меня. Я хватаю сумки и выволакиваю
за воротца. Народу немного. Марата я пока не  вижу.  Сердце  падает.  Не
паникуй, говорю я себе. Он мог задержаться на парковке,  мог  подойти  к
другим воротцам, мог, наконец,  просто  отлучиться  по  нужде.  Проходит
пять, десять, пятнадцать минут. И вдруг  я  понимаю  -  он  не  приехал.
Просто  взял  и  не  приехал.  Не  решился  сказать  мне  в  лицо,   что
отказывается от меня. На это у него  не  хватило  сил,  и  он  предпочел
кинуть меня тут одну, с вещами, глубокой ночью.  Меня  охватывает  такое
отчаяние, что Я с трудом держусь на ногах.
   - Что с вами? Вам плохо? - спрашивает какая-то женщина.
   - Нет, ничего, спасибо.
   Ну что, оптимистка, получила по кумполу? А Дашка, что  будет  с  нею,
когда она узнает? Все, больше никаких  мужиков,  ни  новых,  ни  старых,
хватит! Только бы домой добраться без потерь.  Я  вспоминаю  все  ужасы,
которые рассказывают о таксистах в Шереметьеве, но что  же  мне  делать,
как быть? Таксиста  тоже  еще  надо  найти.  И  вдруг  я  вижу,  как  по
полупустому в этот час залу Задумчиво бредет итальянская  кинодива.  Она
явно кого-то ждет.
   - Васька! - ору я. - Васька!
   Кинодива поднимает глаза и бросается ко мне.
   - Васька, ты меня встречаешь?
   - Нет, мне мама ничего не сказала. Мы с Игорем тут друзей  провожали.
Но почему же ты не сообщила, что прилетаешь? Ой, что с тобой  такое?  Ты
заболела?
   Кира, Кира, почему ты плачешь? Что-то случилось? С Дашкой?  Кира,  ну
пожалуйста, скажи, в чем дело?
   - Васька, Васенька, какое счастье, что ты тут! А где Игорь?
   - Сейчас придет, он каких-то знакомых встретил.
   Кирочка, почему ты не позвонила, ты же  знаешь,  я  всегда...  Игорь,
Игорь, иди скорей сюда!
   - Кира, вы откуда? - изумленно спрашивает он. - А почему вы плачете?
   - Игорек, милый, это я от радости, что вас встретила, а то каково  бы
мне тут одной с вещами ночью...
   - Но почему же вы не предупредили? И теща ничего не сказала.
   - Ладно, потом все выясним. Бери вещи и пошли, - командует Васька.
   Большой, добрый, с глазами и  ресницами  восточной  красавицы,  Игорь
подхватывает мои неподъемные сумки как пушинку и спешит к машине. Васька
обнимает меня, и я рыдаю у нее на груди. Это - родное. Ну  как  не  быть
оптимисткой, когда  в  такую  кошмарную  минуту  совершенно  случайно  в
Шереметьеве оказываются родные люди, готовые и  помочь  и  утешить?  Эта
мысль помогает мне взять себя в руки и даже улыбнуться.
   Улыбка, вероятно, вышла жалкая, потому что у Васьки кривятся  губы  и
она сама вот-вот разревется.
   - Васенька, - говорю я уже в машине, - ты не знаешь, Жука еще у  мамы
или она его уже ко мне отнесла?
   - Понятия не имею, мама там со своим Смирновым, я ее и не вижу почти.
   Как мне хочется домой, к Жуке. Даже Алевтину не хочу  сейчас  видеть,
добраться  бы  до  постели,  прижать  к  себе  Жуку,  чтобы  он   запел,
замурлыкал, и заснуть, а потом проснуться, как  будто  ничего  этого  не
