тих случаях труслив, как заяц: сейчас наутек уйду!
     - Ни взглядом,  ни словом не обнаружу сего грубого чувства пред вами, -
отвечал с оттенком веселости князь. - Но она все-таки не очень огорчилась? -
прибавил он озабоченным голосом.
     - Нет, по-видимому, не очень.
     - Это и отлично! - произнес князь с видимым удовольствием.
     - Мне, однако, пора домой! - сказал Миклаков.
     - Не смею останавливать!.. Экипаж готов! - сказал князь, с чувством и с
благодарностью пожимая руку приятеля.
     Миклаков опять сел в  тот же фаэтон и поехал:  он и на этот раз думал о
княгине.  В  его  зачерствелом  и  наболевшем  сердце  как  будто  бы  снова
заискрилось какое-то чувство и зашевелились надежды и мечты!


                                    III

     Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не
проговорили между собой о том,  что я описал в предыдущей главе: князь делал
вид,  что как будто бы он и не получал от жены никакого письма,  а княгиня -
что к  ней вовсе и  не  приходил Миклаков с  своим объяснением;  но на душе,
разумеется,  у  каждого из  них  лежало все  это тяжелым гнетом,  так что им
неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз
спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
     После  15  августа Григоровы,  Анна  Юрьевна и  Жиглинские предположили
переехать с  дач  в  город,  и  накануне переезда князь,  сверх обыкновения,
обедал дома.  Барон за  этим обедом был какой-то  сконфуженный.  В  половине
обеда,  наконец,  он обратился к  княгине и  к  князю и проговорил несколько
умиленным и торжественным голосом:
     - А  я завтрашний день поблагодарю вас за ваше гостеприимство и попрошу
позволения проститься с вами!
     - Вы  едете  в  Петербург?  -  спросила его  княгиня  заметно довольным
голосом.
     Князь кинул взгляд на барона.
     - Нет,  я остаюсь в Москве, - отвечал тот, все более и более конфузясь,
- но  я  буду  иметь дела,  которые заставляют меня жить ближе к  городу,  к
присутственным местам.
     Князь и  княгиня,  а  также и  г-жа Петицкая,  обедавшая у  Григоровых,
посмотрели на барона с некоторым удивлением.
     - Какие же это у вас дела такие? - спросил его князь.
     - Да так... разные, - отвечал уклончиво барон.
     - Разные... - повторил князь. - Но разве от нас вы не могли бы ездить в
присутственные места?
     - Далеко, ужасно далеко! - отвечал барон.
     - Что же вы в гостинице,  что ли,  где-нибудь будете жить?  - продолжал
князь и при этом мельком взглянул на княгиню. Он, наверное, полагал, что это
она потребовала,  чтобы барон переехал от них; но та сама смотрела на барона
невиннейшими глазами.
     - Я нанял квартиру у Анны Юрьевны, - отвечал барон протяжно.
     - У Анны Юрьевны?.. - воскликнули в один голос Григоровы.
     - Но  где  же  и  какая  у  ней  квартира  может  быть?   -  подхватила
стремительно Петицкая.
     Она  успела  уже  познакомиться с  Анной  Юрьевной и  даже  побывать из
любопытства в городском ее доме.
     - Внизу.  Я весь низ беру себе,  - отвечал барон, - главное потому, что
мне нужно иметь квартиру с мебелью,  а у Анны Юрьевны она вся меблирована, и
меблирована прекрасно.
     - Еще бы не прекрасно!  -  воскликнул князь.  - Мало ли чего нет у моей
дорогой кузины;  вы  у  ней многое можете найти,  -  присовокупил он  как-то
особенно внушительно.
     Г-жа Петицкая при этом потупилась:  она обыкновенно всегда,  при всяком
вольном намеке князя, опускала глаза долу.
     Барон же  старался принять вид,  что как будто бы  совершенно не  понял
намека князя.
     - Я вас поздравляю: вы непременно влюбитесь в Анну Юрьевну! - объяснила
ему прямо княгиня.
     - Влюблюсь? - спросил барон, подняв, как бы в удивлении, свои брови.
     - Непременно,  она очень милая, хоть, может быть, и не совсем молода! -
подхватила княгиня.
     - Совершенно верно;  но,  к  сожалению,  я  сам  мало способен к  этому
чувству, - проговорил барон.
     - Почему же это?.. Я полагаю, напротив! - сказала с некоторою колкостью
княгиня.
     - И я тоже, - поддержала ее г-жа Петицкая.
     - Я так много,  -  продолжал барон, - перенес в жизни горя, неудач, что
испепелил сердце и стал стар душою.
     - А вот Анна Юрьевна накатит вас отличнейшим бургонским,  и помолодеете
душой, - подхватил князь.
     - Что ты за глупости говоришь!  -  произнесла княгиня,  а г-жа Петицкая
опять сделала вид,  что ей ужасно было стыдно слушать подобные вольности,  и
ради  этого она  позадержала даже  немножко дыхание в  себе,  чтобы заметнее
покраснеть.
     - Князь для острого словца не  пожалеет и  отца!  -  подхватил с  своей
стороны, усмехаясь, барон.
     Все эти подозрения и намеки, высказанные маленьким обществом Григоровых
барону,  имели некоторое основание в  действительности:  у него в самом деле
кое-что начиналось с Анной Юрьевной; после того неприятного ужина в Немецком
клубе барон дал  себе  слово не  ухаживать больше за  княгиней;  он  так  же
хорошо,  как и  она,  понял,  что князь начудил все из  ревности,  а  потому
подвергать себя  по  этому поводу новым неприятностям барон вовсе не  желал,
тем более,  что черт знает из-за чего и переносить все это было,  так как он
далеко не был уверен,  что когда-нибудь увенчаются успехом его искания перед
княгиней;  но  в  то  же  время  переменить с  ней  сразу  тактику и  начать
обращаться холодно и  церемонно барону не  хотелось,  потому что  это  прямо
значило показать себя в  глазах ее трусом,  чего он тоже не желал.  В  видах
всего этого барон вознамерился как можно реже бывать дома;  но куда деваться
ему,  где найти приют себе?  "К  Анне Юрьевне на  первый раз отправлюсь!"  -
решил барон и,  действительно,  на другой день после поездки в парк, он часу
во втором ушел пешком из Останкина в Свиблово. Анна Юрьевна, в свою очередь,
в  это утро тоже скучала.  Встретив юный музыкальный талант под руку с  юной
девицей,  она наотрез себе сказала,  что между нею и сим неблагодарным все и
навсегда кончено,  а  между тем это ей  было грустно,  так что Анна Юрьевна,
проснувшись ранее обыкновенного поутру,  даже поплакала немного; несмотря на
свою развращенность и цинизм в понимании любви, Анна Юрьевна наедине, сама с
собой,  все-таки  оставалась  женщиной.  Приходу  барона  она  обрадовалась,
ожидая, что это все-таки немножко развлечет ее.
     - Что ваш князь и княгиня? - спросила она его с первого же слова.
     - А я их не видал сегодня! - отвечал барон.
     Анна Юрьевна до прихода барона сидела в  саду в беседке,  где и приняла
его.
     - L'air  est  frais  aujourd'hui!..*   Пора  в   город  переезжать,   -
проговорила она,  кутаясь в свой бурнус и затрудняясь на первых порах, о чем
бы более интересном заговорить с своим гостем.
     ______________
     * Сегодня свежо!.. (франц.).

