е, чем через неделю, я раньше просто не смогу вырваться, должна закончить работу.
     - Для Сигизмундыча?
     Уля слегка покраснела.
     - Да, для него, гада.
     - Он уже гад? Почему?
     - Да нет, просто...
     - Уля, что?
     - В том-то и дело, что ничего, - черт бы его взял.
     Говорит комплименты, целуется, и все...
     - Уля, так он, наверное, уже ни на что не способен?
     - А мне это надо? Я просто думала, что...
     - Так объясни ему, что тебе ничего от него не нужно! Он же просто боится!
     - Тогда зачем лез?
     - Ну захотелось человеку молодость вспомнить!
     - Да ну его к черту... - огорченно проговорила Уля. - Они вообще-то все козлы, а этот еще и старый козел... Все, Сашка, закрыли тему!
     - Нет, Уля, ты не права! После встречи с ним ты здорово встрепенулась, помолодела, похорошела...
     - И все зря.
     - Почему зря? Но ты ж сама говоришь, тебе ничего не нужно.
     - Мало ли что я говорю, - проворчала Уля. - На самом деле мне действительно ничего не нужно.
     А между прочим, он тоже здорово изменился за время нашего знакомства.
     - То есть?
     - Когда я первый раз к нему пришла, у него были какие-то старые, страшные очки. Теперь у него очки - верх элегантности. Он был плохо пострижен, теперь у него хорошая стрижка, и одет он куда лучше...
     - Вот видишь, все не зря! Не говоря уж о том, что он дает тебе хорошую работу. И вообще, откуда ты знаешь, может, он сейчас как раз лечится от импотенции?
     - Да ну тебя, Сашка! Что ты решила, поедешь к бабке?
     - Раз не вышло к бабушке, едем к бабке.
     ...Все это происходило в отсутствие Глеба, он был на съемках в Архангельске. А когда вернулся, я ему рассказала о своих горестях.
     - Не расстраивайся, Санька! Поезжай все-таки к этой бабке, чем черт не шутит! А с посольством история очень странная. Но тоже не катастрофа. Вон у нас в театре Ленька Цитрин, ему тоже сначала отказали, он к родной сестре собирался, а в январе ездил уже. И ты поедешь, Санечка.
     Странно, он говорил все как надо, но я чувствовала: что-то с ним творится, ему сейчас совершенно не до меня. Я думала, его больно заденет то, что у нас не может быть ребенка, но он просто сказал необходимые в таком случае слова, и только... Ну что ж, бывает, может, у него какие-то неприятности на съемках или в театре... Он не очень-то любит распространяться о таких вещах, а я, если он молчит, предпочитаю не тянуть из него клещами. Придет момент, расскажет сам.
     Но мне было плохо и одиноко. Он же сам разбудил во мне эту надежду, а она рухнула... Осталось дожидаться приговора знахарки.
     Между тем Глеба рвали на части. Кино, телевидение, одно интервью, другое, какие-то мальчики с фотоаппаратами, девочки с микрофонами... Глеб делает вид, что его это раздражает, но я же знаю - от всего этого он, как теперь говорят, тащится. Ночью кто-то звонит и дышит в трубку. В подъезде постоянно дежурят какие-то девицы, и даже в булочную пойти невозможно, не приведя себя в порядок по полной программе. Я ведь теперь жена уже не просто знаменитого артиста. Вчера по телевидению какая-то юная корреспондентка заявила, что "Ордынцев - секс-символ новой России".
     Поездка к бабке не принесла ничего нового. Весьма живописного вида женщина, лет пятидесяти, не больше, встретила нас с Ульяшей вполне приветливо, расспросила, что нас тревожит, а потом, уединившись со мной, стала задавать мне вполне профессиональные вопросы, осмотрела меня, затем велела пописать в баночку, на дне которой лежали какие-то сухие травки. Когда я это исполнила, она попросила нас часочек погулять. Погода была прекрасная, жила бабка у самого леса, и мы побрели по тропке, петляющей среди деревьев.
     - Ну как она тебе? - спросила Уля.
     - Да никак. Наверное, шарлатанка. Мне Лика сказала, чтоб я не очень-то на нее полагалась... Скорее всего, не поможет, а деньги сдерет, но мне не жалко...
     - Сашка, так нельзя! Такое лечение помогает, только если веришь, впрочем, вера в хороший исход нужна даже при самом традиционном лечении, сама, что ли, не знаешь... Не падай духом, рано еще!
