я, вода залилась  в  ботинки.  Но  она  даже  не
почувствовала. Хотела с силой хлопнуть дверцей, но передумала и оставила
ее открытой. Так когда-то в юности делал Левка,  если  ловил  машину,  а
шофер отказывался его везти или заламывал слишком высокую цену.
   - Сучара жидовская! - услышала она.
   Что ж, все правильно, так мне и надо! Мама в  который  раз  оказалась
права. Типичный мерзавец! Оказавшись наконец на тротуаре, Соня двинулась
к палатке:
   - Дайте что-нибудь выпить!
   - Выпить или попить? - деловито справился молоденький продавец.
   - Выпить! Лучше из баночки... Но не пива!
   - Понял! Джин-тоник или водку с томатным соком?
   - Водку!
   Она  схватила  жестяную  емкость,  сорвала  кольцо  и  единым   духом
проглотила отвратительное пойло. Но ей сразу стало легче.  Она  швырнула
банку и что было сил поддала ногой. Видела бы ее сейчас Берта Яковлевна!
Впрочем, какая-то женщина все-таки очень  удивилась:  с  виду  приличная
особа, непохожа на алкашку, а ведет себя... Ужас просто!
   Соня между тем уже поймала машину и вскоре дрожащими руками  отпирала
квартиру. Ее мольбы были услышаны. На подзеркальнике в  прихожей  лежала
записка: "Я в Большом. Целую. Мама". Соня тут же ощутила  досаду.  Лучше
бы мама была дома, согрела бы ей ужин, отвлекла бы  своими  бесконечными
разговорами... Но ведь известно, нет в жизни счастья. Она  первым  делом
отправилась в ванную, ей хотелось как можно скорее принять горячий  душ,
чтобы смыть с себя мерзкий запах псины. Теперь понятно, откуда эта  вонь
в его машине. Так пахнут антисемиты. Псиной,  перегаром,  хамством...  А
собаки тут вовсе ни при чем. Ни одна  даже  самая  шелудивая  собака  не
воняет так гнусно, как этот... Тоже мне любовничек! Нет,  маме  про  это
говорить нельзя ни в коем случае, она меня  со  свету  сживет.  Подумать
только,  ведь  она  всегда  твердила:  "Поверь,  этот  мерзавец  еще   и
антисемит. Я это пупком чую".  А  я-то,  идиотка,  смеялась  над  мамой.
Господи, ну почему, почему я не бросила его раньше? Я ведь давно его  не
люблю... Жалела, дурища проклятая. Вот и получай...
   Соня терла кожу жесткой мочалкой с ароматным гелем и, когда в  ванной
уже было нечем дышать, облилась  холодной  водой  и  выскочила,  накинув
халат. В прихожей надрывался телефон. Наверняка этот гад!
   - Алло!
   - Сонька, ты дома?
   - Алиса, слава богу!
   - Что стряслось? - встревожилась Алиса. - Что-то с мамой?
   - Нет-нет. Ты где?
   - Я тут недалеко, я заеду?
   - Алиска, какое счастье! Скорее, давай!
   - А мама дома?
   - В театре! - Еду! Через четверть часа Алиса уже входила в квартиру с
букетом умопомрачительных коричневатых тюльпанов.
   - Это по какому случаю? - спросила Соня.
   - Без всякого случая, просто попалась такая красота. Привет, подруга.
Жрать хочу смертельно.
   - А выпить?
   - Я же за рулем.
   - Жалко, - вздохнула Соня, роясь в холодильнике.
   - А что, есть повод?
   - Угу.
   - Ладно, по рюмашке дернем, так и быть. А что произошло?  Плохое  или
хорошее?
   - Это как посмотреть...
   - Уже интересно. Тебе помочь?
   - Нет, что ты.
   - Сонь, ты почему все время морду от меня воротишь, а? Ты ревела?
   - Ну ревела, и что?
   - Ничего. Просто интересно - из-за чего.
   - А тебе бы понравилось, если б тебя сучарой жидовской назвали?