было. Чтобы жить дальше, надо навсегда забыть  эту  историю  с  Маратом,
отсечь... А вдруг с ним что-то случилось?  Вдруг  он  заболел,  попал  в
аварию, мало ли что бывает! Но как узнать? Посвятить во все Волю? Ни  за
что, он такой бестактный! Я сама позвоню, утром позвоню ему домой.
   И если услышу его голос, значит, он меня просто предал.
   А если нет, попрошу его к телефону,  -  интересно,  что  мне  скажут.
Правильно, дождусь девяти утра и позвоню.
   А потом уж буду решать, как жить дальше. И, оставив себе этот  жалкий
клочок надежды, я немного успокоилась.
   - Смотри-ка, мама еще не спит!  -  воскликнула  Васька,  подъезжая  к
нашему дому. Действительно, Алькино окно на первом  этаже  светилось.  И
мне вдруг до боли в груди захотелось ее увидеть.
   - Я сейчас постучу ей в окошко, а ты с Игорем поднимайся пока к себе,
- распорядилась Васька.
   Игорь довел меня до квартиры, подождал, покуда я открою дверь,  но  у
меня так дрожали руки, что ключ не попадал в замочную скважину. Тогда он
решительно отобрал у меня ключи,  отпер  дверь,  внес  вещи  и  поспешил
ретироваться. Его смущал мой зареванный вид.
   Я дома. Дома и стены помогают. Стены, помогите мне!
   И тут же раздался гулкий в этот час стук каблуков и отчаянный  звонок
в дверь. Я кинулась открывать. В квартиру буквально ворвалась Алевтина с
Жукентием на руках, который при  виде  меня  рванулся  что  было  сил  и
оцарапал мою подружку задними лапами. Я подхватила его на руки.
   - Жукочка, родной!
   - Скотина неблагодарная! - проворчала Алевтина. - Целый месяц я 1 тут
над ним тряслась, а он...
   Кирка, опять?
   - Да!
   - Так я и знала! Знала, что этим кончится! Когда ты последний  раз  с
ним говорила?
   - Вчера.
   - И он не приехал?
   - Нет.
   - Хорош, нечего сказать!
   - А вдруг с ним что-то случилось?
   - Случилось, ясное дело,  страшный  приступ  переляку,  знаешь  такую
болезнь?
   Я всхлипнула, и Жука  у  меня  на  руках  тоже  судорожно  всхлипнул.
Соскучился, мое золотко!
   - Да отпусти ты кота! Давай хоть поцелуемся! - потребовала Алевтина.
   Я осторожно опустила Жуку на диван,  и  мы  бросились  друг  другу  в
объятия. Тут уж я дала волю слезам.
   - Вот новости - рыдаем из-за Марата! Давно не было!
   - Я не из-за него, я из-за Дашки! Она так к нему привязалась!
   - Погоди, мне надо выпить кофе! - Алевтина решительно направилась  на
кухню, я поплелась за ней. - Сейчас сделаю  себе  кофе,  и  ты  мне  все
расскажешь.
   Мы просидели до восьми утра, когда вконец умученная Алевтина заявила:
   - Не пойду сегодня на работу, обойдутся! Я тут, у тебя, посплю.  Дома
все равно спать не дадут. Прошу только, разбуди меня в десять, я позвоню
Смирнову, скажу, чтобы не  ждал.  Он,  конечно,  огорчится,  но  ничего,
переживет.
   И, едва положив Голову на подушку, Алевтина уснула.  Надо  бы  и  мне
поспать, да где там! Я  ведь  обещала  позвонить  Дашке.  Но  сначала  я
дождусь девяти и позвоню Марату. Этот номер телефона  я  помню  двадцать
