ионеров (под
председательством  Каменева  при  Троцком в  качестве главного  оратора) был
устроен  именно  в  МВТУ  Но  бюро  ячейки  и  тем  более  весь  аппарат  ее
секретариата неизменно  и  прочно оставались  в  руках  "твердых" сталинцев.
Решающую роль во  всей этой борьбе за МВТУ  сыграл  Маленков,  который своей
работой на  посту  секретаря  "общевузовской  ячейки  ВКП(б)"  доказал,  что
обладает многими из качеств, необходимых для организатора большого размаха
     Дело   было  совсем  не   в  том  только,   чтобы  проявить  предельную
беспощадность в гонениях на оппозиционеров  и на "социально чуждый элемент".
Маленков эти  таланты развернул в предельных размерах, но они были совсем не
редкостью.  Людей, готовых выполнять эту работу,  диктатура и тогда  имела в
изобилии. Много  более  важными были  другие черты,  которые обнаружились  у
Маленкова.  Прежде   всего  оказалось,  что   он  обладает  талантом  хорошо
разбираться во  встречных  и быстро находить  среди  них "нужных  людей  для
нужного  дела".  В  этом вообще одна из главных  трудностей работы  большого
организатора.  Никто, будь он  хотя бы  семи пядей  во лбу,  не  сможет  сам
выполнить  всю эту  работу,  которая  нужна  для  дела.  Всегда бывают нужны
помощники, которым было  бы  можно  передать ту или иную  часть работы. И от
того, как хорошо подобраны эти помощники, зависит часто очень  многое. И вот
этот-то талант быстро  определять способности  людей и  находить  среди  них
надежных и способных помощников  у Маленкова обнаружился  в большом размере.
Среди  тогдашних  ближайших  Соратников  Маленкова были  Малышев,  Первухин,
Сабуров  и  другие. В середине 1920-х гг. они  были сверстниками Маленкова и
его ближайшими сотрудниками по чистке "общевузовской ячейки




     ВКП(б)". Особенно близким был В. А. Малышев, позднее генерал-полковник,
один из  руководителей создания атомной и водородной бомб. Он был помощником
Маленкова по секретарской работе в МВТУ, а затем, когда Маленков перешел  на
работу в секретариат ЦК, его преемником на этом секретарском посту.
     Решения Двенадцатой конференции ВКП(б)  от августа  1922г. о высылке за
границу   "несозвучных  эпохе"   писателей   и  профессоров   были  открытым
объявлением войны тем группам демократической интеллигенции, которые, хотя и
не принимали советскую диктатуру, но были готовы свою оппозицию ей  ввести в
легальные  рамки советской  конституции. Это  были в  высшей степени  важные
решения,  так  как  они отвергали  в  принципе  сотрудничество с элементами,
ориентировавшимися на мирную и постепенную эволюцию советской власти.
     Но эти  решения оставляли  открытым  вопрос об  отношениях диктатуры  с
технической интеллигенцией, а этот вопрос настойчивее других стучался в окна
и  двери  советской действительности. Для диктатуры  он был  много сложнее и
труднее  вопроса  об  отношении  к  "беспочвенным"  интеллигентам-идеологам.
Последних было можно погрузить на  пароходы и отправить за грани--цу  -- без
нарушения  нормального  хода жизни страны. С интеллигенцией  технической  --
инженерами, химиками,  техниками, с профессорами точных наук и т. д.  -- так
расправиться  было невозможно, так как  на них держалась хозяйственная жизнь
страны.
     Своей коммунистической  технической интеллигенции большевики не  имели.
