руки,
   Ты не будешь со мной -
   Наше прошлое встало
   Между нами стеной.
   Мэтью Арнольд.
   Расставание (1852)
 
   Минутное молчание. Слегка вскинув голову, она показала, что взяла себя  в
руки. Потом полуобернулась.
   - Позвольте, я закончу. Мне немногое осталось добавить.
   - Но прошу вас, не надо так волноваться.
   Она согласно кивнула и продолжала.
   - Назавтра он сел на корабль и уехал. У  него  было  довольно  предлогов.
Семейные неурядицы, долгая отлучка из дома. Он говорил, что сразу  вернется.
Я знала, что это ложь. Но я  смолчала.  Вы,  наверное,  полагаете,  что  мне
следовало возвратиться обратно к миссис Тальбот и сделать вид, будто я  и  в
самом деле была в Шерборне. Но  я  не  могла  скрыть  свои  чувства,  мистер
Смитсон. Я была вне себя от отчаяния.  Достаточно  было  увидеть  мое  лицо,
чтобы понять: за время моего отсутствия в  моей  жизни  совершился  какой-то
перелом. Да я и не могла бы солгать миссис Тальбот. Я не хотела лгать.
   - Значит, все то, что вы мне сейчас рассказали, вы рассказали и ей?
   Она опустила взгляд на свои руки.
   - Нет. Я сказала ей, что виделась с Варгенном. Что он  скоро  вернется  и
женится на мне. Я говорила так не из гордости. У миссис Тальбот  достало  бы
великодушия понять правду - то есть простить меня. Но я не могла ей сказать,
что на мой поступок меня в какой-то степени толкнуло ее собственное счастье.
   - Когда вы узнали, что он женат?
   - Месяц спустя. Он изобразил себя человеком,  несчастным  в  супружестве.
По-прежнему говорил, что любит меня, что все устроит... Для меня это не было
ударом. Я  не  ощутила  боли.  Я  ответила  ему  без  гнева.  Написала,  что
привязанность моя угасла, и я не желаю больше его видеть.
   - И вы скрыли это от всех, кроме меня?
   Она долго медлила с ответом.
   - Да. По той причине, о которой я вам говорила.
   - Чтобы себя наказать?
   - Чтобы быть тем, чем я должна быть. Отверженной.
   Чарльз вспомнил, как отнесся к  его  беспокойству  о  ней  здравомыслящий
доктор Гроган.
   - Но, уважаемая мисс Вудраф, если всякая женщина, обманутая  бессовестным
представителем того пола, к которому я принадлежу, станет вести себя подобно
вам, боюсь, что вся страна скоро переполнится отверженными.
   - Так оно и есть.
   - Бог с вами, что за вздор вы говорите.
   - Отверженными, которые из страха это скрывают.
   Он посмотрел на ее спину  и  вспомнил  другие  слова  доктора  Грогана  о
больных, которые отказываются принимать лекарство. Все же он  решил  сделать
еще одну попытку. Он наклонился вперед, сжав на коленях руки.
   - Я очень хорошо  понимаю,  какими  несчастливыми  должны  казаться  иные
обстоятельства человеку умному и образованному. Но разве эти же качества  не
помогут преодолеть...
   Она неожиданно встала и подошла к краю утеса. Чарльз поспешно двинулся за
ней и остановился рядом, готовый схватить ее за  руку;  он  видел,  что  его
жалкие советы произвели действие прямо противоположное тому, на которое были
рассчитаны. Сара опять смотрела в морскую  даль,  и  по  выражению  ее  лица
Чарльз догадался, что  она  поняла  свою  ошибку:  он  всего-навсего  пустой
болтун,  изрекающий  банальные  истины.  В  ней  действительно  было  что-то
мужское. Чарльз почувствовал себя старой бабой, и это чувство  не  доставило
ему удовольствия.
   - Простите. Быть может, я слишком многого от  вас  требую.  Но  я  только
хотел вам помочь.
   В ответ на извинение она чуть наклонила голову, но потом  снова  обратила
взор к морю. Оба стояли теперь на виду у  всякого,  кто  появился  бы  внизу
среди деревьев.
   - И прошу вас, отойдите немного назад. Здесь небезопасно.
   Она обернулась и посмотрела на него. И снова  взгляд  ее  обескураживающе
откровенно говорил о том, что  от  нее  не  скрылась  истинная  причина  его
просьбы. Мы можем порой распознать в лице современника  выражение  минувшего
века, но  нам  никогда  не  удается  распознать  выражение  века  грядущего.
