голос, а главное - талант, большой талант! Я прочла эту статью, меня как что-то стукнуло - это для Глеба! Прочти, я уверена, у тебя все получится!
     - Какой это год?
     - Шестьдесят пятый.
     - Ну это бред, то, что годилось в шестьдесят пятом, совершенно не годится сейчас, ерунда.
     - Шекспир всегда годится. И ты сделаешь это так, как надо сейчас...
     - Сейчас это не надо! Никому не надо! Ну, допустим, я сделаю - что еще не факт, но ведь я не писатель, который в стол пишет, мне публика нужна!
     - Найдем публику, главное - такой спектакль стоит копейки... Может, удастся показать в твоем театре, или в Доме актера, или где-нибудь в провинции, наконец... Глеб, пожалуйста, подумай!
     - И что я, по-твоему, Офелию должен играть? И самого себя в монастырь выпроваживать?
     - Глеб, ты же понимаешь, это все одолимо. Конечно, играть Офелию ты не будешь, это должен быть просто намек...
     Я все-таки настояла на своем, я добыла для него текст со всеми сокращениями, по которому играл Рецептер, и Глеб взялся за дело. Мало-помалу он втянулся и через три месяца адовой работы показал "Гамлета" своему педагогу. Она очень высоко его оценила, сделала ряд чрезвычайно ценных замечаний и всеми правдами и не правдами устроила показ в Доме актера. Успех был полный, и после этого Глеба изредка начали приглашать на съемки - одним словом, заметили... Господи, сколько ночей мы с ним бились над Шекспиром. Я знала "Гамлета" наизусть и подавала ему реплики, читала за Офелию и Гертруду, пока он полностью не вызубрил текст...
     К сожалению, долго играть этот спектакль ему не довелось, нужен был спонсор, а его не находилось.
     Может быть, теперь он найдется, этот чертов спонсор? Как было бы здорово! Нельзя ему играть только ментов и крутых мужиков. А если он еще уйдет из театра, как собирается... Тут нужен "Гамлет"! Сейчас спонсор найдется, не сомневаюсь, надо только его искать. Черт, черт, черт, о чем я думаю? Я хотела уже порвать проклятые снимки, но передумала и на всякий случай решила спрятать их. Но куда? А все туда же, в "Историю КПСС"! Если он решит почитать письмо от любимой женщины, то найдет эту красоту - и поймет, что я все знаю. И что тогда? А что будет, то и будет, там поглядим!
     Я затаилась. Глеба рвали на части, и я почти не видела его. Таинственный доброжелатель больше не присылал ничего. Я совершенно не знала, куда себя девать. Некоторые актерские жены всюду таскаются за мужьями, торчат сутками на съемках, но Глеб этого просто не потерпел бы. Я не хочу гирей висеть на нем. Наконец мне позвонила Ульяша:
     - Санька, здоровеньки булы! Привезла тебе не только мешок семечек, но и еще кое-что!
     - Да? И что же это?
     - Работа!
     - Какая работа? - удивилась я.
     - Творческая!
     - Что?
     - Ну это не совсем телефонный разговор...
     - Уля, ты меня пугаешь!
     - Ничего, лиха беда начало! Можешь сейчас ко мне приехать? Я только что с поезда, еле жива.
     - Хорошо, скоро буду!
     Уля и вправду выглядела усталой, но к моему приходу уже успела принять душ и сейчас сидела в халате, с полотенцем на голове и пила кофе.
     - Хочешь кофе?
     - Нет, спасибо, что ты там в Киеве мне за работу нашла, о которой нельзя говорить по телефону? Наркокурьером, что ли?
     - Да нет, - рассмеялась она. - Это у меня еще советская привычка. А работа такая - ты берешь заграничный роман и полностью его переделываешь.
     - То есть как?
     - А вот так! Он должен стать неузнаваемым! Ты меняешь все: имена героев, страну, место жительства - словом, все реалии...
     - Боже мой, зачем это?
     - Все очень просто: чтобы издательство не платило за авторские права!
     - Не понимаю! Не проще ли написать тогда новый роман?
     - А ты можешь?
     - Нет, наверное.
     - В том-то и дело! Это, конечно, жульничество, но все-таки работа чистая...
     - В высшей степени! И потом, этот роман ведь еще надо перевести.
     - Да, действительно, об этом я как-то не подумала... А ты перевести не сможешь?
     - Уля, ну что ты такое говоришь? Я же едва знаю английский. Ну надо же, чем только люди сейчас не занимаются, с ума сойти!