Все  коммунисты,  обладавшие  техническим  и инженерным  образованием,  были
мобилизованы  большевиками с первых  же дней  прихода  последних  к власти и
брошены на ответственную работу  в  промышленность. Для них были открыты все
большие дороги.  Их охотно  выдвигали  на посты  директоров и  руководителей
крупнейших  промышленных  предприятий,  на  посты  возглавителей  трестов  и
главков, и тем не менее, по анкете, которая  была  проведена ЦК  большевиков
зимою 1922---1923  гг., из 1306  директоров фабрично-заводских  предприятий,
подчиненных  Высшему  совету  народного   хозяйства,  коммунистов  с  высшим
образованием  было всего  16,  а со  средним--5527.  И  дело было
совсем не в том, что коммунисты не хотели идти на такую работу, а в том, что
коммунистов этой квалификации вообще не существовало в природе: пятью годами
позднее,  в конце 1927 г., после того, как  было  приложено  много усилий  к
привлечению  в  партию  инженеров  и  техников,  в  коммунистической  партии
насчитывалось всего 751  человек  с высшим техническим  образованием  --  на
почти 1, 2 миллиона членов и кандидатов28.



     В  этих  условиях  коммунистической  диктатуре  с  первых  же  ее шагов
приходилось строить  руками  некоммунистических инженеров и техников.  Такие
специалисты   из   некоммунистического   лагеря   заполняли   весь   аппарат
хозяйственной диктатуры, с  его  низов и  до самых  верхних этажей.  С  этим
приходилось   считаться  и  прислушиваться  к   мнениям   этой   технической
интеллигенции,  учитывать  ее  настроения  при выработке своей хозяйственной
политики.
     На  это  диктатура  сознательно  шла  и,  поскольку  речь  была  не  об
определении  основных  линий  хозяйственной  политики,  а о  приложении этих
основных линий на  практике,  она  даже  поощряла  привлечение верхних групп
технической  интеллигенции  к  обсуждению   указанных  вопросов.  Для  этого
диктатура  разрешила  создание  особого  Делового  клуба,  членами  которого
состояли все  крупные  специалисты, работавшие  в советских учреждениях,  во
главе с  Пальчинским,  фон Мекком  и другими инженерами-предпринимателями из
группы  руководителей дореволюционного Общества  фабрикантов  и  заводчиков.
Этот     клуб    пользовался    покровительством     со     стороны     всех
коммунистов-хозяйственников: не  только  Красина, Сокольникова  и  Богданова
(тогда  председателя  Высшего  совета  народного  хозяйства),  но  и  самого
Дзержинского, который тогда главные свои силы отдавал  хозяйственной работе.
Все эти коммунисты  не только были обычными посетителями  собраний Клуба, на
которых его видные  члены  выступали  с деловой  критикой  различных  сторон
хозяйственной  политики диктатуры, но и  сами выступали на таких собраниях с
докладами на  эти темы,  стараясь проверять свои выводы  под  огнем  деловой
критики специалистов из лагеря классовых противников.
     Все это  делалось,  правда, за закрытыми  дверями, отчеты о докладах  и
прениях по  ним  в  печать не попадали,  и только  хроникерские сообщения  в
"Экономической жизни" и  в других хозяйственных органах регистрировали факты
таких  собраний.  Скрывать  информацию  о  внутренней жизни  Делового  клуба
приходилось   тем   тщательнее,   что  нападки   за   "соглашательство"   со
специалистами   из    лагеря   недавних   крупных   деятелей   действительно
"воинствующего капитала" шли не только из рядов  открыто оппозиционных групп
вроде "Рабочей  оппозиции",  но  и со  стороны многих коммунистов, вообще не
принадлежавших к оппозиции.  Тем большее значение имела терпимость диктатуры
к  факту  существования  этого  Делового  клуба,  игравшего  роль  суррогата
политического   объединения   верхушки   старой  технической  интеллигенции,
пошедшей на работу в советские органы.