Мгновенье... потом, пройдя мимо него, она вернулась  обратно  к  боярышнику.
Чарльз остался стоять посреди маленькой арены.
   - Все, что вы рассказали,  лишь  подтверждает  мое  прежнее  мнение.  Вам
следует оставить Лайм.
   - Оставив его, я оставлю здесь свой позор. Тогда я погибла.
   Она протянула руку и дотронулась до ветки боярышника. Чарльз  не  мог  бы
сказать наверное, но ему показалось, что она нарочно прижала к ветке  палец.
В ту же секунду  на  пальце  выступила  алая  капля  крови.  Сара  несколько
мгновений смотрела на нее, потом  достала  из  кармана  платок  и  незаметно
вытерла кровь.
   Помолчав, он неожиданно спросил:
   - Доктор Гроган предлагал вам помощь прошлым летом. Почему вы отказались?
- В ответ она метнула на него укоризненный взгляд, однако на этот раз Чарльз
был к нему подготовлен. - Да, я советовался с ним. Вы не станете утверждать,
что я не имел на то права.
   Она снова отвернулась.
   - Нет. Вы имели право.
   - Тогда вы должны мне ответить.
   - Потому, что я не просила у него  помощи.  Я  не  питаю  к  нему  дурных
чувств. Я знаю, что он хотел мне помочь.
   - Он дал вам тот же совет, что и я?
   -Да.
   - В таком случае осмелюсь напомнить о вашем обещании мне.
   Она ничего не ответила. Но это и было ответом. Чарльз подошел к ней.  Она
стояла, пристально глядя на ветки боярышника.
   - Мисс Вудраф?
   - Теперь, когда вы знаете правду, вы не отказываетесь от вашего совета?
   - Ни в коем случае.
   - Значит, вы прощаете мне мой грех?
   Такого оборота Чарльз никак не ожидал.
   - Вы слишком высоко цените мое прощение. Важно, чтобы  вы  сами  простили
себе свой грех. А здесь вы никогда не сможете это сделать.
   - Вы не ответили на мой вопрос, мистер Смитсон.
   - Я не возьму на себя смелость судить о том, что может решать  один  лишь
Творец. Но я убежден, мы  все  убеждены,  что  вы  искупили  свою  вину.  Вы
заслужили прощение.
   - И меня можно предать забвению.
   Холодная безнадежность ее тона вначале его удивила. Потом он улыбнулся.
   - Если вы хотите этим  сказать,  что  здешние  ваши  друзья  не  намерены
оказать вам практическое содействие...
   - Я не хотела этого сказать. Я не сомневаюсь в их добрых намерениях. Но я
как этот боярышник, мистер Смитсон. Пока он растет здесь в одиночестве,  его
никто  не  порицает.  Чтобы  оскорбить  общественные  приличия,   ему   надо
прогуляться по Брод-стрит.
   Чарльз усмехнулся.
   - Но уважаемая мисс Вудраф, не станете же вы утверждать, что ваш  долг  -
оскорблять общественные приличия. Если, конечно, я вас  правильно  понял,  -
добавил он.
   - А разве общество не желает снова обречь меня на одиночество?
   - Теперь вы ставите под сомнение справедливость законов бытия.
   - А это запрещено?
   - Нет, но это бесплодно.
   Она покачала головой.
   - Плод есть, только он горек.
   Однако она сказала это не в укор ему, а с глубокой печалью,  как  бы  про
себя.  Волна  ее  исповеди,  отхлынув,  оставила  в  душе  Чарльза  ощущение
невосполнимой утраты. Он  осознал,  что  прямоте  ее  взгляда  соответствует
прямота мысли и речи, и если прежде его  поразило,  что  она  претендует  на
интеллектуальное с ним равенство (а следовательно, восстает против  мужского
превосходства), то теперь он понял, что речь идет не  столько  о  равенстве,
сколько о близости, подобной наготе, об откровенности мысли и чувства, какой
он до сих пор не мог себе представить в отношениях с женщиной
   Ход его мысли был не субъективным,  а  объективным:  неужто  не  найдется
свободного мужчины, у которого достало бы ума понять, что перед ним поистине
необыкновенная женщина.  Чувство  это  не  имело  ничего  общего  с  мужской
завистью, скорее он чувствовал себя так, словно потерял  близкого  человека.
Он быстро протянул руку и, как бы желая утешить Сару, коснулся ее плеча,  но
так же поспешно отвернулся. Некоторое время оба молчали.
   Словно почувствовав, что он недоволен собой, она сказала:
   - Так вы полагаете, что мне следует уехать?
