удь домик в Испании или Португалии.
   - Нет, совсем без зимы я не могу, - вдруг вырвалось у меня.
   - Но мы же не будем порывать с  Москвой.  Часть  года  будем  жить  в
Москве, а часть, к примеру, в Португалии, чем плохо? А потом,  может,  и
Дашу с Даней заберем отсюда, если они захотят. Короче говоря, будем жить
как нормальные свободные люди. И у тебя будет настоящая мастерская, а  я
буду выращивать для тебя цветы какие захочешь и никогда не буду покупать
тебе мороженого...
   Мы рассмеялись, и тут объявили посадку. Пора  было  прощаться.  Дашка
повисла на шее Марата и со слезами целовала его. Я ждала своей  очереди.
Наконец она оторвалась от него, и он шагнул ко мне.
   - Любимая моя, без долгих слов - до встречи в Шереметьеве  в  ночь  с
двадцать третьего на двадцать четвертое!
   Он обнял меня, и мне вдруг показалось, что  все  это  может  быть.  А
почему бы и нет, ведь была же эта  неделя,  лучшая  в  моей  жизни,  так
почему бы не сбыться всему остальному?
   Мы долго и отчаянно целовались, вероятно, со  стороны  это  выглядело
смешно, уж больно мы с ним немолоды для таких  прощаний,  но  какое  нам
дело до всех?
   - Девочки мои дорогие, мне пора! - со вздохом  сказал  Марат  и  стал
подниматься по ступенькам.
   - Мамочка, - проговорила Даша и  всхлипнула.  -  Как  жалко,  что  он
уезжает, я так его полюбила!
   Неужели ты ему не веришь, мама?
   - Да Бог его знает, я что-то в растерянности...
   Бывают же чудеса на свете. Я как-то вдруг в это поверила.
   - И я ему верю! Он так тебя  любит,  весь  светится,  когда  на  тебя
смотрит. И мне кажется, что он  был  всегда,  с  самого  детства.  Какое
счастье, что вы встретились! Я тебя тоже никогда такой не видела.
   Мною вдруг овладело лихорадочное возбуждение. Я поверила! Уж не знаю,
Марату или судьбе, вдруг повернувшейся ко мне  лицом.  Наверное,  судьба
испытывает меня - окажусь ли я верной своей любви.
   - Знаешь, Данечка, давай поедем к Любе, ведь мы же с ней ни разу даже
как следует не потрепались.

***

   Люба была мрачна.
   - Ну, проводила своего недопеска?
   - Любашка, ты чего такая свирепая?
   - Да с Шацем опять поцапалась. Это же немыслимый характер. Все  время
лезет на баррикаду, причем с утра на одну, а вечером на другую.
   - То есть?
   - Ну, утром все в Израиле говно, а вечером  наоборот.  Это  ж  с  ума
сойти можно. И потом, только я за порог, он хватает  гитару  и  начинает
записывать на магнитофон свои песнопения. Лиза на стенку лезет, и  я  ее
понимаю. Ты же это слышала! Да ладно, бог с ним, ты-то как, жива?
   - Да не очень.
   - И что теперь будет?
   - А я знаю?
   - - Ну все же?
   - Жениться хочет.
   - Марат?
   - Ну да. Жениться и  жить  половину  времени  в  Москве,  а  половину
где-нибудь за границей.
   - Это на какие же шиши?
   - А он наследство получил. В Дании.
   - От Гамлета, что ли? Нет, скорее от Клавдия. А  всего  вернее  -  от
Андерсена, такой же сказочник!
   - Любашка, он не такой уж плохой, мой Марат.
   - Мой бедный богатый Марат!
   - Любанька, ну коли уж я его простила, прости и ты.
   - Щас! Разбежалась!
   - Любка, а помнишь, как ты на меня ногами топала, когда  я  с  Юриком
связалась? А мы с ним худо-бедно семь лет прожили.
   - Это называется прожили? Раз в  неделю  он  к  тебе  ходит,  ты  его
поишь-кормишь, а он даже гвоздя вбить не может, что от него толку-то?