     Но  кроме  этой  верхушки в  промышленности  были  заняты многие тысячи
беспартийных  инженеров,  техников  и  других   представителей   технической
интеллигенции, которые не бывали

     Деловом   клубе.  Хозяйственный   кризис  1923  г.  и  порожденные   им
политические споры вывели их из состояния политической инертности. В  начале
1924  г.  в  Ленинграде  состоялся  съезд  инженеров,  созванный  тогда  еще
существовавшим  профсоюзом  инженеров.  На  этом  съезде,  судя  по  докладу
Зиновьева   на   Тринадцатом  съезде,   ВКП(6),   наметились  три  различные
группировки  по вопросу  об  отношении  к советской  власти: первую Зиновьев
характеризует  как  группу "честных сторонников  советской  власти, искренне
желающих  работать с нами" и не ставящих никаких условий, не говорящих  ни о
каких переменах  в  политике, вторую группу  Зиновьев  определяет как группу
"желающих работать,  но выдвигающих на первое место материальные интересы" и
говоривших  о  необходимости  повышения  заработков технического  персонала;
наконец,  третьей  была  группа  инженеров,  которые  "ставили  политические
проблемы". Зиновьев, конечно, весьма  приветствовал первую  из  этих  групп,
готов  был  пойти навстречу желаниям  второй,  но  решительно обрушивался "а
третью,  которую   он   определял  как  "авангард  новой  буржуазии"  и  как
политическую основу "бабьего  лета  меньшевизма", усиление влияния  которого
среди   студенчества   Зиновьев  в   этой  речи  признавал  (особенно  среди
студенчества, из которого вырастала техническая интеллигенция).
     Эта третья  группа технической интеллигенции действительно представляла
большую опасность для диктатуры,  ибо она на первое место выдвигала вопрос о
политических  свободах  и правах человека.  Представитель  этой группировки,
выступавший   на   ленинградском    съезде,   признавал,   что   техническая
интеллигенция   не  может  "сговориться  с  коммунистами"  и  этим  объяснял
отсутствие  подлинного  пафоса в теперешней  работе инженеров. В чем причина
этого явления? -- ставил он вопрос и давал на него ответ:
     "Коммунисты, как материалисты,  считают необходимым и нужным дать людям
в первую очередь предметы первой необходимости, а мы, интеллигенты, находим,
что в первую очередь нужны права  человека.  Вот наша основная  программа. В
этом  вся сила. Сейчас  мы этих прав человека не  имеем,  и пока  мы  их  не
получим,  мы  будем  инертны...  Лозунг  "Владыкой   мира  будет   труд"  --
неправильный.  Он  связывает  руки.  Владыкой  мира  будет  свободная  мысль
свободного  человека --  вот  лозунг,  под  которым мы можем работать. И для
этого нам нужны  права человека.  И пока  мы  не  имеем прав  человека, наша
работа всегда будет связана, всегда будет инертна"29.
     Так  цитировал речь инженера Зиновьев. И процитировав ее,  обрушился на
оратора и на ту часть технической интеллигенции, которая с ним солидарна. Он
призывал  партию  пойти  навстречу  профессиональным  требованиям инженеров,
улучшить их мате-


     риальное  положение, гарантировать от  напрасных преследований, но ни в
коем случае не  идти на уступки политические: "таких прав они как своих ушей
без зеркала в нашей республике никогда не увидят". Вместо этого он предложил
напрячь  все  усилия   для   создания  "красных   спецов",  коммунистической
технической интеллигенции.
     Этот  последний  лозунг  в "общевузовской ячейке ВКП(б)"  МВТУ  упал на
хорошо  подготовленную  почву. Задача  подготовки "красных инженеров"  здесь
стала очередной.
ГЛАВА 5 Личный секретариат
Сталина
     Деятельность Маленкова  в МВТУ не могла не  обратить на  себя  внимания
Сталина, который из-за  спины Молотова был подлинным  руководителем операций
по чистке  вузов,  особенно  по  чистке  их от "троцкистов". И  нет никакого
сомнения  в  том,  что  подвиги Ма-леикова именно  в  этой  области  сыграли
определяющую роль при решении  вопроса о привлечении  последнего на работу в
аппарат  секретариата  ЦК коммунистической  партии  и в  личный  секретариат
Сталина,  который  очень  многое  определял   в  закулисной  механике  всего
"сталинского периода" советской диктатуры. Захватив власть в ноябре 1917 г.,
большевики не  только  не имели определенного плана действий;  не только  не
знали, как именно они будут строить свою диктатуру в стране,  но и вообще не
продумали  вопрос о том, какой именно принцип  им  следует положить в основу
этого строительства. Рассуждения Ленина о том, что  если  до революции  "130
тысяч помещиков" могли управлять страною, ведя политику враждебную интересам
народных масс, то тем легче будет удержать власть "240 тысячам большевиков",
которые  будут  править  в  интересах  народа,  равно  как  и  все остальные
соображения, развитые Лениным в его брошюре "Удержат  ли большевики власть?"