     - Нет,  что же  за  холодно;  я  еще ни разу не надевал своего осеннего
пальто!  -  возразил барон,  желая, кажется, представить из себя здорового и
крепкого мужчину.
     - Да,  но,  может быть,  вас согревает в  Останкине приятная атмосфера,
которая вас окружает! - произнесла Анна Юрьевна лукавым голосом.
     - Атмосфера приятная?  -  переспросил барон, совершенно как бы не поняв
ее слов. - Какая же это атмосфера? - прибавил он.
     - Атмосфера в обществе с хорошенькой и милой женщиной,  - отвечала Анна
Юрьевна.  Она сама отчасти замечала, а частью слышала от прислуги своей, что
барон ухаживает за  княгиней,  и  что та  сама тоже неравнодушна к  нему,  а
потому она хотела порасспросить несколько барона об этом.
     - Да,  вот  что!  -  произнес тот.  -  Но  только атмосфера эта  скорее
холодящая меня, чем согревающая! - заключил он.
     - Будто? - сказала Анна Юрьевна недоверчивым голосом.
     - Уверяю вас!
     - Что вы влюблены -  в этом...  je ne doute guere!..* Но чтобы и вам не
отвечали тем же - не думаю! - проговорила она.
     ______________
     * я почти не сомневаюсь!.. (франц.).