   - Ну смотря кто... Если пьяный бомж, то  мне  бы,  наверное,  было...
безразлично.
   - А если не бомж?
   - А кто? Неужто кто-то из клиентов? - испугалась Алиса.
   - Боже сохрани!
   - Ясный перец, твой Славик.
   - Откуда ты знаешь?
   - Догадливая я, Сонечка.
   - Слушай, Алиска, ты что, как мама, пупком чуешь в нем антисемита?
   - Не знаю, пупком или еще чем, но чую.
   - Но ты же не еврейка!
   - Ну и что? -  удивилась  Алиса.  -  По-твоему,  антисемиты  противны
только евреям?
   - Алиска, почему у меня все так?
   - Что - все? - ласково и чуть покровительственно улыбнулась Алиса.
   - Ну жизнь... Личная жизнь... Почему мне так не везет?
   - А кому везет?
   - Бывает же...
   - Редко.
   - Это да. Но все-таки. Хоть раз в жизни может повезти?
   Лицо Алисы исказилось гримасой такой боли, что Соня даже  испугалась.
Неужели она все еще мучается?
   - Раз в жизни обязательно повезет. В сорок лет ничего не кончено еще,
Сонька. Вот давай за это и выпьем, а потом ты мне все расскажешь.
   Они выпили по рюмке водки, и Соня, захлебываясь слезами, все поведала
подруге.
   - Говнюк! - определила Алиса. - И слава богу, что ты  наконец  с  ним
распрощалась. Я надеюсь, что распрощалась.
   - Я его видеть больше не могу. Алиска, может, мне в брачное агентство
обратиться, а?
   - Не будь дурой, какое брачное агентство?
   - Мне сегодня Норка все уши прожужжала.
   - Нет, Соня, не для нас это. Да и какие женихи из агентства  с  твоей
мамой? Смешно! Нет, тебе другое нужно... - задумчиво проговорила  Алиса,
вертя в тонких пальцах хрустальную рюмку.
   - А что? Что мне нужно? Родить?
   - Родить? Я об этом не думала...
   - А о чем ты думала?
   - О том, что тебе просто необходимо научиться жить одной.
   - Без мужика?
   - Без всех. А главное - без мамы. Иначе будет поздно.
   - Как - без мамы?
   - Сонька, пойми меня правильно. Ты же знаешь, я  просто  обожаю  тетю
Берту. Она чистое золото, но ведь тебя она скрутила по рукам и ногам.  А
то, что она кое-как терпела твоего мозгляка...
   - Кого?
   - Мозгляка, я всегда его так про себя называла: Сонькин мозгляк.  Так
вот, закончу мысль - твоя мама его терпела только потому, что она мудрая
женщина и понимала: с ним она тебя не потеряет. Ты целиком ему не будешь
принадлежать  никогда.  Так,  немножко  твоей  души  и  немножко  твоего
времени. А всех остальных как она всегда гнобила - ты вспомни, вспомни.
   - Алиска, ты и вправду так считаешь?
   - Конечно. Тетя Берта рано осталась одна, с тобой  на  руках,  а  она
ведь типичная еврейская мама, для которой ее дитятко - центр  мира.  Она
всю себя отдала тебе, а теперь хочет получить за это сторицей. Только не
сочти меня за антисемитку, - усмехнулась Алиса, - просто если уж  у  нас
пошел такой разговор... Сонь, весь ужас в том, что она на самом деле  не
дает тебе дышать. И с этим надо что-то делать.
   - Но что?  -  испуганно  спросила  Соня.  Сколько  раз  уж  ей  самой
приходили в голову подобные мысли, но она отгоняла их.
   - Не знаю. Может, для начала разъехаться...
   - Как? Разменять квартиру? Она никогда на это не пойдет, скажет,  что
не для того себе в молодости во всем отказывала и так далее...  Что  она
хочет оставить мне приличную квартиру - словом, сама понимаешь...
   - Значит, нужно уехать.
   - Уехать? Куда? В Израиль?
