оял  дежурным  по  дивизии  атомных
ракетоносцев. (Всего один месяц заступал, а сколько потом впечатлений.) Было
полярное лето, и ракетоносцев на дивизии почти не наблюдалось. Я был старшим
в экипаже сидел и сторожил матросиков,- и меня на  это  дежурство  отловили.
Отловили так: бегу я по ПКЗ, где в то время гнездился наш штаб, и тут  вдруг
открывается какая-то дверь, и из нее вылетает  старший  помощник  начальника
штаба.
   - Стой! - говорит старший помощник.- Вы кто?
   - Я? Химик...
   - Никуда не уходите, сейчас заступите дежурным по дивизии.
   - Так... я же химик, а там вроде командиры заступают...
   - Ну и что, что химик. Не медик же. Точно. Химик - это не медик. Медик  -
последняя степень офицерского падения. Так что заступил я. На  целый  месяц.
Стояли мы на пару с одним орлом. (Нашли  еще  одного  недоношенного.)  Через
день - на ремень. Встречались мы с ним при смене с  вахты;  встречались  при
смене, показывали друг на друга издали пальцами и кричали:
   - Ой! Кто это у нас там стоит! Дежурным по Советскому Союзу?!
   Снять нас с вахты  было  невозможно.  Просто  некем  было  заменить.  Но,
конечно, мечты относительно этого у начальства имелись. Начштаба как  увидел
меня впервые заступившим, так от жгучего желания  тут  же  меня  куда-нибудь
убрать даже заскулил. Закончив скулить, он проорал:
   - Что это за кортик? На вас?! Только не надо прятать его  за  бедро.  Где
набалдашник?! А? Что?  Что  вы  там  бормочете?  Доложите  внятно.  А?  Что?
Потеряли?  Когда  потеряли?  Десять  лет  назад?  Потеряли  -  -слепите   из
пластилина! А? Что? Нет пластилина? Из говна слепите!  Из  дерева  вырежьте!
Считайте себя снятым, если через пять минут... А? Что?..
   Конечно, он меня не снял бы - стоять-то все равно некому, но  через  пять
минут я уже достал новый кортик и скребся под его дверью, чтоб  доложить  об
устранении замечания; но доложить я не смог - начштаба к  тому  времени  уже
унес куда-то в сторону вихрь, поднятый очередной комиссией.
   Мы - дежурные по дивизии - старались не попадать под комиссию:  прятались
по углам и за шкафы.
   Но ночью, когда наше  начальство  попадает,  наконец,  к  себе  в  койку,
дежурный по дивизии сам становится начальством и сам ходит и  спрашивает  со
всех подряд по всей строгости.
   Вышел я в свое первое дежурство  ночью  на  территорию,  чтобы  проверить
несение дежурно-вахтенной службы (все  это  сдуру,  конечно,  потому  что  в
обычной жизни я нормальный человек), и увидел я, что по военному  городку  в
два часа ночи шляется  целая  стая  матросов,  непуганых,  как  тараканы  на
камбузе. Они меня почти не замечали, но каким-то образом все  время  держали
дистанцию.
   Первым желанием было, конечно, броситься за ними с криком  "Стой!  Назад!
Ко мне!" - и всех переловить, а потом я подумал: а может, так  оно  и  надо?
Может, я сейчас нарушу своим  вмешательством  природную  гармонию,  чудесное
природное равновесие? Я был так поражен этой мыслью, что совершенно  потерял
координацию движения, повернулся на одном месте и пошел спокойно спать.
   А  утром  нам  дали  третьего  дежурного.  (Наверное,  для   того,   чтоб
безболезненно можно было с вахты снимать.)  Третий  был  молодой,  цветущий,
сильный, только из отпуска, старпом Вася.
   - Вася! Заступил! Дежурным! По Советскому! Союзу! - заорал он,  заступив,
и засмеялся, счастливый. Так ему было хорошо после отпуска.