один год. А если он сам подойдет? Сказать ему, как я  его  презираю?  Не
стоит, он и сам себя сейчас презирает.
   Ровно в девять я набрала номер. Сердце билось где-то в горле.  Трубку
снял, по-видимому, сын.
   - Будьте добры, Марата Ильича.
   - Его нет дома.
   - Простите, а он здоров?
   - Ну, три минуты назад, когда выходил из дому, был здоров. А кто  это
говорит?
   Но я уже повесила трубку Итак, все ясно Теперь  необходимо  позвонить
Даше. Чтобы ни одной лишней секунды иллюзий не было у  моей  девочки.  В
Тель-Авиве сейчас еще восемь утра, но я не могла больше ждать.
   Дашка мигом сняла трубку. Родной заспанный голос.
   - Алло, мамуля, это ты?
   - Да, деточка!
   - Мама, что у тебя с голосом?
   - Ничего.
   - Мама, он.., он не встретил тебя?
   - Нет, не встретил.
   - Мамочка, но, может, с ним что-то случилось, может, он заболел?
   - Я только что говорила с его сыном, он сказал,  что  отец  ушел  три
минуты назад вполне здоровый.
   - Мама!
   - Все, Дашенька, побыла неделю отцовой  дочерью,  и  будет.  Придется
впредь довольствоваться только мамой - Я говорила очень монотонно, чтобы
не разрыдаться от жалости к себе и дочке.
   - Мамочка, родная, прости меня, это я,  я  виновата,  я  так  хотела,
чтобы вы были вместе, а ты не верила, не верила, а я  тебя  убеждала,  -
уже в голос рыдала Даша.
   - Нет, Данечка, твоей вины тут нет, мне самой так  хотелось  поверить
ему...
   - Мама, но почему, почему... Зачем  были  все  эти  планы,  обещания,
разговоры...
   - Дашенька, деточка моя, давай дадим друг другу слово никогда  больше
не вспоминать о нем. Когда его не было в  нашей  жизни,  нам  ведь  было
совсем неплохо без него, разве нет?
   - Да, конечно, ты права, прости, прости меня, мама, я  и  вправду  не
хочу больше слышать о нем, он ведь не только тебя,  но  и  меня  предал.
Все. Забыто. А как же ты добралась?
   - Вообрази, случайно встретила в Шереметьеве  Ваську  с  Игорем,  они
кого-то провожали. Чем не повод для оптимизма?
   - Мамуля, какая ты у меня молодчина! Ладно, хватит болтать, а  то  ты
разоришься., без папочкиного наследства, -  ехидно  добавила  она.  И  я
успокоилась, все-таки она моя дочь.
   Я вдруг ощутила зверский голод. И помчалась на кухню  варить  кофе  и
жарить яичницу. С этого я всегда начинала новую  жизнь  после  очередной
катастрофы.
   Если можно утром встать, съесть яичницу с черным перцем, выпить  кофе
и получить от этого удовольствие - значит, жизнь продолжается. Я  сидела
за столом, а Жука лежал на  столе,  смотрел  на  меня  любящими  желтыми
глазами и мурлыкал от радости. Вот он-то уж точно не предаст!
   В кухню приплелась, заспанная Алевтина и мигом оценила ситуацию.
   - Яичница с кофе? Новая жизнь? Вот и молодец.
   Так и надо. Я смотрю, ты жива, так, может, я пойду на  работу?  А  то
Смирнов там без меня чахнет.
   - Конечно, иди, я уж как-нибудь перебьюсь. Но с работы давай сразу ко
мне. Я привезла подарки и всякие вкусности. Жду!