   - В Израиль, в Америку, в Германию, все равно.
   - Она просто поедет со мной.
   - Да. Это верно. Тогда... Тогда необходимо найти такую работу,  чтобы
умотать отсюда хотя бы на год. В какую-нибудь заграничную  турфирму,  ну
сама знаешь... В представительство, или как там это у вас называется...
   Соня засмеялась.
   - Чего ты смеешься?
   - Ну, во-первых, на такую работу устроиться безумно сложно, к тому же
туда предпочитают брать молодых.
   - Да, ситуация... А может, твоя идея лучше?
   - Какая идея?
   - Родить. Родишь, подкинешь ребенка маме, вот  тогда-то  уж  точно  и
овцы будут целы, и волки сыты. Только вот от кого родить?  Мужики  нынче
такие никчемные... И вообще, Сонька, все это херня, все наши планы.
   - Почему?
   - Потому что жизнь все равно распорядится по-своему, и  мало  ли  что
еще может хорошего у нас случиться...
   - Или плохого.
   - Ну нет,  подруга,  настраиваться  надо  только  на  хорошее,  но...
реальное, сбыточное, понимаешь?
   - Что ж тут непонятного? Если замуж, то уж точно не за принца?
   - Ну в общем и целом верно. Сонька, помнишь, как  в  университете  ты
рыдала, что тебя не пустили во вшивую Болгарию? А теперь ты уже  полмира
объездила. Так что есть в  нашей  жизни  и  много  положительного.  Все,
закрываем тему и ждем от жизни приятных сюрпризов. И поверь, не  мужиком
единым жива баба.
   - Легко тебе, Алиска, говорить, а как я уеду,  как  без  тебя  и  без
Татки проживу? Ты об этом подумала?
   - Сонька, да ты пьяная! Это что, с двух рюмок?
   - Нет, я еще на улице выпила.
   - Смотри, сопьешься. Кажется, по-еврейски это называется шикса?
   - А черт его знает... Давай еще дернем? Да-да, ты за рулем, но  можно
ведь и у нас переночевать... Давай!
   - Нет, Сонечка, ты пей, а я не буду.
   - Алиска, вот скажи... Я сегодня заметила... Тебе про  Эрика  до  сих
пор думать больно, да?
   - Да. Только обсуждать это я не хочу.
   - Все. Не будем.
   В  этот  момент  резко  зазвонил  телефон.  Подруги   вздрогнули   от
неожиданности.
   - Алло! - не слишком твердо ответила Соня.
   - Соня, это я. Прости меня, если можешь.
   - Не могу!
   - Подожди, не бросай трубку! Я понял... Я все понял, что  между  нами
происходит... Я осознал. Сончик, прошу тебя, выходи  за  меня  замуж!  -
торжественно произнес Ярослав, упоенный собственным великодушием.
   Соня ошарашенно молчала.
   - Ты поняла меня, Сончик? Ты согласна, да?
   И вдруг Соня захохотала. Ей казалось, она сейчас лопнет от смеха.
   - Что? Что такое? - не поняла Алиса. - Чего ты ржешь?
   А в трубке раздался недоуменный возглас:
   - Так ты согласна? Что тут смешного?
   - Я... До меня дошло... - заливалась хохотом Соня. - Надо же,  только
теперь дошло... Ты же просто... просто жопа!
   И она положила трубку.

***

   Алиса вернулась домой в половине второго ночи. И по  привычке  первым
делом включила автоответчик. Какой-то незнакомый голос:  "Дорогая  Алиса
Витольдовна, умоляю, позвоните. Это Курбатов. Вас  невозможно  застать".
Курбатов? Что ему, интересно, понадобилось? Наверняка поговорил с сынком
и возникли какие-то недоразумения. Или сынок кому-то еще  давал  машину.
Или... А вдруг что-то с Иришкой? Нет, вряд ли... А впрочем,  надо  будет
утром узнать, в чем  дело...  Интересно,  откуда  у  него  мой  домашний
телефон? Ох, как я устала, может, не ходить завтра на  работу?  Пожалуй,
так я и сделаю. Отдохну денек, они вполне без меня обойдутся.