     - Что я  не  влюблен и  что мне ничем не отвечают,  могу доказательство
тому представить.
     - Пожалуйста.
     - Скажите,  когда бывают влюблены и им отвечают взаимно, то пишут такие
письма? - проговорил барон и, вынув из своего бумажника маленькую записочку,
подал ее  Анне Юрьевне.  Письмо это было от  княгини,  писанное два дня тому
назад   и   следующего  содержания:   "Вы   просите   у   меня   "Московских
ведомостей"{170},  извините,  я  изорвала их на папильотки,  а потому можете
сегодня сидеть без газет!"
     - Пишут в таком тоне? - повторил барон.
     - Пишут во всяком!.. - проговорила Анна Юрьевна, и при этом ей невольно
пришла в  голову мысль:  "Княгиня,  в  самом  деле,  может  быть,  такая еще
простушка в  жизни,  что до сих пор не позволила барону приблизиться к себе,
да,  пожалуй,  и совсем не позволит", и вместе с тем Анне Юрьевне кинулось в
глаза одно,  по-видимому,  очень неважное обстоятельство, но которое, тем не
менее,  она заметила.  Барон сидел к ней боком,  и Анна Юрьевна очень хорошо
видела его рыжий затылок, который ей весьма напомнил затылок одного молодого
английского лорда, секретаря посольства, человека, для которого некогда Анна
Юрьевна в первый раз пала.
     Часу  в  четвертом барон,  наконец,  встал и  хотел было  отправиться в
Останкино.
     - Куда же вы?..  Dinez avec moi...  le diner sera bon!*  -  сказала ему
Анна Юрьевна.
     ______________
     * Пообедайте со мной... обед будет хорош! (франц.).

     - О,  нисколько в том не сомневаюсь!  - отвечал барон и, разумеется, не
отказался от этого приглашения.
     Когда они сели за стол, барон сказал:
     - Я   завтра  хочу  ехать  в   Москву  на   целый  день  погулять  там,
посмотреть... Я почти совсем не видал Москвы.
     - Да и видеть особенно нечего, - подхватила Анна Юрьевна. - Я сама тоже
завтра еду туда на целый день.
     - Изволите ехать?
     - Да, et pour des raisons desagreables!..* Там у меня какие-то процессы
глупые  затеваются;  надобно ехать  к  нотариусу,  написать одному господину
доверенность.
     ______________
     * и по неприятному поводу!.. (франц.).

     - Какого же рода процессы у вас? - спросил барон.
     - Да  там  с  мужиками по  размежеванию земель;  я  их  всех  на  выкуп
отпустила,  у  меня  очень  большое имение,  тысяч двадцать душ  по-прежнему
было!..
     При этих словах барон даже пошевелился как-то беспокойно на стуле.
     - Ну,  а мужики все эти, говорят, ужасно жадны: требуют себе еще что-то
такое больше,  чем следует; управляющие мои тоже плутовали, так что я ничего
тут не понимаю и решительно не знаю, как мне быть.
     Барон, слушая все это, по-видимому, мотал себе на ус.
     - De quelle maniere vous rendez vous a Moscou,  - en voiture de place?*
- спросила его Анна Юрьевна.
     ______________
     * Как вы возвращаетесь в Москву - в наемной карете? (франц.).

     - Oui, - en fiacre!* - отвечал барон.
     ______________
     * Да, в экипаже! (франц.).

     - Хотите, я заеду за вами? - сказала Анна Юрьевна.
     - Si vous le voulez,  bien!* -  проговорил барон, вежливо склоняя перед
ней голову.
     ______________
     * Если вам угодно, пожалуйста! (франц.).

     - Хорошо, похищу вас, так и быть!.. Только мне надобно ехать в мой дом;
вы не соскучитесь этим?
     - Нисколько.
     На  другой день Анна Юрьевна в  самом деле заехала за бароном и  увезла
его с  собой.  Дом ее  и  убранство в  оном совершенно подтвердили в  глазах
барона ее слова о  двадцати тысячах душ.  Он заметно сделался внимательнее к
Анне  Юрьевне  и  начал  с  каким-то  особенным  уважением ее  подсаживать и
высаживать из  экипажа,  а  сидя с  ней в  коляске,  не  рассаживался на все
сиденье и занимал только половину его.
     - Господина,  которому вы  даете  доверенность,  вы  хорошо  знаете?  -
спросил он ее, когда они подъехали к самой уж конторе нотариуса.
     - Нисколько!.. Он адвокат здешний и очень хороший, говорят, человек.
     - Ну,  это...  особенно если  доверенность будет  полная  и  при  таком
большом имении, дело не совсем безопасное.
     - Очень может быть,  даже  опасное!  Mais que  devons nous faire,  nous
autres femmes*, если мы в этом ничего не понимаем!
     ______________
     * Но что мы, женщины, должны делать (франц.).