***

   Вот так и потекла моя московская  жизнь.  О  Марате  я  старалась  не
думать. К счастью, Лерки не было в Москве и можно было не бередить душу,
рассказывая ей об Израиле.
   Двадцать  седьмого  вечером  я  вспомнила,  что  сегодня  должен  был
вернуться Котя. Но я уже не верила и Коте.
   Я позвонила Юрику и сказала, что между нами все кончено.  Он  страшно
удивился и решил, что у меня просто дурное настроение. Двадцать восьмого
и двадцать девятого Котя не позвонил. Все, пора ставить крест на женской
жизни! Мне уже под пятьдесят - Хватит, нагулялась.
   Тридцатого в шесть утра раздался звонок в дверь.
   Я испугалась.
   - Кто там?
   - Кузя! Открой!
   - О Боже!
   - Кузенька, открывай скорее!
   - Сейчас, только халат накину!
   Я сломя голову бросилась к  Шкафу,  выхватила  оттуда  чистый  халат,
успев сорвать с себя любимую ситцевую рубашку и сунуть ее на дно шкафа.
   Котя стоял на пороге с чемоданом, дипломатом и громадным  ананасом  в
руке.
   - Котя, откуда?
   - Прямо из аэропорта! Я очень падок на дешевые эффекты!
   Он вошел, закрыл за собой дверь, а я стояла в  совершенном  ошалении,
придерживая рукой расходящиеся полы халата.
   - Кузя, что с тобой? Ты мне не рада?
   - - Ох, Котя! - вырвалось у меня. - Я рада, я так рада!
   Я прижалась к нему и разревелась.
   - Так, понятно, - сказал Котя и взял в ладони мое  лицо.  -  Ну  все,
все, дурочка, перестань плакать, я уже все простил, я ведь заранее знал,
что так будет, - что ты не устоишь, а он опять тебя  надует!  Сначала  я
очень  горевал,  но  потом  решил  -  все  естественно,   двадцать   лет
перетягивают неделю, но я старый, умный и разбираюсь в людях. Поверь, он
не стоит даже одной твоей слезинки. А  со  мной  тебе  будет  хорошо.  Я
правда люблю тебя, честное слово! Знаешь что, чем плакать,  свари-ка  ты
мне кофе и сделай яичницу. Я люблю начинать с этого новую жизнь.
   Я обалдело уставилась на него. Боже мой, да мы же  созданы  друг  для
друга, как я могла думать о ком-то еще? Марат? Да к черту Марата,  зачем
он мне, если есть Котя?

***

   Часа в три дня я проснулась. Котя крепко спал  рядом,  а  на  подушке
между нами клубочком свернулся Жука.
   Он признал Котю с первого взгляда.
   Скоро  Котя  проснется,  надо  будет  его  покормить,  а  у  меня   в
холодильнике, кажется, совсем пусто.  Я  пошла  на  кухню,  заглянула  в
холодильник. Две куриные ноги, банка шампиньонов,  сметана.  Не  так  уж
плохо. Я занялась обедом.
   Через час появился заспанный, но уже одетый Котя.
   - Кузя, я ничего не понимаю, куда девались мои носки?
   - Они в ванной, я их постирала.



   Екатерина ВИЛЬМОНТ
   ТРИ ПОЛУГРАЦИИ, ИЛИ НЕМНОГО О ЛЮБВИ В КОНЦЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ



Анонс

   Героини романа - три подруги, и у всех троих,  как  назло,  кризис  в
личной жизни. Поддерживая друг друга  и  стараясь  не  унывать,  попадая
порой в забавные, порой в загадочные ситуации, они стараются  преодолеть
черную полосу, и не без вмешательства "необъяснимых" сил находят  каждая
свое счастье.

   Посвящается моим подругам

   Поговорим о странностях любви...
   А. Пушкин

   - Войдите!
   В маленький тесный  кабинет  главного  редактора  стремительно  вошла
красивая  рыжеволосая  женщина.  При  виде   незнакомки   он   улыбнулся
приветливо, но даже не сделал  попытки  хоть  чуть-чуть  приподняться  с
кресла.
   - Вы Олег Степанович?
   - Я. С кем имею честь?
   - Олег Степанович, будьте  так  добры,  отпустите  сегодня  с  работы
Наталию Павловну Тропинину.
   - А в чем дело? И кто вы такая?
   - Ах да, я не представилась, но, согласитесь, когда мужчина сидит,  а
дама стоит, это как-то не располагает...
   Главный редактор смутился. И вскочил.
   - Простите, заработался. Садитесь, пожалуйста, - забормотал он.  Черт
ее знает, кто эта баба...
   - Меня зовут Алиса Витольдовна Сухоцкая.
   - Очень приятно. Дюжиков.
   - Так вот, Олег Степанович...
   - Я уже понял, вы хотите, чтобы я отпустил Тропинину.  Что  ж,  я  не
возражаю, - неожиданно для самого себя пробормотал главный  редактор.  -
Но только на сегодня.
   - Разумеется. Я вам весьма признательна, - обворожительно  улыбнулась
Алиса. - Всего хорошего.
   Женщина так же быстро покинула кабинет, оставив главного редактора  в
полном недоумении.
   И почему я согласился, даже не спросил, по какому случаю... Черт, вот
баба! Но хороша, просто зверски хороша... Представляю, как она командует
мужем... Завтра спрошу у Натальи, кто она такая.
   Но тут зазвонил телефон и мысли о рыжеволосой  красавице  вылетели  у
Дюжикова из головы.