     - Понимаешь, я в поезде познакомилась с одной женщиной, она как раз издает такие псевдороманы.
     Я о тебе вспомнила, и она сказала, что можно попробовать... Но перевод... Жалко!
     - А мне не жалко, это черт знает что. Может, если б я должна была детей кормить, тогда бы я и за такое взялась, а так чего ради?
     - Тогда будем ждать Анюту, она скоро вернется.
     Потом Уля достала мешочек конского зуба, мы поджарили семечки с солью и уже ничего не могли делать. Тупо сидели на кухне и лузгали семечки.
     - Нет, какая пакость! - время от времени восклицала Уля, но остановиться была не в силах. - Ой, Сашка, в братской Украине твой Глеб тоже гремит - сейчас, сейчас, куда же я этот журнал девала... Ага, вот он. Глянь, до чего хорош, мерзавец!
     Она протягивала мне глянцевый журнал, на обложке которого был Глеб.
     - Между прочим, там и твоя мордаха есть, - заметила Уля.
     - Где?
     - Открой на четвертой странице!
     В самом деле, там было напечатано несколько снимков, на одном я узнала себя в момент, когда выходила из дома. Фотография показалась мне на редкость удачной. Я была в черном плаще. На втором снимке я узнала ту самую вешалку. На третьем был Глеб и не слишком молодая дама в каком-то навороченном вечернем туалете. Под моей фотографией было написано: "Первая и пока единственная жена Глеба Ордынцева Александра". "Пока единственная"! Про вешалку было сказано: "Ослепительная партнерша Мира Монтерро, она снялась в нескольких эпизодах фильма "Улыбка солнца", но даже красота и сумасшедшее обаяние партнера не смогли сбить ее с пристрастия к однополой любви". Ничего себе. Значит, красивая вешалка - лесбиянка! Меня этот факт только порадовал. Под третьим снимком надпись гласила: "Благосклонная улыбка продюсера - залог успеха!"
     - Налюбовалась?
     - Уля, ты даже не представляешь себе, какой камень у меня с души свалился благодаря тебе!
     - Опаньки! А в чем дело-то?
     Я рассказала о двух конвертах.
     - Ну надо же, что за блядство такое! И кому это понадобилось?
     Я молча развела руками. У меня было подозрение, что это дело рук Лары-Лауры, но я промолчала. Я теперь вообще старалась не проронить лишнее словечко о Глебе, даже с Улей. Но все-таки мне стало легче. И, придя домой, я первым делом выбросила в помойку те фотографии, что покоились в "Истории КПСС".

***

     Через несколько дней выяснилось, что никакой редактуры для меня пока нет, но со временем, возможно... Я совершенно не знала, куда себя девать. В однокомнатной квартире даже уборкой невозможно все время занять. Глеб почти не бывает дома, разумеется, к его приходу я всегда готовлю ужин, стараясь, чтобы это было что-то легкое, не слишком калорийное... Я выполняю все свои обязанности, но...
     И Глеб на первый взгляд такой же, как всегда, но я чувствовала, что между нами почему-то словно выросла стена. Или я все это придумала?
     В один отнюдь не прекрасный день мне все стало ясно.
     Я ездила к свекрови помочь ей собраться: она уезжала в Карловы Вары - лечить печень. Поездку ей оплатил Глеб, и она была на седьмом небе. Даже на меня не обижалась.
     Мы еще посидели, потом простились, и я поехала домой. Открыв дверь ключом, я сразу услыхала голоса на кухне. Глеб и кто-то еще. А, Генка! Похоже, они там решили выпить, я уже хотела крикнуть им, что я пришла, но тут до меня донесся голос Генки:
     - А как же Санька?
     - Ах, боже мой, если бы я знал! Пойми, я чувствую себя как стреноженный конь...
     - Ты хочешь сказать, как стреноженный жеребец, - довольно ядовито произнес Генка.
     - Дурацкая шутка! Нет, правда, я совершенно растерян. Думаешь, я не знаю, чем я обязан Сашке?
     Прекрасно все понимаю и даже больше тебе скажу: я ее по-своему еще люблю, она как часть меня самого, вот это меня и мучает.
     Он замолчал. Я стояла замерев. Вот оно - то, чего я боялась. Он любит меня, но "по-своему"! То есть попросту терпит без отвращения, так, что ли?
     - И все-таки, Глеб... Баб у тебя было и будет тьма, а Сашка... Сашка - она ведь уникальная Такие на дороге не валяются.