   На следующий день я его не узнал: какой-то хмурый, расползающийся по  шву
рыдван.
   - Что стряслось,- спросил я его,- в королевстве датском?
   - А-а-й! - махнул он рукой так, что фуражка съехала на висок.  Он  хромал
на одну ногу, а другую (ногу) приставлял к первой по дуге окружности.
   - Ка-ко-й я коз-зел! - припадая к  собственным  коленям,  говорил  он  и,
закрыв глаза, быстро-быстро бил себя ладонью в лоб.
   - А что такое? - интересовался я.
   - Ну пройди ты мимо! - продолжал он бить себя  в  лоб.-  Ну  пройди!  Во!
Гавайский дуб! -  и  он  рассказал,  как  ночью  он  вышел  сдуру  проверить
территорию и увидел стаю матросов. Рефлексы при этом у него сработали. "Стой
на месте! Подойди сюда! - заорал он.- Товарищ матрос!" Ближайший, метров  за
сто, "товарищ матрос", услышав его, не спеша повернулся, посмотрел,  "кто  у
нас там", а потом, подхватив одной рукой другую, показал ему  условный  знак
"на, подавись!" - до плеча: после этого "товарищ матрос" побежал.
   "А-а!" - заорал от  оскорбления  старпом  Вася,  дежурный  по  Советскому
Союзу, и бросился вперед так быстро,  что  у  него  вышли  с  мест  коленные
чашечки. Он упал и ударился чашечками и локтями, и потом, когда он поднялся,
у  него  еще  и  нога  подвернулась  в  ботинке.   А   военно-морская   нога
подворачивается в ботинке и в ту, и  в  другую  сторону.  Еле  дополз.  Одно
колено он за ночь привел в чувство, а второе нет.
   - Ну какой я козел! - все сокрушался и сокрушался старпом Вася, а я тогда
подумал: "Не бегите за бегущим!" - и еще  подумал:  "Так  тебе  и  надо.  Не
нарушай гармонию".

   Не для дам
   Вернемся к вопросу о том, с кем мы,  офицеры  флота,  делим  свои  лучшие
интимные минуты, интимно размножаясь, а проще говоря,  плодясь  со  страшной
силой.
   Просыпаешься утром, можно сказать даже - на  подушке,  а  рядом  с  тобой
громоздится чей-то тройной подбородок из отряда беспозвоночных.  Внимательно
его обнюхиваешь, пытаясь восстановить, в какой подворотне ты  его  наблюдал.
Фрагменты, куски какие-то. Нет, не восстанавливается. Видимо,  ты  снял  эту
Лох-Несси, эту бабушку русского флота, это чудище северных скал одноглазое в
период полного поражения  центральной  нервной  системы,  когда  испытываешь
половое влечение даже к сусликовым норкам.
   Иногда какой-нибудь лейтенант до пяти утра уламывает у замочной  скважины
какую-нибудь Дульцинею Монгольскую и, уломав и измучась в белье, спит потом,
горемыка, в автобусе, примерзнув исполнительной челкой к стеклу.
   Таким образом, к тяготам и лишениям воинской службы,  организуемым  самой
службой, добавляется еще одна тягота, разрешение от которой на  нашем  флоте
издавна волнует все иностранные разведки. Проиллюстрируем тяготу, снабдив ее
лишениями. Начнем прямо с ритуала.
   Подъем военно-морского флага - -это такое же ритуальное отправление,  как
бразильская самба, испанская коррида, африканский танец  масок  и  индийское
заклинание  змей.  На  подъем  флага,  как  и  на  всякий  ритуал,  если  ты
используешься в качестве ритуального материала, рекомендуется не опаздывать,
иначе ты услышишь  в  свой  адрес  такую  чечеточку,  что  у  тебя  навсегда
отложится: этот ритуал на флоте - главнейший.