   - А вот когда Дашка уехала, знаешь как он меня поддерживал,  как  был
ко мне внимателен!
   - Его, надо полагать, теперь на помойку?
   - А тебе его жалко?
   - Ничуточки. Жалко мне,  если  хочешь  знать,  тебя,  дуру,  и  Котю,
бедолагу.  Слушай,  Кирка,  можешь  ты  мне,  в  твоих  же   собственных
интересах, пообещать одну вещь?
   - Смотря какую!
   - Не сообщать заранее Коте о своих матримониальных планах с  Маратом?
Вот приедешь в Москву, поглядишь, что к чему, а там уж и  скажешь,  коли
все обернется по-твоему. Обещай мне, ладно?
   - Ладно!
   - Поклянись!
   - Вот еще!
   - Нет, поклянись, причем Дашкой!
   - И не подумаю!
   - Кирка, если ты поклянешься Дашкой,  я  буду  знать,  что  ты  слово
сдержишь, что бы там ни было. А нет, так сразу все и выложишь  Коте  при
первой возможности. Подумай, голова садовая, ведь больше ты такого  Котю
не встретишь, а Марат твой в  любой  момент  может  тебя  кинуть.  Давай
клянись!
   - Клянусь!
   - Нет, не так! Скажи: клянусь Дашей, что пока ничего Коте  не  скажу!
Повторяй!
   И я повторила эту дурацкую клятву, хотя вера в будущее  с  Маратом  с
каждой минутой крепла во мне.

***

   Утром я сбегала на  пляж,  а  когда  вернулась,  раздался  телефонный
звонок. Котя.
   - Кузенька,  наконец-то  я  тебя  застал!  Ты  там  без  меня  что-то
загуляла!
   - Да уж, пустилась во все тяжкие! Сегодня, например, мы с Дашей  едем
к Вере.
   - Вот умницы девочки! Старушка будет рада!
   - Котя, а как там дела у твоего зятя?
   - Да в общем  неплохо,  поправляется  помаленьку,  а  я,  Кузечка,  в
понедельник улетаю в Америку до двадцать седьмого.  Ты  уж  вернешься  к
тому времени?
   - Да, Котя, я хотела тебе... -  Я  уже  собралась  сказать  ему,  что
выхожу замуж за Марата, но вовремя вспомнила о дурацкой клятве,  которую
с меня вчера стребовала Любка, и прикусила язык.
   - Кира, ты, кажется, хотела мне что-то сказать?
   Что-то плохое, да?
   - Котя, откуда такие мысли? - бодреньким голоском воскликнула я.
   - А там этот синеглазый часом не перебежал мне дорогу?
   - Он уехал, Котя.
   - Когда?
   - Да уж три дня назад, - соврала я.
   - И что?
   - Ничего.
   - Ас Дашей?
   - С Дашей у них полная любовь.
   - - А с тобой?
   - Котя!
   - Ну, хорошо, хорошо, не буду. Значит, до встречи в Москве?
   - Да.
   - Ты хоть немножко скучаешь по мне?
   - Очень! - вполне искренне ответила я.
   - Родная моя, я просто с ума схожу от тоски и ревности.
   - Не надо сходить с ума, зачем ты мне сумасшедший нужен?
   - Тоже верно. Ты, как всегда, права! Целую тебя, моя хорошая.  И  жду
не дождусь, чтобы ты вспыхнула, а я ахнул. До свидания, любимая!
   - До свидания, дорогой!

***

   Самое интересное, что мне было ужасно приятно с ним разговаривать, он
был родной, как это ни дико. А Марат - нет, не родной.  Слишком  уж  тут
пылали страсти.
   И вот наконец потекла та самая жизнь, которую я и представляла  себе,
собираясь в Израиль. Мы с Дашей съездили к Вере, и она взялась учить мою
дочку. Они весьма понравились друг  другу.  После  моего  отъезда  Дашка
будет по, субботам ездить на машине в Реховот.