(сентябрь 1917 г. ),  были демагогическими фразами, пригодными  для митингов
угарной  осени 1917  г,  но ни в какой мере  не  серьезной попыткой наметить
основные линии  поведения  в случае победы. Фразу о том, что Советы являются
открытой  Лениным "новой формой диктатуры пролетариата" (или "пролетариата и
крестьянства":  эти   варианты  в  редакции  формулы  зависели   от  состава
аудитории),  нередко повторяли  и в  те дни, но даже  самые  общие  принципы
построения  этой формы диктатуры никому еще не были ясны.  Сам  Ленин в этом
отношении не составлял исключения.


     В  частности,  полностью неясным оставались и все вопросы, связанные  с
проблемою построения  и  ролью  коммунистической  партии,  ее местом в общем
аппарате  диктатуры,  ее  отношений   с  официальным   аппаратом  советского
государства,  а  именно  эту  группу  вопросов  история  сделала  стержневой
проблемой всего большого процесса внутреннего развития советской диктатуры.
     В  первый период после  захвата  власти большевики  из  своих партийных
организаций  хлынули в  Советы, заполняя  различные их ответственные органы.
Мало-мальски квалифицированных  работников  у них никогда не было в  большом
изобилии, а потому  их партийные  организации  быстро обезлюдели,  особенно,
когда гражданская война отвлекла многих лучших партийных работников на фронт
и в Красную армию. Никто  точно не понимал,  зачем, собственно, нужны особые
партийные  организации, когда  рядом  имеются  официальные органы  советской
диктатуры,  не  просто  возглавляемые  большевиками, но и  вообще фактически
только из них состоящие и обладающие "всей  полнотой революционной власти на
местах".  Шел  стихийный  процесс  слияния,  политически  руководящая   роль
неизменно   оказывалась   в   руках  организаций  советских,  а  организации
партийные, поскольку они сохранялись, превращались в органы вспомогательные.
     В провинции,  где сил у коммунистов было относительно меньше, положение
партийных организаций было  особенно плохим. Отмирание организаций  было еще
наименьшим  злом.  С  точки  зрения  коммунистической,   много  худшим  было
положение,  в некоторых из таких мест,  где партийные организации продолжали
существовать, противопоставляя себя органам советским. В  таких случаях, как
сообщили  делегаты на Восьмом съезде  партии (март 1919 г.  ),  в  них часто
"набивалась   всякая   дрянь"   (слова   Осинского),   которая   не   только
"безобразничала  и  вела  баши-бузукскую  политику"  (слова  Ленина),  но  и
предавалась  "разгулу,  взяточничеству,  разбою"  (слова  Ногина),  так  что
заезжавшие  туда представители центра  порою  должны были  жалеть, что  в их
распоряжении  нет  арестантских  вагонов,  чтобы  отправлять в  Москву целые
партийные комитеты (слова Сосновского)30.
     Партия в тот период  фактически не имела и организации центральной.  На
том  же Восьмом съезде  было  установлено, что в  течение  всего  1918 г., с
момента переселения правительства в Москву и до съезда Советов в декабре, не
было  ни  одного  собрания ЦК партии,  и  все решения за ЦК принимали вдвоем
Ленин со Свердловым, из которых первый тогда был председателем Совнаркома, а
второй  --  председателем ВЦИК-  Само  собою разумеется,  что все  заявления
такого центра партии полностью  поддерживали и покрывали политику советского
правительства. Никакого намека на расхождение между политикой  правительства
и политикой партии и быть не могло.