     - В  таком случае не повременить ли вам немножко,  и  не поручите ли вы
мне предварительно пересмотреть ваши дела? - проговорил барон.
     - Ах,  пожалуйста!  -  воскликнула Анна Юрьевна, и таким образом вместо
нотариуса они проехали к  Сиу,  выпили там шоколаду и  потом заехали опять в
дом к  Анне Юрьевне,  где она и  передала все бумаги барону.  Она,  кажется,
начала уже понимать,  что он ухаживает за ней немножко.  Барон два дня и две
ночи сидел над этими бумагами и  из них увидел,  что все дела у Анны Юрьевны
хоть и были запущены,  но все пустые,  тем не менее, однако, придя к ней, он
принял серьезный вид и даже несколько мрачным голосом объяснил ей:
     - У вас дел очень много,  так что желательно было бы, чтобы ими занялся
человек, преданный вам.
     - Но  эти  адвокаты,   говорят,  очень  честны!..  Il  songent  a  leur
renommee!* - сказала на это ему Анна Юрьевна.
     ______________
     * Они заботятся о своей репутации! (франц.).

     - Не всегда! - возразил ей барон. - Честность господ адвокатов, сколько
я слышал, далеко не совпадает с их известностью!
     - Вы  думаете?  Но  к  кому же я  в  таком случае обратиться должна?  -
воскликнула Анна Юрьевна.
     - Позвольте мне,  хоть, может быть, это и не совсем принято, предложить
вам себя,  -  начал барон,  несколько запинаясь и конфузясь.  -  Я службой и
петербургским климатом очень расстроил мое здоровье,  а  потому хочу год или
два отдохнуть и  прожить даже в  Москве;  но,  привыкнув к деятельной жизни,
очень рад буду чем-нибудь занять себя и немножко ажитировать.
     - Mille  remerciements!*   -   воскликнула  Анна   Юрьевна,   до   души
обрадованная таким предложением барона,  потому что считала его, безусловно,
честным человеком,  так  как он,  по  своему служебному положению,  все-таки
принадлежал к их кругу, а между тем все эти адвокаты, бог еще ведает, какого
сорта  господа.  -  Во  всяком  случае  permettez-moi  de  vous  offrir  des
emoluments**, - прибавила она.
     ______________
     * Тысяча благодарностей! (франц.).
     ** позвольте предложить вам вознаграждение (франц.).

     Барон при этом покраснел.
     - Я  сам  имею совершенно обеспеченное состояние и  желаю вашими делами
заняться ad libitum*, - проговорил он.
     ______________
     * в угоду (лат.).

     Состояния у барона собственно никакого не было,  кроме двух-трех тысяч,
которые   он   скопил   от   огромных   денежных   наград,   каждогодно  ему
выхлопатываемых Михайлом Борисовичем.
     - Но  как же это так?..  -  произнесла Анна Юрьевна,  конфузясь в  свою
очередь.
     - Я вас буду настоятельно просить об этом! - сказал барон решительно.
     Анна Юрьевна на  это ничего не отвечала и  пожала только плечами;  она,
впрочем,  решила  в  голове через  месяц  же  сделать барону такой  подарок,
который был бы побогаче всякого жалованья.
     Сделавшись таким образом l'homme d'affaire* Анны  Юрьевны,  барон почти
каждый день стал бывать у ней;  раз, когда они катались вдвоем в кабриолете,
она спросила его:
     ______________
     * поверенным (франц.).

     - Вы, переехав с дачи, у князя будете жить?
     - Не  знаю,  -  отвечал протяжно барон,  -  мне бы очень не хотелось!..
Думаю приискать себе где-нибудь квартиру.
     Анна Юрьевна некоторое время как бы недоумевала или конфузилась.
     - Возьмите у меня низ дома,  -  сказала, наконец, она и при этом как-то
не смотрела на барона, а глядела в сторону.
     - Но мне с мебелью нужна квартира!  -  возразил барон,  как бы не зная,
что у Анны Юрьевны весь дом битком набит был мебелью.
     - У меня там мебель есть, - отвечала Анна Юрьевна, - но только одно: je
n'accepte point d'argent*, так как вы не удостоиваете меня чести брать их за
мои дела.
     ______________
     * я вовсе не принимаю денег (франц.).