   Уже раздалась команда: "На флаг и гюйс..." - когда на сцене появился один
из упомянутых лейтенантов. На его  виноватое  сюсюканье:  "Прошу  разрешения
встать в строй..." - последовало презрительное молчание, а  затем  раздалась
команда: "Смир-на!!!" Лейтенант шмыгнул в строй и замер.
   Вчера они сошли вдвоем и направились в кабак на спуск  паров,  а  сегодня
вернулся почему-то только один. Где же  еще  один  наш  лейтенант?  Старпом,
крестный  отец  офицерской  мафии,  скосил  глаза  на  командира.  Тот   был
невозмутим. Значит, разбор после построения.
   Не успел строй распуститься,  не  успел  он  одеться  шелестом  различных
команд, как на палубе появился еще один, тот самый недостающий лейтенантский
экземпляр. Голова залеплена огромным куском ваты, оставлены только три дырки
для глаз и рта. Вот он, голубь.
   - Разберитесь,- сказал командир старпому,- и накажите.
   Старпом собрал всех в кают-компании.
   - Ну,- сказал он забинтованному,- сын мой, а теперь доложите, где это вас
ушибло двухтавровой балкой? И лейтенант доложил.
   Пошли в кабак, сняли двух  женщин  и,  набрав  полную  сетку  "Алазанской
долины", отправились к ним. Квартира однокомнатная. То есть пока  одна  пара
пьет  на  кухне  этот  конский  возбудитель,   другая,   проявляя   максимум
изобретательности, существенно раздвигает горизонты камы-сутры, задыхаясь  в
ломоте.
   Окосевшее утро вылило, в конце концов, за окошко свою серую  акварель,  а
серое   вещество    у    лейтенантов    от    возвратно-поступательного    и
колебательно-вращательного раскаталось,  в  конце  концов,  в  плоский  блин
идиотов.
   Уже  было  все  выпито,  и  напарник,  фальшиво  повизгивая,  за  стенкой
доскребывал по сусечкам, а наш лейтенант в состоянии слабой рефлексии  сидел
и мечтал,  привалившись  к  спинке  стула,  о  политинформации,  где  можно,
прислонившись к пиллерсу, целый час бредить об освобождении арабского народа
Палестины.
   И тут на кухню явилась его Пенелопа.
   - Не могу,- сказала Пенелопа суровая,- хочу и все!
   Офицер не может отказать даме. Он должен исполнить свой гражданский долг.
Лейтенант встал. Лейтенант сказал:
   - Хорошо! Становись в позу бегущего египтянина!
   Пенелопа как подрубленная встала в позу бегущего египтянина,  держась  за
газовые конфорки и заранее исходя стоном египетским. Она ждала, и  грудь  ее
рвалась из постромков, а лейтенант все никак не мог выйти из фазы рефлексии,
чтоб перейти в состояние разгара. Ничего  не  получалось.  Лейтенант  провел
краткую, но  выразительную  индивидуально-воспитательную  работу  с  младшим
братом, но  получил  отказ  наотрез.  Не  захотел  члентано  стачиваться  на
карандаш - и все. Ни суровая встряска, ни  угроза  "порубить  на  пятаки"  к
существенным сдвигам не привели.
   Девушка стынет и ждет, подвывая, а тут...  И  тут  он  заметил  на  столе
вполне приличный кусок колбасы. Лейтенант глупо улыбнулся и взял его в руки.
   Целых десять минут, в тесном содружестве с колбасой, лейтенант мощно и  с
подсосом имитировал движения тутового шелкопряда по тутовому стволу.
   Девушка (дитя Валдайской возвышенности), от страсти стиснув зубы, крутила
газовые выключатели, и обсуждаемый вопрос переходил уже  в  стадию  судорог,
когда на кухню сунулась буйная голова напарника.
   - Чего это вы здесь делаете? - сказала голова и добавила: - Ух ты...
   Голова исчезла, а дверь осталась открытой.