     - Да знаю я все, знаю! - раздраженно произнес Глеб. - Но если бы ты ее видел...
     - Кого? Сашку?
     - Да не Сашку, а Яну! Ты пойми, она же не просто красивая, она умница, и вообще, в ней столько перца... Она такая отчаянная, у меня дух от нее захватывает, я как будто в другое измерение с ней попадаю. А Сашка... Она хорошая, добрая, самоотверженная, все так... Но я знаю ее вдоль и поперек. Она, прости меня господи, кажется мне такой пресной...
     - Это Сашка-то пресная? Тебе не стыдно, Глебка? Я никогда столько не ржал, как в то лето, когда мы в Коктебеле вместе отдыхали. Помнишь, мы там на свадьбу попали, а невеста была с огромной жопой...
     - Ну и что?
     - Сашка тогда схохмила: "Снился мне зад в подвенечном уборе". Она такая веселая была, заводная...
     Да и вообще, зажрался ты, браток. Счастья своего не ценишь, - тяжело вздохнул Генка.
     - Стоп, стоп, ты что, влюблен в Сашку?
     - Ничего я не влюблен, - как-то угрюмо произнес Генка. - Но ты все равно дурак!
     - Ну допустим, что я тебе поверил, хотя не очень... У вас с ней что-то было?
     - Ты сдурел? Похожа Сашка на баб, которые исподтишка блядуют с друзьями мужа?
     - Непохожа, это правда, а там кто ее знает, может, она втихаря...
     - Глеб!
     - А что? Скрывала же она от меня несколько лет, что работает прислугой.
     - Что?
     - А то... Она мне призналась, что никакой она не бухгалтер в фирме, а домработница у каких-то богатых идиотов. Она же от меня это скрывала!
     - Но ведь это она скрывала, чтобы ты, мудак, не комплексовал!
     - А любовников она скроет, чтобы я не чувствовал себя рогоносцем.
     - Тебе легче считать ее виноватой, да?
     - Может быть...
     - Ах, идиот, дурак ты набитый. Такую бабу на какие-то пряности променять...
     - Пряности? - пьяно засмеялся Глеб. - Но если б ты видел Яну, если бы ты знал... Я, Генка, мужик неслабый, пол-Москвы могу трахнуть, а она... Она из меня все соки выжимает, и как...
     Больше я слушать не могла, хватит с меня. Я на цыпочках вышла на лестницу, отчетливо понимая, что моя жизнь с Глебом кончилась. Бесповоротно.
     Но что мне делать, куда идти? Если бы я могла уехать к бабушке, но и это невозможно. Я вышла во двор.
     Уже наступил вечер, но летняя темнота была еще прозрачной, нестрашной. Надо все хорошенько обдумать. Я добрела до сквера и села на лавочку. Кругом было безлюдно. Я закрыла глаза. Когда жизнь по-настоящему берет меня за горло, я начинаю сразу думать, как выбраться, а уж потом предаюсь унынию и рефлексии. Ясно одно - жить с Глебом я не буду.
     Пусть трахается со всеми бабами подряд, меня это уже не касается. Вопрос в том, где буду жить я? Конечно, я могу прийти к нему и потребовать, чтобы он съехал к своей любимой маме, ведь свою квартиру я продала из-за него. Но я не хочу там жить. Через полгода я попробую все-таки поехать к бабушке, а до тех пор...
     До тех пор я сниму себе квартирку или комнату, буду жить и подыскивать работу. На худой конец пойду опять в домработницы, ведь я теперь уже не жена звезды. А может, что-то посерьезнее подвернется. Уля, конечно, предложит мне жить у нее, но я и этого не хочу. Мне надо начинать жить самостоятельно. Да, но как же быть с бабушкой? Позвонить ей и сказать, что я куда-то уезжаю? Но не в тайгу же... О, надо просто завтра купить сотовый телефон и дать номер бабушке и Уле. Больше никому. Так они обе смогут в любой момент со мной связаться, где бы я ни была. Объясняться, разговаривать с Глебом я не стану, просто исчезну, и все. Пусть пользуется свободой. Он еще пожалеет, ох как пожалеет, что упустил меня. И я для этого сделаю все! Я уверена, настанет момент, и он приползет ко мне, как Онегин к Татьяне. Татьяна, Яна... Что это еще за Яна? Где он ее нашел? Да какая мне разница? Я не буду теперь думать ни о нем, ни о его девках. Только о себе. Хватит быть преданной, верной, самоотверженной. Я еще вполне могу найти себе другого мужчину, а может, даже мужа. Но от этой мысли меня затошнило. Нет, никаких мужей, хватит уже. И в глазах у меня теперь должен появится этот чертов поиск! Я буду искать! Никого я не буду искать, ну их всех к черту, не бывает хороших мужей. Если уж Глеб оказался таким... Черт возьми, моя жизнь складывается как в самых банальных романах. Любовь, замужество, прозрение, разочарование. И вот я, одинокая, разбитая горем, сижу одна в пустынном сквере...