     - Посмотрим, но я не верю.
     - Ох, и трудно с тобой!
     - А по-моему, со мной как раз очень легко, я никогда ни от кого ничего не хочу. Только чтобы меня оставили в покое...
     - Саша! - огорченно воскликнула Уля.
     - Прости, я не о тебе... Ты же знаешь, как я к тебе отношусь...
     - Но что с тобой творится?
     - Я не знаю, но мне плохо... Мне ужасно... Я чувствую себя лишней.., ненужной... И ты права, я свою жизнь проорала... Я никто. Жена секс-символа новой России! Почетное звание, ничего не скажешь!
     Не удивлюсь, если скоро какая-нибудь газетенка напишет, что я ему не пара, что я чувырла...
     - А ну заткнись! - гаркнула вдруг Уля. - Это еще что за разговоры? Тьфу, гадость какая! Совсем с глузду съехала. Рано еще отчаиваться, может, баба Лена даст тебе надежду.
     - Не даст. И потом, я даже не уверена уже, что хочу ребенка...
     - Здрасте приехали!
     - Да, я не знаю. Может, все и к лучшему. Ладно, поворачиваем обратно, скоро уже надо идти к твоей бабе Лене. Интересно, сколько она сдерет за то, что я писала в баночку...
     Баба Лена сидела на лавочке у крыльца, сложив на животе большие сильные руки.
     - Нагулялись? Вот и хорошо. Садись, Александра, а ты, Ульяна Михайловна, отойди пока в сторонку, уж не обессудь...
     Уля сделала мне большие глаза и пошла к своей машине.
     - Что я тебе скажу, Александра, нечем мне тебя порадовать. Нечем! Правы доктора, не будет у тебя детенка. Я бы могла, конечно, надавать тебе травок, обнадежить... Но только я так не делаю. И денег с тебя не возьму. Езжай с Богом и радуйся, здоровье у тебя хорошее, проживешь долго, но на сердце тяжесть большая. Ты ее скинь, уж постарайся. Ты сильная, Саша, только сердечная тяжесть и не такие силы подрывала.
     - А что меня ждет, плохое или хорошее?
     - Я ж не гадалка, - засмеялась баба Лена, - гадание - грех великий. Но я тебе так скажу: плохому в этой жизни часто нет меры, а хорошее - на вес золота, а потому каждую крупочку хорошего надо помнить, а плохое из памяти гнать. Такое вот мое разумение, если тебе интересно.
     ...На обратном пути мы долго молчали. Наконец Ульяша не выдержала:
     - Выходит, зря мы в такую даль таскались.
     - Нет, почему? По крайней мере, я знаю точно, что детей у меня не будет. Значит, этот вопрос закрыт.
     - Согласна. Но вот другой вопрос есть: что ты думаешь дальше делать?
     - Жить.
     - Саша, тебе нужно найти работу, иначе ты просто сойдешь с ума. Мы уже говорили, ты должна чему-то научиться, что-то делать. И если хочешь знать, у меня даже есть кое-что на примете...
     - Что? - насторожилась я.
     - Одна моя приятельница работает в крупном издательстве. Я хочу поговорить с ней, может, они будут давать тебе рукописи на редактуру.
     - Но я же никогда ничего не редактировала!
     - Начнешь! У тебя есть главное: ты с ранних лет хорошо чувствуешь литературу, язык. Помню, ты свою няньку Тоню лет с трех "редактировала". Она деревенская была и все ударения не правильно ставила, а ты вечно ее поправляла. Еще твоя мама смеялась: не иначе редактором будет!
     - А что, попробовать можно! - воодушевилась вдруг я.
     - Почему бы и нет? Они там вечно внештатных редакторов привлекают. Дадут тебе на пробу рукопись, если их твоя работа устроит, будешь при деле.
     Платят там, конечно, гроши, но со временем, может, в штат тебя возьмут или сама заразишься и писать начнешь... Сейчас ведь жук и жаба пишут!
     - А я кто? - улыбнулась я, - Жук или жаба?
     - Ты моя любимая маленькая девочка, которую я по мере сил не дам в обиду.
     - Уля, я тебя люблю!
     - Молчи, а то я начну реветь, тушь потечет - и мы врежемся в столб.
     - Уля, а когда ты позвонишь своей подруге?
     - Сегодня вечером и позвоню, только ведь сейчас лето, она может быть в отпуске.