   - Закрой,- просквозила сквозь  зубы  "Валдайская  возвышенность",  и  он,
совершенно увлекшись, не прекращая  движения,  переложил  колбасу  в  другую
руку, сделал два шага в сторону двери и закрыл ее ногой. Пенелопа,  чувствуя
чешуей, что движения продолжаются, а он закрывает дверь вроде бы даже ногой,
оглянулась и посмотрела, чем это нас там.  Выяснив  для  себя,  что  не  тем
совершенно, о чем думалось и страдалось, она схватила с плиты сковороду и  в
ту  же  секунду  снесла  лейтенанту  башку.  Башка  отлетела  и  по   дороге
взорвалась.
   Через какое-то время лейтенант очнулся в бинтах и вате и, шатаясь, волоча
рывками на прицепе натруженные гонады, как беременная тараканиха,- он явился
на борт.
   - Уйди, лейтенант,- сказал старпом среди гомерического хохота  масс,-  на
сегодня прощаю за доставленное удовольствие.

   Нэнси
   Нэнси - это баба. Американская. Баба-генерал. И не просто генерал, а  еще
и советник президента. Говорят, что она отжимается от  пола  ровно  столько,
сколько и положено отжиматься американскому генералу и советнику президента.
   И приехала она к нам на Север только потому, что в  стране  нашей  в  тот
период наблюдалась перестройка, и приехала она исключительно ради того, чтоб
отследить, так ли  мы  лихо  перестраиваемся,  как  это  мерещится  мировому
сообществу.
   Непосредственно перед ее приездом все  наши  подыхающие  на  ходу  боевые
корабли, чтоб избежать несмываемого позора разоблачения, выгнали в  море,  а
те, что в ходе реализации наших мирных инициатив были  искалечены  так,  что
без посторонней помощи передвигаться  не  могли,  замаскировали  у  пирса  -
завесили зелеными занавесками -  маскировочными  сетями.  В  поселке  навели
порядок: покрасили, помыли, подмели, а в казарменном городке  построили  еще
один забор и отгородили  им  это  наше  сползающее  самостоятельно  в  залив
ублюдище - единственную в  мире  одноэтажную  хлебопекарню  барачного  типа,
выпекающую единственный в мире кислый хлеб. В зоне тоже все прибрали и стали
ожидать.
   И вдруг до кого-то дошло, что Нэнси все-таки баба (не  то  чтобы  это  не
было ясно сразу, но специфическое устройство женского мочевыводящего  канала
как-то не сразу приложилось к понятию "генерал"), а вдруг  ей  приспичит?  и
вдруг это произойдет на пирсе, а па пирсе у нас гальюнов нет. Вот разве  что
на торце пирса, но там не гальюн, там просто "место",  там  просто  открытое
море, где подводники всех рангов, давно привыкшие ко всему, запросто мочатся
в воду в любой мороз.
   И если Нэнси вдруг приспичит, то  нельзя  же  ей  предложить  сходить  на
торец, где все наши ножку задирают!
   Было принято решение срочно выстроить для нее на одном из пирсов  гальюн.
И выстроили. С опережением графика. И тут кому-то пришло в голову, что нужно
поставить в него биде.
   - Че-го?!- - спросил наш Вася-адмирал, диплоомат херов.
   - Биде.
   - А это как, что?
   - А это, товарищ адмирал, как сосуд для подмывания.
   - Для  подмывания?!  -  и  тут  Вася-адмирал  в  нескольких  незатейливых
выражениях очень вкусно описал и способ подмывания как  таковой,  и  предмет
обмывки, и Нэнси,  счастливую  обладательницу  этого  предмета,  и  всех  ее
родственников, и группу московских товарищей, которые устроили ему и Нэнси с
предметом, и всю эту жизнь с биде.