   И, приняв благое решение, она уснула.

***

   Тата в волнении собиралась на работу под придирчивым взглядом дочери.
   - Нет, мама, эта блузка не годится.
   - Почему?
   - Потому что она тебе узка, сама, что ли, не видишь?
   - Я вроде уже похудела.
   - Недостаточно. Надень лучше черненький джемпер.
   - Сама ж говорила, что я скучно одеваюсь.
   - Черный - это не скучно. А к джемперу вот эти бусы, будет  клево.  И
еще... нет, с бусами плохо, вот  этот  шарфик...  То  что  надо!  Просто
супер!
   - Кажется, и правда ничего! И почему я раньше так не носила?
   - Учись, пока я с тобой!
   - Что значит, пока ты со мной? - всполошилась Тата.
   - Ну я же не всегда буду с тобой.
   - Почему?
   - Мам, не смеши меня!
   - Но ты же утверждала, что не собираешься замуж!
   - А кто говорит про замуж? - пожала плечами Иришка.
   - Ирка, ты меня дразнишь, да?
   - Я пытаюсь тебя расшевелить, маманя!
   - Да ну тебя, нельзя так пугать человека!
   - Почему? Когда человек икает, его нужно напугать.
   - Но я же не икаю!
   - Какая разница!
   - Ну ты даешь! - засмеялась Тата.
   - Что и требовалось доказать! - закричала  Иришка.  -  Наконец-то  ты
похожа на живую женщину. Все, я побежала, а то там школа без меня  может
развалиться. Пока, мазер!
   - Пока! - вздохнула Тата.
   А что, действительно этот шарфик здорово  оживляет.  Всегда  мне  шел
бирюзовый... Хорошо, что Ирка  за  меня  взялась.  Ведь  сегодня  придет
Гущин. Первое впечатление так важно. Мужчина по  имени  Паша...  А  мама
зовет его Павликом. Интересно, какой он? Мне  кажется,  среднего  роста,
такой крепкий, с красивыми руками,  глаза  у  него,  наверное,  светлые,
серые или голубые, а может, зеленые. Конечно, не красавец, но это ведь в
мужчине не главное. Главное, чтобы изюминка была, а судя по голосу,  она
есть.
   Короче говоря, Наталия Павловна  ощущала  какой-то  странный  подъем.
Конечно же эта самая изюминка - несомненный дар Гущина. Разве  мало?  Но
как до трех часов не растерять этот  запал?  А  то  явится  какая-нибудь
бездарь, вроде Тушилова, и все настроение испортит. Или  Жихарева  опять
начнет требовать извинений. Да мало ли что  может  быть...  Какая-нибудь
верстка потеряется, в производственном отделе  что-то  напортачат.  Нет,
сегодня все будет хорошо, просто  отлично.  Сегодня  придет  мужчина  по
имени Паша! У нее даже озноб пробежал по коже. Что это, предчувствие? Но
я ведь люблю Илюшу... А он любит другую,  значит,  надо  его  забыть.  С
мужчиной по имени Паша.
   ... - Татка, ты чего такая? - удивленно воскликнула Рина, когда  Тата
вошла в комнату.
   - Какая?
   - Красивая! Глаза блестят!
   - Просто решила, что хватит нюни распускать.
   - Ну и правильно.
   - Рина, ты когда-нибудь слышала про такого писателя Павла Гущина?
   - Нет, а что?
   - Да ничего, я так спросила, вдруг ты знаешь.
   - Да сейчас писателей как собак нерезаных.
   - Но Гущин талантливый.
   - Талантливые тоже попадаются, - откликнулась Рина,  водя  карандашом
по строчкам и не вдумываясь ни в вопросы, ни в ответы.
   Тата тоже занялась делом. Часа  в  два  в  комнату  заглянул  главный
редактор:
   - Наталья, зайди ко мне. - Иду!