   Он сразу почувствовал облегчение и стремительно к ней обернулся.
   - Прошу вас, уезжайте. Новое окружение, новые  лица...  И  пусть  вас  не
смущают связанные с этим расходы. Мы  ожидаем  только  вашего  слова,  чтобы
предложить вам помощь.
   - Могу я несколько дней подумать?
   - Если это  кажется  вам  необходимым.  -  Воспользовавшись  случаем,  он
ухватился за возможность восстановить нормальное положение вещей, которое ее
присутствие постоянно  нарушало.  -  Я  предложил  бы  поручить  все  миссис
Трэнтер. Если позволите, я  позабочусь  о  том,  чтобы  она  взяла  на  себя
необходимые издержки.
   Сара опустила голову; казалось, она вот-вот опять заплачет.
   - Я не заслуживаю такой доброты. Я... - пробормотала она.
   - Ни слова более. Едва ли можно найти лучшее употребление деньгам.
   Чарльза  на  мгновенье  охватило  торжество.  Все  произошло   так,   как
предсказывал Гроган. Исповедь принесла исцеление, по крайней мере надежду на
него. Он повернулся, чтобы взять свою палку, прислоненную к кремневой глыбе.
   - Мне следует пойти к миссис Трэнтер?
   - Думаю, что это будет лучше всего. Разумеется, нет нужды рассказывать ей
о наших встречах.
   - Я ничего не скажу.
   Он уже видел всю сцену: свой вежливый, но весьма умеренный интерес, затем
сдержанная, но настойчивая решимость взять на  себя  любые  расходы.  Пускай
потом
   Эрнестина дразнит его сколько угодно - он облегчит этим свою совесть.  Он
улыбнулся Саре.
   - Ну вот, вы и открыли мне вашу тайну. Я полагаю, что теперь  вам  станет
легче и во многих других отношениях. Вы наделены  от  природы  значительными
достоинствами. Не ждите  от  жизни  одних  бед.  Настанет  день,  когда  эти
несчастливые годы покажутся вам не более мрачными, чем вон  то  облачко  над
Чезилской косой. Над вами  засияет  яркое  солнце,  и  вы  улыбнетесь  своим
минувшим горестям. - Ему показалось, что он уловил за сомнением в ее  глазах
какой-то проблеск: словно она на минуту стала  ребенком,  который  в  слезах
сопротивляется попыткам его успокоить и в  то  же  время  ждет  какой-нибудь
утешительной выдумки  или  нравоучения.  -  Он  улыбнулся  еще  шире,  потом
небрежно заметил: - А теперь не пора ли нам в обратный путь?
   Казалось, она хочет что-то сказать - без сомнения, еще раз уверить его  в
своей признательности, но он всем своим видом дал ей понять, что  торопится,
и она, последним долгим взглядом посмотрев ему в глаза, двинулась вперед.
   Она шла вниз так же легко, как и наверх. Чарльз поглядел ей в спину, и  в
нем зашевелилось сожаление. Они уже  никогда  больше  так  не  встретятся...
Сожаление и облегчение. Необыкновенная молодая женщина. Он  ее  не  забудет;
некоторым утешением служило то,  что  ему  это  и  не  удастся.  Отныне  его
соглядатаем станет миссис Трэнтер.
   Они спустились до подножья нижнего  утеса,  миновали  первый  туннель  из
плюща, пересекли прогалину, углубились во второй зеленый коридор - и вдруг!
   Снизу, с главной дороги через террасы, донесся подавленный  взрыв  смеха.
Он прозвучал  как-то  странно:  казалось,  некая  лесная  фея  -  ибо  смех,
несомненно, был женский - долго наблюдала за их тайным  свиданием  и  теперь
потешается над двумя глупцами, вообразившими, что их никто не видит.
   Чарльз и Сара остановились, словно сговорившись. Возникшее  было  у  него
чувство облегчения тотчас же обратилось в панический испуг. Однако завеса из
плюща была достаточно густой, а смех  раздался  в  двух-трех  сотнях  ярдов;
заметить их было невозможно. Разве только когда  они  начнут  спускаться  по
склону... Мгновенье... затем Сара быстро поднесла палец к  губам,  показывая
ему, чтобы он не двигался с места, а сама прокралась к  выходу  из  туннеля.
Чарльз следил, как она осторожно высовывается и смотрит в сторону  тропинки.
Затем она обернулась и поманила его к себе, жестом давая  понять,  чтобы  он
двигался как можно тише. И в ту же секунду смех раздался снова, на этот  раз
не так громко, но гораздо ближе. Фея,  очевидно,  сошла  с  тропы  и  теперь
взбиралась по заросшему ясенями склону им навстречу.