   А я обзвонила всех  знакомых,  съездила  в  Иерусалим  с  Вавочкой  и
Стасом, который великолепно знал город и со страстью показывал его  мне.
Потом мы еще раз ездили туда, уже с заездом в Вифлеем. Я много рисовала,
стараясь забыть о Марате. Мои друзья из Хайфы,  Нина  и  Виктор,  возили
меня в Галилею, Самарию, на Генисаретское озеро и даже в  Эйлат,  где  я
купалась уже в Красном море. Я наслаждалась  покоем,  этой  удивительной
страной,  так  восхищающей  туристов  и   так   порой   разочаровывающей
эмигрантов.  Побывали  мы  с  Дашкой  и  в  пардесах  -  апельсиновых  и
грейпфрутовых рощах, где в апреле рвали с  деревьев  апельсины.  Правда,
потом нам сказали, что это опасно, там часто прячутся арабы, но с  нами,
слава Богу, ничего не  случилось.  Свозили  меня  и  на  так  называемые
"территории",  где  за  десять  лет  на  голых  камнях  евреи  построили
изумительной красоты поселки. А в последние дни перед отъездом я  бегала
по магазинам, покупая подарки в Москву. Алевтине -  блузку,  она  теперь
деловая женщина и для нее теперь чем больше блузок,  тем  лучше.  Лерке,
конечно, папку, она их обожает. Юрику.., нет, стоп, Юрику ничего, он  не
проводил меня, и вообще... А Марату?  Марату  синюю  летнюю  рубашку.  А
Коте? И Коте куплю точно  такую  же,  у  него  глаза  серо-голубые,  ему
пойдет. Чтобы никого не обидеть! Да, но если Марат  все-таки  состоится,
то при чем здесь Котя? Ну ладно, значит, у Марата будут  две  одинаковые
рубашки. Или у Коти... Как же стыдно, я Котю словно про запас держу,  на
всякий случай, а какой там случай может быть - если  Марат  бросит  меня
снова, я больше никогда никому  не  поверю.  Даже  Коте.  Сложнее  всего
купить подарок Ваське, у этой прекрасной дамы есть  все.  А,  знаю!  Она
обожает комнатные цветы, привезу ей  какой-нибудь  диковинный  маленький
цветок. Вопрос только в том, как его спрятать.
   Ничего, что-нибудь придумаю. Я уезжаю только через пять дней,  а  мне
уже несут письма в Москву и маленькие передачки. Еврейская почта! На это
я отвела целую сумку, но больше ни грамма не возьму. Что я, лошадь?
   Сюда перла четыре сумки и обратно тоже попру черт-те сколько. Себе  я
тоже тут кое-что купила, да еще  надо  взять  для  подружек  чего-нибудь
вкусненького, местного.
   Хумус, например! Да, вещей набирается прорва,  да  еще  мне  надарили
всякой всячины! Как все это уложить? Но Лиза меня успокоила.
   - Не волнуйся, - сказала она. - Я тебе так  все  уложу,  что  сможешь
впихнуть еще пол-Тель-Авива!
   Марат звонил довольно часто, шептал в трубку нежные  слова,  говорил,
что уже не в силах ждать,  что  собирает  потихоньку  свои  бумаги,  что
отремонтировал машину, чтобы ехать за мной в Шереметьево, а я  таяла  от
звуков его голоса и с каждым днем все больше верила своему  неслыханному
счастью. Я летала как на крыльях, а Люба, глядя на меня, вздыхала:
   - Надо же, как повезло этому недопеску! Но какие же мы,  бабы,  дуры!
Он тебя бросил с дочкой на двадцать лет, а потом появился, сделал жалкие
глаза, и ты ему все простила! А я вот все равно не верю  ему,  хочешь  -
обижайся на меня, но не верю! Что-нибудь он в последний момент  устроит,
какую-нибудь пакость!
   - Какую пакость?
   - Понятия не имею, только чувствую в нем пакостника! Кирка, если  все
будет по-твоему и вы  поженитесь,  обещаю  публично  принести  ему  свои
извинения. Да что там, даже если он просто встретит тебя -  клянусь,  не
пожалею денег, позвоню ему и попрошу прощения.