   - Слушай, Наталья, - в некотором смущении начал он, - помнишь,  мы  с
тобой говорили...
   - Насчет приглашения? Я помню. Можно прямо завтра.
   - Да нет, понимаешь, я вот поразмыслил, не стоит, наверное.
   - Почему?
   - Да так как-то... Мне эта рыжая понравилась,  а  другую...  нет,  не
надо!
   - Ну не надо так не надо, - пожала плечами Тата. Но  ей  вдруг  стало
жалко Дюжикова, товарища по несчастью. - Знаешь, Олег, в  конце  концов,
Алискины принципы - ее личное дело.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Что если она так тебя взволновала, нужно дать тебе шанс. А вдруг  у
вас что-то получится...
   - Ты думаешь? - заметно оживился главный редактор.
   - Честно?
   - Честно!
   - Нет, я так не думаю, но чем черт не шутит.
   - Так ты ее позовешь?
   - Нет, давай по-другому сделаем, это будет не так нарочито.  Восьмого
марта мы всегда собираемся у нашей подруги, и я  возьму  тебя  с  собой.
Согласен?
   Олег Степанович ответил не сразу.
   - А кто там еще будет?
   - Компания человек десять, наверное. Получится куда органичнее.
   - Но в каком качестве я туда явлюсь?
   - Да ни в каком. Просто со мной.
   - Значит, я буду считаться твоим кавалером?
   - Олег, я тебя умоляю! Там все свои. Предупрежу, что приду  со  своим
коллегой, которому в праздник некуда податься, только  и  всего.  Можешь
мне поверить, будет весело, уютно и вкусно. Ну а больше я тебе ничего не
обещаю. Кстати, вполне возможно, с нами и Иришка поедет.
   - А эта... вторая подружка?
   - И она тоже. Может, и еще какая-нибудь  дамочка  появится,  так  что
выбор я тебе гарантирую.
   - А это удобно?
   - Удобно, удобно. Ты фаршированную рыбу любишь?
   - Обожаю!
   - Тогда все в порядке.
   - Слушай, Наталья, только ты... не звони про это нашим, ладно?
   - Олег!
   - Ну я должен был сказать... Сама понимаешь.
   - Ты меня только за этим звал?
   - Ну да.
   - Тогда я пойду?
   - Иди. А ты уверена, что это удобно?
   - Удобно, говорю же тебе.
   - Хорошо. Погоди минутку. Как ты считаешь... Праздник все-таки,  надо
будет что-то принести в дом, а?
   - Конечно.
   - А что?
   - Ну цветы...
   - Торт, может быть?
   - Нет, - улыбнулась Тата, - в этом доме покупных тортов не  признают,
лучше уж конфеты.
   - Понял. Ладно, иди.
   Бедняга, подумала Тата, кисло ему. И, видимо,  одиноко.  Он  ведь  не
москвич, близких никого.  Нужно,  кстати,  сегодня  позвонить  Соньке  и
предупредить насчет гостя.
   Тата посмотрела на часы. Время  близилось  к  трем.  Она  побежала  в
туалет - освежить макияж.
   Ровно в три в дверь постучали.
   - Войдите! - Голос Таты внезапно сел.
   Дверь распахнулась, и на  пороге  возник  совсем  молодой  человек  в
ярко-синем свитере.
   - Добрый день! - широко улыбнулся он. "Это что за юноша?" -  подумала
Тата.
   - Вы к кому? - осведомилась Рина, изумленно глядя на красавца.  Такие
тут нечасто появляются.
   - Я к Наталии Павловне.
   - Это я, - отозвалась Тата.
   - А я Гущин! Не дожидаясь приглашения, он опустился на стул и положил
перед Татой крохотный букетик альпийских фиалок.
   - Для знакомства. Здравствуйте!
   Это Гущин? - разочарованно подумала Тата.  Но  ему  же  лет  двадцать
пять... Вот тебе и мужчина по имени Паша.