     Теоретически сейчас должен появиться либо грабитель и насильник, либо, наоборот, прекрасный принц или безумно интересный седовласый покровитель... Но никто не появлялся, только собаки изредка пробегали, а их хозяева не обращали на меня ни малейшего внимания. И слава богу. Так тоже бывает в романах, и тогда героиня уходит в ночь... Ну в ночь я уже ушла, а дальше куда я пойду, тем более что мне безумно хочется писать. Этот момент в романах как-то не учитывается. Писать посреди московского сквера, даже ночью, я не решусь, значит, выход один: встать и бежать домой, благо недалеко.
     Я посмотрела на часы. Оказывается, я просидела на лавочке больше двух часов. Генка, наверное, уже ушел, ему утром на работу, а Глеб небось дрыхнет.
     Вот и хорошо. Я вскочила и помчалась домой. Как я и предполагала, Глеб спал, обняв подушку. Ни за что не лягу с ним. Пристроюсь на диване. Но сна не было ни в одном глазу. Глеб спит всегда очень крепко, а значит, я могу сейчас тихонько собрать вещи и уйти, когда рассветет. Я взяла дорожную сумку, которую Глеб привез из Италии, сложила в нее все самое необходимое. На дворе уже начинало светать. Хорошо уходить от мужа летом, налегке. Теперь важно решить, оставить записку или уйти, ничего не объясняя. Нет, все-таки я не откажу себе в удовольствии высказать ему хоть малую часть того, что кипит в душе. Я взяла бумагу и уселась на кухне за новый стол. И какого черта я столько денег вгрохала в квартиру, где будет жить какая-то сильно наперченная Яна? Или еще какая-нибудь баба пряного посола...
     А черт с ним. Надо написать и поскорее уйти, а то он еще проснется, чего доброго. Я подумала минуту и написала: "Глеб, я ухожу! С меня хватит! Пока беру только самое необходимое. Остальные вещи пусть Яна, или Лаура, или еще кто-нибудь сложат в сумку, я за ними пришлю потом. Желаю счастья с кем тебе будет угодно". Хотела подписаться "Уже не твоя С".
     Но решила, что это чересчур мелодраматично, и не подписалась вовсе. Записку я укрепила на зеркале в ванной. Пойдет бриться и увидит. О, воображаю: в первый миг он ничего не сообразит, потом взбесится, а потом... Потом, наверное, обрадуется, черт бы его взял! Все, надо уходить!
     Я взяла сумку и вышла во двор. Уже рассвело.
     Сосед из второго подъезда, как всегда, возился со своей раздолбанной тачкой. И красные буквы на ракушках, изрядно уже поблекшие, продолжали вопить: "Хочу бабу на роликах!"
     Я вышла на улицу. Сейчас поймаю такси и поеду...
     Куда я поеду? Пока на вокзал. Сдам сумку в камеру хранения и подумаю, что делать дальше. Машин было еще мало, и я решила дойти до угла, там движение больше. И вдруг дорогу мне перешла черная как смоль кошка. В первый момент я струхнула, а потом решила: белая кошка оказалась к несчастью, так, может, черная принесет что-то хорошее? Я так люблю черный цвет. Я остановилась, достала из сумки прихваченную с собой белую Ликину кошечку и выбросила ее в мусорный бак.