   Чарльз осторожно приблизился к Саре, стараясь поменьше  грохотать  своими
злосчастными башмаками. От страшного смущения  лицо  его  залилось  краской.
Никакие оправдания не помогут. Застать его с Сарой - все равно что поймать m
flagrante delicto(1).
   Он подошел туда, где она стояла и где плющ, к счастью,  рос  гуще  всего.
Сара отвернулась от незваных пришельцев и, прислонившись  спиною  к  стволу,
опустила глаза, словно  молчаливо  признавала  за  собой  вину  в  том,  что
поставила их обоих в  такое  неприятное  положение.  Чарльз  посмотрел  вниз
сквозь листву, и кровь застыла у него в жилах. Прямо к ним, словно в поисках
того же укрытия, по заросшему ясенями склону поднимались  Сэм  и  Мэри.  Сэм
обнимал девушку за плечи. Шляпы оба держали в руках. На  Мэри  было  зеленое
уличное платье, подаренное Эрнестиной - во всяком случае,  в  последний  раз
Чарльз видел его на Эрнестине, - а  головой,  слегка  откинутой  назад,  она
касалась щеки Сэма. Что это молодые любовники, было так же ясно, как то, что
эти старые деревья - ясени, а их  эротическая  непосредственность  равнялась
свежести зеленых апрельских всходов, по которым они ступали.
   Не спуская  с  них  глаз,  Чарльз  подался  назад.  Он  увидел,  как  Сэм
поворачивает к себе голову девушки и как он ее целует. Она  подняла  руку  и
обняла его, потом робко отстранилась, и они  немного  постояли,  держась  за
руки. Сэм повел ее туда, где между деревьев каким-то  образом  вырос  клочок
травы. Мэри села и откинулась назад,  а  Сэм  присел  рядом,  глядя  на  нее
сверху; потом отвел с  ее  лица  волосы,  наклонился  и  нежно  поцеловал  в
закрытые глаза. ---------------------------------------(1) С поличным (лат)
   Чарльза вновь охватило смущение. Он взглянул на Сару знает  ли  она,  кто
это такие? Но она смотрела на росший у ее ног папоротник, словно всего  лишь
пережидала здесь ливень. Прошла минута, еще одна.  Замешательство  сменилось
облегчением - было ясно, что слуги заняты друг другом гораздо больше, нежели
тем, что происходит вокруг. Он еще раз взглянул на  Сару.  Она  теперь  тоже
наблюдала из-за дерева, за которым стояла. Потом  повернулась,  не  поднимая
глаз. И вдруг неожиданно на него посмотрела.
   Мгновенье.
   И тут она сделала нечто столь же странное, столь же вызывающее, как  если
бы сбросила с себя одежду.
   Она улыбнулась.
   Так много заключала в себе эта улыбка, что в первый миг Чарльз недоуменно
на нее воззрился. Вот уж поистине нашла время!  Словно  Сара  нарочно  ждала
такой минуты, чтобы сразить его своей насмешкой, показать, что печаль еще не
совсем ее поглотила. И в этих огромных глазах, таких сумрачных, печальных  и
открытых, мелькнула искорка веселья - еще одна сторона ее натуры,  вероятно,
хорошо знакомая в былые дни малюткам Полю и Виргинии,  которой,  однако,  до
сих пор еще не удостаивался Лайм.
   Где теперь ваши притязания, говорили  эти  глаза,  эти  слегка  изогнутые
губы, где ваше  благородное  происхождение,  ваша  ученость,  ваши  светские
манеры, ваши общественные установления? Более того - в ответ на  эту  улыбку
нельзя было ни нахмуриться, ни сделать непроницаемое лицо, ответить  на  нее
можно было лишь улыбкой, ибо она прощала Сэма и Мэри, прощала все и вся, и с
тонкостью, недоступной рациональному анализу, отрицала все, что до  сих  пор
произошло между  нею  и  Чарльзом.  Улыбка  эта  требовала  более  глубокого
понимания, признания равенства, переходящего в близость  более  тесную,  чем
та, которую можно было сознательно  допустить.  Чарльз,  во  всяком  случае,
сознательно на эту улыбку не ответил,  он  лишь  поймал  себя  на  том,  что
улыбается, пусть только одними глазами, но все же улыбается. Более того, что
он взволнован, потрясен до глубины души и что волнение его слишком смутно  и
неопределенно, чтобы  назвать  его  сексуальным,  взволнован,  как  человек,
который, шагая вдоль бесконечной высокой стены, приходит наконец к  заветной
двери... лишь для того, чтобы найти ее запертой.