     - Ничего, она вернется из отпуска, будем надеяться. Уля, я хочу попробовать себя, это ведь мечта - сидеть дома и делать что-то интересное! И Глеб будет под присмотром, я стану опять зарабатывать, нельзя же только на бабушку рассчитывать.
     - То есть как - на бабушку? А что, Глеб тебе денег не дает?
     - Да что ты, конечно, дает, и даже совсем немало, но все равно...
     - Договорились.
     Домой я вернулась поздно, по дороге у нас еще колесо спустило, и мы довольно долго ждали помощи. Глеба дома не было. Вот и хорошо. Сейчас пойду, налью ванну и спокойно полежу в теплой воде. Странно, приговор бабы Лены не стал для меня непереносимо болезненным ударом. Наверное, я это предчувствовала. Что ж делать, значит, не судьба.
     Живут же люди без детей... И я жила в последние годы, уже ни на что не рассчитывая. И права, бесконечно права Ульяша, мне необходимо иметь в жизни что-то еще, нельзя жить только Глебом. Короче говоря, отныне мой девиз: не Глебом единым...
     Глеб вернулся около часа ночи, и я даже испугалась при виде его. Глаза были красные, воспаленные.
     - Что случилось?
     - Да ерунда, пришлось несколько раз нырять в реку, и глаза что-то заболели, еле доехал...
     - Надо срочно показаться врачу!
     - Ну не ночью же! Да и вообще, все пройдет, а - Нет, давай хотя бы чайные примочки сделаем!
     - Терпеть не могу!
     - Глебка, ты как маленький! Ляг, расслабься, а я все сделаю.
     Сначала он злился, стонал, словно я невесть какие муки ему доставляю, но потом вдруг сказал тихо:
     - А ведь и вправду немножко легче. Спасибо, Санька. Как ты думаешь, к утру пройдет?
     - Я не знаю, будем надеяться... Но если не пройдет, надо к врачу, с глазами шутки плохи, особенно когда много снимаешься...
     - Да, действительно. Только завтра все равно не получится, у меня просто минутки не будет. А у нас пожрать что-нибудь есть? Я вдруг здорово проголодался.
     Он, наверное, забыл, что я ездила к бабке, даже не спросил ни о чем, отметила я, когда он уже крепко спал. Ну и ладно. Он так устал, глаза болят, столько дел... Я, в конце концов, видела от него много "крупочек" добра и не стану зла таить. Приняв благое решение, я заснула.
     Утром глаза у Глеба были еще немного красные, но резь прошла, они больше не слезились.
     - Ты у меня чудо, Санька! - Он чмокнул меня в щеку и убежал.
     А я решила приготовить к вечеру что-нибудь вкусное. Глеб обожает мясо с баклажанами. Пойду сейчас на рынок, куплю хорошего мяса, овощей, зелени, ягод... До чего ж это приятно - не считать каждую копейку! Скоро пойдут вишни, надо будет обязательно сделать вареники, мое коронное блюдо, позвать гостей... Надо извлекать из жизни каждую крупочку радости!
     Возвращаясь домой с полными сумками (купила еще две бутылки хорошего вина в магазине "Ароматный мир" неподалеку от рынка и две большие бутылки минеральной воды в палатке у дома), я увидела, что почтовый ящик у нас полон. Поставила сумки и открыла ящик. Куча рекламных листков, газета, счет за междугородные переговоры и несколько писем. От поклонниц, наверное. Одно из них было адресовано мне. Я хотела вскрыть его уже в лифте, но рук не было, как говорится. Дома я бросила сумки и прямо в прихожей надорвала конверт. Оттуда выпали несколько цветных фотографий. На всех был Глеб с какой-то ослепительной девицей! У меня перехватило дыхание. Я опустилась на стул в прихожей. Фотографий было четыре. На одной Глеб сидел с ней и каком-то ресторане, пристально глядя на нее с такой улыбкой... У меня даже сердце заболело. Я слишком хорошо знаю, когда он так улыбается. На втором снимке они шли по какой-то аллее, и он обнимал ее за плечи. На третьем они были в лодке. Он в шортах, а она в купальнике. На четвертом они в той же одежде полулежали на траве. Собственно, ничего криминального в этих снимках не было. Но у меня задрожали руки. Вот оно, началось... Вполне возможно, что это просто его партнерша по съемкам, попыталась я себя успокоить. Уж если кто-то решил сделать компрометирующие снимки, то, наверное, постарался бы снять их в более откровенном виде... А раз нет, то не надо и внимания обращать. Глеб говорил, что ему предложили сняться в каком-то клипе. Работы на день-два, а деньги хорошие. Может быть, это и есть его партнерша по клипу? Они очень красиво смотрятся вместе...