***

   Алиса буквально выволокла Тату на улицу и запихала в машину.
   - Куда ты меня тащишь?
   - В ресторан.
   - Зачем?
   - Зачем ходят в ресторан? Ты вообще что-нибудь ела в последние дни?
   - Не помню... Только я в ресторан не могу...
   - Почему это?
   - Я в таком виде...
   - Ничего, там полумрак, - усмехнулась Алиса. - Если  уж  ты  в  таком
виде явилась на работу, то и в ресторан можешь, тем более днем.
   - Алиска, а может, не стоит?
   - Стоит, стоит. И потом я есть хочу, а дома у меня хоть шаром покати.
***

   В ресторане было почти пусто. Их провели за столик, стоявший  немного
на отшибе, подали меню.
   - Выбирай, Татка, тебе необходимо поесть.
   - Не хочется.
   - Мало ли что не хочется. Надо! Тебе сейчас силы нужны. У тебя, между
прочим, дочь, а у дочери переходный возраст и распадаться  на  части  ты
просто не имеешь  права.  Подумаешь,  большое  дело,  дорогой  Илюшенька
слинял...
   - Ты не понимаешь... Я его люблю...
   - Все я понимаю. Даже гораздо больше понимаю, чем ты думаешь. Но есть
все равно надо.
   И она заказала подошедшему официанту хороший обед.
   - Выпить хочешь?
   - Хочу! - неожиданно кивнула Тата. - Очень хочу! Но ты же за рулем.
   - А я одну рюмку. Ну ладно, теперь рассказывай. Пока еще подадут...
   - Он ушел... Подло,  гнусно...  И  собаку  забрал...  Я  вернулась  с
работы, а его нет. И еще, как назло, одна баба на  работе  в  этот  день
сказала: счастливая ты, Татка, муж у  тебя  хороший,  заботливый,  летом
ремонт сделал, когда ты в отпуске была... Ну я,  дура,  и  вправду  себя
счастливой почувствовала... Прихожу домой, а Иришка вся в слезах.  Лушка
пропала. Как - пропала? Прибегаю, говорит, из школы, а  ее  нет,  просто
мистика какая-то. Я сперва решила, что Лушка  спряталась.  Стала  ее  по
шкафам искать и вдруг смотрю - все Илюшины вещи исчезли.  До  единой.  Я
похолодела... Пытаюсь записку найти... думаю, не мог же  он  просто  так
нас бросить, ничего не объяснив...
   - Нашла?
   - Нет. Но он вскоре позвонил: "Тата, я ушел, прости, деньги на Иришку
буду регулярно посылать. Сейчас оставил тебе пятьсот баксов,  на  первое
время". И положил трубку, даже не дал  мне  слова  вставить...  И  Лушку
увел... Знаешь, меня это больше всего оскорбило. Что ж, выходит,  собака
ему дороже дочки, да?
   Алиса с молчаливым сочувствием глядела на подругу. Поступок  Ильи  ее
не очень удивил.
   - И потом, он же знает, как Иришка любит собаку... Сволочь!
   - Согласна! Последняя сволочь. Но к кому он ушел, ты в курсе?
   - Нет. Понимаешь, - совсем тихо  проговорила  Тата,  -  мне  приятнее
думать, что он просто ушел...  а  не  к  другой  женщине...  Ну,  может,
устал...
   - Устал? От чего, интересно, он устал? Наверняка у него  какая-нибудь
бабенка.
   - Помоложе.
   - Необязательно!
   - Он любит молоденьких.
   - По-моему,  он  всяких  любит,  ему  без  разницы.  Официант  принес
закуски.
   - Тата, поешь, - проникновенно сказала Алиса. - И  давай  хлопнем  по
рюмашке. За нас!
   - Давай! - вздохнула Тата. - За нас с тобой и за Соньку, конечно.
   - Ну разумеется. А помнишь, мы в юности отдыхали в  Сочи  и  какой-то