   Так они стояли несколько мгновений - женщина, которая была этой дверью, и
мужчина, у которого не было от нее ключа. Потом Сара снова  опустила  глаза.
Улыбка  погасла.  Оба  долго   молчали,   Чарльзу   открылась   истина:   он
действительно занес было ногу над пропастью. На миг ему почудилось,  что  он
сейчас в нее бросится - должен броситься. Он знал, что стоит  ему  протянуть
руку, и он встретит не сопротивление, а лишь страстную  взаимность  чувства.
Кровь еще сильнее прилила к его лицу, и он наконец прошептал:
   - Мы не должны больше видеться наедине.
   Не поднимая головы, она едва заметно кивнула в знак согласия; затем почти
сердитым движением отвернулась - так, чтобы он не видел ее  лица.  Он  снова
посмотрел сквозь листву. Голова и плечи Сэма склонились над невидимой  Мэри.
Мгновения тянулись бесконечно долго, но Чарльз продолжал наблюдать, мысленно
низвергаясь в пропасть, едва ли сознавая, что он подглядывает,  и  с  каждой
минутой в него все  глубже  проникал  тот  самый  яд,  которому  он  пытался
противостоять.
   Спасла его Мэри. Внезапно оттолкнув Сэма, она со смехом пустилась вниз по
склону обратно к тропе;  на  секунду  задержалась,  повернула  к  Сэму  свое
задорное личико, потом подобрала подол и ринулась вниз, мелькая нижней юбкой
- узкой алой полоской под изумрудным платьем - между фиалок и пролесок.  Сэм
кинулся за ней. Их фигуры постепенно уменьшались, два ярких пятна -  зеленое
и синее - сверкнули среди серых стволов и исчезли, смех  оборвался  коротким
вскриком, и все смолкло.
   Прошло пять минут, в продолжение которых Чарльз и Сара не  произнесли  ни
слова. Чарльз по-прежнему не спускал  глаз  с  рощи  на  холме,  словно  это
пристальное наблюдение было чрезвычайно важно. На самом деле он, разумеется,
хотел лишь одного - не смотреть на Сару. Наконец он заговорил.
   - Теперь вам лучше уйти. - Она наклонила голову. - Я подожду полчаса.
   Она опять наклонила голову  и  прошла  мимо  него.  Глаза  их  больше  не
встретились.
   Только дойдя до ясеней, она обернулась. Разглядеть его лицо  она  уже  не
могла, но, должно быть, знала, что он смотрит ей вслед. И  взгляд  ее  опять
пронзил его, словно клинок. Потом она легким шагом пошла дальше  и  скрылась
среди деревьев.
 
 
 
   22
 
   И я бежал когда-то без оглядки
   От бремени сердечных мук своих;
   Мечтал, чтоб пламень этой лихорадки
   Во мне угас, смирился и затих;
 
   Я славил тех, кому хватает воли
   И резкой беспощадности меча,
   Кто может, глух к чужой беде и боли,
   Не сомневаться и рубить сплеча,
 
   И только позже понял: свойства эти -
   Решимость, сила, как ни назови, -
   Не часто нам встречаются на свете,
   Но все же чаще истинной любви.
   Мэтью Арнольд. Прощание (1852)
 
   Когда Чарльз наконец двинулся обратно в Лайм, все его мысли  представляли
собой вариации одной старой как мир популярной мужской темы: "Ты  играешь  с
огнем, голубчик". То есть я хочу сказать, что именно таково было  содержание
его мыслей, если выразить их в словах. Он  вел  себя  очень  глупо,  но  ему
удалось  уйти  безнаказанным.  Он  чудовищно  рисковал,  но  остался  цел  и
невредим. И теперь, когда далеко внизу показалась  большая  каменная  клешня
Кобба, его охватил восторг.
   Да и в чем он должен так уж сурово себя  обвинять?  С  самого  начала  он
ставил себе исключительно возвышенные цели; он излечил ее от безумия, а если
какие-нибудь низменные побуждения хоть на минутку угрожали проникнуть в  его
крепость, они были подобны мятному соусу  к  свежему  барашку.  Конечно,  он
будет виноват, если теперь не уйдет подальше от огня, и притом  окончательно
и  бесповоротно.  Иначе  и  быть  не  может.  Ведь  в  конце  концов  он  не
какая-нибудь жалкая  мошка,  ослепленная  свечой,  а  высокоинтеллектуальная
особь, одна из  самых