     Господи, кому и зачем понадобилось присылать мне эти фотографии? Я схватила конверт, осмотрела его внимательно со всех сторон. Ничего примечательного, штемпели московские... Доброжелатели, мать их! Ну и что прикажете с этим делать? Выбросить в помойку? Или сохранить и предъявить Глебу?
     Спросить, кто это такая и что все это значит? А что толку? Глеб будет с честными глазами уверять меня, что это просто пробы к фильму или что-то еще, сугубо профессиональное, мне захочется ему верить, и я же буду чувствовать себя виноватой... Нет, к чертовой матери! Я порвала фотографии на мелкие кусочки и выкинула обрывки в мусоропровод. Но предварительно разглядела красотку. Она и вправду была хороша - лет двадцати двух от силы, яркая, красивая. Может, это она сама и прислала, - так сказать, для сведения? Многие дамы такое практикуют. Но мне плевать. Ну даже и оступился Глеб, плоть слаба, как говорится, а у него сейчас от свалившейся известности уж точно голова кругом пошла. Что ж, значит, надо это пережить как болезнь. Если он меня любит, перебесится, никуда не денется, а если уже не любит... Но об этом думать не хотелось, слишком больно, просто непереносимо. Он даже не спросил, что мне сказала бабка, снова мелькнула мысль. Но я ее отогнала. Наверное, он все понял и просто не хочет бередить мне душу этими печальными разговорами. Решено, я ничего ему про эти фотографии говорить не стану, я все перенесу, я ведь люблю его, а за любовь надо бороться... С какой стати мне отдавать его первой попавшейся вешалке? Ничего, Саша, ничего, никуда он от тебя не денется. Вот заболят у него глаза или живот, куда он пойдет? К вешалке?
     Как бы не так! Перед такими длинноногими красотками надо выглядеть стопроцентным секс-символом, тут не разноешься, не станешь рассказывать, что у тебя от макарон живот пучит или в сырую погоду ломит левую ногу... С этим он даже к маме своей не пойдет, она его так занудит, что он от нее через четверть часа смоется... Боже ты мой, о чем я думаю?
     Что ж, я теперь гожусь только на роль грелки и клизмы? Ну уж нет, Глеб Евгеньевич, так дело не пойдет!
     Мне надо учиться существовать отдельно. Самостоятельно. Думать о себе. И начать работать. Да, а ведь Уля мне так и не позвонила. Ничего, я ей сейчас напомню.
     - Уля, ты забыла про мою редакторскую карьеру?
     - Ничего я не забыла, просто Анюты сейчас нет, она в отпуске, как я и думала. Вернется через две недели. Наберись терпения! А пока для тренировки пойди купи первую попавшуюся книжонку, какой-нибудь детективчик и попробуй его отредактировать.
     - Зачем?
     - Говорю же русским языком - для тренировки.
     Возьми карандашик или ручку и на полях делай пометочки, вноси исправления, ну и все такое. Сама знаешь, как это делается, все-таки три курса театроведческого не могли пройти даром, правда?
     - Ладно, попробую.
     - А что это у тебя такой понурый голос?
     - Я расстроилась, что твоей Анюты нет в городе.
     - И только?
     - Конечно, что же еще?
     - Ну мало ли...
     - Нет-нет, все в порядке.
     - Что ты делаешь сейчас?
     - Собираюсь готовить мясо с баклажанами.
     - Дело хорошее, ничего не скажешь. Для любимого мужа?
     - Конечно, не для себя же.
     - Ну-ну, валяй. Все, Сашка, я убегаю, дела ждут!
     - К Сигизмундычу бежишь?
     - Если бы! Но по его заданию, так сказать!
     - Тебя это греет?
     - Как ни странно, да, - засмеялась Ульяша как-то удивительно молодо. Я ей даже позавидовала. - Между прочим, послезавтра я уеду дней на десять в Киев, - сообщила Ульяша, отсмеявшись. - Что тебе привезти?
     - Конский зуб, - не моргнув глазом, ответила я.
     - Сашка, это дурная привычка - семечки лузгать.