   - Ну ты и пессимистка!
   - Зато ты оптимистка ненормальная!
   - Нет, Любка, я правда верю, что все будет хорошо!
   - Может, и будет, да только без Марата!
   - Но почему? Он мне все время звонит,  ждет  не  дождется,  он  любит
меня, понимаешь, любит!
   - Поживем - увидим.
   Зато Дарья ликовала. Еще бы! Папочка звонит, ждет мамулю, скучает  по
дочке. Идиллия!
   - Знаешь, мама, у тебя лицо такое просветленное!
   И потом, ты так хорошо здесь рисуешь! Это вдохновение, да?
   - По всей вероятности!
   Как ни странно, мне и самой очень нравились мои  рисунки,  как  будто
любовь водила моей рукой.
   Накануне отъезда мне устроили отвальную. Я ничего этого не хотела, но
Дашка с Лизой  поставили  меня  перед  свершившимся  фактом  -  они  все
приготовили сами.
   Пришла Люба с семейством. Стае с Вавочкой,  и  еще  приехали  Нина  с
Виктором. Пили, ели, шумели. А я уже мыслями была в Москве.  Что-то  там
ждет меня? Неужели Марат? Как все это будет? Смогу ли я жить с  ним  под
одним кровом? Как сложатся его отношения с Алевтиной? Вот  не  сложились
же у меня отношения с ее английским супругом.
   - Мурашка! - обратилась ко мне Вавочка и отвела меня  в  сторонку.  -
Скажи, Мурашка, это правда, что Марат Ильич Дашин отец?
   - Правда.
   - И вы действительно двадцать лет не виделись  и  встретились  только
тут?
   - Тоже правда.
   - А за кого ты замуж выходишь?
   - Сама не знаю, Вавочка.
   - То есть как?
   - А вот так! Собралась было за одного, а  теперь,  похоже,  выйду  за
другого!
   - Ну и дела!
   - Ох, не говори! Как в моем любимом "Мистере Иксе" поется -  "невеста
я, сама не знаю чья"!
   - И ты еще шутишь!
   - А что ж мне, плакать? Ты же знаешь, Вавочка, я оптимистка!  Как  бы
там ни было, все хорошо кончится!
   -  По-моему,  ты  не  столько  оптимистка,  сколько  авантюристка,  -
заключила Вавочка. - Это ты в свою маму, я хорошо ее помню, в  ней  тоже
авантюрная жилка  была.  Помню,  как  она  меня  курить  учила.  Заведи,
говорит, металлическую коробочку с крышкой. Как кто к тебе  сунется,  ты
туда сигарету спрячешь. Очень было удобно.
   - По-твоему, это авантюризм? А по-моему, просто безобразие.
   - Тебе хорошо говорить, ты никогда не курила.
   - А мне этого не запрещали, вот я и не курила.
   Неинтересно, незапретный плод. Я Дашке тоже ничего не  запрещала,  и,
как видишь, хорошая девочка выросла.
   - Да, она у тебя прелесть! А мой сын остался в Германии,  не  пожелал
сюда ехать, и, наверное, правильно.
   - Жалеешь, что сюда приехала?
   - Нет, ни минуты, мне в Германии что-то не  жилось.  И  еще  я  здесь
Стаса встретила, последнюю любовь!
   - Почему последнюю?
   - Ну, не все же такие прыткие, как ты. Мурашка!
   Кстати, опять твою маму вспомнила. Помнишь, как мы все ужасались, что
Варька замуж за кого-то не того вышла? А твоя мама сказала:  "Подумаешь,
не навек же!" Меня это просто потрясло тогда. Вот и ты такая же! Сама не
знаю, за кого замуж выхожу, это ж надо!
   Ой, Мурашка, хорошо, что мы все-таки встретились в этой жизни!
   - Дай бог, не последний раз, Вавочка!
   И мы обнялись.

***

   Наконец все ушли, Даня лег спать, и  мы  остались  вдвоем  с  Дашкой.