Часть вторая

НЕ ГЛЕБОМ ЕДИНЫМ

     Сдав вещи в камеру хранения на Ленинградском вокзале, я вышла на Комсомольскую площадь и задумалась, что делать дальше? Впереди был долгий летний день. Ничего, что-нибудь соображу, на худой конец куплю билет в какой-нибудь город, остановлюсь там в гостинице... Да, для начала неплохо бы выяснить, сколько денег осталось у меня на карточке. С тех пор как Глеб вернулся из Италии, он запретил мне тратить бабушкины деньги. Я нашла банкомат и получила распечатку. Что за чудеса? На моем счете было пять тысяч триста двадцать четыре доллара! Значит, бабушка опять подкинула мне денег. Ну почему меня к ней не пускают? Почему я не могу хоть своей любовью и заботой отплатить ей за все? Кроме того, в сумке у меня лежало еще четыреста баксов. Я чувствовала себя почти миллионершей. Для начала просто роскошно! На эти деньги я могу прожить еще долго, мне много не нужно, главное - найти крышу над головой. И я знаю, как это сделать! Я вышла на Каланчевку и села в троллейбус, который довез меня до проспекта Мира, до того самого места рядом с бывшим магазином "Журналист", где почти всегда толчется народ, который хочет сдать или снять квартиру. Но сейчас было еще рано. Кажется, я погорячилась. Надо куда-то себя девать и прийти сюда часа через два. Мне захотелось есть. Я зашла в булочную, купила плюшку и пакетик сока. Плюшка была свежая, с пылу с жару. Ах, как давно я не ела плюшек! Глеб их терпеть не может, а я обожаю! Особенно налегать на плюшки я, конечно, не буду, но сейчас, в ознаменование новой жизни, можно. Сашка, пусть твоя новая жизнь будет такой же восхитительной, как эта плюшка, пожелала я себе.
     - Извините, девушка, - обратилась ко мне пожилая, очень полная женщина. - Вы не знаете, где тут толкучка квартирная будет?
     - Вон Там! - ответила я с полным ртом. - Только сейчас еще рано, никого нет. Я сама туда собиралась...
     - Вы сдавать или снимать?
     - Снимать!
     - А что вам нужно?
     - Комнату или однокомнатную квартиру.
     - А вас много?
     - Я одна. А вы сдаете?
     - Да, хочу сдать, только на один месяц. Я к сыну уезжаю. Чего квартира зря стоять будет. У вас прописка есть? Вы москвичка?
     - Да. Я ушла от мужа, и мне нужно где-то жить.
     Но меня месяц вполне устроит, я за это время что-то решу...
     Женщина смотрела на меня с сочувствием.
     - А паспорт показать можете?
     - Ну конечно! А у вас где квартира, далеко?
     - На Большой Бронной.
     - Здорово. А сколько вы хотите за месяц?
     - Думаю, долларов двести.
     - А у вас что?
     - Однокомнатная, но очень большая и в хорошем доме.
     - И можно прямо сегодня переехать?
     - Сегодня? Я вообще-то послезавтра только уезжаю. Послезавтра вас устроит?
     - Нет. Никак не устроит, мне даже ночевать негде.
     - Ну, может, у подружки какой перекантуетесь?
     - Нет, не могу.
     Женщина в задумчивости смотрела на меня.
     - А заранее заплатить можете?
     - Хоть сейчас.
     Мне так хотелось уже где-то обосноваться! Наверное, можно найти жилье и подешевле, но, пока есть деньги, не буду мелочиться, поживу месяц, а там будет видно.
     - Ну ладно, давай знаешь как сделаем, ты прямо сейчас ко мне поедешь, я тебе за ширмой постелю, а послезавтра я уеду и деньги возьму только с послезавтра. Годится?
     - Конечно! Спасибо!
     - А как тебя звать?
     - Саша.
     - Очень приятно. А я Нина Николаевна.
     - Мне тоже очень приятно, - А вещи твои где?
     - Да у меня вещей - одна сумка. Я ее потом заберу.
     - Ладно, поехали.
     Я поймала машину, несмотря на возражения Нины Николаевны. Мне хотелось поскорее увидеть свое новое обиталище.
     Квартира оказалась просто роскошной, и дом был из тех, что в советские времена считались престижными.
     - Бывший цековский дом, - пояснила Нина Николаевна. - Мне эту квартиру старший сын купил.
     Нравится?
     - Очень. И не надо никакой ширмы, я на кухне могу спать, у вас тут диванчик хороший.
     - Ну дело твое. Просто неудобно мне было на кухню тебя запихивать.
     - Понятно, - улыбнулась я. - Тогда, Нина Николаевна, я смотаюсь за вещами? Вот пока оставлю вам задаток, пятьдесят баксов.
     - Хорошо, остальное отдашь перед моим отъездом, договорились?
     - Конечно.
     - Ты езжай, а я пока тебе тут все приготовлю.
     Прежде чем забрать сумку из камеры хранения, я приобрела сотовый телефон "Самсунг" - крохотную серебристую игрушку, а пот