     - Ну я же не всякие люблю, а именно конский зуб!
     - Ладно, так и быть. И откуда у тебя такие плебейские вкусы? Но где-то я тебя понимаю. Жаренный с солью конский зуб - это вещь! Помнишь, как Андрею на пятидесятилетие кто-то прислал из Одессы мешок конского зуба, а Марина негодовала, потому что все гости ничего не ели, а только семечки лузгали?
     - Еще бы не помнить!
     - Сашка, мне не нравится твой голос! Что стряслось?
     - Ничего, Улечка, правда, ничего! Ой, у меня сейчас баклажаны подгорят, - поспешила я завершить разговор, на самом деле я даже еще не вынула мясо из сумки. Моя трудовая деятельность откладывается.
     Значит, надо как-то жить пока. Решено, я никому ни звука не скажу об этих чертовых фотографиях. На них не было ничего, что может служить поводом для ревности, в конце концов, мой муж актер... А если эта сучка сама прислала снимки, чтобы я начала скандалами выживать Глеба из дому, то не дождется, шиш ей! И я энергично взялась за готовку. Мясо получилось пальчики оближешь. Я и не заметила, как слопала целую тарелку. Давно у меня такого аппетита не было, наверное на нервной почве... Стоп, Сашка, только не начинай лечить горе жратвой. Это пагубный путь. Многие женщины глушат свои любовные драмы калориями, и ни одну еще это не привело к успеху. А мне нужен, мне просто необходим успех, жизненно необходим... И ты надеешься достичь успеха на ниве редактирования чужих рукописей? - спросила я сама себя. Но ответа у меня не было. Была только растерянность и боль. Я поскорее ушла с кухни, но у меня так сосало под ложечкой, что я побежала назад и очистила себе две молодые морковки. От них по крайней мере не разжиреешь.
     На другой день в ящике обнаружился еще один конверт. Там было только два снимка. Зато каких!
     Глеб и та самая вешалка в постели! На одном они спят обнявшись, правда под простыней, а на другом... Глеб сидит на кровати, держа вешалку в объятиях, она совершенно голая, и он, по-видимому, тоже. И выглядит все это исключительно красиво.
     Так, действия вполне целенаправленные. И никаких комментариев. Ну, на мой лично взгляд, эта девка не должна особенно вдохновлять Глеба, слишком тоща.
     Все-таки что-то тут не так. Наверное, это съемки.
     Больно уж кровать роскошная, да и вообще... В жизни секс выглядит совсем не так красиво, как на экране. И девка явно демонстрирует себя не любовнику, а зрителю. Интересно, что это за съемки? И кто эта девка? Но боже мой, до чего красив Глеб!
     Наверное, мало найдется женщин, которые останутся равнодушными, видя такого мужика. Знали бы они, каких трудов мне стоило сохранить его в форме, не позволить распуститься, не дать махнуть на себя рукой... Помню, как в минуты полного его отчаяния от невостребованности, я наткнулась на старый журнал "Театр" с рецензией на выступление в зале Чайковского ленинградского артиста Владимира Рецептера. Он один играл "Гамлета"! Моноспектакль. Я кинулась к Ульяше, помнит ли она. Она помнила прекрасно, много мне об этом рассказала, оказывается, она тогда страшно увлекалась Рецептером, бегала на все его московские выступления. И я сказала Глебу:
     - Послушай, я знаю, что надо делать!
     - Вешаться? По-моему, оптимальный выход.
     - Глеб, прекрати. Я все придумала! Ты сделаешь моноспектакль.
     - Кому он, на хер, нужен?
     - Тебе, черт бы тебя взял. Ты подготовишь моноспектакль "Гамлет", как когда-то Рецептер!
     - Кому сейчас, на хер, нужен "Гамлет"?
     - Глеб, послушай меня! Надо всегда верить в свои силы!
     - Это все благоглупости, Санька! Верить в свои силы! Я-то в них верю, а больше никто...
     - Не правда! Я верю, и еще многие, просто твой момент еще не настал...
     - Уже не настал! И никогда не настанет. Чего уж там, не повезло тебе со мной. И актер я никудышный, и бизнесмен говенный.
     - Глеб, не распускайся, бога ради! Ты прекрасный актер! Твой момент настанет, но ты должен быть к этому готов. Я умоляю тебя, давай подготовь "Гамлета".
     - Легко сказать!
     - И сделать тоже можно, у тебя есть для этого все.
     Внешность,