   - Здравствуйте, - растерянно произнесла она. - Садитесь, пожалуйста.
   Он заливисто расхохотался.
   - А я уже сижу!
   - Вы Павел Арсеньевич Гущин? - решила уточнить Тата. А то мало ли что
бывает, вдруг это его младший брат или племянник.
   - Да, верно, я Гущин,  Павел  Арсеньевич.  Так  сказать,  собственной
персоной. Вы почему-то удивлены, да?
   - Ну, честно говоря, есть немножко, - смутилась Тата. - Извините, но,
прочитав ваш роман, я вас по-другому себе представляла.
   - По-другому?  А  каким  же  вы  меня  себе  представляли?  Старым  и
немощным?
   - Нет, но... Простите, сколько же вам лет?  Мужчинам  можно  задавать
такие вопросы.
   - Мне? Двадцать восемь.
   - И это ваш первый литературный опыт?
   - Да. То есть я писал какие-то пустячки еще в  школе,  но  это  не  в
счет. А тут попал в аварию, пришлось полежать в, больнице, и,  чтобы  не
спятить, решил попробовать... Вам правда понравилось?
   - Правда, - совершенно искренне ответила Тата.
   - Наталия  Павловна,  я  понимаю,  что  такой  букет  не  заслуживает
внимания, но все-таки лучше его поставить в воду.
   - Ох да, простите! Должна признаться, что  обожаю  фиалки,  я  просто
немного растерялась от вашей молодости...
   - Тата, я поставлю цветы, - вызвалась Рина и достала из шкафа большую
рюмку. Забрав букетик, она вышла.
   - Знаете, я рад, что это вы мой редактор, - каким-то интимным шепотом
проговорил Гущин и пристально посмотрел Тате в глаза.
   Она  смутилась.  Он  что,  решил  меня  кадрить?  Тата  сняла  трубку
внутреннего телефона:
   - Олег Степанович, тут пришел Гущин...
   - Наталья, минут через десять приводи его, у меня люди.
   - Хорошо... Павел Арсеньевич,  придется  немного  подождать,  главный
сейчас занят.
   - Подожду! Даже с удовольствием.
   - Извините мое любопытство, а вы кто по профессии?
   - Я? Врач. Врач-гематолог.
   - О! Врачи - самая, наверное перспективная  профессия  для  писателя.
Чехов, Булгаков, Вересаев...
   - Ну я не претендую, - радостно потупился Гущин. - Наталия  Павловна,
я человек неопытный в издательских делах... Не  могли  бы  вы  мне  хоть
намекнуть, как все теперь будет происходить?
   - Побеседуете с главным редактором, если договоритесь,  то  подпишете
договор. Через две недели получите деньги.
   - Я не про деньги...
   - А, вас интересует процесс?
   - Именно.
   - Ну что ж... Как только  договор  будет  заключен,  книга  пойдет  в
работу. Я еще раз ее прочту, что называется с  карандашиком,  но  вы  не
бойтесь, я там ничего корежить не собираюсь, надо будет  кое-где  убрать
повторы, паразитические рифмы...
   - Рифмы? Но это же не стихи, - растерянно пробормотал Гущин.
   - Конечно, - улыбнулась Тата. - Я имела в  виду,  что  иногда  бывают
фразы типа "Нет, - ответил дед".
   - А, ясно, - кивнул Гущин.
   - Одновременно вашу книгу будет читать художник. Кстати, у  вас  есть
дискета?
   - Дискета? Нет.
   - Но у вас же компьютерный набор.
   - Ну да. В принципе дискету я могу хоть завтра принести. Я просто  не
знал...
   - Прекрасно.
   Зазвонил внутренний телефон.
   - Наталья, запускай Гущина! - распорядился главный редактор.
   - Павел Арсеньевич, идите в соседний  кабинет,  Олег  Степанович  вас
ждет.
   - А вы разве не со мной?
   - Да нет, вы и без меня справитесь.
   - Ну я пока не прощаюсь.
   - Счастливо вам. Он ушел.
   - Татка, ты