бы еще гармоничней.
И еще хочется сказать о форме одежды
Однажды одному нашему разрешили говорить все, что он хочет сказать о
нашей форме одежды. Так у него столько слюны при этом выделилось, что он
захлебнулся. Насилу откачали и уволили в запас по здоровью на шестьдесят
процентов пенсии.
Во всяком случае, шинель бы я оставил. Через пятьдесят лет ей цены не
будет.
Что делать на службе, если тебя послали?
Идти.
И при этом что нужно просто знать?
Нужно просто знать, что все, что ни делает офицер, он делает для блага
Отечества.
О братстве
Все пополам, как в песне. Вошел в кают-к