   За биде послали одного очень расторопного старшего лейтенанта. Он обшарил
весь Кольский полуостров и нашел биде только в одном  месте  -  в  гостинице
"Арктика". Там и взял, и привез, и его в ту же ночь установили.
   Но скоро выяснилось, что из этого предмета туалета вверх должна  бить  не
ледяная струя, а теплая. Предложение подвести пар, чтоб где-то там по дороге
нагреть им воду до нужной температуры, отпало сразу, потому что сразу  стало
ясно, что в самый ответственный момент все  все  перепутают  и  подадут  пар
напрямую и сварят Нэнси, бабу-генерала, вкрутую. Поэтому решили так:  решили
надеть на биде шланг и на другом конце шланга поставить  матроса  с  кружкой
горячей воды. и, только Нэнси заходит в гальюн, матрос - тут как тут -  льет
из кружки воду через воронку в шланг, и она пошла-пошла по шлангу и, в конце
концов, подмыла генерала. И, поскольку матросы у нас все недоумки, то,  чтоб
он действительно налил и не промазал, а то потом с  кружкой  далеко  бежать,
поставили руководить всей этой процедурой мичмана. И тренировку провели.  По
подмыванию. Один мичман, изображающий Нэнси, заходит в гальюн, другой делает
матросу-недоумку отмашку -  "Лей!";  недоумок  льет,  а  мичман  из  гальюна
кричит: "Есть вода!"
   И вот приехала Нэнси. Вся база, затаив дыхание, ждала, когда ее из шланга
подмывать начнут. Все ходили за ней, и глаза у них блестели от  ожидания,  и
этот  блеск  их  как-то  всех  объединял.  Но  Нэнси  не  интересовалась  ни
гальюнами, выстроенными в ее  честь,  ни  биде.  Она  интересовалась  нашими
лодками. Фотографировать ей не разрешили, но с ней  были  два  рисовальщика,
которые во мгновение ока зарисовали базу, подходы к  ней,  высоты,  острова,
скалы, пирсы, а когда ветром приподняло сети, то и подводные лодки.
   И еще Нэнси очень хотела увидеть какого-нибудь нашего командира,  который
за шестьдесят долларов в месяц вместе с подоходным налогом, а может  быть  и
без него, противостоит  их  командиру,  который  получает  двенадцать  тысяч
чистыми на руки. Ей его так и не показали. Зато  ее  накормили,  напоили,  и
даже наш адмирал Вася, дипломат херов, речь произнес.
   Нэнси пробыла  в  базе  девять  часов.  За  это  время  она  ни  разу  не
попросилась в гальюн.

   Хайло
   Это нашего старпома так звали. Обычно после  неудачной  сдачи  задачи  он
выходил перед нашим огромным строем, снимал фуражку и низко кланялся во  все
стороны:
   - Спасибо, (еще ниже) спасибо... спасибо... обкакали.
   Два часа на разборе мне дерьмо в  голову  закачивали,  пока  из  ушей  не
хлынуло. Спасибо! Работаешь, как  негр  на  плантации,  с  утра  до  ночи  в
перевернутом состоянии, звезды смотрят прямо в очко, а тут... спасибо... ну,
теперь хрен кто с корабля  сойдет  на  свободу.  По-хорошему  не  понимаете.
Объявляю оргпериод на всю оставшуюся жизнь. Так и передайте своим мамочкам.
   Потом он надевал фуражку набекрень, осаживался и  добавлял:  "Риф-ле-ны-е
па-пу-а-сы! Перья распушу, вставлю вам всем  в  задницу  и  по  ветру  пущу!
Короче, фейсом об тейбол теперь будет эври дей!"
   Старпом у нас был нервный и нетерпеливый. Особенно его  раздражало,  если
кто-нибудь в люк  центрального  опускается  слишком  медленно,  наступая  на
каждую ступеньку, чтоб не загреметь, а старпом в это время стоит под люком и
ему срочно нужно наверх. В таких случаях он задирал голову в  шахту  люка  и
начинал вполне прилично:
   - Чья это там фантастическая задница,  развевающаяся  на  ветру,  на  нас
неукротимо надвигается?