     Вся организационная работа партийного центра  в тот период держалась на
Свердлове,  равно  как  на  нем  же   держалось  и  центральное  руководство
строительством  общего  советского  аппарата диктатуры. Он  был, несомненно,
талантливым организатором, с  огромной  энергией и  инициативой,  с  умением
разбираться в людях и ориентироваться в обстановке, но организатором старого
типа, как он  сложился в революционном подполье,  и в практику революциоиных
лет  переносил дореволюционные навыки  и  приемы.  Он  не  любил официальных
протоколов,   стенограмм  и   канцелярского   делопроизводства.   Со   всеми
мало-мальски  крупными партийными (а следовательно и  советскими) деятелями,
когда они попадали в Москву, Свердлов старался  встречаться лично, лично  от
них  узнавая  о  положении  на местах,  лично  давая  им  устные  инструкции
относительно дальнейшего. Многих из них он знал по дореволюционным временам,
встречался с ними  на работе в подполье, в тюрьмах, которых в  его биографии
было очень много, на этапах
     Эти воспоминания не могли не  вносить оттенка личной близости в деловые
партийные  разговоры,  а  феноменальная  память  позволяла  ему  держать  их
содержание  в голове, лишь изредка делая ему одному понятные отметки в своей
записной книжке.  Память  об  этой  записной книжке  Свердлова сохранилась в
летописях большевистской  партии как память о документе, который лучше всего
характеризует  примитивно-патриархальные  отношения  того  "доброго  старого
времени", когда столь многое строилось на базе личного  энтузиазма и личного
доверия.
     Смерть Свердлова  в  марте  1919 г. стала датой конца того  периода  --
свердловского  периода --  внутрипартийных  отношений. Новому  секретарю ЦК,
избранному на место Свердлова (им был Н. Н. Крестинский), пришлось не только
ликвидировать  многое  из этих патриархальных отношений (у него не было  тех
обширных личных связей,  которые так помогали Свердлову), но и уделить много
внимания  разработке  нового   устава   партии,   приспособленного  к  новой
обстановке. В процессе работы  над этим уставом и были  намечены  основы той
новой  концепции  общей роли партии и ее  отношений  с  советским аппаратом,
которая, постепенно оформляясь, вскоре стала официальной концепцией партии.
     В основу этой новой концепции было положено  два принципа, взаимно друг
друга   дополнявших:   первый   устанавливал   необходимость   обособленного
существования  партийных организаций от  организаций общесоветских  и строго
оформленного их функционирования сверху до самого низа, а второй требовал от
всех коммунистов, работающих в  советских правительственных органах, включая
и  самые  высшие,  полного  подчинения  решениям  соответствующих  партийных
организаций.



     "Во всех  советских  организациях,  --  гласила  специальная  резолюция
Восьмого  съезда  партии,  --  абсолютно  необходимо  образование  партийных
фракций, строжайше подчиняющихся партийной дисциплине".
     Устав партии, принятый Восьмой партийной конференцией  (декабрь 1919 г.
), закреплял и конкретизировал это решение:
     "Фракции,  независимо от их значения, целиком подчинены партии. По всем
вопросам, по которым существует  законное решение соответствующей  партийной
организации,  фракции обязаны строго  и  неуклонно держаться  этих  решений.
Комитет имеет право ввести в состав фракции и отозвать из нее  любого члена,
обязательно извещая фракцию о причинах подобной меры.
     В вопросах своей внутренней жизни и текущей работы фракция автономна. В
случае  существенного  разногласия между партийным  комитетом  и  фракцией в
каком-либо  вопросе, входящем  в  ее  компетенцию, комитет  обязан  вторично
рассмотреть  этот вопрос с  представителями фракции  и принять  окончательно
решение, подлежащее немедленному исполнению со стороны фракции.
     На все важнейшие должности в том учреждении или организации, в  которых
работает фракция, кандидаты намечаются фракцией совместно  с соответствующей
партийной организацией.
     Таким  же  порядком  производится и  перемещение  с  одной должности на
другую"31.
     Принцип примата партийной организации над всеми другими организациями и
органами советского  государства уже  в этих  решениях, принятых  в 1919 г.,
нашел вполне отчетливое выражение. А его последовательное применение в жизни
необходимо приводило  к  установлению  диктатуры партийных  коммунистических
организаций над всем  аппаратом советского государства.  Именно