пожилой дядька сказал про нас: три полуграции!
   - Да, действительно... Ты тогда еще здорово обиделась, ведь  ты  была
такая тоненькая, а вот мы с Сонькой были очень даже в теле. Я  и  сейчас
не худенькая, а от Соньки половина осталась.
   - И отлично! Ей так гораздо лучше. Но все равно, мы и тогда  на  трех
граций не тянули, а уж почти в  сорок  хорошо  хоть  полуграциями  можем
считаться, согласна? Так выпьем же за нас!
   - Ох, что бы я без вас делала, Алиска!
   - Нет, что бы мы все друг без дружки делали? За нас, Таточка!
   Тата залпом осушила рюмку и сразу налила себе еще.
   - Ты поешь сперва, а то окосеешь, - грустно улыбнулась Алиса.
   - Да-да, я вдруг так проголодалась...
   Когда они уже приступили к десерту, к ним подошла немолодая женщина в
каком-то весьма причудливом одеянии.  На  плече  у  нее  сидел  довольно
большой попугай, светлосерый, с ярко-красным хвостом.  В  клюве  попугай
держал две бумажки.
   - Какой красавец! - восхищенно проговорила Алиса.
   - Милые дамы, узнайте свою судьбу! - таинственным голосом  произнесла
женщина. - Не пожалеете. Я предсказываю только хорошее. Вас ждет впереди
много счастья, поверьте, иначе я бы к вам не подошла. Лека, золотко мое,
отдай! - И она вырвала записки у попугая из клюва. - Прочтете,  когда  я
уйду. - И она быстро удалилась.
   - Странно, раньше тут никаких  гадалок  не  было,  -  пожала  плечами
Алиса. - Они думают, что  так  привлекут  клиентов?  Что  за  фигня  тут
написана? - Она вскрыла записку и расхохоталась.
   - Что у тебя? - заинтересовалась Тата, вертя в руках свою.
   - Просто бред сивой кобылы. Интересно только, откуда она знает, что я
Алиса? Ну-ка разверни скорее свою записку.
   - Лучше ты... - Тата протянула бумажку подруге. Та прочитала:
   - "Найдет свое счастье Наташа с мужчиной по имени Паша".
   - Паша?
   - Паша, Паша. У тебя есть знакомые Паши?
   - Алиска, а что у тебя?
   - Да чушь.  Вот.  "Найдет  свое  счастье  Алиса  на  пыльных  дорогах
Туниса". Но имя этого счастья почему-то  не  указано!  Вероятно,  что-то
весьма экзотическое.
   - Алиска, у меня плохо с географией. Тунис - это где?
   - В Северной Африке. Но я туда не собираюсь.
   - Кто знает... А вдруг?
   - Это ты о  Паше  размечталась?  Зря,  подружка,  глупости  это  все.
Обыкновенная туфта.
   - Дай мне твою записку, - протянула руку Тата.
   - Возьми. Только зачем?
   - А я сохраню. На всякий случай.
   - Охота тебе всякую чепуху хранить? Странно только, откуда  она  наши
имена узнала?
   - Ты ведь здесь не первый раз? - спросила Тата.
   - Но ты-то первый! И уж Наташей я тебя  точно  не  называла.  А  Тата
может быть и от Татьяны и даже от Тамары.
   - Что ж, может, она и вправду ясновидящая?
   - Поживем - увидим, - усмехнулась Алиса. Она  была  рада,  что  Татка
наконец оживилась.
   - Алиска, я со  своими  заморочками  даже  не  поинтересовалась,  как
ты-то.
   - Нормально. Правда, времени ни на что не  остается.  Кручусь  целыми
днями.
   - Знаешь, вот ты  приехала,  и  мне  почему-то  стало  легче,  просто
удивительно...
   - А Сонька?
   - Сонька золотой человек, но так она не умеет.
   - Умеет. Я же помню, как она ме