   После чего он сразу же терял терпение:  "А  ну  скорей!  Скорей,  говорю!
Швыдче там, швыдче! Давай,  ляжкой,  ляжкой  подрабатывай!  Вращай,  говорю,
суставом, грызло конское, вращай!"
   Потеряв терпение, он вопил: "Жертва аборта! Я вам! Вам говорю!  И  нечего
останавливаться  и  смотреть  вдумчиво  между  ног!  Что  вы  ползете,   как
удивленная беременная каракатица по тонкому льду?!"
   "Удивленная беременная каракатица"  сползала  и  чаще  всего  оказывалась
женщиной, гражданским специалистом.
   И вообще, наш старпом любил быстрые, волевые решения.  Однажды  его  чуть
крысы не съели. Злые языки рассказывали эту историю так.
   Торжественный и грозный старпом стоял в среднем проходе во втором  отсеке
и в цветных выражениях драл кого-то со страшной силой:
   - ...Вы хотите, чтоб нам с хрустом раскрыли ягодицы?.. а потом  длительно
и с наслаждением насиловали?.. треснувшим  черенком  совковой  лопаты...  вы
этого добиваетесь?..
   И тут на него прыгнула крыса. Не то чтобы ей нужен  был  именно  старпом.
Просто он стоял очень удобво. Она плюхнулась  к  нему  на  плечо,  пробежала
через впуклую грудь на другое плечо (причем  голый  крысиный  хвост  мазанул
старпома по роже) и в прыжке исчезла.
   Старпом, храня ощущение крысиного хвоста, вытащил глаза из амбразур и как
болт проглотил. Обретя заново  речь,  он  добрался  на  окосевших  ногах  до
"каштана" и завопил в него:
   - Ме-ди-ка-сю-да! Этого хмыря болотного!  Лейтенанта  Жупикова!  Где  эта
помятая падла?! Я его приведу в соответствие с фамилией! Что "кто это"?  Это
старпом, куриные яйца, старпом! Кто там потеет в "каштан"?!  Кирпич  вам  на
всю рожу! Выплюньте все изо рта и слушайте сюда! Жупикова, пулей  чтоб  был,
теряя кал на асфальт! Я ему пенсне-то вошью!..
   Корабельные крысы находятся в заведовании у медика.
   - Лейтенанту Жупикову,- передали по кораблю,- прибыть во второй  отсек  к
старпому.
   Лейтенант Жуликов двадцать минут метался между амбулаторией  и  отсечными
аптечками. На амбулатории висел амбарный замок, у лейтенанта не  было  ключа
(химик-санитар, старый козел, закрыл  и  ушел  в  госпиталь  за  анализами).
Лейтенанту нужен был йод, а в отсечных аптечках ни черта  нет  (раскурочили,
сволочи). На его испуганное "Что там случилось?" ему передали, что  старпома
укусила крыса за палец и теперь он  мечтает  увидеть  медика  живьем,  чтобы
взвесить его сырым.
   Наконец ему нашли йод, и он помчался во второй отсек, а  по  отсекам  уже
разнеслось:
   - Старпома крысы сожрали почти полностью.
   - Иди ты...
   - Он стоит, а она на него шась - и палец  отхватила,  а  он  ее  журналом
хрясь! и насмерть.
   - Старпом крысу?
   - Нет, крыса старпома. Слушаешь не тем местом.
   - Иди ты...
   - Точно...
   Лейтенант прилетел как ошпаренный, издали осматривая пальцы старпома.  От
волнения он никак не мог их сосчитать: то ли девять, то ли десять.
   - Подойдите сюда! - сказал старпом грозно, но все же со  временем  сильно
поостыв.- Куда вас поцеловать?  Покажи