     - В этом случае, как вам угодно, - согласился барон.
     - И потом я буду просить вас не держать повара, мой стол будет всегда к
вашим услугам.
     - Очень благодарен!  -  согласился и  на  это  барон.  -  Ваш  обед так
заманчив, что его можно предпочесть всем на свете обедам, - присовокупил он.
     - Вы  находите?!  -  спросила Анна Юрьевна и  сильно ударила вожжами по
лошади, которая быстро их понесла.
     Когда они потом стали возвращаться с своей прогулки, Анна Юрьевна снова
заговорила об этом предмете.
     - Тут,  конечно, - начала она, делая гримасу и как бы все внимание свое
устремляя на лошадь,  -  по поводу того,  что вы будете жить в одном доме со
мной, пойдут в Москве разные толки, но я их нисколько не боюсь.
     - А я еще и меньше того! - подтвердил барон; но передать своим хозяевам
о  переезде к  Анне  Юрьевне он,  как  мы  видели,  едва  только  решился за
последним обедом на даче, а когда перебрались в город, так и совсем перестал
бывать у  Григоровых.  Известия об  нем княгиня получала от  одной лишь г-жи
Петицкой,  которая посещала ее довольно часто и  всякий почти раз с каким-то
тихим азартом рассказывала ей,  что она то  тут,  то там встречает барона на
лошадях Анны Юрьевны.  Чтоб объяснить все эти последние поступки барона,  я,
по  необходимости,  должен  буду  спуститься в  самый  глубокий  тайник  его
задушевнейших мыслей:  барон вышел из  школы и  поступил на службу в  период
самого сильного развития у  нас  бюрократизма.  Для  этого рода деятельности
барон  как  будто  бы  был  рожден:  аккуратный до  мельчайших подробностей,
способный,  не  уставая,  по  15 часов в  сутки работать,  умевший складно и
толково написать бумагу, благообразный из себя и, наконец, искательный перед
начальством, он, по духу того времени, бог знает до каких высоких должностей
дослужился бы и  уж в  тридцать с  небольшим лет был действительным статским
советником и  звездоносцем,  как  вдруг  в  службе  повеяло чем-то,  хоть  и
бестолковым,  но  новым:  стали  нужны  составители проектов!..  Барон очень
хорошо понимал, что составлять подобные проекты такой же вздор, как и писать
красноречивые канцелярские бумаги, но только он не умел этого делать, с юных
лет не привык к  тому,  и вследствие этого для него ясно было,  что на более
высокие должности проползут вот эти именно составители проектов,  а  он  при
них -  самое большое, останется чернорабочим. Все это страшно грызло барона,
и  он,   еще  при  жизни  Михайла  Борисовича,  хлопотал,  чтобы  как-нибудь
проскочить в сенаторы,  и тот обещал ему это устроить, но не успел и умер, а
преемник его и  совсем стал теснить барона из службы.  Только немецкий закал
характера и  надежда на свою ловкость дали барону силы не пасть духом,  и он
вознамерился пока съездить в  Москву,  отдохнуть там и приискать себе,  если
это возможно будет, какую-нибудь выгодную для женитьбы партию.
     Барон  в  этом  случае,  благодаря  своему  петербургскому высокомерию,
полагал, что стоит ему только показаться в Москве в своих модных пиджаках, с
дорогой своей тросточкой и  если при  этом узнается,  что он  действительный
статский советник и кавалер станиславской звезды,  то все московские невесты
сами побегут за ним;  но вышло так,  что на все те качества никто не счел за
нужное хоть бы  малейшее обратить внимание.  Приняв этот новый удар судьбы с
стоическим спокойствием и  ухаживая от  нечего  делать  за  княгиней,  барон
мысленно решился  снова  возвратиться в  Петербург и  приняться с  полнейшим
самоотвержением тереться по приемным и  передним разных влиятельных лиц;  но
на  этом распутий своем он,  сверх всякого ожидания,  обретает Анну Юрьевну,
которая,  в  последние свои свидания с  ним,  как-то всей своей наружностью,
каждым движением своим да