Вавочка, разумеется, перемыла часть посуды, но и нам  кое-что  осталось.
Мы возились вдвоем на кухне, а потом, когда все  было  убрано,  сели  за
стол выпить по чашке чаю.
   - Ох, мама, как жалко, что ты уезжаешь, я опять так к тебе привыкла!
   - Данечка, солнышко мое!
   - А может, правда приедете с папой осенью?
   - Если с папой, то вполне возможно, а если без папы,  то  вряд  ли  -
денег не наскребу. Но через год - в любом  случае.  Думаешь,  мне  легко
оставлять свою единственную дочку?
   - Мамуля, неужто ты еще сомневаешься в папе?
   Ведь он сегодня звонил.
   - Сказать по правде, почти уже не сомневаюсь, только боюсь поверить в
такое счастье.
   - Мама, скажи, ты все эти годы его любила?
   - Ох, Дашка, и любила, и ненавидела,  и  забывала,  и  опять  любила,
короче говоря, эта рана не заживала,  а  вот  была  ли  это  любовь  или
уязвленное самолюбие, не могу точно ответить.
   - Но ведь когда вы здесь встретились...
   - Да, здесь у нас появилась возможность прожить непрожитое, и нас как
магнитом потянуло друг к другу.
   Он ведь очень привлекательный, твои папа.
   - Да, я тоже это вижу и не могу понять, как он прожил такую жизнь.
   - А он человек инертный,  женился  по  указке  мамы,  жил  по  указке
жены...
   - Вот и отлично, теперь он будет жить по твоей указке!
   - Думаешь, будет?
   - Обязательно, мамуля. И знаешь что, я ужасно хочу приехать  на  вашу
свадьбу!
   - Дашка, вот было бы здорово! На дорогу я тебе денег наберу.
   - Только ты папе ничего не говори" с деньгами  как-нибудь  устроимся,
пусть для него это будет сюрпризом! Я приеду тайком от него, переночую у
Иришки и явлюсь прямо в загс, с цветами, представляешь? -  захлебывалась
от восторга Дашка. Она обожала всяческие сюрпризы. -  Правда  это  будет
здорово? Вот папа обрадуется!
   - Надо думать!
   А почему бы и нет, может, все еще так и будет?
   Чем черт не шутит!
   Утром я побежала в последний раз искупаться в море, бросить  монетку,
купить  последние  сувениры.  А  когда  я  пришла  домой,  явилась  Лиза
упаковывать мои вещи.
   - Не знаю, Лизаня, по-моему, все это никуда не влезет!  -  ужаснулась
я, увидев, сколько всего предстоит упаковать.
   - Влезть-то влезет,  главное,  чтобы  перевеса  не  было,  -  сказала
благоразумная Лиза. - По-моему, у Дашки где-то был безмен. Давай на  нем
все взвесим!
   Я пошла искать безмен, а Лиза взялась за упаковку.
   Делала она это гениально и в результате все прекрасно уместила в  две
сумки. Третья была уже заполнена еврейской почтой.
   - Ну вот, а ты боялась.  Одна  сумка  совсем  свободная!  И  никакого
перевеса. Полетишь как белая женщина, без багажа!
   - Здорово! А то я всегда как вьючная лошадь. Но  ты  забыла  про  мои
альбомы, их я в багаж не сдам.
   - А они очень тяжелые?
   - Ничего, своя ноша не тянет!
   Тут примчалась Дашка, а вслед за нею и Люба. Мы простились с Лизаней,
даже чуток всплакнули, и она убежала к своему сынку.  А  Любка  заявила,
что непременно поедет меня провожать.
   Мы пообедали и стали собираться.  Тут  примчался  запыхавшийся  Даня,
схватил бутерброд и потащил вещи в машину.
   - Ну что, присядем на дорожку?
   Мы присели.
   - С Богом!
   Едва мы вышли из квартиры, я сказала:
   - Девочки, спускайтесь, я сейчас!
   Я вернулась и зашла в комнату, где жил Марат.
   Присела на злосчастный диван  и  прижалась  щекой  к  подушке  -  мне
казалось, она еще хранит его запах.
   Если все будет хорошо, через несколько  часов  я  буду  с  ним.  Пора
ехать.
   - Мамочка, если бы не папа, я бы сейчас слезами умывалась, но  теперь
я знаю, мы скоро увидимся, да?
   - Да, моя деточка.
   - Это каким же образом? - заинтересовался Даня.
   - Мы с мамой решили, что я полечу к ней на свадьбу! Здорово, правда?
   - Охо-хо, - тяжело вздохнула Люба. В отличие от меня она всегда  была
пессимисткой.
   И вот наконец последние объятия и поцелуи. У. - всех нас, кроме Дани,
глаза на мокром месте.
   - Как я тебе завидую. Кирка, летишь в Москву!
   Ладно, передавай  там  привет  всем  нашим,  Альку  с  Васькой  особо
поцелуй. - Потом она шепнула мне на ухо:
   - Ты клятву сдержала?
   - Да! - твердо ответила я.
   - Слава Богу!
   Мне давно уже пора идти, но Дашка в  последний  раз  кидается  в  мои
объятия.
   - Мамулечка, позвони мне утром, ладно?
   - Обязательно, деточка, обязательно позвоню!
   В самолете рядом со  мной  оказалась  старая  еврейка,  ни  слова  не
знавшая по-русски, мы с нею  только  вежливо  друг  другу  улыбались.  И
хорошо. Мне сейчас совсем не хотелось разговаривать с  чужим  человеком.
Ведь через несколько часов для меня начнется  новая,  незнакомая  жизнь.
Какой она будет? И сколько ее будет, этой жизни? Ему  ведь  уже  седьмой
десяток. Но я сделаю все, чтобы ему было хорошо со мной, я буду  следить
за его здоровьем, я прекрасно умею ухаживать за больными...  И  пожалуй,
нам действительно лучше куда-нибудь  уехать,  чтобы  привыкнуть  друг  к
другу вдали от  всех  и  вся.  Наверное,  лучше  всего  пока  поехать  в
Германию. У меня там есть близкие друзья-немцы, я  позвоню  им,  попрошу
прислать приглашение и подыскать нам квартирку где-нибудь  в  Бонне  или
поблизости.  Я  неплохо  говорю  по-немецки,  там  мы  сможем   спокойно
оглядеться, поездить, присмотреть какой-нибудь домик у моря...
   Сердце вдруг обрывается - неужели все это будет? Я  достаю  из  сумки
пачку фотографий, которые только вчера получила в фотоателье  на  тахане
мерказит. Вот Марат с Дашей возле машины, а вот он один на пляже - синее
море, синяя рубашка, синие глаза... А  вот  мы  с  ним  дома,  сидим  за
столом, и он смотрит на меня с восторгом и любовью...
   И вдруг меня охватывает такое  жгучее  нетерпение,  что,  кажется,  я
сейчас сойду с ума. Сколько еще лететь?
   Полтора часа? Невыносимо. А самое ужасное будет в Шереметьеве -  пока
пройдешь паспортный контроль, получишь багаж, пройдешь таможню...  Какой
ужас быть уже на московской земле и еще не знать, что тебя ждет...
   Или не ждет... Нет, это невозможно... Я снова смотрю на фотографию за
столом. Конечно же, он ждет меня.
   Ждет. Не может быть никаких сомнений. От ужасного волнения я  заснула
и проснулась, уже когда самолет пошел на посадку.
   Разумеется, я простояла почти час в очереди на паспортный контроль, и
это глубокой ночью. Зато багаж получила на удивление быстро. Тележка мне
не досталась, и я поволокла свои сумки к очереди на таможню.
   Я чуть не лопнула от нетерпения, стоя в этой  очереди  и  подталкивая
ногами сумки. Какие-то  люди,  встречающие,  толпились  за  воротами.  Я
пристально вглядывалась, но от волнения ничего не видела.
   И вот наконец таможенник отпускает